Czytaj książkę: «Удивительный Китай»
О чем мы на самом деле думаем, когда думаем о Китае?
В Китае я прожила 12 лет. Вроде бы и много, но достаточно ли для того, чтобы понять страну и людей, постигнуть китайскую душу – такую же загадочную, непонятную и таинственную, как любая другая чужая душа? Иногда мне кажется, что если я и не знаю о Китае все, то точно его понимаю. А иногда кажется, что как будто и не жила там: китайская душа так и осталась потемками.
Все эти годы я много писала о Китае – статей, заметок, мы снимали телевизионные репортажи и документальные фильмы. Я хотела рассказать о том Китае, который узнала и полюбила. Мне было важно разрушить стереотипы, потому что мои собственные разбивались с оглушительным грохотом. Мне все еще хочется именно этого – избавлять от стереотипов, хотя многие живучи, а некоторые правдивы.
На мой восьмой год в Китае я попросила своих читателей, друзей и знакомых написать о том, какие ассоциации вызывает у них слово «Китай», что первым приходит в голову, когда они слышат название этой страны. Я хотела понять, как сильно на нас влияют привычные шаблоны, потому что постоянно сталкиваюсь с дремучими стереотипами в отношении Китая. Я устала отвечать на вопрос, наелись ли китайцы досыта или по-прежнему питаются собаками. (Ответ: наелись, но собаками все же, бывает, питаются – одно не противоречит другому). Я устала объяснять, что современный Китай – это вовсе не горсточка риса и Мао портрет (хотя и рис, и портрет Мао Цзэдуна имеют место). Потому что очень часто, когда в дискуссии спрашиваю: «А когда вы в последний раз были в Китае?», мне отвечают: «Не был, и не собираюсь, и так знаю, что страна отсталая». Непробиваемый аргумент. А вот мои друзья, в первый раз попавшие в Шанхай в 2003 году, были так ошеломлены, что только и смогли вымолвить: «Мы отстали от них навсегда».
С чего можно начать словарь, построенный на ассоциациях людей, никогда не бывавших в Китае или бывавших одну короткую неделю? Начнем, пожалуй, с буквы М – мне кажется, что правильнее всего начать с самой распространенной ассоциации. Вот как о ней написала Галина Ю.: «Читаю сейчас Вербера «День муравья». Так вот, Китай и китайцы напоминают мне муравейник и муравьев. Такие же маленькие, трудолюбивые, многочисленные, со своим менталитетом, жесткой дисциплиной и древней цивилизацией. А еще – вызывающие чувство опасности. Видимо, потому, что я их не знаю, а их слишком много, и они очень напористые». Ей вторит Дмитрий О., определяющий Китай двумя словами: «Муравьиный коммунизм».
Этой ассоциации много десятилетий. Образ массы людей, одетых в бесполые синие или серые костюмы, шагающих через проходные многочисленных фабрик и заводов, прочно засел в нашем сознании. Вроде и одеваются китайцы сейчас разнообразнее, и лицами повеселели, но нас не проведешь: однажды решили, что муравейник, – значит муравейник навсегда. И хотя я противник шаблонов и любитель развенчивать стереотипы, должна признать: в этой ассоциации много правды.
Как утверждают энциклопедии, муравьи распространены по всему миру, за исключением Антарктиды. У Китая и в Антарктиде есть научно-исследовательская станция, называется «Чанчэн» (Великая стена – кстати, это вторая по распространенности ассоциация с Китаем). Муравьи – и это удивительный факт – составляют от 10 до 25 % всей наземной биомассы нашей планеты. Из 7 миллиардов землян китайцев 1,3 миллиарда – почти 19 %: вполне сопоставимая цифра.
Муравьи, если вы вдруг не в курсе, считаются «наиболее эволюционно продвинутым семейством насекомых», а их «успех во многих средах обитания обусловлен социальной организацией и способностью изменять место обитания и использовать разнообразные ресурсы». Если во второй части изменить слово «муравьи» на «китайцы», смысл останется прежним. За тысячелетия китайцы научились выживать в любых условиях, по моему глубокому убеждению, это вечный народ (кстати, такую ассоциацию тоже прислали). Китайцы выживают в любом климате, при любом политическом строе, в войну и мир. Испытания делают их сильнее и злее, мирные победы кружат голову – именно это произошло после грандиозного успеха летней Олимпиады 2008 года в Пекине и ЭКСПО-2010 в Шанхае. Зимняя Олимпиада 2022 года снова пройдет в Пекине, и снова, я в этом уверена, будет головокружение от успеха. Потому что и успех будет, в этом я не сомневаюсь, несмотря на сложную эпидемиологическую обстановку в мире. Сегодня значительная часть китайцев убеждена, что, как и муравьи, они «наиболее эволюционно продвинуты». Я, как и многие мои коллеги, с которым мы активно обсуждали эту тему, смотрю на это с опаской: чувство собственного превосходства маленькой нации вызывает улыбку, большой – тревогу.
Светлана С. говорит, что когда думает о Китае, представляет себе «масштабность, терпение, умение ждать веками, многомиллионную армию одетых в одинаковое людей, семейственность». Насчет армии работников (или армии муравьев-тружеников, если вам так больше нравится) пишут многие: «Много работают, наполнили всю землю…», «Много и тяжело работающая дешевая рабочая сила», «Очень трудолюбивый народ… Респект».
Знаете, по моим многолетним наблюдениям, любовь китайцев к труду – один из самых распространенных мифов. На самом деле, если есть возможность не работать, китаец не работает. Другой вопрос, что в Китае поговорка «кто не работает, тот не ест» – суровая правда в самом прямом смысле. Именно потому, что их так много, конкуренция беспощадна, и если у тебя нет работы, то и ничего нет – ни семьи, ни детей: чтобы жениться, надо дом иметь, а заработать его – не самая простая задача. А вот без детей совсем плохо: как предкам в глаза смотреть, если род не продолжил? Так что работа для китайца во многом – действительно смысл жизни. Но в значительной степени – вынужденный.
Ирина Б., когда-то побывшая в Китае, пишет: «Так как моя мама наполовину китаянка, мне было безумно интересно.
Мама рассказывала, да я и сама вижу, насколько китайцы терпеливы, трудолюбивы, трудоспособны и простодушны. Когда мы ходили на рынок, то видели продавцов только в двух состояниях – едящими или спящими». Едящими – потому что это главная радость в жизни, поесть китайцы очень любят, а спящими – потому что устают сильно и используют любую возможность отдохнуть. Способность китайцев засыпать крепким младенческим сном на самых неподходящих поверхностях не перестает удивлять. Много раз видела, как они кладут голову на бордюр, размещаясь прямо на асфальте в теплое время года.
Иностранцы, которые приезжают в Китай не «посмотреть», а пожить, делятся как минимум на две категории: которые хотели и готовились, и те, у которых «так получилось». Те, кто стремились, читали книги об истории и традициях, уверялись в наличии сакрального знания, по приезду хотят скорее побывать в Тибете или – в крайнем, конечно, случае – в Шаолине. Их легко узнать по выражению лица «не верю!» (в свое счастье, неужели я действительно здесь?). Некоторые умудряются сохранить это выражение удивления и еще более удивленное отношение к Китаю на год, два и даже дольше, но таких меньшинство, и спустя несколько лет выглядят они… скажем так, странно. Вот не далее как пару дней назад одна молодая женщина из Беларуси сказала мне: «Я уже два года живу в Шанхае и не перестаю испытывать оргазм от этого города». Я ей по-доброму позавидовала – мой восторг от Китая длился примерно столько же, и я успела за это время написать свою первую книгу «Поднебесная страна». Тот восторг, признаться, выветрился, но Китай – бурный, разнообразный, стремительный, устремленный, ленивый, непонятный, сложный – этот Китай остался. И сегодня для меня загадок в нем не меньше (если не больше), чем когда я приехала сюда много лет назад. Можно ли привыкнуть к жизни здесь? В бытовом плане – несомненно, потому что жизнь эта удобна и приятна. Но ведь не только быт определяет счастье. А вот ко всем остальным аспектам местной жизни привыкнуть и приспособиться куда труднее. Хотя бы потому, что здесь мы, иностранцы, никогда не станем своими – лицо выдаст. Да, конечно, и в Европе или Штатах приезжему стать своим очень сложно. Но здесь это просто невозможно.
Может быть, именно поэтому я из года в год наблюдаю круговорот иностранцев: одни приехали – в восторге – другие подустали – «жизнь дорожает на глазах!» – третьи устали настолько, что лихорадочно пакуют чемоданы, приговаривая «никогда больше!» Но большинство сходятся во мнении, что «лучшие времена» для иностранцев в Китае прошли и, скорее всего, безвозвратно. Пандемия коронавируса не стала их причиной, но ускорила многие процессы. С одной стороны, Поднебесная закрылась от внешнего мира (о, здесь умеют строить стены!), с другой, к иностранцам стали относиться с подозрением: пропаганда работает на полную мощь, сообщая, сколько случаев ковида привез каждый самолет. О том, что большинство этих случаев – граждане КНР, умалчивают (о, китайцы знают толк в пропаганде).
Иногда Китай кажется мне испытанием – себя на прочность, дружеских связей на выдержку. Мы можем закалиться, обрести не подверженную никаким погодам веру в себя и хитроватый китайский прищур, станем с иронией смотреть на окружающий мир и свое отражение в зеркале, писать друзьям письма с полунамеками и недомолвками, не покупать все «слишком китайское» и разучимся пить черный чай, заменив его зеленым. Или будем страдать от обилия китайских лиц на улицах, непонимания языков и нравов. Но и при том, и при другом развитии событий дело только в нас самих. И в выборе, который мы совершаем каждый день. И в круговороте, в который окунаемся. И из которого выходим обновленными – как правило.
В этой книге мы будем разбираться с загадками, стереотипами и делать открытия. Я расскажу о том, что это за удивительный опыт – жить в Китае иностранцем. Это значит постоянно слышать за спиной шушуканье «Лаовай, лаовай!» и быть готовым к тому, что это звание (совсем, между прочим, не почетное) с собой несет – желание прикоснуться, поговорить и обсчитать. Добро пожаловать в Китай, который я узнала и полюбила!
Мы у них
Блондинка в Пекине. Всегда приключение
Никогда не стать своим
Когда долго живешь в Китае, с завидной регулярностью читаешь в газетах и журналах материалы на одну и ту же тему – как правило, восторженные и удивленные. Тема, восторг и удивление – категория постоянная, имя автора (всегда иностранца) меняется. Все понятно: новенький. Я тоже помню, с каким трепетом встречала свой первый праздник Середины осени и не могла понять, почему некий иностранец написал в газете, что вопрос юебинов (это так лунные пряники называются, которые положено в этот праздник есть) на самом деле волнует только в первый год в Китае. Но на второй год, а уже тем более на третий и остальные, оказалось, что он был прав: вот ПРАЗДНИК Середины осени, вот повсюду юебины, а мне до них и дела нет – даже не попробовала. Хотя, признаться, само событие не пропускаю: в праздничную ночь Луна действительно самая красивая в году, и я понимаю китайцев, которые уже пару тысячелетий собираются вместе, чтобы полюбоваться ночной красавицей. Мы тоже любовались – собрались у друзей на балконе и высматривали Луну. Небо было все в тучах, и казалось, что в этом году мы останемся без бодрящего лунного света. Но нет: вышла красавица, пробилась. Радость. Вам это, может быть, покажется наивным и излишне сентиментальным, но это так: все мы становимся сентиментальнее. С годами, прожитыми вообще, и с годами, прожитыми вне исторического дома.
Может быть, поэтому иностранцев, живущих в Китае, хоть и много (счет идет на сотни тысяч), но большинство после нескольких лет разъезжаются по свету дальше – кто-то возвращается на родину, кто-то перемещается в другую страну. Мы все больше становимся похожими на кочевников, не способных подолгу задерживаться на одном месте – все время спешим, все время боимся что-то пропустить, куда-то опоздать…
«Самая востребованная профессия современности – эмигрант», – говорит со знанием дела мой приятель Луис Кастанеда: он много лет живет в Майами, как и большинство кубинцев, ускользнувших с родины. В том, что он именно «ускользнул», я не сомневаюсь: за годы нашего знакомства он так и не признался, как оказался в США. Но постоянно печалится о том, что практически весь его пленочный фотоархив, а он знаменитый фотограф, остался на родине, которую он, приближающийся к восьмидесяти, уже не надеется увидеть. Грустит? Конечно. Но у него принципиальные разногласия с братьями Кастро и теми, кто пришел после них, поэтому он одиночкой живет в Майами, говорит, что терпеть не может и этот город, и приютившую его страну, но менять уже ничего не будет: поздно. Луису я сочувствую, но насчет профессиональных эмигрантов не соглашаюсь.
На мой взгляд, эмиграция в своем классическом виде – со сменой гражданства и невозможностью вернуться на родину – дело пусть и не далекого, но прошлого. Сейчас востребована совсем другая форма, когда люди считают себя не эмигрантами, а экспатами – теми, кто живет за пределами исторической родины. Гражданство обычно не меняют, а просто живут там, где интереснее и легче заработать. Практически все мои пекинские друзья – экспаты. На вопрос: «Вы здесь надолго?» никто не отвечает, что навсегда. Говорят: «Пока не знаем» или «Как с бизнесом дела пойдут», и живут десятилетиями, покупают дома, машины и квартиры, учат детей в иностранных школах, но при этом даже не пытаются влиться в местную среду (хотя языком владеют почти все) или почувствовать себя частью страны, в которой живут.
Случается, все же уезжают. Может быть, устают от состояния временности. Одни знакомые уехали в Новую Зеландию – и стали-таки профессиональными эмигрантами, по чисто экономическим причинам: жить там, говорят, лучше. Но это только если есть хорошая работа. Потому как если работы нет, то и источников существования тоже нет, а в этом случае никакие красоты нетронутой природы тебя не вдохновляют. Другая пара вернулась домой в Москву – главу семейства, талантливого программиста и организатора, взяли на работу в «Майкрософт»: зарплата высокая, условия жизни прекрасные, к тому же родной город.
До этого прожили десять лет в Венгрии и почти четыре года в Китае. Проводили домой в Киев семейную пару, покинувшую Пекин после 18 лет проживания. Они были первыми, кто почувствовал: условия для ведения бизнеса ухудшаются, зарабатывать, как раньше, иностранцу уже невозможно, а жизнь на съемной квартире, когда в Киеве пустует собственный дом (построенный на заработанные в Китае деньги) стала не только утомлять, но и раздражать. Так что в основе жизни экспатов – все-таки деньги. И рыба ищет, где глубже, и человек, где лучше. Обычная история.
Русскоязычные китайские экспаты, как мне кажется, отличаются от тех, кто живет в Лондоне или, например, в Чехии. На улицах Карловых Вар тебя легко (и отборно по-русски) обхамят на парковке, в Пекине это немыслимо. Я все думала – почему? И, кажется, нашла ответ.
Большинство пекинских русскоязычных экспатов (сотрудников посольств и прочих государственных учреждений в расчет не берем) из разряда людей, самих себя сделавших. Они приехали из городов российского Дальнего Востока, имея в качестве стартового капитала желание заработать и (часто, но не всегда) знание китайского языка. Многие начинали бизнес в чужой стране с нуля и все, что у них есть сегодня, заработали сами. Как, кстати, и многие нынешние китайские миллионеры, поднявшиеся на волне реформ и экономической свободы. Лет 25–30 назад, когда большинство русскоязычных начинали свой бизнес в Китае, рынок был почти пуст, и на одном чартерном рейсе, который перевозил челноков с закупленным товаром из Тяньцзиня в Киев, можно было заработать по-настоящему много. С тех по ситуация сильно изменилась, но отношения между людьми сохранились.
Принцип экстерриториальности – большое преимущество. Он дает ощущение свободы и возможности жить, как хочется. И даже если это только иллюзия, многим она по вкусу.
