Czytaj książkę: «Звуки города»
Научный сотрудник музея Александр Григорьевич, пятидесятилетний петербуржец, известный рассказами о родном городе, в которых самым неожиданным образом переплетались судьбы выдающихся личностей и вымышленных героев, считал себя счастливым человеком.
В его блестящих тёмных глазах и улыбке, немного стеснительной, были приветливость и сочувствие людям, которым не так интересно жить, как ему.
Литературный дар мог бы принести Александру Григорьевичу более широкое признание, если бы предпринимал он для этого, хоть, какие-то усилия, но сочинитель полагался на время и удачу, ибо более всего дорожил покоем и внутренней гармонией.
Опера – страсть историка откликалась в его душе то арией герцога из «Риголетто» в исполнении Лучано Паваротти, то каватиной Фигаро Хворостовского. Молитву "Ave Maria" Шуберта возносил к небу Марио Ланца.
Иногда музыку сменяли стихи.
По Летнему саду рядом с ним брела Ахматова:
«Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград …».
Спускался по гранитным ступеням к Неве он вместе с Мандельштамом:
«Мне холодно. Прозрачная весна
В зеленый пух Петрополь одевает,
Но, как медуза, невская волна
Мне отвращенье легкое внушает…».
К воспоминаниям о древней Италии присоединялся Блок:
«Всё, что минутно, всё, что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках».
Жил Александр Григорьевич возле глади воды и это добавляло очарования окружающему миру.
Иногда, порывы западного ветра пригоняли к дому туманы и дожди, поднимали волны. Если шторм утихал, мужчина вглядывался в серо-голубую даль, парусные яхты скользили по воде, а зимой маячили на белом льду чёрные фигуры рыбаков.
– «Ни страны, ни погоста, – повторял учёный вслед за Бродским, -
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать».
Этот остров, малую родину Александра Григорьевича, петербуржцы прозвали «Васькой».
Работал он с удовольствием. На размер жалования не роптал, «доставал» деньги всевозможными способами: насвистывая любимые композиции, готовил статьи к печати, читал лекции в университете, проводил интереснейшие экскурсии по городу для особых персон из Москвы и прочих именитых гостей.
Был убеждён, что благополучие человека кроется в нём самом, а всяческие помехи этому называл «посторонним звуком».
Усомниться в собственном счастье ему пришлось, когда раздался шум техники за окном. Машины и люди в робах и касках разгромили тишину, насыпали или намыли песок, выстроили высокие дома, «подарив» Питеру нелепую улицу, углубившуюся в море. С тех пор, именно, её наблюдал мужчина из своей квартиры, да ещё платную автомагистраль с несущимися автомобилями, проложенную вдоль берега.
Чайки улетели, яхт не стало видно, исчезли стаи перелётных птиц, рыба, не выдержав грубого вмешательства в свою тихую жизнь, покинула родные воды, хилые деревца, «внедрённые» в песок, не приживались. Обещанные «Морские ворота» Питера больше смахивали на арабские города, возведённые на искусственной земле, или на американские мегаполисы.
Для Александра Григорьевича такая метаморфоза показалась не просто «посторонним звуком», а раскатом грома.
Потом случилась ещё неприятность: его милая жена, нежная хрупкая женщина, получила травму на автобусной остановке.
Они возвращались домой с премьеры оперы. После открытия нового концертного зала и второй сцены «Мариинки», толпа зрителей вокруг театра по вечерам стала обычным явлением.
Кто-то случайно толкнул супругу Александра Григорьевича, потом не удержал равновесия высокий красивый старик, кажется, итальянец, и грохнулся ей на плечо, послышался хруст. Лечение заняло несколько месяцев.
Городские власти приняли решение построить метро на Театральной площади. В связи с этим был «воздвигнут» высоченный забор, он отнял у гостей театра площадку, где они оставляли свои авто и значительно уменьшил возможности проезда.
