Czytaj książkę: «С.нежное сердце. Книга вторая», strona 13
Рекреация
Тяжёлая подъездная дверь хлопнула за спиной, после тепла квартиры холодный ветерок защекотал кожу. Ныряя во всё ещё непрогнанную фонарями темноту Роман зарылся подбородком в воротник и потопал к машине.
Как не странно потеплело: нет ощущения, как утром, будто замерзаешь на ходу, а если приспичит пописать, то сделать это на свежем воздухе кажется ещё более рискованным, чем сунуть палец в мясорубку.
Добравшись до «железного коня» капитан забрался в салон, разбудил двигатель и какое-то время просто сидел, уставившись в одну точку. Ни о чём не думал, ни о чём не беспокоился; просто дышал и слушал бурчание механики.
Затёкшая спина заставила пошевелиться, сесть удобнее. Это вернуло в реальность и тут же на глаза попались часы – четверть седьмого.
Что ж… И в самом деле пора…
Старенький «форд» оживился, зарычал! Выплёвывая горький дым машина поехала к Ставропольской девятнадцать.
…Начавшийся так невесело, продолжившийся неприятно, а потом и вообще ударивший ниже пояса день теперь будто извиняется: до школы Роман доехал точно у него на крыше самая большая и громкая в мире мигалка. Он и не спешил в общем-то, даже готов был пропускать: настроение стало такое спокойное-спокойное, почти ко всему безразличное… но поди ж ты – и снег перестал, и по дороге все попались такие вежливые и предупредительные… и даже круче! На перекрёстке Ушакова и Ленинградской перед «фордом» махнул ДПСник. Пребывая в некой прострации Роман и не подумал доставать удостоверение… при этом чуть было коллеге не козырнул! Сержант же, – парень постарше Дениса с нарумяненным за целый день на улице лицом, – любезно представился, не стал спрашивать документы и просто обратил внимание, мол, у вас барахлит фара.
– Будьте, пожалуйста, аккуратны, и обязательно съездите на осмотр.
Вроде ничего особенного, но от этой встречи в памяти осталось нега. Роман даже матом ни разу не ругнулся, настолько оказался под впечатлением.
Когда же перед капитаном наконец выросла школа, у того возникла любопытная, прямо-таки навязчивая мысль. Не до конца ещё понимая, чего хочет, Роман докатил до местечка у деревьев, ближе к выезду, где ещё ни разу не парковался – от главного входа далеко. Выключив двигатель, с расстановкой он смерил взглядом двухэтажное, с фундамента до самой крыши покрытое снегом здание… Пальцы щёлкнули замком бардачка; неприятно одарив холодом в ладонь лёг бинокль… Осознав свою затею Птачек удивился себе, но останавливаться не стал. Расстегнув куртку и откинувшись в кресле, оптику он пока отложил, скрестил пальцы на животе и стал мирно ждать.
Первые несколько минут беспокоила мысль, что кто-то обязательно подойдёт, поинтересуется – чего это, гражданин, вы здесь встали? Проезд загораживаете… Но вечер, точно утвердивший декрет о спокойствии, и не подумал его нарушать. Стало даже забавно, когда мимо прошли несколько парней а за ними пожилой мужчина – и ни один не кинул на «форд» и косого взгляда, точно на машине отвод глаз.
Проводив взором ещё одного паренька, – по виду вовсе не школьника, – и так и не дождавшись, чтоб тот хоть косо на него глянул, Роман в самом деле начал ощущать, будто он в какой-то сказке, под чарами. Беспокойства он совсем не почувствовал, наоборот – убаюканный такой мирной атмосферой Птачек бросил таиться и взял бинокль уже не заботясь, что кто-то подумает нехорошее.
Лёгкий холодок приятно расплывается по телу, заставляет желать скинуть уже всю куртку целиком. Оптика же под пальцами согрелась быстро. Цифры на часах постепенно перевалили за десять восьмого… и вот в окружении что-то неуловимо изменилось; нечто неосязаемое… невидимое… лишь угадываемое… Окна школы горят, ветерок спокойно гоняет снежинки. В оккупировавших небо тучах изредка сверкнёт редкая звёздочка…
Главная дверь буйно дрогнула! Встала… Не поддавшись с первого раза она дёрнулась вновь! Опять! Помня, с каким трудом отпирал её, с любопытством зрителя на арене цирка Роман наблюдал, как механика всё же поддалась, ослабла и наконец неспособная держаться дольше сдалась! Неостановимый, как горная лавина грозный поток детей хлынул на улицу, словно из супергидранта! Больше детей! Ещё больше! Уже нет места, где бы их не было!
Река людей врезалась в старенький «форд», обогнула его и, нет сомнения, была бы машина полегче, подхватила бы её и унесла! Отложив бинокль капитан стал следить за проносящейся детворой, как застрявший на островке у самого колена водопада путешественник. Лиц не разобрать, дай бог различить по росту, а орут так, что оглохнешь! Перестав надеяться что либо разобрать Роман устало вздохнул, положил ладони на колени и стал ждать, как когда-то ученики гимназий прилежно ждали прихода учителя. Всё-таки Насте пятнадцать и это значит, что ломиться вместе с малышнёй она не будет – достоинство не позволит. Вон там, кстати, не она ли?..
Прохладный бинокль вновь оказался в пальцах. Перспектива встала перед глазами, линзы нацелились на главный вход… Вышагивая меж ломящихся кто куда мальчишек и девчонок, словно юная учительница, ещё только недавно бывшая сама за партой, сквозь толпу плывёт дочь. Настя как всегда вся в белом, и не просто белом, а лучезарном: уж особенно нравится ей ходить белее снега, для чего даже покупает специальный спрей, которым брызгает куртку, штаны и шапку – что-то то ли от пыли, то ли ещё более отбеливающее… Резким контрастом на этой белизне выделяются дочкины волосы – чёрные, как чернила, чернее ночи. Идеально расчёсанные, они водопадом стекают на плечи.
Вышагивая неспешно Настя улыбается, даже хохочет, её белые зубы сверкают в улыбке… Она поворачивает голову, что-то говорит… А отвечает ей…
Даша.
Сердце ёкнуло! Даже на какое-то мгновение дышать стало тяжело, будто в грудь ударили… Ладони вспотели, дыхание сбилось и вообще во всём теле ощущение, как при большой опасности: хочется бить или бежать.
Недовольный на себя сглотнув, Роман постарался успокоиться; пальцы сжали бинокль сильнее.
Даша идёт бок о бок с Настей, её жемчужные зубы сверкают в весёлой улыбке; девочки явно о чём-то разговаривают. Одетая в своё неизменное синее пальто с меховым воротником, в свой для школьницы необычайно высокой меховой шапке и в длинных тёмных сапогах Даша не идёт, а будто по льду катится – настолько изящно она ставит ногу. Вопреки тому, что видит её уже не впервые и не просто видит, а сжимал её в жадных объятиях, целовал её сочные губы, вдыхал аромат её каштановых локонов и вообще всем телом с ней соприкасался Роман вновь, как в первый раз, поразился – насколько же Даша прекрасна… Невозможно не восхищаться ею! Противоестественно! Даже завзятый, до мозга костей прожжённый женоненавистник не смог бы устоять и признал бы её самой красивой девушкой на свете!
Стёкла опустились. Повинуясь хозяйскому смущению всё ещё сжимаемый в пальцах бинокль лёг вниз. Роман почувствовал, что колеблется; по-настоящему колеблется и не знает, как поступить…
Дашу хочется до жути! Жаждется услышать её голос! Поймать её лёгкий взгляд! Сжать в объятиях, зацеловать! Но как же вся эта неделя молчания?.. День за днём забирая дочь из школы Роман надеялся встретить возлюбленную, свою запретную, но такую желанную любовь… не видел её, но не переживал, не сомневался, что всё будет хорошо… а теперь он смотрит на неё как подглядывающий из-за угла вор, как мальчишка у женской раздевалки – и его начинает глодать вопрос: «А всё хорошо в самом ли деле?»
Может с её стороны это было избегание?.. Может Даше стыдно, она передумала, он теперь неприятен ей и вообще она считает случившееся ошибкой?.. Как же поступить?.. Или вернее – как же поступить единственно правильно?..
Только лишь Роман задал себе последний, самый конкретный вопрос – он перестал колебаться тут же, ответ напросился сам: надо дать ей шанс уйти. Если она и правда его избегает, если не хочет видеть, то надо дать ей возможность сделать это без неловкости. Уж если что-то поменялось и она его больше не хочет знать – что ж… так тому и быть.
Бинокль лёг на пассажирское, пальцы нащупали в кармане телефон. Глядя на загоревшийся экранчик Роман нашёл чат переписки с дочерью и настрочил: «Скоро буду. Уже подъезжаю. Люблю тебя. Жди». Спрятав гаджет он вновь положил ладонь на оптику – перспектива послушно легла перед глазами.
Далеко от выхода девочки заходить не стали, остановились. Они улыбаются друг другу, смеются, закатывают от смеха глаза и корчат в хохоте смешные рожицы. Интересно – о чём болтают?.. Смущённо пытаясь прикрыть юморную улыбку, но сотрясаясь в корчах гогота так, что и не понятно, как ещё не согнулась, Настя вдруг замерла – её спрятанная в белую варежку ладонь ощупала карман. Всё ещё отсмеиваясь дочь достала телефон, взглянула… а затем её губы стали подчёркнуто, акцентированно напоказ раздвигаться и сходиться, будто она громко читает перед большой аудиторией. Закончив Настя вернула взгляд подруге и что-то сказала. Сжимая бинокль, в немом напряжении Роман проглотил острый комок…
Выслушав её Даша кивнула, они обменялись парочкой фраз… и остались вместе.
Сердце забухало взволнованней, по венам потёк адреналин. Минуту или дольше Роман медлил, специально оставался, даже досчитал до шестидесяти – и всё равно Даша никуда не ушла. Девочки как похихикивали над чем-то, так и продолжили хихикать.
Не замечая, как до боли закусил губу, капитан Птачек бинокль отложил. Правая повернула ключ в зажигании – машина в последний раз устало взрыкнула и заснула. Левая легла на ручку двери. Всё ещё медля Роман перевёл взор с девочек на свои сжимающие уже готовую поддаться защёлку пальцы…
Значит Даша его не избегает?.. Или только сейчас наконец решила увидеться?.. Или… А! Ну чего гадать!?
Открыв дверь Роман сделал решительный шаг… и быстро остановился. Вернувшись в реальность он огляделся и понял, что от главного входа машина всё ещё слишком далеко, и что если бы он не поддался искушению пошпионить, ни за что бы так не припарковался.
Усталая, глупая голова! Чем больше выматываешься, тем больше накидываешь себе работы!
Не успев вздремнуть и минуты старенький «форд» вновь ожил и, тихонечко ворча, тенью покатился к центральному помосту-лестнице. Лишь последние метров десять Роман позволил двигателю пошуметь, не столько, чтобы дать о себе знать, сколько ребячески притворяясь, будто приехал только что, а не ждал всё это время в засаде.
Поставив на ручник перед выходом капитан всё-таки задержался. Дав себе гипнотическую установку действовать спокойно, не волноваться, вообще быть, как гора, которой никакой дождь нипочём, он вышел и захлопнул за собой с энергией, словно только что проснулся, а вовсе не устал за весь день и ни капельки не вымотался; выпрямил спину, расправил плечи и волевым усилием пробудил внутренний стержень, заставляющий на все трудности плевать, а в лицо опасностям смеяться.
Этот видевшийся особенным, заставляющий готовиться и чего-то ждать момент, когда он предстанет перед дочерью и Дашей… оказался, в общем-то, самым обычным. Его важность, вот обида, рождалась только в голове самого Птачека. Там она и умерла.
– Да он просто ужасен! Ахахах! – Глядя на подругу Настя смеётся так, что ей приходится прикрывать рот, дабы не выглядеть глупо. – Я серьёзно! Ахахах! Хуже просто не найти!
Ещё только минуту назад казавшийся мягким, морозный воздух ожёг, что крапива. Снег под стопами превратился в ломанное стекло: кажется ещё совсем недавно он не задевал ни ноты, но теперь трещит, как лёд под слишком самоуверенным рыбаком.
Продолжая хихикать, от чего щёки краснеют, как свёкла, девочки повернули лица к приблизившемуся мужчине. Скользнув по Даше секундным, ни на что не намекающим взглядом Роман увидел, что она абсолютно спокойна, не встревожена вообще… и смотрит на него, как могла бы любая другая одноклассница дочери – с лёгким оттенком вежливости и еле-еле угадываемым любопытством.
Брови же Насти взлетели, как праздничные фейерверки! Уставившись на отца, как солдат на задержавшегося повара, она со всё ещё сквозящем в голосе весельем воскликнула:
– Па-а-ап! Опаздываешь, мы тебя уже минут двадцать ждём! Замёрзли до невозможности, скоро в ледышки превратимся! Домой давно пора!
Хоть дочь и пытается изображать серьёзность, ставит голос, сверкает глазами и того и гляди упрёт кулаки в бока, а всё-таки её радостное лицо и еле сдерживающиеся от улыбки губы выдают её.
– Насть, ну что ты говоришь такое… – Даша взглянула на подругу полу-весело, полу-серьёзно. – И ничего не двадцать минут, а намного меньше…
– Дарья… эм… батьковна, – Роман скрестил ладони у живота, его полный скрытого юмора взгляд вновь косо задел дочкину одноклассницу, – попрошу вас эти подробности оставить. У Анастасии Романовны богатая фантазия и в будущем она станет известной актрисой. Так не встанем же на пути таланта…
Даша захихикала, да так громко, что и ей пришлось прикрыться ладошкой! Дочь наоборот посмурнела; лицо её стало, как у ребёнка, у которого отняли конфету.
– Па-а-ап! – Она взмахнула руками, как птица, и даже грозно топнула. – Мы вообще-то в самом деле заждались! Слышишь!? Чего ты так поздно?!
Всё это наигранное возмущение, этот показное недовольство родительской тиранией, это аккуратное восстание – ну разве можно на такое злиться хоть в малости?.. Если своего ребёнка любишь, то нет.
– Ну прости меня, моя кровиночка! – Роман протянул руки и пошёл вверх по ступеням. – Прости меня, доченька моя любимая! Моё солнышко!..
Настя хотел отступить, но поздно: мгновение… и она уже в крепких отцовских объятиях; в его руках, как в бархатных тисках!
– Прости меня! – В порыве родительской любви Роман прижал дочь так, что пытаясь вскрикнуть та смогла лишь нечто неразборчивое вышептать, да и то с трудом. – Прости! Я постараюсь больше не опаздывать, обещаю.
Удерживая, словно самбист, Настю в объятиях Роман закрыл глаза, наклонил голову и припечатал ей долгий, тёплый, обожающий поцелуй в щёку.
– Па-а-ап! Ну перестань! – Дочь забилась в родительских объятиях, как воробушек в кулаке. – Ты колешься! О-о-ой!
Не отрывая губ от нежной, морозной, такой родной щеки Роман прижал дочку плотнее… и резко глаза открыл – их с Дашей взгляды встретились.
ТЕПЕРЬ она смотрит по-другому… ТЕПЕРЬ в глазах этой притворщицы осмысленный, подразумевающее тайное огонёк… Прямые, как мечи, взоры мужчины и девушки скрестились, словно у дуэлянтов: даже можно представить, как в воздухе загорелись искры! Даша улыбается почти незаметно, одними уголками; её самою чуточку раздвинутые уста словно на что-то намекают… Продолжая глядеть на свою «большую» тайну она приподняла подбородок и её ещё секунду назад буравивший его глаза взор опустился к его целующим дочь губам…
Чувствуя себя подлым заговорщиком Роман медленно, очень неторопливо поцелуй прервал. Вновь возвысившись над дочерью, лишь в последний момент он перевёл взгляд с неотрывно следящей за ним любовницы на своего ребёнка. От этого длившегося лишь жалкие секунды, но показавшегося долгим момента осталось чувство, что сжимал в объятиях и целовал он не дочь, а Дашу. Чувство одновременно и приятное, и заставляющее испытывать глубочайшие угрызения.
– И всё-таки, пап – ты опоздал! – Насте всё же удалось выпутаться из ослабших пут. – А ведь УЖЕ обещал, что больше не будешь! В тот раз ещё говорил, когда мы тебя целый час ждали! Помнишь?!
Глаза дочери стали такими, словно она дознаватель и приводит подозреваемому неоспоримые доказательства вины. Роман же сделал лицо очень задумчивым, даже зрачки закатил и прижал к губам палец.
– Действительно… Кажется, такое было… – Он с готовностью покивал. – Это ещё когда ты тест по Истории завалила и учитель тебя после уроков оставил. Да-да, что-то определённо вспоминается…
От обиды Настя чуть не покраснела! Распухнув, как фуга, она скрестила руки на груди и даже надула губы. Голос её прозвучал, словно она вернулась в тот страшный, восемь лет как минувший день, когда в наказание за обман её не повезли в цирк, в который так хотела:
– Между прочим тогда оставили не меня одну!
Обжигающий, виноватящий взгляд дочери чуть не прожёг в отце дырку, а затем с намёком метнулся к Даше. Смерив всё ещё по-доброму улыбающуюся ей подругу ущемлённым взором Настя вдруг застыла, как на фотографии… и резко вернулась.
– Пап! А давай сегодня Дашу до дома довезём! Нам же несложно, верно?!
Роман не успел среагировать, даже ничего толком в сердце почувствовать не успел. Он бы кинул на Дашу хоть бы косой взгляд, но и этого не вышло – дочь обрушилась на него, как коршун:
– Пап! На улице поздно! Ты же сам говоришь, что вечером гулять опасно! А холодно! Холодно-то как! Она же, пока до дома дойдёт – замёрзнет вся! Да и автобусы, вон – ни одного уже не поймать!
Она говорила ещё, говорила много, с чувством. И глаза сделала большими-большими, взволнованными. У под таким напором чуток растерявшегося капитана создалось впечатление, что дочь просит его не просто оказать услугу – с такой энергией она могла бы вымогать на выпускной самое дорогое платье!
– Даш! Ну чего ты молчишь?! – Настя резко кинула на одноклассницу требовательный взгляд. – Тоже что-нибудь скажи, не скромничай!
При «не скромничай» Роману пришлось сделать усилие сохранить лицо безмятежным. При этом посетила подленькая, но такая приятная мысль, что сама того не ведая Настя вынуждает подругу как бы обнаружить себя, свои намерения. Так удобно…
Он почувствовал, что должен ответить; должен что-то дочери сказать, а Даше, если она с ними всё-таки не хочет, помочь выйти из положения свободно… но промолчал. Не умом, а велением души. Чувствуя себя подлецом, вымогающим у человека в патовой ситуации, тем не менее Роман поглядел на Дашу как ни в чём не бывало, лишь в его зрачках можно было б прочесть очень жаждущий ответа вопрос…
Длилось это мгновение. И пролетающая мимо снежинка не успела упасть, а уже всё решилось: поглядев на обратившуюся к ней подругу с дружелюбием Даша улыбнулась ещё теплее, пожала плечами и взглянула в лицо Роману. Соприкоснувшись с ним взором она залучилась с кротостью. Точно ученица, которой неловко глядеть в глаза мужчине-учителю, но глядеть надо, она полу-произнесла, полу-пропела:
– Роман Павлович… не довезёте ли вы меня… домой?..
Последний прутик, ломающий спину верблюда… Последняя капля, заставляющая чашу переполниться… Эта то ли ложная, то ли истинная Дашина скромность, эта напускная простота… или настоящая – всё это ударило Роману в грудь, как мерин копытом! Ощутив себя не способным разобраться, не способным понять мысли другого человека – одного очень конкретного человека, его истинную или поддельную сущность – капитан Птачек остолбенел. Он бы, наверное, даже начал шлёпать губами, как рыба, если б не привычка следить за собой всегда.
С тревогой обнаружив, что уже не только Даша, но и Настя смотрит на него с ожиданием, – и что-то в его лице, возможно, угадывает! – Роман нашёлся лишь выдавить:
– Да, конечно… Никаких проблем… Поехали…
Хоть и безмолвно, но дьявольски бесясь, что не может, не способен в нужный момент сохранить спокойствие он от девочек отвернулся и пошёл к машине так, будто разговор окончен. Прекрасно понимая, что поступает грубо, что наверняка ещё больше обнаруживает свои переживания он всё-таки выбрал из беседы сбежать. Пусть дочка считает, что отец грубиян, пусть Даша думает… там о нём что-то – плевать. Выглядеть при них хрупким, слабым, душевно некрепким в десять, в сто, в тысячу раз хуже!
Все эти переживания, эти терзания вновь были лишь у Романа в голове: никого его разворот и уход вообще, похоже, не удивил. За спиной капитан услышал:
– Ну вот, Даш! Я ж тебе говорила, что он согласится! А ты всё сомневалась, глупая! Слушай меня чаше!
Молчание… и снова голос Насти:
– Ты, кстати, домашку записала?..
– По чему?.. По Географии?..
– Нет! По последнему!
– А-а-а… Да, конечно.
– Дашь мне потом списать…
Стараясь выкинуть из головы лишнее, вообще не слушать и не слышать от них ничего Роман быстро добрался до машины и еле сдерживая торопливость сел за руль. Лишь движимая его рукой дверь хлопнула предательски громко – понимающему она бы сказала, что её хозяин взволнован, встревожен и даже разозлён.
Ища любой повод на приближающихся девочек не смотреть Роман проверил время на панели… торопливо спрятал в бардачок бинокль!.. наконец достал телефон и принялся искать в нём нечто, как ему в тот момент казалось, очень важное.
По бокам мелькнули тени, спустя мгновение сзади щёлкнули замки и звуки улицы тут же ворвались в салон, а вместе с ними и холодный, напоминающий о зиме ветер.
– Никогда её не понимала. – Голос дочери твёрд и убедителен, точно она что-то доказывает. – Одевается как… ну ты понимаешь. А на прошлой неделе, в пятницу – ты видела, в чём она пришла?..
– Нет. – Голос Даши удивлённый и самую чуточку взволнован, как у нашедшего в обыденном нечто интересное. – Ну, то есть, конечно видела, но не обратила внимание…
Машина слегка просела – так слабо, что увидеть нельзя, только почувствовать момент. Сзади донеслись два чуть отстающих друг от друга хлопка – и холодок, а за ним и шум улицы прекратились. Салон вновь погрузился в собственную особенную атмосферу.
– Обрати в следующий раз внимание. – Голос Насти опять давит, будто её не слушают, ей возражают. – Вот она в следующий раз придёт и посмотри – ты увидишь!..
К неловкости, что не смог повести себя на сто процентов выдержанно, что чувства вскипели в нём и смутили, добавилось неприятное ощущение, будто Роман подслушивает. Да, девочки разговаривают открыто, не стесняются, но то, что он молчит а они говорят, будто его нет, создаёт ощущение подслушивания. И не его одного…
В очередной раз капитан Птачек почувствовал острое желание глубоко и устало вздохнуть – от чего ж в его жизни всё так непросто?.. И только он это сделал, только наполнил лёгкие поглубже, вдохнул – тут же почувствовал восхитительный, обволакивающий, сладкий аромат девичьих духов. ЕЁ духов… Не прошло и минуты, а её фимиам уже разлился по салону. Этот парфюм… этот будоражащий воспоминания, шепчущий о близости запах – он как бархатный хлыст: бодрит беспощадно, но в тоже время и ласково…
Тягостное окончание вздоха отменяется!
– Ну что, девочки?! – Как ни в чём не бывало, точно кто-то другой, более харизматичный перехватил управление, Роман обернулся и взглянул на обеих без смятения. – Едем?!
– Ну разумеется, пап! – Настя ответила таким взглядом, будто ей предложили съездить на курорт. – Давно уже пора!
Даша несмело улыбнулась и потупила глазки.
Старенький «форд» протарахтел нечто невнятное, взрыкнул… дёрнулся, остановился… и освещаемый тусклым, холодным светом фонарей наконец-то потащился прочь, долой от школы. А если не знать, куда на самом деле он поехал, можно представить, что и долой от города.
***
Стараясь не думать, что объект его заповедной страсти сидит сзади и, возможно, сейчас смотрит ему в затылок, Роман вёл машину и пытался дышать не слишком глубоко. На самом-то деле Дашины духи ненавязчивы, однако если их уже нюхал, а тем более если этот запах заставляет вспоминать о… то не замечать его не легче, чем катить булыжник в гору.
– Это он потом так сказал! А до того по-другому говорил! – Настя шумит, специально повышает голос, будто они едут не в машине, а на мопеде без шлемов и глушителей. – Я помню точно, не надо со мной спорить! Вот увидишь – я завтра подойду и прямо при Лене у него спрошу! Послушаем, что он ответит!
Крутя руль и замечая дочкину болтовню так же, как и урчание мотора, Роман вдруг понял, что вовсе не слышит Дашу.
Почему она молчит?..
– Вот как ты считаешь?.. Куда он пойдёт?..
Голос Насти ещё громче, точно она на конкурсе по пению. Ответом же тишина…
– А я думаю он вообще дома останется. Мне почему-то так кажется… У него вид такой… домашний, что ли… Да-а-аш! Ну чего ты всё плечами пожимаешь?! Целый день почти молчала и сейчас молчишь!
Роману до жути, до зуда в хребте захотелось обернуться или хотя бы глянуть в зеркало – он еле сдержался. И вовремя: мимо пронёсся неаккуратный попутчик. «Лихач» превысил скорость явно больше, чем на двадцатку, и без огней свернул налево. Если б не девочки, которых надо отвезти, и очень желательно без бед, за тяжёлый день уже порядком исстрадавшуюся душу на самоуверенном глупце Роман непременно отвёл бы…
Голос Даши прозвучал сонливо, точно ей давно пора в постель:
– Насть, ну ты такая интересная… И что же мне говорить?..
– Даш! Ну… я имею ввиду, что ты просто строишь мне рожицы. Хватит! Я чувствую себя какой-то болтушкой…
Птачек не выдержал, улыбнулся – и тут же сзади донёсся переливистый, звонкий девичий смех!
– Перестань! – В голосе Насти засквозила обида. – Прекрати! Ты что это – смеёшься надо мной?!
– Прости… – Даше с трудом удалось прерваться. – Прости пожалуйста…
Силы её вновь оставили и она в голос, бурно и несдержанно захихикала! Глядя на дорогу Роман аж стиснул зубы – настолько ему загорелось обернуться: когда Даша улыбается, когда она смеётся – О-О-О! Должно быть подивиться на её ангелы слетаются! Или так кажется влюблённому…
Всё-таки он сдался и метнул в зеркало беглый взгляд – но увидел лишь скрестившую на груди руки дочь. Настя дует губы и пялится на подругу, точно та её оскорбила. Будто почувствовав взор отца она вдруг обернулась – их глаза встретились.
– Па-а-ап! Ну хоть ты ей скажи! – Опустив локти дочь с недовольством мотнула головой на одноклассницу. – Чего она надо мной угорает?! Пригрози, что ты арестуешь её!
Даша не выдержала и загоготала уже как ненормальная! Раньше бывший музыкальным, теперь её хохот стал чуть ли ни истерическим. Хотя даже и так для мужского уха он приятен.
Побыстрее от дочери отвернувшись Роман выпрямил спину, сжал руль сильнее, напрягся… но не выдержал и всё-таки прыснул, чуть не потеряв управление.
– Да вы что – сговорились против меня?! – Настя картинно всплеснула руками, да с таким порывом, что её белоснежные пальцы ударились о крышу. – Заодно теперь что ли?!
Всё – это аут. В салоне старенького «форда» взорвался такой хохот, что, наверное, даже стёкла задребезжали! Хохот животный, прямо-таки зверское гаканье – некрасивое, надрывное, какое невозможно остановить, пока не вымотаешься без остатка, не истощишься полностью. У Романа аж потекли слёзы. Он так смеялся, что перестал слышать, как сзади почти так же громко хохочет Даша. Всё же чувствуя перед дочерью стыд он пытался остановиться, даже силился прикрыть рот – тщетно. Энергию этой «шутки» пришлось исчерпать до конца.
Искренне не понимая, почему её слова произвели такой фурор, недоумённо глядя на содрогающуюся, жмурящуюся от смеха подругу и еле справляющегося с дорогой родителя Настя нахмурилась и сжала руки на груди ещё пуще, её губы надулись и стали ещё больше – как две изогнутые сардельки. Поглядывая на дочь с опаской, однако не способный с собой справиться Роман почувствовал себя настоящим негодяем; если б уже не покраснел от смеха, он бы обязательно побуровел от стыда.
Ох-ох, доченька родима… если б ты знала… Как же папе перед тобой совестно…
Может стараясь переменить тему, а с ней и ситуацию, а может на самом-то деле и не особо дуясь, лишь изображая, Настя вдруг обернулась к однокласснице, широко раскрыла глаза и возвестила:
– Ну и смейтесь! А зато я теперь увижу, где Даша живёт! – На последнем слове она резко повернулась к отцу. – Так-то!
Поглядывая в зеркало на дочь Роман даже подумал, что та сейчас покажет язык… Она не стала.
– Я уже давно хотела к тебе зайти! Поглядеть, где ты обитаешь… – Роман отвернулся, его взор прыгнул на требующую внимания дорогу, и что делает Настя он не видел, зато отчётливо услышал в её голосе горячую решительность. – Всё собираюсь это сделать, собираюсь… Никак всё не соберусь!
Ещё миг назад бивший, как из брандспойта, хохот быстро сошёл на нет. Роман понял, что он больше не смеётся, причём перестал тревожно резко, обличающе… С трепетом в сердце он расслышал, что так же скоро перестала смеяться и Даша.
Разумеется ни на что «горяченькое» он сегодня не рассчитывал, с этими «любовными» отношениями вообще много смутного… Вроде всё спокойно, но так подвоха и ждёшь: мало волнений с самой Дашей, так ещё и кто-то может узнать, увидеть, услышать… А хуже всего, если узнает, увидит и услышит дочь. Вот сейчас она намеревается съездить вместе с ними, желает посмотреть, где подруга живёт – разве вправе он ей отказывать? Вправе запрещать ей ехать? Разве не поступит он, как мерзавец, попытавшись от Насти отделаться, чтоб побыть с Дашей наедине?.. Но ведь таким образом он действительно побыть с Дашей не сможет…
Полный переживаний капитан Птачек неосознанно шумно вздохнул. Это не осталось незамеченным – тут же, стоило ему выказать смятение, Настя перевела внимание с притихшей подруги на него.
– Пап! Чего это ты так вздыхаешь тяжко?! Ну подумаешь – проедемся немного лишнего… Тебе что – небольшой крюк сделать тяжело?.. В самом деле?!
Если бы это была не дочь, а какая-то преступница, интриганка – Роман обязательно бы заподозрил неладное: столь наводящий вопрос… Наверняка человек всё знает, ведает твою тайну и просто прикидывается – хочет понаблюдать за твоей реакцией.
ЕСЛИ БЫ. Но кто заподозрит свою дочь?..
Поспешно, слишком торопливо Роман глянул в зеркало, из которого с претензией воззрились на него родные очи. Замотав головой, – тоже излишне суетно, – он от чистого сердца, будто перед вратами святого Петра, заверил:
– Ну что ты! Кровиночка моя родная! Доченька! Конечно же нет! Разумеется мне не трудно! О чём ты?!
Эмоции… Эти точащие человека черви; иглы, на которых невозможно усидеть; обжигающий кипяток, из-за которого не удержать язык за зубами. Если бы спрашивали не его, а он, и ему бы вот так ответили – Роман в секунду бы догадался, что предмет обсуждения отвечающему ЕЩЁ КАК небезразличен! Предчувствуя, что язык, наверное, его уже выдал, что слова его, если останутся крайними, сыграют нехорошо, капитан собрался добавить нечто противоположное – может чуть грубое, может по-чёрному юморное… но услышал удивлённый, лишённый и намёка на переживание высокий Дашин возглас:
– Насть! Ну ты чего говоришь-то?! Ты же мне все уши прожужжала, как тебе домой охота! Что, уже передумала?.. А нога твоя – ты же на физре лодыжку повредила. Какие прогулки – тебе отдых нужен! Как у тебя там, кстати – не болит?..
Выруливая на льдистом повороте, несясь под световыми столбами и чутко прощупывая взором тьму Роман вдруг понял, что он едет не на Победы а на Советскую; причём он направился туда с самого начала… и продолжал ехать даже когда дочь высказала своё взволновавшее пожелание. А ещё, слушая разгоревшийся за спиной спор, он ощутил непривычное, по отношению к Насте коварное, но такое приятное чувство – у него будто взяли эстафету; хлопнули по плечу, сказали: «Не волнуйся, сейчас помогу», и в самом деле так и сделали.
