Czytaj książkę: «ДОМ 2121»

Дом

Кам стояла в нескольких шагах от окна, запивая принятую «эйфорию» вином прямо из кувшина, и смотрела на полную Луну. Подумалось, что безмолвный лик, обращенный на них многие тысячелетия, наблюдает и ждёт. Ждёт, когда человечество сметёт с лица планеты, как смело когда-то всё, что было на месте Сектора. Жизнь ещё цеплялась за эти земли остатками общества, одичавшего, первобытного. Если бы в одночасье наместники свернули свои резиденции, полуголодные низведенные до состояния скота аборигены растоптали бы своих надзирателей, а потом истребили и друг друга. Вздрогнув, она отвела глаза от безразличного холодного диска. Взгляд скользнул вниз на голубоватую, в лунном свете, вершину пирамиды. Казалось, между исполинской рукотворной горой, светившейся отраженным светом, и Луной есть связь, энергия смерти бьет лучом в вершину, струится вниз по ребрам и сторонам, расползается мерцающим туманом всё дальше, умерщвляя Сектор, а за ним и всю планету. И, словно в продолжение её мыслей, в тишине раздался крик, сорвавшийся на визг. Кричал мужчина – она не сомневалась, но в этом крике было больше животного, чем человеческого. Жертву разрывали на части. Она застыла в оцепенении, когда в покои ворвался брат, закрыл ставни и наглухо задернул тяжелые шторы.

– иди в спальню и не смей подходить к окнам, – сказал он на родном языке, даже не заметив кувшина с вином в её руках.

Выходя, он столкнулся с отцом.

– Не подходите к окнам, – рявкнул он.

– Что там происходит? – спросила Кам.

– Казнь.

– Надо выйти и сказать, что здесь люди, – предложил брат.

– Лучше оставаться внутри. Здесь нас терпят

– Как и дома, отец.

Они переглянулись и молча вышли.

Глава 1

Вертлявая миловидная брюнетка сидела в кресле нога на ногу, нетерпеливо подергивая остроносой туфелькой, потягивала ароматную сигаретку, запивая сладкий дым горячим кофе.

–Ты в курсе какими активами владеет твой папочка, Кирюш? – с усмешкой спросила Камилла.

Кирилл равнодушно хмыкнул.

– Что ты делал вчера вечером? – Молчание снова. – А позавчера?

– То же, что и вчера, – отозвался Кирилл, не желая вдаваться в подробности, которые Камилла, скорее всего итак знала.

– Ты решил, чем займешься, когда получишь свой диплом?

– Миллка, мне не за чем заниматься хоть чем-нибудь, кроме того, чем я уже занимаюсь. Это, наверное, должно быть грустно, но грустить мне некогда. А в компании и без меня есть, кому помогать папаше, – не без раздражения от понимания этого факта, процедил он последние слова сквозь зубы и глядя в пол.

– Ты должен работать на отца. Должен демонстративно изобразить, что для тебя это важно, – вспыхнула девушка, – притворись, если на то пошло.

   Камилла, когда хотела доказать свою правоту, становилась похожа на диковатую торговку. Хотя и не лишенную привлекательности. Со своими пухлыми черешнями губ, и черными блестящими углями огромных глаз. Её немного портил крупноватый для миниатюрного личика нос. Она знала об этом, но отец не допускал даже мысли о том, что она исправит эту природную несправедливость, признак принадлежности породе. Что было проку от этой «семейной реликвии» представительнице не первого поколения, живущего вне Сектора и страстно желающей иметь любовником какого-нибудь местного красавца.  Всё, что официально было не запрещено трогать мед модуляторам, Кам уже подправила с молчаливого согласия главы семейства и по протекции матери, понимавшей её подростковые страдания. Всё, что было скрыто от глаз родителей и не предполагалось к их обозрению никогда, она тоже подправила к своему двадцатилетию.

Вне семьи с ней могли спорить ещё друзья, только они и были ей ровней, остальные выстилались ковром, стремились предугадать её желания, встречали и провожали мягкой, заискивающей улыбкой.

У Кирилла с окружающим миром отношения выстраивались таким же образом. Разрешалось ему много больше. Правильнее сказать, ему можно было абсолютно всё. Иногда, казалось, его останавливал инстинкт самосохранения и, в некоторых случаях, брезгливость – до многого предстояло ещё «дорасти» морально.

– У Криса день рождения на следующей неделе, – ответил Кирилл, – мы полетим отмечать на пару недель, а потом приеду и сориентируюсь. Не доставай нравоучениями, Миллка?

– а что ты будешь делать после диплома? – спросил почти облаченный в чрезвычайно модный костюм Кирилл.

– Я думаю год поработать в немецком отделении – отозвалась девушка.

– Клерк из тебя не очень, что ты будешь там делать год?

– У меня будет возможность понять, как работает весь бизнес нашей семьи, – ответила Камилла, – много развелось вокруг отца услужливых мальчиков и девочек из коренных. А твоему папе уже шестьдесят пять, кстати, и он тоже не вечный.

– Послушай, Кам, у нас этот вопрос уже решён. Мы все понимаем, кто и сколько получит в компании, и я, и мать. Все и так имеют свои кормушки. У мамы свой бизнес. Ты же знаешь.

– Ты шутишь, – вскинула брови девушка, – пара забегаловок и магазин брюликов сомнительного происхождения в Париже, и ты думаешь – это приносит какой-то ощутимый, для вашей семьи, доход?

– Знаешь, я не думал об этом. Поехали, съедим что-нибудь, – отозвался модный юнец.

Они спустились в слабоосвещенный холл особняка. Крупные тяжелые глянцево-отполированные мраморные плиты, придавали ему угрюмого величия и делали похожим на склеп, хотя особняк на восемь квартир был построен не так давно и специально для нескольких избранных отпрысков из богатейших семей некоренных. Детишки вели себя слишком шумно, чтобы жить вперемежку с более зрелыми богачами. А хлопотливые родители всё же предпочитали держать молодняк под присмотром и строили подобные гнёзда для юных кровопийц. В то же время убранство таких мест было призвано приучить их к исключительной значимости собственных персон.

Нетерпеливый метроном тонких серебряных каблучков Камиллы отбил несколько шагов в направлении выхода и стал в ожидании. Кирилл замешкался в лифте, прилаживая на себе ремень с золотой пряжкой, державший полупрозрачные обтягивающие джинсы с золотыми же задними карманами на тонком флегматичном теле. А левое плечо курточки из крокодила украшал эполет с россыпью драгоценных камней. Камилла, как, впрочем, и Кирилл, никуда не спешила. За всю свою непродолжительную жизнь они никуда и никогда не спешили – весь мир, который они знали, вращался вокруг них.

Кирилл догнал подругу у выхода, тронул её за локоть. Кам смерила его ироничным взглядом.

– Вот за это они нас и ненавидят, – бросила она, со вздохом и накинула хиджаб, провела ладонями вниз по бедрам, туго обтянутым платьем. Она была одета по-вечернему и скорее походила на дорогую содержанку, чем на папину дочку, но именно так она и хотела выглядеть. В ней говорил то ли дух противоречия, то ли потаённое желание грешить.

Яхто-подобный роллс-ройс прошелестел огромными ходовыми сферами по мелкой щебенке к каменному причалу фасада именно в тот момент, когда друзья показались на лестнице, ведущей из мраморного холла. Яхтмобиль замер. Дверь призывно открылась – друзья не шелохнулись. Здоровенный детина Жак в форменной фуражке с гербом отцовской корпорации на кокарде мгновенно и бесшумно оказался с пассажирской стороны и услужливо приоткрыл дверь чуть шире. Камилла молча скользнула в кожано-замшевую кремовую утробу лимузина, Кирилл сел следом. В салоне уже работал трёхмерник, скучным голосом озвучивая иероглифы биржевых сводок. Устроившись, Кирилл раздражённо нырнул рукой под диван сиденья и поверх изображения диктора из новостей наложилось другое, с куда более веселыми картинками вечеринок, модных показов и нескончаемой рекламы джойнт-колы. Звук этой картинки перекрывал биржевые новости.

– Что-то новое? – спросила Камилла

– Папа хочет, чтобы я погружался в его мир, поэтому новости отключить не могу – они крутятся нон-стоп, но заглушить кое-как получается, – смешливо заметил он.

– Что тебе смешно? Для разнообразия слушай – запомнишь умные словечки

– Для разнообразия, – пошловато усмехнулся он, – ты видела мой шкафчик с подружками? А для этой скуки есть специальные люди.

– А если эти люди окажутся умнее, чем ты думаешь? – спросила Камилла, выжидающе приподняв бровь.

– Даже, если они окажутся умнее моего ОТЦА, – выделил Кирилл, – в чём я сильно сомневаюсь, полный контроль всей своры окажется у меня в то же мгновение, когда и если сервер в штабе потеряет отцовский сигнал. Сразу! Мгновенно! Этот протокол запущен с моего 15-ти летия.

– У нас так же, однако, я знаю, что папа и брат собирались придумать ещё что-то. Они говорят, что мы все здесь под колпаком, – нахмурившись, заметила она.

Приятный молодой женский голос прервал её: – этот кашемир обнимет вашу шею, как нежная одиннадцатилетняя девочка и вы никогда не захотите расставаться… ролик свернулся.

– Странно, – задумчиво произнесла девушка

– Что странно? – отозвался Кирилл

– В авто моего папы эта реклама звучит иначе – там говорится о мальчике.

– Мы предпочитаем одну марку теплой одежды, – бросил безразлично Кирюша

Кам покосилась на него, но промолчала.

– Вот вы где! – объемно прозвучало в салоне яхты.

– Я не заметил, чтобы нажимал ответ на вызов, – поморщился Кирюша.

– Прошу простить, – без тени сожаления, прервав Кирилла на полуслове, отозвался девичий голос с подчеркнутым французским акцентом, – ваш отец настоятельно велел вам посетить штаб-квартиру. Приехать желательно сегодня. А в ближайшие два дня вам предстоит деловая поездка. Так же, Сергей Петрович просил передать, что вы не виделись уже три месяца.

– А почему он сам не позвонил, – недоумённо спросил Кирилл

– К сожалению, он не дал мне разъяснений, – язвительно ответил воздух вокруг, – знаю только, что он чрезвычайно занят в эти дни.

Тем временем яхтмобиль подкатил к ресторану.

– Пошли есть, – с досадой сказал сбитый с толку юноша и раздраженно отключил связь, проигнорировав прозвучавшее в воздухе задорное – «до встречи, мсье!»

В ресторане не было незнакомых лиц. Вся молодая поросль, все сливки их замкнутого общества завтракали здесь. Это был лучший ресторан из доступных вблизи района мраморных склепов. Поэтому обычно к полудню большая часть столиков была занята. Все дорогие птички – мальчики и девочки энергично общались, улыбаясь друг дружке.

– Вон Марик, пойдём, – сказала Миллка.

– Твой Марик, напился, нанюхался и лез ко мне целоваться в «Свине» на прошлой неделе. Жак его отгонял от меня – угрюмо отвечал Кирюша, – он не в курсе, что я не из их тусовки?

– Видел бы ты себя в лифте, – хихикнула Миллка, – будешь губы дуть – точно решит, что из их. Идём.

Здание штаб-квартиры в ЛаДефанс, распластанное на берегу Сены, с высоты птичьего полета походило на каракатицу с вытянутыми в сторону реки щупальцами. Свои так его и окрестили. На обращенной к Жан Жорес голове каракатицы располагалась надпись огромными графитовыми буквами actifs combinés du secteur industriel. ¹ С тыльной стороны надписи бетонная стена подсвечивалась бледно-голубым – буквы эффектно парили на фоне освещенной серой величественной стены.

У Кирилла этот комплекс зданий вызывал неприятные эмоции, он не был похож на стандартные корпоративные стекляшки – скорее на логово. На подступах аккуратно подстриженный, хорошо просматриваемый газон утыкан высокими деревьями. Гладкие стволы и ровные округлые шапки высоко вверху. Деревья казались стыдливыми бесполыми существами, готовыми скрыться в чаще леса, если б он был где-то рядом, а не выситься здесь в шахматном порядке, прикрывая зелёными верхушками голову каракатицы. Некоторые из штаб-квартир некоренных тоже походили на крепости, хотя и гораздо более скромные, чем эта.

Яхтмобиль резво въехал с Жан Жорес к центральному входу. Водитель материализовался у двери, чтобы выпустить эмбриона из недр авто. Навстречу Кириллу с распростертыми объятиями выплыл Этьен, улыбаясь не искренне широко, одними губами, лишь колючий взгляд не участвовал в улыбке. Он приветствовал прибывшего с видом радушного хозяина.

Кира всегда коробило от вида этого холеного стройного француза в подогнанном аккурат по фигуре костюме спокойного серого цвета. Кир невольно поморщился, но быстро спрятал эмоции. Конечно же, он узнал о прибытии хозяйского сынка минут за десять – система оповещения Каракатицы вела авто уже несколько километров, рассчитала возможные маршруты, соотнесла с временем суток, количеством и составом экипажа, скоростью, уровнем заряда транспорта, отсутствием алкогольно-наркотического опьянения главного седока и доложила нескольким персонам в здании о предстоящем визите.

Кирюха, предпочел бы, чтобы его встретил начальник охраны отца и отвел бродить в зал симуляций, палить по несуществующим комбатантам конкурентов в несуществующих землях, а потом в кафетерий – объедаться мороженым и фруктами, названия которых он даже не пытался запоминать, как бывало ещё лет пять назад. Детство улетучилось, оставив воспоминания чередующихся капризных истерик и моментов короткого счастья, – их результата. Поводов ни того, ни другого он, конечно, припомнить не мог.

Подхватив Кирилла под локоток Этьен, словно провожал его в собственные владения.

– Отец не дождался вас и улетел буквально полчаса назад в Женеву.

– Почему не предупредил меня? – спросил Кирилл

– Дело срочное. Прошу не злитесь. Сергей Петрович просил меня всё объяснить вам. Замечу, что он немного расстроен тем, как вы в очередной раз устраивали свой досуг.

Кирилл поморщился,

– Тебя? Ввести в курс дела меня?

Они проследовали в недра каракатицы. Адъютант направился было в приёмную, однако Кирилл уверенной походкой, смешно потряхивая эполетом подошёл к кабинету отца, где в большом открытом пространстве хозяйничала личный секретарь главы компании. Эмма сидела перед парящим экраном, цокая хищными коготками, по подсвеченному на столе, контуру клавиатуры. Ей, не смотря на возраст, нравилась эта старомодная манера письма. Экран был прозрачен и стоящий напротив мог увидеть набранный текст. Когда Кир приблизился к столу, Эмма бестактно затемнила внешнюю сторону экрана не глядя, но понимая, кто пришёл. Подняв взгляд над экраном она очаровательно улыбнулась и поприветствовала редкого гостя:

– а, мсье Кирилл! Рада видеть вас в нашей обители скуки!

– Мсье Мамонтов, – поправил Этьен.

– Да-да, простите. Мсье Ренар, я часто слышу от Сергея Петровича имя сына и поэтому… – не стала заканчивать вялое не нужное оправдание хозяйка приёмной.

Кирилл, приблизился к двери кабинета, прикоснулся пальцами к массивной ручке. Облегченно выдохнул – замок узнал его и послушно щёлкнул – дверь отворилась. Этьен проследовал на своё привычное место и чуть было не сделал жест, позволяющий Кириллу сесть, рука уже дернулась и Кир это заметил. Это было слишком, и адъютант потупил взгляд. Кирилл устроился в центре любимого дивана, закурил…

Из разговора наследник понял, что отец, возможно, уедет со дня на день и Кириллу придётся некоторое время постоянно присутствовать в штаб-квартире. Но самое главное – перед этим ему предстоит слетать в промсектор, чтобы лично познакомиться с каждым наместником на подконтрольных компании участках. При чём, ни отец, ни Этьен, не составят ему компанию. Однако, с ним будет телохранитель военного образца – жутковатый фарш бионик с человеческой головой. Сначала они прибудут в центральный Хаб, там его должен встретить постоянный управляющий Старший наместник. Далее в ознакомительную поездку по Сектору, где он будет представлен остальным управляющим на предприятиях. Они лично обменяются коммуникационными ключами, чтобы круглосуточно поддерживать прямую шифрованную связь.

Кирилл вышел в приёмную отца. Молча указал Эмме на встроенный в стену за её спиной шкафчик. Девушка, поняв жест, с готовностью достала низкий хрустальный стакан с толстым дном. Размеренными привычными движениями она приготовила ему напиток. Рецепт был прост – виски, полкапсулы «эйфа», замороженные кубики манго. Кирилл молча принял напиток, сделал жест пальцами, чтобы Эмма отдала ему и бутылку. Девушка испытующе глянула на него. Оба знали, что отец не позволял ему перебирать с алкоголем в стенах штаб-квартиры. Кирилл не стал спорить. Он направился в парк, куда можно было попасть только через приемную или кабинет отца, где могли бывать лишь избранные персоны, с дозволения главного здесь человека. Скрытый от любопытных глаз по сторонам щупальцами каракатицы, а сверху густыми шапками деревьев, парк выходил на берег Сены. Кириллу нравилось здесь. Фасад со стороны парка украшали древние колонны и карнизы, придающие схожести с древнегреческим или римским храмом. Эти элементы не были искусственно состарены, отец приобрел их на аукционе и приволок сюда. К берегу реки вели разветвленные теряющиеся в деревьях и кустарнике насыпные тропы, вдоль которых стояли тяжёлые каменные скамьи. Казалось, – по другую сторону здания не было скоростной Жан Жорес с пролетающими по ней яхтмобилями. Ни единого звука не проникало сюда извне. Отец говорил, что научился останавливать время в парке.

Кирилл был растерян и раздосадован – отец внезапно решил распоряжаться его жизнью. Вот уже несколько лет он был абсолютно свободным человеком. Настолько, что о некоторых аспектах своей свободы он не решился бы разговаривать ни с отцом, ни с матерью. И всегда он чувствовал себя в безопасности, словно в коконе.

Мамонтов младший никогда не бывал в П-секторе. Время от времени – раз в полгода отец звал его с собой, но наследника это мало интересовало. Возить своих отпрысков в дикий край – новомодное веяние в кругу общения отца, чтобы детишки хлебнули жизни и не думали, что круассаны растут прямо на деревьях. Он слышал от приятелей о подобных экскурсиях – ничего стоящего кроме жалоб на толпы жалких аборигенов и описаний унылых пейзажей в их рассказах не было. Теперь после разговора с Ренаром ему вспоминалась болтовня Камиллы – она была в секторе дважды под присмотром отца и старшего брата. В локации Центрального Хаба, по её словам, кроме гостевых домов, нескольких ресторанов и вышек охраны по периметру, не было ничего стоящего. Весь Сектор занимал огромную территорию, населенный аборигенами, под присмотром силовых групп и наместника, стерегущих индустрию своих хозяев.

Миллка рассказывала Кириллу, что, например, спецодежда – пластиковые комбинезоны, выдаются аборигенам на 2 недели, на всю длительность вахты, и в цехах переработки сырья стоит жуткий смрад. У неё постоянно слезились глаза. Компактный фильтр в носу не спасал, а одевать респиратор на всё лицо отец запретил, приказал спрятать носовой платок и вести себя достойно, а не как избалованная принцесса. В конце смены люди ели из длинных неглубоких ванн, собираясь по десять-пятнадцать человек. Когда она покидала Сектор во второй раз, они вернулись в Центральный Хаб. Им пришлось ждать транспорт пару дней, и вечером перед отлетом, она слышала казнь человека – именно слышала.

Кирилл не проникся её эмоциональными рассказами, его забавляло, что Кам округляла глаза и искала понимания, в ответ на описываемые картины.

Он вспомнил: как-то они катались на лыжах, и Камилла сломала руку. Она упала вскрикнув. До того, как к ней подбежали друзья, девушка уже сидела на снегу. Не было ни слёз, ни истерики. Она просто ждала, когда придёт помощь. Когда её грузили в вертушку, она спокойно наблюдала за возней медиков вокруг.

Кам время от времени вспоминала об экскурсии на семейный завод и последующем эпизоде в Хабе. Кирюха слушал в полуха.

Все подробности всплывали в памяти сами собой. Теперь перспектива посетить проклятые земли пугала его. По задумке отца ему предстояло остаться за старшего на какое-то время. Несомненно, это было важно. И на этот раз отказаться не было ни единого шанса. Судя по всему, отец был раздосадован его недавними выходками в обществе и упорным нежеланием участвовать в делах компании. Кирюха давно догадывался, что отец получает достаточно полную и правдивую информацию о том, как живет его любимый и единственный отпрыск. Одна лишь реклама в авто не давала повода сомневаться, что его мальчик испортился раньше времени, не успев ни поработать, ни завести семью.

Глава 2

Язь стоял на огромной каменной глыбе и, что есть мочи, молотил полутора метровым куском бревна вдоль внешнего края камня, не прилегающего к внутренней кладке. Удары разносились по наклонной стене. Время от времени он прибегал к помощи металлического инструмента с единственной красной кнопкой сверху и парой крутилок расположенных на боку ниже. Назначения крутилок Язь не знал, да и не задумывался об этом. Если глыбу перекашивало, он откладывал бревно, брал железяку, прикладывал к месту, которое хотел выровнять, жал на кнопку и, напрягаясь всем телом, налегал на рукоятки. С тяжелым угрожающим гулом инструмент изрыгал удар, вибрация через босые ноги мгновенно взлетала по хребту до макушки. По всему телу бежали муращки – Язю нравилось. В какой-то момент он будто впал в транс и так разошелся, что удары бревна стали расходиться звуковыми волнами во все стороны. На него опасливо поглядывали с разных концов склона. Старик, привязавшийся к Язю некоторое время назад, замер на несколько секунд, стоя на его уровне через пяток глыб справа. Он было собрался окликнуть парня.

Внимание господина инженера тоже привлёк, вошедший в раж крепыш на верху. Господин инженер, щелкнув языком, сбросил разговор с транспортником. Указательным пальцем он поправил очки на переносице. Зрачки дернулись, торопя Гласс сфокусироваться на маленькой фигурке на склоне стены. Ещё немного, и дикарь расколет глыбу. Фигурка очертилась красным, Навин дал импульс. Дикарь вздрогнул, схватился за затылок, потерял равновесие и повалился вниз.

Щуплый старик едва успел схватить его за волосы, потом перехватил двумя руками за шею, потянул на себя, и они повалились в сторону от пропасти.

– Ты зачем так колотишь, дурень? – проскрипел старик, недобро глянув вниз на господина.

Язь выпучивал глаза и ловил ртом воздух, виски и затылок разрывало от нестерпимой боли.

Навин, не хотел ронять работягу вниз – ему было всё равно. Увидев, что тот не сорвался, он потерял интерес к происходящему, отвернулся и, щелкнув языком, возобновил разговор.

Навин приехал в сектор около четырех лет тому назад.

Когда, всё же получив образование, не нашёл работу дома, направился в столицу штата, где несколько недель прожил на улице. Так ему не хотелось возвращаться в родной городок. И всё же пришлось. Надежда жениться и родить ребёнка отдалялась на неопределённый срок. Он всё ещё мог иметь детей, несмотря на очередную эпидемию, прокатившуюся по многим штатам и стерилизовавшую десяток миллионов преимущественно молодняка. Его отец, когда они втроём сидели за обеденным столом, говаривал, – мы слишком хороши для их вирусов, и нас всё ещё много. Но они очень стараются, – смеялся он.

После подобных высказываний мать Навина вскакивала, хваталась за голову и причитала, – когда-нибудь они придут и уведут тебя за твой длинный язык, лавку разграбят, а нас забьёт толпа. Отец грустно усмехался и пытался успокоить истеричную хлопотливую жену. Он был учителем истории, но большинство школ закрылись 15 лет назад, и отец открыл лавку, торговля шла скромно, однако, глава семейства смог дать Навину кое-какое образование по прежней программе и даже достал материалы, которые помогли ему подготовиться к поступлению в архитектурный колледж. Правда, на учёбу он пробился чудом – людям его происхождения уже нельзя было учиться после семнадцати лет. А до семнадцати учиться было попросту негде. После неудачной попытки взять штурмом тесный и смрадный, влекущий огнями и ритмом Мумбаи, он помогал отцу в лавке. Родители возлюбленной и близко не подпускали его к дому, – дочь была хороша собой, в их планы входило правильно выдать её замуж. Навину осточертел местный Каматипура² с его душными, зловонными комнатушками и отталкивающими обитателями всех полов. А о бионических подружках люди его касты не могли и мечтать. Плакаты популярных бионик кэшгерлз, созданных по образу самых красивых богинь, украшали его комнату. В Мумбаи он видел нескольких «живьём», когда околачивал пороги приличных контор на Флора Фаунтин и засиживался до ночи у дорогих заведений. Эти создания прилетали в лимузинах к блестящим и неприступным ледяным глыбам деловых центров. Однажды, сидя у обочины на Марин драйв, он увидел вновь прибывшую яхту. Разодетый грузный водитель в неправдоподобно больших черных усах, красном необъятном сюртуке, застёгнутом на все золотые пуговицы и кобурой с блестящим пистолетом подмышкой, походивший на жука, отворил дверь. Из клетки выпорхнула, словно стрекоза, она. Двумя фарфоровыми ручками девушка приподнимала длинное платье-облако, чтобы не споткнуться, в двух других были сумочка и тлевшая длиннющая сигаретка «эйфа». Навин открыл рот от изумления и чуть шевельнулся. В следующий миг оба огромных глаза, не мигая смотрели в его мозг, считывая импульсы, оценивая позицию. Он не попал во внимание сразу и сейчас на короткое время представлял потенциальную угрозу. Через секунду божество отвело взгляд. Будто его – Навина, голодного, в затасканном отцовском пиджаке, стоптанных натёртых дешёвым черным силиконом туфлях, и не существовало здесь вовсе. Ему захотелось заползти в сточную канаву и остаться там навсегда.

Дома дни тянулись уныло, ливни и наводнение сменились зноем и беспорядками, охватившими всю Махараштру. И навинов никчёмный городок наводнила толпа голодных и безнадежных соплеменников. Бунты вспыхивали стихийно и бесцельно – никто не думал выдвигать требования или что-то вроде, скорее стащить что-нибудь и выплеснуть злобу. Очередного смутьяна подхватывало, как песчинку и уносило с толпой.

А позже, как и всегда, на их усмирение и отлов прибыли гвардейцы. Улицы наполнились басовитым жужжанием дронов, распыляющих газ, плюющихся пулями-метками, сканирующих толпу на самых активных бунтовщиков и коротящих чипы, за милисекунду превращая в калек своих носителей. Лавка была закрыта почти месяц.

Внезапно пришло известие от старшего брата матери. Он много лет работал в Северном Секторе и в семье считался состоятельным человеком. Однако теперь его настигла лейкемия – слишком долго он был в опасных землях. Как ветеран стройки Северного Сектора он мог рекомендовать тамошнему наместнику кого-то из родственников на своё место. К несчастью – в его семье были лишь дочери и те могли остаться без дохода, если кормильца не станет – хотя дяде удалось скопить некоторое состояние, с горя и от страха приближающейся гибели, он стремительно проматывал его, да и прежде жил на широкую ногу.

Итак, двадцатилетний Навин оказался избранником судьбы, счастливчиком. Несмотря на опасность заразиться радиацией, и данное дяде обязательство платить сорок процентов от жалованья вот-вот осиротеющим дочерям, он мог через пяток лет вернуться богачом по местным меркам.

Перед отправкой Навину предстояло пройти курс подготовки. Платил за него дядя, единственный, кому это было по карману. С условием, что Нав отработает долг. Для отца эта сумма была не подъемной – минимум годовой доход с лавочки в лучшие года. В курс входило интенсивное обучение языку сектора, ментальное программирование и обращение с транспортными средствами, протоколы безопасности, протоколы и скрипты разрешения конфликтов с местными, обычаи и ритуалы аборигенов для управления ими, навыки обращения с личным коммуникатором. Язык Навин изучал меньше недели – всего за три урока. В первый день он приехал в шесть утра, прошёл идентификацию, затем служащий провёл его в длинный узкий коридор белого цвета. К удивлению Навина, в коридоре было ослепительно светло, но ни одной лампы. Вдоль одной стены располагалась точно сотня дверей без замков и ручек. Его завели в одну из комнат. Служащий пробежался по светящимся кнопкам на страшного вида кресле, усадил в него молодого человека, пристегнул руки и ноги легкими лентами, велел Наву отклонить голову вперёд и приложил стальной стержень в том месте, где начиналась шея к выступающему на щуплой спине позвонку. Нав почувствовал лёгкий укол и холодок, пробежавший вверх и вниз по позвоночнику.

Служащий указал на изображение, висящее в воздухе, в полуметре над подголовником кресла, и сказал: – Просто смотри. Мужчина проверил крепления на руках и ногах и вышел.

По экрану бежали незнакомые символы, иногда проскакивали цифры. Не прошло и минуты, как в голове Навина прояснилось. Мысли, ранее наскакивающие одна на другую всю его предыдущую жизнь – желание поесть, заняться сексом, стащить что-то ценное, – выстроились в столбец, успокоились и ушли на второй план. Его внимание сфокусировалось на мониторе. Уже через полчаса он смог бы пообщаться с уличным торговцем на этом языке. Навин испытывал восторг. Он помнил, как тяжело ему давалось чтение учебников, припрятанных отцом и уцелевших после обысков. Как мучительно он осиливал абзац за абзацем и забывал почти всё на следующий день. Потом вернулся Служащий, молча приложил стержень. Но Навину удавалось сохранить ощущение восторга ещё несколько минут после урока. Через полчаса всё происходившее в капсуле-кресле застилала сероватая неприятная пелена. Однако, знание азов чужого языка накрепко засело в голове за три занятия.

Отдельный восторг Нав испытал, когда учился обращаться с личным коммуникатором. «Гласс», так называлось устройство. Подобные вещицы он видел на лицах офицеров гвардейцев, патрулировавших кварталы в городах. Гласс одевался, как очки, синхронизировался с мозгом через чип в позвоночнике, какой был у каждого, кого знал Нав. Никто не видел этих чипов, но каждый знал о его наличии в своём теле. Далее, оператор, одевший Гласс, получал информацию обо всём, что попадало в поле зрения окуляров, непосредственно в мозг. Можно было управлять подвижной техникой, взаимодействовать со всеми устройствами, имевшими процессор и алгоритмы функционирования. Но самой приятной функцией была возможность воздействовать на любой органический объект, имеющий чип. Навин высокомерно вспомнил о бионической богине.

Дядя никогда не рассказывал о том, что ему удалось пройти перед трудоустройством.

Таким образом за три недели, перед отправкой в Северный Сектор, Навин стал на порядок более образован, чем после архитектурного колледжа. То, чему его учили в душных, мокрых классах, с плесневелыми стенами, казалось теперь смешным и примитивным.

Центральный Хаб Сектора произвёл на него хорошее впечатление. Умеренный, в сравнении с домом, климат. Отсутствие толп на улицах, самих улиц, кстати, почти не было. Иногда он с напарником выезжал побродить в развалинах – дороги, направления и стены домов кое-где уцелели.