Czytaj książkę: «С.нежное сердце. Книга вторая», strona 21
По воздуху белый табачный дым. Аромат дорогих сигарет ласкает ноздри, такой не отвратителен даже некурящему. Зажав фильтр меж розовых ногтей, под козырьком чёрного, оборудованного под курилку выхода расхаживает туда-сюда женщина в белом. Белые кучерявые волосы колыхаются; в лучах солнца, когда хозяйка покидает тень, отсвечивает серебрено-жемчужная заколка… Галина прижимает смартфон к уху, часто затягивается и энергично, словно дирижёр, жестикулирует. Её ещё пять минут назад казавшееся почти мирным лицо сейчас как у погорельца; мягкие черты резко сменяются гримасами паники и возмущения!
Ужасно захотелось сплюнуть, но Роман сдержался. Ещё раз оглядевшись, – не уставился ли здесь, в людном вообще-то месте кто на него самого?! – он весь обратился в слух…
– Валер! Ты мне лапшу-то не вешай! – Глубоко затянувшись, «главный кадровик» резко выдохнула. – Ты меня за дуру держишь?! Какая, к чертям, безопасность?! Совсем ты, что ли, поехал?!
Переменив руку Галина стрельнула тлеющий бычок мимо урны. Ничуть не замедлившись, слушая ответ она вытянула из кармашка тонкую пачку – новая сигарета прыгнула в розовые губы и тут же загорелась от фиолетового пламени узорчатой зажигалки.
– Чего?.. – Она резко сигарету вынула. – Не обращать внимания?.. Да ты и в самом деле рехнулся?! Сам-то себя слышишь?!
Новая затяжка и долгое выслушивание, сопровождаемое нервным хождением по диагонали. В какой-то момент Роман испугался, что его заметят!.. но с равнодушием обозревая окружающий мир Галина полностью погрузилась во внутренний. Как-то даже пепел на её сигарете натлел такой, что от резкого движения слетев он незамеченным приземлился на её белоснежные лакированные туфли.
– Я тебя понимаю… – Женщина стала махать рукой, будто собеседник прямо перед ней. – Я понимаю… Однако послушай-ка и ты меня! Что тут происходит не заметит только ду-у-ура! Ясно тебе?! Из нас четырёх, кто в деле, двое уже убиты. Двое, мать твою! Только мы с тобой и остались!
Затяжка. Выслушивание. Новая долгая затяжка.
– Совпадение?! – Уже не сказано, а выплюнуто. – Какое, нахрен, совпадение?! Эммануила – того! Лену тоже! Ты чё, Валер?! Я по-твоему дважды два сложить не умею?!
Зажав фильтр не губами, а полное впечатление – зубами, «начкадр» снова переменила руки. Прислонив смартфон плечом она со злостью стала стряхивать с рукавов пепел, однако падая с трясущейся сигареты тот снова к ним прилипал, заставляя женщину хлопать по ткани всё ожесточённее и ожесточённее.
– Да херню ты порешь, вот что. – Она остановилась, припав к новой затяжке. – Так получилось, так вышло… Ходи, блядь, теперь… оглядывайся… Мы отвлеклись. Я тебе вообще почему звоню-то?.. Мент твой приходил, тебя искал.
Изо всех сил вслушиваясь и всматриваясь Роман невольно задержал дыхание. К горлу подступил новый колючий ком, еле удалось сглотнуть.
– Да-да, тот самый. – Стряхивая пепел Галина ещё и покивала. – Наводящие вопросы задавал. Всё допытывался, где ты есть…
Долгая крайняя затяжка и щелчок: пихнутый средним пальцем окурок приземлился от курилки метрах в пяти.
– Ну разумеется не сказала… Нет, не думаю… Ты в самом деле так считаешь?.. И-и-и?..
Надеясь услышать важное Роман облизал пересохшие губы. В напряжении наконец-то словить нечто ключевое он весь будто обратился в статую – неподвижную и неживую, единую с улицей и более всего со стеной.
– А что, если он узнает?! – Галина резко повысила голос, её правая дёрнулась наотмашь, как плётка. – А что, если он УЖЕ знает?! Ты об этом не думал?!
Прекративший быть человеком, превратившийся в сплошное восприятие капитан Птачек даже моргать перестал. С замиранием он следил, как вслушиваясь в трубку Галина прикуривает новую.
Шумно затянувшись женщина поправила причёску – её движения вдруг стали спокойнее. Следующая её реплика, хоть прозвучала и недоверчиво, но уже не так панически:
– Мне бы твою уверенность… Нет… В отпуск?.. Ты ещё спрашиваешь! Чем быстрее, тем лучше! Устала уже всего бояться… Нервы шалят. Скоро, наверное, как у алкоголички руки трястись начнут…
Докуренная до половины сигарета улетела. Выдохнув последний дым Галина уверенным движением потянулась к ручке. Дверь распахнулась и начальница отдела кадров исчезла в темени прохода. Еле слышные долетели её крайние слова:
– Всё, потом договорим!.. Я сегодня…
Хороня остаток фразы дверь закрылась.
***
Минуту или дольше Роман просто сохранял неподвижность, точно неспособный пошевелиться. Сбросив паралич тупой задумчивости он наконец начал лихорадочно соображать.
Что же делать?.. С одной стороны можно прямо сейчас, сию же секунду бежать обратно, хватать Галину за воротник и давить на неё. Как наорать! Как напугать! Просто сказать всё, что она боится услышать – и она расплачется, сломается! Девять к одному – так и будет! Однако… надавить на Валеру интереснее. Не то, чтобы здесь что-то личное, просто он наверняка знает больше. Да и может попытаться удрать, если про Галину узнает… Но бить по Галине СЕЙЧАС, бить именно по НЕЙ – это значит действовать почти наверняка.
Так кого же ловить – журавля или синицу?..
Поглощённый размышлениями, буквально ослеплённый ими Роман не заметил, как пошёл к машине. Глядя на свои ступающие по белому ботинки он тёр челюсть, мучительно прикидывал так и эдак и всё не мог решиться, как же лучше поступить. Дело почти дошло до звонка за советом, когда внезапно Птачек врезался в столб. Так он сперва подумал…
Оказалось, что всё это время он шагал к театральной парковке – туда, где оставлял машину уже десятки раз. Привычка взяла своё: Роман обнаружил себя меж редких блестящих на солнце автомобилей, прямо посреди стоянки, метрах в десяти от театрального крыльца-лестницы. И врезался он вовсе не в столб: напротив, сверкая смеющимися тёмно-зелёными глазами, оказался мужчина лет тридцати пяти. Роскошная кожаная куртка с высоким меховым воротником облегает его идеально, размер в размер. Классическая норковая шапка сидит одновременно и солидно, и немного по-хулигански, с претензией на свободу. Чёрные кожаные перчатки прячут ладони, а тёмные классические брюки падают до начищенных до блеска чёрных же туфель. Средь такого набора ожидаешь увидеть физиономию округлую, важную, даже обрюзглую… но нет – обращённое к Роману лицо, точно карандашом нарисованное, выделяется чёткими заострёнными линиями. Не худое, не толстое, оно идеально подошло бы спортсмену, даже олимпийцу. Примечательно, что принадлежит оно «всего лишь» учителю Истории.
– Чуть с ног не сбили! – Артур с улыбкой развёл руками, да так широко, словно готовясь обнять. – О чём задумались, Роман Павлович?!
Голос сильный, взгляд прямой. И тёплый, откровенно доброжелательный тон.
– Да я… это… – от неожиданности капитан по-дурацки, совсем как из села почесал макушку, – тут по делам…
Мучительное мгновение Роман не мог отделаться от ощущения, что его, как шкодника, поймали за подсматриванием; прямо-таки насильно пришлось навязывать себе расслабленность.
– Не ожида-а-ал вас здесь увидеть! – Артур улыбнулся лучезарнее. Быстро сняв перчатку он протянул открытую жилистую ладонь. – Что – наш прошлый поход всё-таки приобщил вас к высокому искусству?..
Здороваясь «на автопилоте» Роман долго, слишком долго думал, как ответить – сам бы сразу догадался, что собеседник нечестен. Наконец выдавил:
– Да как сказать… – Живо, а кто-то бы сказал нервно пожал плечами. – Наверное… – И быстро, с повышенным тоном, стремясь внимание увести: – А вы сюда зачем? Сегодня что – какой-то спектакль?
Глаза Артура как будто стали больше. И смешливее. Не пряча и словно бы понимающей, даже луковой улыбки он возразил:
– Сегодня нет… А завтра да! В воскресенье как раз поведу на представление новую группу. – И точно с ним спорят, с энергией добавил: – Ну а что?! Чем больше культуры, тем лучше, верно?!
Всё это проделалось с такой бодростью, что Роман невольно напрягся, что Артур дружески ткнёт его в бок! К счастью тот ограничился лишь радушной бравой ухмылкой. Глядя историку в глаза Роман неопределённо покивал… вдруг вспоминая утренний разговор с дочерью: Настя ведь про новый поход как раз упомнила… Эта мысль немедленно привела к другой, уже не на шутку встревожившей – значит дочь снова пойдёт в это тёмное, наполненное опасностями место?! Слова сорвались с языка раньше, чем капитан успел их обдумать:
– Послушайте – а это не слишком ли?.. – Он нахмурился и даже голос сгрубил, от чего слова прозвучали, как разговор надзирателя с осуждённым. – В свете последних-то событий?.. Вообще-то работников этого театра убивают; д в о и х уже прикончили. Вы новости не смотрите?..
Лицо Артура онемело, взгляд остекленел. Даже челюсть его стала отвисать, хоть он и постарался держать её неподвижно. И ещё до того, как он ответил, Роман с грозным, костерящим самого себя проклятием понял, какую глупость сморозил!
Ну почему он просто не мог держать язык за зубами?!
– Какие ещё убийства?.. – Точно не веря услышанному Артур медленно помотал головой. – Кого убили?.. Когда?.. – Сделав паузу он стиснул кулак и прижал правую к груди. Его взгляд стал испытующим. – Или… Роман… Неужели вы меня так зло разыгрываете?..
Еле сдерживаясь, чтобы не отвернуться, громко и надломленно вздохнуть… а может и схватиться за голову Роман открыл рот, но вымолвить ничего не смог. Даже зашевелил губами, как рыба. Только с третьей попытки удалось кое-как выжать:
– Нет, это не розыгрыш… Недавно в самом деле произошло несколько… связанных с работниками этого театра происшествий. – Мучительно ища слова он всё-таки на мгновение от Артура отвернулся, точно в поисках поддержки. – Впрочем я не думаю, что в самом здании опасно…
Замолчав капитан постарался взглянуть в глаза историку настолько просто и честно, насколько хватает актёрства. Всем видом демонстрируя, что подобная тема – так, обыденность, он даже двинул плечами.
То ли веря этому дрянному, на самом деле обличающему лицедейству, то ли как-то улавливая, что оппонент скован, смущён и старается сказанное замять, Артур со значением покивал.
– Да-а-а, неспокойная у нас в городе жизнь… – То ли на что-то намекая, то ли нет он моргнул. – Хотя… если вы говорите, что бояться нечего…
Испытывая жутчайшее неудобство Роман вновь пожал плечами и даже губы неопределённо скривил. Единственное, на что он надеялся, что на его лице не написано уж слишком много.
Позволив себе вновь, хоть теперь и не так радостно растянуть губы, Артур усомнился:
– Театр ведь всё равно работает, верно?.. Ну не отменять же поход из-за каких-то преступников?.. – Вот теперь он точно подмигнул и уже явно со значением. – Группа-то у нас уже сформирована; ученики и родители, как всегда. Всё, разумеется, добровольно… – он вдруг опустил глаза, его тон понизился, – хотя, конечно, чем больше, тем лучше… – И продолжил энергичней: – Уже решено идти завтра, хотя люди будут вписываться и выписываться до самого конца. Сколько точно придёт станет известно в воскресенье, когда соберёмся там, – он кивнул на театр, – на крыльце.
С умным лицом Роман покачал головой. Возможность оправданно помолчать внушила фантомное спокойствие.
– Но, разумеется, есть те, кто пойдёт в любом случае. – Выставив ладонь Артур с воодушевлением стал загибать спрятанные в тёмную кожу пальцы. – Миша Севастьянов, Краснов Илья, Данила… вечно его фамилию забываю… короче Данила… Кравцова Даша, Пешехонова Юля… Вся семья Дергачёвых явится… – Его лицо вдруг стало, будто он вспомнил, что дома раскалённый утюг забыл! Метнув на следователя пытливый взгляд, с подчёркнутым интересом историк выпалил: – Роман Павлович! А как же ваша дочь?! Не желает ли пойти и она?! – И пока капитан от такой перемены оправлялся, добавил: – Мы уже с ней беседовали, но она не сказала ничего определённого. Ни да, ни нет…
Оба уставились друг на друга в напряжённом молчании. Артур даже губы сжал; ждёт ответа с таким нетерпением, точно сейчас за грудки трясти начнёт! Роман же глубоко, крепко-накрепко задумался и если б не чужой взгляд, он бы по привычке закусил палец, а то от хоровода мыслей и весь кулак!
Поход в театр – это же почти идеальный шанс словить Валерия! Это ответ на вопрос: «Что делать?»! Да просто пойти завтра на представление, в подходящий момент Валеру выловить, зажать его в углу и напугать: рассказать, что следствию всё известно, что его тёмные делишки уже у них на карандаше и что маньяк уже нацелился на него самого! Может сработать… Ещё как! Он попросит защиты и тогда…
Сам Роман ни за что бы не заметил, но при следующей мысли его выражение с азартного переменилось на… чувственное, немного мечтательное и, кто-то бы даже сказал, затаённо проказливое. Гуляя воображением по завтрашнему дню капитан не смог не подумать и как встретится с Дашей…
Испытывая неподдельные воодушевление капитан Птачек взглянул на историка увереннее, бодро кивнул и со всей готовностью заявил:
– А вы знаете, Артур, я тут подумал… Сам я пойду точно! На меня сто процентов рассчитывайте! – И уже спокойнее, без огонька: – Ну а Настю попробую уговорить…
– Да-а-аже та-а-ак… – Артур не скрыл удивления, его брови поползли вверх. – Как интересно… Отлично! Тогда договорились! – Он снова скинул перчатку и, добродушно ухмыляясь, протянул ладонь. – Телефоны друг друга у нас есть, так что созвонимся, обусловимся! Вечером ждите – я вас наберу!
Обменявшись крепкими рукопожатиями они попрощались. Артур направился в театр, а Роман наконец потащился в верном направлении, к припаркованной где-то «на Колыме» машине. Всю дорогу он думал о только что случившемся, проворачивал мысли так и эдак и всё никак не мог отделаться от будто прилипшей к губам игривой улыбочки.
Да уж – никогда не знаешь, как всё обернётся…
И в самом деле – никогда не знаешь…
До вечера время пролетело незаметно. Роман и сам не понял, как в шесть уже оказался дома а в девять ходил по квартире, прижимал телефон к уху и ждал, когда же Артур закончит длинную, фонтанирующую, только ему и интересную речь о завтрашнем походе в театр. Во время очередного круга от прихожей к кухне капитан остановился у приоткрытой двери в дочкину комнату. Переменив уставшую руку с телефоном он повернул и голову – взгляд скользнул по обиталищу своего ребёнка.
Тонкие ноги в белых, на стопах уже слегка потемневших носках закинуты на подушку и шлёпают по ней, то опускаясь, то взлетая. В кремовой клетчатой пижаме, штанины до самых колен подвёрнуты, Настя головой у изножья и в лицо ей светит монитор. Белые пальцы пробегутся по клавиатуре, бахнут «enter». Дочь замерла, ждёт… Вдруг на экране что-то мелькнёт, изменится; мгновение – и она строчит ответ.
И вот каждый вечер так: как из школы, так сразу за ноут – и с кем-то списывается…
То ли услышав, то ли просто почувствовав, что за ней наблюдают, Настя резко обернулась:
– Да пап?.. Ты что-то хотел?..
По привычке зажав микрофон ладонью Роман лишь самую малость улыбнулся, помотал головой и побрёл дальше, держа взглядом кухонный проём. Когда переступил порог – наконец услышал подытоживающее:
– В общем! Завтра в пять на крыльце, где мы в прошлый раз собирались.
Обрадованный точкой такого долгого монолога Птачек не смог скрыть в голосе облегчения, которое, однако, легко спутать с приязнью:
– Завтра в пять?.. Отлично! Обязательно будем!
– Ну тогда до завтра, Роман Павлович!
– До завтра…
Пройдясь большим по красной кнопке в кои-то веки капитан с выдохом смартфон отложил… однако стоило ему взяться за спички, чиркнуть и уже было поднести огонь к шипящему из конфорки газу, как по кухне опять прокатилось надоедливое, такое к вечеру нежеланное дребезжание: экранчик гаджета вновь загорелся; тот начал вибрировать, угрожающе приближаться к краю стола.
С сожалением поглядев на всё ещё такой холодный, не обещающий никакого горячего чая чайник Роман обречённо вздохнул. Дунув на огонёк он помахал запястьем. Обгорелая спичка отправилась в мусорку, а требующий внимания девайс вновь оказался в пятерне. Лишь фамилия звонящего заставило из недовольства и усталости вновь подобраться, как солдат на посту: Озеров!
– Алло, Дима?.. Привет. – Роман не хотел выдать волнения, но на него вдруг нахлынуло, как цунами на мышь. – Ну?! Что скажешь?!
Будто час назад расстались…
Озеров заговорил спокойно, прямо-таки подчёркнуто нейтрально – так врачи начинают неприятные разговоры:
– Привет, Ром, ага… Как дела?..
Капитан не выдержал:
– Пока не родила! Дима – не тяни резину! Выкладывай, ну! Что там у тебя?
Озеров покряхтел, покашлял, даже, если слух не обманывает, постучал по груди, будто поперхнулся. Взяв тон посерьёзнее продолжил:
– Касательно того вопроса… Самарская твоя, которая шестьдесят девять… она по реестру недвижимости проходит гособъектом. Э-эм-м… Ничего мне рассказать не хочешь?..
Неожиданно для себя Роман ответил резко, словно молотом по наковальне вдарил:
– Дима! Если б я мог по ней что-то сказать, я б тебя не напрягал!
– Да-а-а?.. Ну ладно… – Наступило неопределённое затишье. Слушая молчащую трубку Роман ярко представил, как Озеров чешет нос. Он всегда так делает, прежде чем сказать что-то важное. – Короче, если без лишнего… Как я уже сказал, – он вновь покряхтел, – Самарская – гособъект. Но не простой, а какой-то особенный. Какой именно – этого выяснить не получилось. Почему?.. Потому что нужен особый запрос и допуск секретности. Догоняешь, Ром?..
Роман «догнал», но сохранил молчание. Только его упёршийся в так и не поставленную на огонь посуду взор слегка остекленел.
– Лезть дальше я не стал, и так всё ясно. Нужно отношаться с конторой, писать бумажки, обосновывать требование… Ну а среди ЭТИХ у меня таких приятелей нет, чтобы по-тихому, без огласки… Ты уж извини…
Роман вынырнул из мыслей. Проморгавшись он сделал голос нарочито бодрым, даже довольным:
– Спасибо, Диман! Спасибо! Всё равно помог, даже очень. Если от меня там… чего…
– Да брось, не чуди. – Озеров снова замолчал и Птачек представил, как бывший сослуживец равнодушно отмахивается. – Тоже мне… Звони, если чё. А лучше приезжай.
– Как только, так сразу, Дима! – Вот теперь капитан заулыбался искренне. – Как только, так сразу!
– Ну давай… не тухни там…
– И ты!
Погаснув, телефон прыгнул в карман, а руки скрестились на груди. Присев на краешек стола Роман снова уставился на холодный, всё ещё ждущий огня чайник… Незаметно для себя, как и всегда при напряжённом обдумывании, он закусил губу, неосознанно готовясь стиснуть вскоре и большой палец.
Учитывая, что он видел… что успел заметить… Самарская, если Дима не ошибается – это что-то типа резиденции. Оформленная, как место для дипломатических встреч или личного проживания, данная высокому чину от бюджета… По сути это просто дом или дача, которую сановник через госсмету снимает у самого себя или своей жены. А то она даже ему и не принадлежит и просто висит на областном балансе а он живёт там, как на командировочной квартире. Всю жизнь так может прожить…
Вдруг стало больно. Почувствовав на языке солёное Роман заметил, что прокусил губу до крови! Вытершись, он поглядел на испачканный красным указательный… облизал и продолжил думать.
Охрана там имеется, и хорошая. Не ФСО конечно, но и не ЧОП какой. О не-ет… За этим домиком следят, можно спорить, его собратья по погонам. И что же получается?.. Там проживает какая-то важная «шишка», и «шишка» эта – близкий друг, а скорее даже родственник Валеры. Или его жены… И в каком же кресле этот… родственник заседает?..
Окончательно передумав ставить кипяток Роман бодро поднялся, сунул руки в карманы и потопал в свою комнату. Найдя взглядом тумбочку он подошёл и присел возле. Пальцы аккуратно открыли висящую на двух хиленьких петельках дверцу, пошарили… В ладонь легла толстая исписанная, беспощадно замусоленная тетрадь. Её трогали уже столько, что уголки потеряли начальный цвет, а если их и поскрести – насобираешь масла на пожарить.
Присев на кровать капитан положил тетрадку у ног. Откинув обложку стал листать, водить пальцем по строчкам… снова перелистывать… и наконец ноготь замер. Держа взглядом нужную нить букв Роман вновь достал трубку. Набрав заветные цифры он зажал телефон плечом и теперь уже взял бумагу обеими ладонями, даже ближе к лицу поднёс, словно плохо видит.
Долго, очень долго никто не брал. Затем уставший, как от простуды хрипловатый, не выспавшийся голос:
– Алло?.. Да?..
– Алло? Шерадзе? Георг?
– Так точно… Кто это?..
– Это Рома тебя беспокоит. Птачек. Мы виделись, когда наблюдение за театралами планировали. Помнишь меня?.. Мы с Понятовским тогда у карты стояли, а ты ещё немного припоздал…
Молчание длилось столько, что Роман подумал: всё – сейчас с ним перестанут разговаривать. Или скажут нечто оскорбительное… Наконец всё ещё хриплый, но уже бодрее ответ:
– А-а-а… Роман, это вы… Да? Чем могу?..
Надеясь скрыть облегчение капитан постарался говорить и приятельски, и серьёзно:
– Слушай, Георг, такое дело… Это же ты за начальницей по кадрам следил? Голодняк Галиной?..
– Мы с Рустамовым следили… Уже не следим, ясное дело…
Роман поспешил заверить:
– Понимаю-понимаю! Всё понимаю… Но не мог бы ты по ней доложиться?.. Мне важно всё, абсолютно все детали. Начиная с распорядка дня и кончая привлёкшими твоё внимание случаями. – Отложив тетрадь капитан поменял плечо. Прижав телефон к другому уху он снова полез в тумбочку, теперь за ручкой. – Ты бы мне о-о-очень помог, честное слово…
Роману казалось, что ему ответят с неприязнью, едким недовольством, однако в голосе сослуживца обнаружилась лишь усталость; изнурение, словно говорящий давно не спал, не ел и всё таскал мешки с углём:
– Что, опять?.. Неужели возобновляем?..
– Нет. – Птачек навис над тетрадью снова; пальцы отыскали в конце парочку нетронутых страниц. – Считай, что это моя личная просьба.
Из трубки донёсся долгий, утомлённый вздох. Наконец Георг выдал:
– Ладно, сейчас… Повиси, мне надо отыскать блокнот…
Какой-то шуршание, топот шагов, сонный женский голос… голос ребёнка… звук удара дерева по дереву и наконец хруст маленьких, будто накрахмаленных листков…
– Та-а-ак… – Георг снова вздохнул, теперь уже быстро, по-деловому. – Значит записывай…
Ручка забегала по бумаге с резвостью куницы. То и дело сокращая, ставя понятные только себе пометки, наконец просто не успевая и записывая аббревиатурами Роман измарал новый листок и с лица, и с оборота. Когда же Георг закончил, то буквально на последнем знаке стержень как по волшебству издох! Даже точка не проставилась.
– Вроде бы всё пересказал… – Тон Шерадзе вопросительный, даже недоверчивый. – Хотя тут надо понимать, что Рустамов тоже, может быть, нечто интересное имеет. Мы с ним, конечно, что на сменах было друг другу всё выдавали, но опять-таки…
– Спасибо, Георг, спасибо! – Роман бурно кивнул, от чего смартфон чуть не брякнулся. – Большое дело ты сделал! Сильно удружил!
Сохраняя недоверчивость человек на той стороне полу-ответил, полу-возразил:
– Да?.. Было б не плохо, если в самом деле так… А то что-же мы по засадам-то столько сидели?.. Неужели напрасно?..
Чувствуя, что собеседник забирается на опасную почву, Роман поспешил закрепить:
– Ну спасибо, Георг! Спасибо! Давай! Не болей!..
– До свидания…
Отключившись первым несколько секунд капитан смотрел как гаснет, будто засыпает телефон, а потом со вздохом откинул его подальше – кувыркаясь, девайс ляпнулся меж подушек. Взор обратился к тетради. Глаза пробежались по написанному, остановились на интересных моментах… Аккуратно, прямо-таки хирургически страницу вырвав, Роман сложил её вчетверо и поднялся. По полу зашаркали натруженные стопы. Выйдя в коридор и встав перед вешалкой Птачек сдвинул полу своей тяжёлой зимней куртки – бумажка юркнула в тайный карман и спряталась там за вжикнувшей молнией.
Спина выгнулась будто сама, руки поднялись. Раззявив рот Роман с наслаждением потянулся, чуть не достав до потолка. Правая ладонь опустилась и зачесала живот, пальцы левой потёрли челюсть и неприятно укололись – пора побриться… Может почесалось бы и что-то ещё, если б порог своей спальни не переступила Настя. Закрутив кремовые штанины ещё выше, уже над коленями, дочь с наслаждением потянулась сама и даже громко замычала, точно её растягивают на дыбе. Бутылка лимонада в её руке растряслась, там взбаламутилась пена. Резко опустив руки, точно на акробатической зарядке, она чуть не бахнула баклажкой по полу! Роману даже показалось, что пробка сейчас не выдержит, сорвётся и они, как призёры «Формулы -1», с ног до головы окажутся в пузырьках и кипени.
– Па-а-ап… – Не неся, а будто волоча лимонад Настя повернулась к родителю. Голос, как у умирающего лебедя: – Папуль… Я тут подумала…
Услышав «папуль» Птачек насторожился. Уменьшительно-ласкательными эпитетами дочь делится редко, точно в розницу торгует. Это заставило подобраться и даже встать поавторитетнее, словно памятник генералу, а то и маршалу. Однако разве возможно ПО-НАСТОЯЩЕМУ «надуться» перед своим ребёнком?..
– Что-то я уже в театр не хочу… – Сделав несколько шагов Настя остановилась. Её свободная рука поднялась, дочь стала тереть глаза, как после сна. Была б она поменьше и тянула бы не лимонад, а ухо плюшевого медведя – картина получилась бы совсем идиллическая. – Я подумала… я передумала…
– Заинька моя… – Роман шагнул навстречу, его фигура нависла над дочерью, как Голиаф над Давидом, но только идиот углядел бы в этом угрозу. – Доченька… От чего же?.. Что-же такое?..
– Да просто как-то… – Настя совсем, как ребёнок, надула губы. – Я вот что-то подумала… и мне не хочется…
Протянув руку Роман заключил маленькую, такую по сравнению с его собственной милую дочкину ладонь в нежную хватку, приподнял и прижал к сердцу. Голос его стал совсем медовым:
– Может всё-таки передумаешь?.. Давай, чего теряешь?.. Там, наверное, будет интересно…
– Ну не зна-а-аю… – Настя отвела глаза. – А ты дашь мне денег на новый чехол для телефона?.. Я уже устала тебя просить. Старый уже совсем… старый…
Сказав это она всё-таки осмелилась снова взглянуть отцу в глаза, магически снизу вверх. Её щёки обличающе зарумянились…
Без гнева, даже тени неудовольствия Роман сделал ещё шаг, обнял ребёнка за плечи и с любовью прижал. Опустив голову он с блаженством внюхался в капну тёмных, пахнущих шампунькой волос, а потом припечатал долгий обожающий поцелуй в макушку.
– Ну конечно дам… бессердечная ты вымогательница…
***
Погода, ещё только вчера давшая поблажку, с воскресением напомнила, что зима никуда не делась. По интернету передают минус пятнадцать, по телевизору минус семнадцать, а градусник за окном твердит, что все минус двадцать один. А ведь на него ещё светит солнце…
Поглядев на часы – уже четыре – Роман в очередной раз закрутился перед зеркалом: рубашку и брюки гладил как всегда сам, однако стрелки что-то по-дурацки получились… И галстук – надевать ли?.. Сделать Насте приятно никогда не лишне… однако нет – его, наверное, всё-таки лучше с пиджаком, а пиджак Роман не наденет: в старом на видном месте дырочка, а новый ещё не купил. Всё лень сходить, да одному и глупо. А с дочерью… как-то это не то; неловко что ли…
– Пап! – Настя вылетела от себя, как ошпаренная. – А это?! Нормально смотрится?!
Стараясь сохранять невозмутимость Птачек обернулся. Настя, эта всему родителем предлагаемому нонконформистка вновь облачилась в «модь»: волосы распустила, те вольно болтаются и если подуете – разлетятся, как флаг; сверху белая, с длинными, но подвёрнутыми рукавами рубашка расстёгнута под декольте и упирается в джинсовый комбинезон; обхватывая дочь широкими серыми лямками он практически сразу закрывает её живот и не даёт (слава богу!) разойтись рубашке шире. Ниже талия, ноги – всё это закрыто джинсами, подвёрнутыми, как и рукава. Завершают картину белоснежные, с белейшими же шнурками кеды. Не кроссовки, не гибриды, а именно кеды – в помещении ещё не холодно в таких ходить, но на улице…
Стараясь сдерживать скептические, а то и откровенно смешливые гримасы Роман как бы с важностью оглядел свою кровь с головы до ног. На ум пришло сравнение с парнишкой-маляром, красящим летним деньком забор… А ещё совершенно непрошенной, но очень назойливой явилась мысль, что в отличии от Насти Даша наверняка придёт в красивом и изящном платье, и сама будет выглядеть очень женственно и грациозно… о-о-очень привлекательно…
Огромным, просто титаническим усилием удалось думу отогнать. Если б не дочь, Роман не постеснялся бы замотать головой и даже бахнуть себя по лбу, вытряхивая такие опасные, но и желанные видения…
Глядя на отца Настя попятилась. Её лицо выразило яркое недоумение.
– Пап, ну что?! – Она недовольно развела руками. – Опять, что ли, переодеваться?!
– Нет-нет, дорогая, не нужно! – Роман заотмахивался, да так энергично, что у дочери аж локоны заколыхались. – Тебе идёт! Всё замечательно! Собираемся!
Нахмурившись та упёрла кулаки в бока – прямо посреди огромного наружного кармана. Потопав ногой, как заяц лапой, она хмыкнула и отвернулась. Заходя обратно в комнату выкинула:
– А я бы и всё равно не стала!
…Окончательно проверившись и одевшись отец и дочь выбрались на улицу. Сев в машину капитан дал мотору пробуждаться минут десять. Настя чуть ли не с ногами забралась на переднее, обхватила себя и так сидела, натужившись держалась, чтобы отец не услышал чечётки её зубов. Направив сопла на себя она бы, наверное, и вся к печке прижалась, если бы не отстаивала одёжку. Ну хоть куртку свою белую надела – и на том спасибо.
Дорога пролетела незаметно: дольше на холостом сидели, чем ехали… Заворачивая на театральную стоянку Роман невольно вылупился: куда ни плюнь – везде машины, втиснуться некуда! Тёмные, светлые, серебристые… дорогие, дешёвые… Даже вон мотоцикл стоит!
Поглядывая в окно дочь поражённо заметила:
– Вот это да-а-а… Народищу, наверное, будет не протолкнуться!
Любимое место оказалось занято. Пришлось выезжать обратно, колесить по кругу, как коршуну высматривать свободный квадратик… Стоило только одному авто съехать, как Птачек оказался на его месте, будто всю жизнь там стоял! Тащащейся сзади попутчик, который был бы проворнее – тоже мог бы успеть, с досады что-то неразборчиво выкрикнул и даже вдарил по рулю – его «лада» обиженно бибикнула.
– Ну всё. С богом. – Заглушив мотор Роман освободил зажигание и спрятал брелок в карман. – Погнали.
Выйдя на мороз отец и дочь побрели к театру; становясь на сигнализацию сзади тихонько маякнул покинутый «форд». Защищаясь от холодного ветра они сначала шли в обход, мимо автомобильного скопища, однако заметив, как Настя дрожит, хоть и упрямо старается это скрыть, Роман схватил её за руку и со всей настойчивостью потащил прямо сквозь парковку. Задев несколько слишком выпяченных боковых зеркал и даже заставив один неудобный седан тревожно сигналить Птачеки наконец выбрались к театральному крыльцу-лестнице. Как раз в этот момент сработала установленная на телефоне «напоминалка»: без пятнадцати пять. Кажется успели…
