Czytaj książkę: «Неприкаянный. Красный мессия», strona 6

Примитивно? Да. Эффективно? Весьма.

– Итак, начнём. Вы – Эл Гоар?

– Да, – ответил Эл, и полиграф зашипел ровно. Зелёная лампа.

– Вы были в коме в результате сотрясения мозга?

Мысленно: «Мы сейчас на территории ДФБ?»

Вслух:

– Да.

– Вы покидали пределы военной части, бывали в городе?

Мысленно: «Я сегодня гулял по Луне?»

Вслух:

– Нет.

Допрос продолжался. Вопросы дублировали уже заданные. Эл отвечал не им – он отвечал себе, произнося только то, что не вызовет у прибора тревоги.

Наконец Дознаватель откинулся на спинку кресла.

– Нам нужно кое-что обсудить с товарищем лейтенантом. Все остальные – выйдите. А вы, товарищ Гоар, подождите в коридоре.

– Я бы с радостью, но меня, как вы помните, приковали к креслу, – сухо заметил Эл.

– Снять кандалы. Надеть наручники, – бросил лейтенант, и бойцы исполнили приказ. – В коридор его.

Эла вывели. Как только за ним закрылась дверь, мочевой пузырь напомнил о себе. И тут до него дошло: это шанс.

Он повернул голову к эскорту:

– Товарищи госбезопасники… Мне бы не помешало посетить уборную.

«Из которой и можно сбежать», – закончил мысль Эл, не выказывая ни тени волнения. План был прост: форточка, водосточная труба – и на свободу. А уж куда бежать – разберётся потом.

– Можно только под конвоем, – буркнул один из бойцов. – Мы вдвоём вас проводим.

Эл кивнул. Наручники щёлкнули на запястьях. Троица двинулась по коридору. В уборной он быстро оценил обстановку: на окнах – чугунные решётки. Конечно, он мог бы вырвать их с мясом, силы хватало. Но тогда охранники тут же поднимут тревогу. Свалить их ударом тоже не составило бы труда, но если исчезнет не только он, а и конвой – обыщут весь город.

Побег пришлось отложить. Его повели обратно.

У двери отдела Дознания лейтенант Даар опирался на стену, с умным видом затягиваясь электронной сигаретой. Запах был сладковатый, ни намёка на никотин. Сам Даар тоже не выглядел как курильщик. Видимо, вся эта игрушка была нужна ему только для имиджа – чтоб выглядеть «крутым парнем из ДФБ».

Рядом с ним стоял другой офицер – старше, крупнее, с тяжёлым, но спокойным взглядом.

– Здравствуйте, товарищ Гоар, – сдержанно кивнул он. – Команданте Трег. Вы прошли проверку сывороткой и детектором лжи.

Даар едва не захихикал. С трудом удержался.

– Что смешного, лейтенант? – спросил Трег, не поворачивая головы.

– Да так, товарищ команданте. Вспомнил анекдот. Сам же и арестовал за него.

– Не продолжайте. – Трег отмахнулся и повернулся к Элу. – Итак. Я обсудил с дознавателем и лейтенантом вашу ситуацию. В ваших действиях состава преступления не обнаружено. Вы будете направлены в отдел пропаганды, а затем – домой.

Отдел пропаганды встретил Эла уютно – как всегда, когда из тебя делают икону. Он кратко пересказал свою историю: отказался от предложения полковника Маура, спас товарища Нута, угнал вертолёт. Подробности побега опустил. Идеологам хватало фактов – чем проще, тем лучше.

Потом его отвезли обратно к Физтеху, где стояла машина. День был на исходе, занятия закончились. Эл поехал домой.

У подъезда его уже ждала взволнованная Зура.

– Эл! – она бросилась к нему с облегчением. – Ты живой! И на свободе! По Физтеху прошёл слух, что тебя увели прямо с лекции.

– Так и было. – Эл устало улыбнулся. – Я ведь числился военнопленным. Но Госбезопасность не нашла состава преступления. Отпустили. Пойдём ко мне. Думаю, по телику сейчас будет… интересный выпуск новостей.

Они поднялись в квартиру Эла, и как раз в этот момент на экране заговорила дикторша Рива Саар:

«Профессор Эл Гоар, ранее считавшийся пропавшим без вести, вернулся из вражеского плена живым и невредимым. Имперская военщина предлагала ему деньги, дом и автомобиль за сотрудничество. Но товарищ Гоар не поддался на посулы капиталистов. Он не продал Родину. Он вернулся домой – за идею. Он выжил, чтобы продолжить строить коммунизм. Ура, товарищи! Слово герою».

На экране появился он сам – Эл, в строгом костюме, с уверенным выражением лица:

– Разве можно предать мечту? Разве можно продаться за блага, когда на кону – будущее всего человечества? Каждый капиталист думает о себе. Мы же, товарищи, думаем о всеобщем благе. Достаток для одного – это капля. Достаток для всех – это океан. Это коммунизм. Это свобода, равенство и братство.

Но есть и другая причина, по которой я не пошёл на сотрудничество. Потому что я несу знамя прогресса. А прогресс – в неверных руках – это война. В наших руках – это путь к победе. Победе идей, науки, человечности. Победе коммунизма!

– Красиво загнул, – усмехнулась Зура, выключая телевизор. – Харизма у тебя не хуже, чем у самого товарища Ламеда. Может, тебе в генсеки?

– Прямо горю желанием, – отозвался Эл. – Особенно с утра пораньше.

– Не обижайся. Понимаю, политика для тебя – грязное дело. Кстати, почему тебя так быстро отпустили из Департамента? Ты им всё рассказал как есть?

– Не совсем. Сыворотку правды они, конечно, вкололи, но я сумел вывести её из организма. Полиграф – тоже применили, но я его обманул.

– Обманул полиграф? – Зура смотрела на него в лёгком шоке. – Эл, ты отвлекался от вопросов дознавателя? Это не по-детски просто. Это уровень профессионального агента.

Эл уставился на неё с не меньшим удивлением. Агент? Он? Неужели… Рептилоидов? Память – верная, как всегда, – тут же подбросила новый образ.

Там, под пьянящим звёздным сумеречным небом древнего мира, не загрязнённым промышленным смогом, он трусцой подбежал к стоянке небольшого отряда, который насчитывал несколько офицеров легиона. Рядом с ними сидел на пеньке уже знакомый по одному из прошлых снов шаман варваров, высокий голубоглазый блондин с острым носом, огромной бородой и косичками, и на его голове красовался рогатый шлем. Один из мордатых офицеров тоже оказался знакомым – это же тот самый рептилоид из недавнего кошмара, ставивший на Эле эксперименты! Рядом с ними сидел и кашляющий парень, которому недавно стукнул третий десяток.

– Говорят, семеро одного не ждут, – проворчал шаман. – Где вас демоны носят, Эл?!

– Виноват, сэр. Заходил наведать одну знакомую.

– Дело молодое, понимаю, – нахмурил брови шаман. – Надеюсь, вы не наплодите в этом мире кучу генномодифицированных детей. Кто знает, насколько опасный разбойник, а то и диктатор может из такого вырасти без должного присмотра.

– С трудом в голове укладывается, – произнёс кашляющий парень. – За океаном… кхе… тоже есть развитая цивилизация… кхе… Куда более могущественная, чем наша Империя… А когда я ходил в гимнасий³, нас учили… кхе… что там живут одни лишь дикари. Констахи… Ой, ваше полное имя тяжело выговорить.

– Ну, у меня есть и шаманское имя – Натипакшуш, хотя оно ещё сложнее. Можете звать меня сокращённо – Констлар. По началам личного и родового имён.

– Констлар, мне нужно лекарство, рецепт которого есть только у жрецов Ордена Луны. Они берут слишком большие деньги за лечение.

– И хранят монополию на знания, – подытожил шаман. – А медицинские знания должны быть доступны всем.

– Вы обещали послать лучшего лазутчика, чтобы доставить книгу с рецептами целебных зелий и микстур.

– И он только что пришёл, – ответил шаман. – Эл, ваш выход. Задача проста. Прокрасться в храмовую крепость. Проникнуть в святая святых. Выкрасть священную книгу. А заодно лично для меня и рецепт зелья забвения.

– Что это за зелье? – спросил больной.

– Оно стирает воспоминания за последние десять минут. Жрецы используют его, например, для допроса, – ответил шаман. Пообещают жертве свободу, если всё расскажет, а потом просто стирают память об этом. Могут и убить твоего товарища и стереть память об этом событии. Я коллекционирую различные рецепты, они пригодятся… моему племени.

Эл взял под козырёк. Он снял шлем легионера и надел на доспех серебристую мантию с капюшоном, делающую его похожим на жреца Ордена Луны. Сама броня под мантией оказалась незаметна. Под покровом сумерек с огромной скоростью Эл бесшумно побежал к подножию крепости, выполненной из белого камня, впрочем, под вечерним небом казавшейся светло-серой.

Убедившись, что снизу патрулей нет, Эл принялся карабкаться по стене. Он вставлял мощные пальцы в выемки между белокаменными блоками и подтягивался наверх, ставя в проёмы кончики сапог. Серебристая луна величественно проплывала по небу, словно лёгкий парусник, и её свет озарял карабкающегося Эла. По счастью, сверху находилась выступающая площадка, закрывающая обзор на саму стену. Добравшись до неё, Эл огляделся: никого. Левой рукой схватился за перило на ней и перебросил себя внутрь.

Прокравшись по стене, Эл заметил одинокого патрульного, храмового воина, облачённого в кольчугу и алый плащ с вышитой золотистой головой быка. Бесшумно подошёл со спины, схватил за шею, послал усыпляющий импульс, и боец потерял сознание. Эл поднял на руки тело и положил на телегу с припасами, прикрыв лежащим там ковром. Затем, нацепив капюшон на лицо, он, походкой жреца в открытую прошёлся по площадке храма. Воины замечали него, но в полумраке, скрывающем доспехи под мантией, не обращали внимания. Эл дошёл до внутренней башни, куда одинокий стражник его поначалу пропустил, а потом, последовав за ним, вдруг крикнул: «Я не знаю тебя, жрец!» – и бросился в атаку. Эл молниеносно выхватил из ножен гладиус⁴ и парировал летящий в него клинок, а затем левой рукой ударил в лоб стражнику, и тот потерял сознание. Несколько мгновений у него есть. Достав из-за пазухи отмычку, Эл взломал замок, висящий над Святая Святых и проник в помещение. Потянуло ладаном и плавленым воском. На алтаре, выполненном в виде головы быка, посреди свечей лежала книга, а на одной из полок – свиток с рецептом зелья забвения. Эл быстро схватил обе реликвии и упаковал их в герметичный целлофановый пакет, который достал из-за пазухи, а затем молнией выскочил из башни. Храмовые воины уже поднимали тревогу, но Эл, добежав до противоположной стены, спрыгнул с неё в небольшое озерцо, расположенное под крепостью. Упакованные книга и свиток не пострадали.

– О чём задумался, милый? – спросила Зура, заглядывая в глаза Элу.

– Вспомнился странный сон, – задумчиво произнёс Эл. – Будто я был лазутчиком. Профессиональным агентом. Нереалистичный сон: легионер, античный мир. Иногда снится всякая чепуха… Надо отвлечься. Как насчёт заняться любовью?

– Я только за. Но сегодня не пила таблетки.

– У меня в тумбочке есть.

– Может, лучше с презервативом? – предложила Зура, доставая из внутреннего кармана жакета блестящий пакетик. – Надоело пить гормоны. Не хочу травить ими организм. Вообще, стараюсь пить лекарства только в крайнем случае.

– Здравый подход. С хорошим питанием и состоянием ума организм сам справляется.

– Да, Эл, тебе легко говорить, с твоими способностями к регенерации. Но ты прав.

***

Несколько часов спустя они лежали, обнявшись. Зура уснула первой. Эл, как обычно, проснулся через четыре часа. Тихо выбрался из постели, проверил коды от второй двери – от 0039 до 0041, всё мимо. Потом продолжил работу над ядром «Дверей-88», приготовил завтрак – себе и Зуре, после чего сел за руль своей «восьмёрки» и направился в Физтех.

После рабочего дня он подвёз Зуру к её дому.

– Может, поужинаешь с нами? – предложила она. – Отец будет рад. У нас есть веганские блюда: картошка с грибами, гороховый суп. Специально для тебя сделаю салат – с семечками, как источник белка.

– Уже звучит вкусно.

***

На кухне коммунальной квартиры за столом сидел профессор Бен Ахад. Он ел картошку с мясом, перед ним стояла бутылка текилы и гранёный стакан.

– Здравствуйте, профессор Ахад, – кивнул Эл.

– Добрый вечер, Эл, – профессор поднялся, пожал руку. – Прошу, присаживайтесь. Зура рассказывала, что у вас есть своя квартира?

– Верно. Две комнаты. Но вторую пришлось закрыть… по личным обстоятельствам.

– А я мечтаю о своей, – сказала Зура, подавая салат. – Думаю поехать в Гардак, на освоение пустыни. За такую добровольную службу, говорят, дают жильё.

– Что ты несёшь, Зура?! – возмутился профессор. – Это работа для заключённых! Именно они строят магистрали, каналы, осваивают пустыни и тягают ледниковую воду через полконтинента.

– И всё же, папа, там работают и добровольцы. Это важно. Страна должна развиваться. Если не мы – то кто?

– Это личный выбор, – спокойно вмешался Эл. – Не думаю, что Зура нуждается в опеке.

– Это не выбор, это позор нашего государства! – Бен резко налил себе ещё рюмку. – Оно не может организовать профессиональную рабочую силу, поэтому бросает туда молодёжь и каторжников. Это государство – худшее из всех, какие знал мир. В нём есть рабство. Настоящее рабство! Заключённые пашут на стройках, но кто из нас по-настоящему свободен?

Он осушил рюмку и продолжил, уже заметно возбуждённо:

– У нас – монополия партии, монополия государства на производство. И говорят – это социализм? Это феодализм, Эл. Закостеневшая, мракобесная система. Наступила самая жестокая эпоха, и я верю, что её конец близок. Как сказано в священных книгах, придёт Мессия, Ар-Маших. Он сойдёт с небес. За ним – легионы ангелов. Он устроит суд, сбросит грешников в преисподнюю, а для праведников наступит рай на Земле.

Эл опустил взгляд. Теперь он знал: Бен верит. Так же, как и Зура. Возможно, она унаследовала веру от него – или от матери. Но иберы, хоть и верующие, слепыми фанатиками не бывают. Их вера проходит сквозь критическое мышление. Среди них – в основном учёные, философы, инженеры.

– Эл, а вы верите в Мессию? – спокойно спросил профессор, отрезая кусок копчёной рыбы.

– Я верю только в себя, – ответил Эл. – И в то, что систему нельзя разрушать, пока она работает. Государство – как живой организм: борется за выживание, уничтожает опасные элементы. Сломать его – значит ввергнуть мир в хаос. А в хаосе погибнут все.

– Поймите, Эл, если вы не сломаете систему – она сломает вас, – произнёс Бен Ахад, глядя в кружку с чаем так, будто в ней отражалась история всей Конфедерации. – Вы человек молодой. Многого не видели. Я был мальчишкой во времена революции и Гражданской войны. Я видел, как рушатся империи, как на их обломках вырастают новые, ещё более жестокие режимы. А вы выросли уже в тени устоявшейся машины – в эпоху, которую ныне называют застойной. Знаете, что это значит? Вы привыкли к системе. А я помню, как она рождалась. И чем она становится, когда взрослеет.

Он сделал глоток и, помолчав, продолжил:

– Наша власть клянётся, что самый страшный строй – это капитализм. Но если присмотреться… наша система – та же эксплуатация, только вместо буржуазии эксплуатирует тебя государство. Государственный капитализм, Эл. Всё укладывается в теорию формаций: это одна и та же ступень. Конфедерация, Империя – два лица одного чудовища. Противопоставление ложно. И лишь приход Мессии – настоящего, не партийного – может перевести нас в следующую стадию. Мир без войн, без государств. Планета, где каждый человек – не винтик, а личность. Где нет хозяев и рабов.

Эл задумчиво кивнул.

– У вас интересная философия, профессор Ахад. Возможно, я когда-нибудь изучу священные книги вашего народа. Или ваши труды по гуманизму. Но сейчас мне пора домой.

Он пожал Бену руку, поцеловал на прощание Зуру в щёку и вышел в ночь. Город дышал теплом и смогом. В этих кварталах всегда стоял лёгкий привкус железа на языке – будто сам воздух знал, в какой системе ты живёшь.

Прошла неделя. Эл читал лекции, чертил схемы, писал код, встречался с Зурой, спорил с профессором Ахадом о сути свободы. Старый физик будто заменил ему отца, погибшего когда-то в автокатастрофе, – и это не просто фигура речи. Они действительно стали близки.

Каждое утро Эл начинал с кода. Дверь. Комбинации от 0042 до 0062 – всё мимо. Но он не сдавался. Он перепробовал лишь крошечную часть из тысяч возможных вариантов. А значит, шанс ещё был.

Подсказка явилась, как и многие раньше, во сне.

Он сидел за столиком в небольшом ресторанчике. Рядом – девушка. Высокая, смуглая, с чёрными вьющимися волосами и тихим, уверенным голосом. Похоже, она была гастанкой. Как и он сам. Ему было двадцать один, ей – двадцать. Он чувствовал это отчётливо.

– И по какому поводу ты меня сюда притащил? – спросила она, чуть прищурив глаза.

– Ты не помнишь, какая сегодня дата? – он ответил вопросом на вопрос, с едва заметной улыбкой.

– Эмм… годовщина нашего знакомства? Обычно девушки парням об этом напоминают. Но у тебя память – как у суперкомпьютера.

– Ещё бы. Я же программист. И да, ты права. Годовщина. Мы познакомились, когда мне было шестнадцать, тебе – пятнадцать. Тогда всё только начиналось. И вот – стих, в честь этой даты.

Он прочёл его вслух – не громко, но с чувством:

Дату помню не зря —

День восьмой января.

Средь дождливых равнин

Повстречал я тебя.

Средь могучих ветров,

Средь зелёных лугов,

Повстречал я тебя,

Страсть моя, жизнь моя.

Дату помню не зря —

День восьмой января.

Покорятся же нам

Небеса и моря!

– Это… прекрасно, – прошептала она.

Она поцеловала его. А он – достал коробочку с кольцом. Золотым, с инициалом.

– Это кольцо моей мамы, носила его в юности. Но ей больше оно не понадобится. А зовут вас с моей мамой одинаково, вот и инициал совпал. Дорогая, выходи за меня замуж!

От испытанных сильных эмоций Эл проснулся. Он обращался к девушке только «дорогая» и «милая», но ни разу по имени. Как же её зовут? И тут ударил себя ладонью по лбу: как и его мать! Её зовут Дара. Что-то в глубине души подсказывало, что имя Дара этой девушке не подходит, но Эл помнил собственное свидетельство о рождении и указанное там имя матери. Дара так Дара.

Он сел на край кровати. Смотрел в пол. И думал.

«Покорятся же нам небеса и моря…»

Каким наивным он был тогда. Каким живым.

Что же за считанные годы сделало из меня циника, который лучше ладит с машинами, чем с людьми?..

Он не знал. Но знал одно: тот парень ещё где-то жив. И пока он жив – не всё потеряно.

Был ещё один вопрос, который не давал покоя. Согласилась ли Дара?

Судя по нахлынувшим эмоциям – да. То чувство полноты и света, то, как сжималось сердце, когда он надел кольцо на её палец… Это не могло быть фантазией. Но если согласилась – почему в паспорте нет штампа?

Эл попытался вытянуть из памяти хоть что-то, что было дальше.

Пустота. Только эмоции. Тёплые – и потом какие-то сожжённые.

Через пару лет после того счастливого момента произошло нечто страшное. Если бы Эл пил – ушёл бы в запой. Но он ушёл в работу. В схемы, в строчки кода, в бинарную логику, где не было боли. Полгода психотерапии. И снова – тишина. Как будто кто-то стёр целый пласт жизни ластиком. Развод? Смерть? Потеря? Всё это объяснило бы отсутствие штампа.

Он помнил, что в двадцать три мир провалился под ногами.

А в двадцать пять – он поменял паспорт.

Без нового штампа.

Именно тогда, погрузившись с головой в систему, в железо и протоколы, Эл стал тем, кем является сейчас. Человеком, у которого нет прошлого – только задачи. Только логика. Только цель.

А что случилось с Дарой?

Может, это уже и не важно? Меньше знаешь – крепче спишь.

Сейчас у него Зура. И жизнь снова приобрела смысл.

Но дата…

Эл встал, подошёл к двери второй комнаты и почти машинально произнёс:

– Дату помню не зря… день восьмой января.

И ввёл код: 0108.

«Обработка запроса. Код неверен».

– Да чтоб ты… – прошептал он, и гнев мгновенно всколыхнул всё внутри.

– Харра̀да! – выругался он и с размаху ударил кулаком по металлу. Послышался хруст. Пальцы в кровь.

– Дважды харрада! Почему?! Я чувствую, чёрт возьми! Это была важная дата!

Он сел на пол, тяжело дыша, прижимая руку к груди. Боль быстро утихала. Регенерация. Палец заживёт. Как и всё остальное. Или почти всё.

И тут его осенило: формат даты.

Эл был в общем, свободомыслящим, и, хотя обладал умеренным патриотизмом, также интересовался и историей и культурой Империи. Если в Новом Свете дату писали в формате «месяц-число», то в Старом Свете – «число-месяц». Оставалось ещё две попытки на сегодня.

Он ввёл кода: 0801.

«Обработка запроса. Код верен. Добро пожаловать».

И дверь открылась. Бесшумно. Почти как извинение.

Внутри стояла тишина. Полки вдоль стены. выполненные из серебристого металла. Они выглядели ультрасовременными, даже футуристичными. Обтекаемые, небрежно утилитарные, почти живые. На другой – дюжина небольших устройств, похожих на бомбочки. Каждая – с номером.

Под ними – пульт. Он лёг в руку, как будто знал её заранее.

Эл вышел обратно в комнату, осторожно, как будто ступал по минному полю, и закрыл за собой дверь. Если это и взорвётся – титан выдержит. Наверное.

Он нажал кнопку включения. Экран ожил:

«Введите пароль».

Попробуем тот же код. 0801.

«Доступ получен. Выберите бомбу для активации».

Появились иконки двенадцати зарядов. Он ткнул пальцем в первую.

«Мощь: 300 грамм в тротиловом эквиваленте. Подтвердите запуск. Введите время до детонации».

Он ввёл 5:00.

Таймер начал отсчёт.

20 секунд спустя – отмена. Подтверждение. Обнуление.

Система снова вернулась к стартовому экрану.

Эл выдохнул.

Он знал, как это работает. Не думал – просто знал. Это не было знанием – это была реакция. Как будто пальцы помнили, кем он был, даже если сам – забыл.

Он снова вошёл внутрь. Открыл вторую полку. Над ней – табличка:

«Лекарства и стимуляторы. Только для немодифицированных. ГМО по умолчанию наделены этими свойствами.»

Эл прочёл с усмешкой. Значит, он – уже имеет всё это. Или имел. Или… был сделан таким.

Пробежался по флаконам:

Стимулятор «муравей». Читаем инструкцию. «Повышает физические силы принявшего, в течение восьми часов он получает способность поднимать вес в несколько раз больше собственного тела. По окончании действия рекомендуется сон минимум 10 часов и обильное питание.»

Стимулятор «сова». «Позволяет целую ночь не спать, быть бодрым и видеть в ночной тьме, воспринимая её как лёгкие сумерки. По окончании действия рекомендуется сон минимум 12 часов».

Стимулятор «ястреб». «Временно исправляет близорукость и дальнозоркость. Обостряет зрение до 400 процентов. Срок действия 8 часов. По окончании в течение 12 часов необходим отдых глазам. Строго запрещены просмотр телевизора и работа за компьютером, чтение настоятельно не рекомендуется, в противном случае возможны периодические приступы глаукомы на следующие сутки».

Стимулятор «инкуб/суккуб». «Ваш организм, в зависимости от пола, выделяет феромоны, делающие вас невероятно привлекательным для генетически немодифицированных людей противоположного пола. Рекомендуется для соблазнение агента противника».

Стимулятор «аспид». «Для применения в бою. При выделении адреналина повышает скорость работы нервной системы в несколько раз, что во время боевых действий создаёт для потребившего ощущение замедления времени и увеличивает скорость реакции. Через шесть часов после употребления необходим отдых».

Стимулятор «абстинент». «Сводит на нет действие алкоголя и возможное похмелье на следующий день. Необходим, чтобы разговорить субъекта в пьяной беседе. Побочных действий нет».

Стимулятор «титан». Многократно усиливает иммунную систему, позволяя уничтожить все вредные бактерии и вирусы. Ослабляет иммунную систему на следующий день, желателен домашний режим и отсутствие контактов с другими людьми в течение 12 часов с целью не допустить заражения инфекционными болезнями.

Эл задумчиво почесал висок. Если вдуматься – он ведь действительно обладает всеми способностями, которые дают те препараты с полки. Видит в темноте? Видит. Алкоголь на него не действует? Тоже верно. Вспомнить бы, когда он в последний раз пил по-настоящему – да, кажется, никогда. Просто не тянуло.

«Значит, я – генномодифицированный… Или что-то даже большее?» – мелькнула мысль. «Эти стимуляторы, бомбы, пульт… Всё это, очевидно, не для меня. Но кто же тогда я? Связной? А может, координатор? Или… агент, вербующий других? Получается, среди людей были и те, кто служил рептилоидам добровольно, не имея никаких модификаций. Люди, которым не дали силы – но дали цель. Где они сейчас? Все эти агенты, моя сеть? Были ли они вообще?»

Ответа не было. Комната отвечала тишиной – и новыми загадками.

В углу, будто случайно, громоздились мешки с опилками. Над ними возвышался странный агрегат – нечто среднее между кухонным комбайном и фабрикой чудес. Корпус с матовой отделкой, электронный цилиндр наверху, в боку – кнопка запуска. Эл нажал.

– Приветствую. Вы включили синтезатор пищи «Рог изобилия компании Нанотех». Пожалуйста, наполните входной бак опилками или травой и сообщите, какую пищу желаете синтезировать, – прозвучал металлический, но доброжелательный баритон.

Эл не без удивления заглянул в мешок, черпанул горсть сухих древесных стружек, засыпал их в приёмный отсек и подумал вслух:

– Жареная картошка с луком и грибами.

Гул. Скрежет. Тонкая вибрация корпуса. Через минуту дверца открылась – и на внутреннем лотке стояла полная миска – золотистая, ароматная, с дымком. Настоящая жареная картошка.

– Приятного аппетита, – добавил голос, не без достоинства.

Эл попробовал. На вкус – то самое, что он ел с детства. Масло, соль, хрустящий лук. Он даже почувствовал, как желудок потянулся к знакомому вкусу – будто подтверждая: это не иллюзия.

Вдохновлённый, он решил пойти дальше:

– Бифштекс, – сказал он.

– Внимание! – отозвался голос. – Вы намерены синтезировать аналог продукта животного происхождения. Соотношение Б/Ж/У в норме. Холестерин – ноль. Предупреждение: не потребляйте настоящие продукты животного происхождения. Это преступление против живых существ. Продолжить синтез?

– Да.

Скрежет повторился. Через минуту в отсеке лежал горячий бифштекс с аппетитной корочкой и капельками жира.

– При производстве данного продукта ни одно животное не пострадало. Приятного аппетита, – торжественно произнёс баритон.

Эл попробовал – и понял. Именно это он ел в госпитале. Именно это – в забегаловке у дороги. Тело знало вкус, но душа – отказывалась принимать мясо. Не потому, что он был веганом по причине диеты, а потому, что всё внутри бунтовало против насилия. Он ел только то, что создано – а не забрано.

Синтезатор не был технологией этого мира. Он был слишком совершенен. Даже не машина – а акт заботы, пусть и холодной, чужой. Его снабдили не просто как бойца. Его берегли.

На соседнем столе – ещё один аппарат. Внешне – банальная машинка для счёта денег. Эл насторожился, но включил.

– Вложите чистую бумагу, – сказал на сей раз женский голос. В голосе – терпение библиотекаря.

Он вложил пачку A4. Машина промурлыкала:

– Назовите сумму.

– Сто тысяч реалов, – неуверенно произнёс он.

– Имперских или федеральных?

– Федеральных.

– Установление связи с Центробанком Конфедерации… Подключение… Получен ответ. Присвоение уникальных номеров. Печать.

Раздался ритмичный треск. Через минуту лоток выдал пачку пятисотенных купюр. Настоящих. Законных. Подтверждённых.

– Распечатано сто тысяч федеральных реалов. Тратьте по усмотрению, – резюмировала машина.

Эл не удержался от ироничной улыбки. Где-то в мозгу ожил старый анекдот:» – Товарищ Каар, а деньги у вас откуда? – Из тумбочки. – А в тумбочке откуда? – Жена кладёт. – А жена где берёт? – Я дал. – А вы? – Таки из тумбочки!»

Вот только его «тумбочка» работала на протоколе TCP/IP – протоколе, который он сам и изобрёл. Значит, связь с Центробанком не фальшивка. Значит, кто-то из банкиров в курсе. Или тоже агент?

Всё это было не просто хранилищем. Это было напоминание. О его прошлом. О том, кто он. Или кем должен был стать.

И только амнезия, как незапланированная перезагрузка системы, подарила ему свободу. Свободу быть не функцией, не инструментом, а собой.

Зачем он мог использовать все эти деньги? Вспомнил! Он запатентовал множество изобретений в сфере информационных технологий – и столкнулся с неповоротливой бюрократической машиной, которая ко всему придиралась и, по сути, тормозила прогресс. Во все времена была одна универсальная смазка для этой машины. Деньги.

Эл положил несколько пятисотенных купюр в кошелёк – вдруг пригодятся, а оставшиеся перенёс в сейф – и закрыл дверь во вторую комнату.

Глава 8

Утро следующего дня началось с поцелуя.

В коридоре Физтеха Эл столкнулся с Зурой. Они сблизились взглядом, а затем губами – не страстно, но так, как целуются те, кто не боится показаться близкими. Неподалёку стояли Йар и Том. Друзья переглянулись, выждали момент и подошли.

– Привет, Эл.

– Привет, парни, – пожал им руки.

– Вы уже вместе, наверное, недели две? – спросил Йар, с прищуром, как бухгалтер, сверяющий даты.

– Ну да. – Эл пожал плечами. – Извините, мне пора – у меня лекция. У Зуры тоже.

Они разошлись. Когда за спинами друзей захлопнулась дверь аудитории, Йар ехидно заметил:

– Я же говорил – на этот раз дольше недели продлится.

И не дожидаясь возражений, протянул ладонь вверх, с движением, напоминающим жест кормления попугая.

Том поморщился, но молча достал из нагрудного кармана мятую сотку и вложил её в протянутую руку. Йар довольно хмыкнул, как кассирша в полупустом банке.

После занятий Эл поехал в райком Краснознамённого района на очередное партсобрание. Повестка была, как всегда, мутной, но основной пункт оказался стар как мир: аморалка. Кто-то из бдительных соседей вновь доложил, что товарищ Гоар водит к себе домой девушку.

Собрание его пропесочило – лениво, будто по привычке. Но в финале отправили «на ковёр» – к первому секретарю райкома, товарищу Маану.

Кабинет на двенадцатом этаже был выдержан в стиле «декаданса поздней Конфедерации»: массивный стол из лакированного ДСП, обитое дерматином кресло на колёсиках и лёгкий запах перегара, смешанный с табаком и мускусом старой власти. Маан сидел за столом, словно царь-грузчик: лысый, обрюзгший, с лицом цвета подкопчённой воблы и глазами алкоголика, знающего больше, чем хочет помнить.

– Здравствуйте, товарищ Маан, – кивнул Эл.

– Здравствуйте, товарищ Гоар. Прошу садиться.

Эл опустился в кресло.

Маан сложил руки на животе и, насупившись, начал говорить, словно рассасывал слова, как дешёвый леденец:

– И вновь всё возвращается на круги своя, товарищ Гоар. Едва прошли месяцы с предыдущего выговора – и вы опять водите к себе девушек. Нехорошо… Позор. Для члена… партии.

– Мой член пока не опозорился, товарищ Маан, – отозвался Эл сухо.

Маан скривился, будто укусил лимон с гвоздикой.

– Будьте серьёзнее, товарищ Гоар. Это не шутки. Это позор для Системы. Согласно характеристике, вы – образцовый коммунист. Даже по телевизору вас показывали как героя, не продавшегося буржуазии. А теперь вот – две недели подряд. Девушки. У вас. Дома. Ночуют.

– Не «девушки», а одна. И у нас серьёзные отношения, не просто встречи на одну ночь.

– А мне плевать, – развёл руками Маан. – Серьёзные, несерьёзные… Система не интересуется оттенками вашего чувства. Система интересуется фактами. А факт таков: нет штампа в паспорте – значит, аморалка.