Czytaj książkę: «120. Мог бы еще жить», strona 3
Уил извивался между холмами и курганами, терялся в тростниках, снова появлялся, блестя на солнце. Люди держались его берегов, словно путеводной линии, за которой тянулась надежда на обетованную землю.
Когда река подходила ближе, животные сами чувствовали ее дыхание. Лошади фыркали и тревожно били копытами, волы тяжело мотали головами, натягивая веревки, а козы, звеня колокольчиками, рвались вперед. Переселенцы, спрыгивая с телег, старались направить скотину к воде, не давая ей разбежаться. А их дети – измученные жаждой мальчишки и девчонки – стоя на коленях жадно зачерпывали пригоршнями студеную воду.
В один из таких дней – когда пришло время напоить скот – среди переселенцев вновь вспыхнула ссора. Тому же самому кузнецу Федорченко показалось, что три самые бедные семьи – Симоненко, Пономаренко и Чернышевских – с целой оравой детей и исхудавшим скотом нарочно задержали очередь на водопое. Он с пренебрежением громогласно крикнул в их сторону:
– Вы как вши на наши здоровые головы! Пьете нашу кровушку, да еще и нас задерживаете!
Кто-то из обозных поддакнул:
– Развели на беду нам тут свою нищету…
Слово за слово – и вспыхнула обида. Эта сцена запала в сердца многих. Именно тогда зародилась горечь, которая уже в пути разделила колонну на «своих» и «чужих». С той поры на обездоленных смотрели особенно косо, сторонясь их. И в обозе они плелись обособленно, самыми последними, будто отделенные от прочих невидимой чертой обиды и унижения…
Когда-то река изменила свое направление. Уил внезапно свернул на север, сделав крутой изгиб среди степных просторов. Колонна переселенцев подошла к месту, где дорога упиралась прямо в воду. Здесь природа сама, словно смилостивившись, подготовила для них спасение – мелкий брод.
Холодная вода, весело журча, покрывала колеса повозок почти до самых осей, но дно оказалось твердым, крепким, устланным тонким слоем песка. Не теряя времени, люди направили повозки вброд: лошади и волы уверенно ступали по надежному грунту, а тяжело нагруженные телеги неторопливо покачивались на потоке. За короткое время вся колонна, без потерь и суеты, перебралась на другой берег.
Люди радостно стряхивали с одежды воду и песок, отжимали подолы, поправляли узлы. Лошади фыркали, отряхиваясь, и тянули морды к людям в поисках ласки. Переселенцы гладили мокрые шеи верных животных, благодарно похлопывая их по бокам. Где-то в колонне засмеялся мальчишка, радуясь, что тяжелая вода не утащила их в свою студеную глубину. Впервые за долгие недели усталость на лицах сменилась светлой улыбкой: трудный путь продолжался, но последний водный рубеж наконец-то остался позади.
Согласно выданному им предписанию – на основании указа министра П.А. Столыпина, – переселенцам надлежало поселиться вблизи одной из многочисленных станций Оренбургско-Ташкентской железной дороги. Аккемир находился в Иргизском уезде Тургайской области Российской империи.
Пункт предписания встретил их глухим скрипом деревянного перрона, пронзительным ветром с равнин и запахом степной пыли. Навстречу им вышел сам мастер и управляющий станцией – Нурлан Исенгалиев. В своем треснувшем пенсне, полувоенном коротком кителе с начищенными медными пуговицами он выглядел почти комично: словно герой старого анекдота о строгом чиновнике на краю света. Но за этой внешней несуразностью скрывался человек умный и деловитый. Исенгалиев свободно и чисто говорил по-русски, без акцента, чем немало удивил переселенцев. Он деловито пересчитал людей, окинул их строгим взглядом из-под щербатого пенсне и без лишних разговоров повел колонну вдоль берега Илека – к югу от станции.
– У нас, в Аккемире, свободных мест для переселенцев уже нет, – посетовал он на ходу и вслух, не оборачиваясь, будто говорил не столько людям, сколько самому себе.
Несколько километров – и там, где река лениво изгибалась среди холмов, Нурлан остановился, махнул рукой в сторону просторных степных перелесков и коротко сказал:
– Осваивайтесь здесь. Земля хорошая. И вода рядом.
Не ожидая благодарностей, развернулся и поскакал обратно к станции, оставив их стоять посреди новой жизни – среди ветра, трав и бескрайнего неба.
