Czytaj książkę: «По ту сторону моста»
Триумф пожарного шланга
Свои первые большие деньги я заработал в шесть лет.
Папа работал на лесопилке, а мама техничкой в пожарной части. Денег было мало, но я в тонкостях разрушенной экономики мало разбирался и постоянно просил сникерсы, игрушечных трансформеров или вагенвиллсы.
– Заработай и купи, – говорили мне. – Думаешь, это легко?
– Откудова мне знать, я на работу ни разу не ходил… – обиженно бубнил я.
Меня немедленно решили научить уму-разуму.
Лесопилку я бы сразу спалил, а вот проделать такое с пожарной частью мне вряд ли бы удалось, поэтому я стал проводить время с мамой на её работе. «Штоб знал – каково это!».
– Это безопасное место! – утверждала бабушка. – Уж лучше там, чем во дворе, где одни наркоманы клей нюхают… Что может произойти с маленьким юношей в пожарной части?
Во внутреннем дворе пожарной части стояла старая деревянная наблюдательная башня. За ненадобностью её основательно давно заколотили, потому что гнилая и скрипит под ветром. Она стояла неприступной десятилетиями.
Её я излазил вдоль и поперёк в первую очередь, разглядывая всякое сверху. Ведь, если башка пролезла, то маленький чекист с бластером пролезет полностью.
Ещё во дворе стоял старый разобранный самолёт. Ребятишки могли рассчитывать лишь на ржавую ракету из листов железа перед домом, а у меня одного был НАСТОЯЩИЙ самолёт. Другим же карапузам везло меньше, они ходили в детский сад со строгим режимом: играй, ешь, спи…
А я на работу ходил. Правда, не работал. Болтался из угла в угол. Словом, был бесполезен, как садовый шланг в середине января.
Взрослые думали, что я сильно устаю вставать по утрам и проводить целый день в непонятном месте. Ехидно спрашивали:
– Понял, что такое зарабатывать деньги? Нелегко – ходить на работу?
– Не особо. Ещё неделю поработаю.
– Да задумал он что-то, – листая газету, говорил батька. – А вы ему верите.
– Нет, он умница: целую неделю рано вставал и не просился домой, – сказала мама. – Заработал себе на новый пуховик.
На следующей рабочей неделе ловко лазая по огромному сугробу за пожарной частью, я нечаянно сорвался вниз и упал на бетонные блоки прямиком своей пухлой мордашкой. И даже бровью не повёл. Особенно правой, которую основательно разбил.
Как бы то ни было, но ныть по такому случаю я не стал, потому что бровь всё равно зашьют. Подумаешь. Не в первый раз. Волновало другое: я в этот день надел новый пуховик и замазал его в кровище.
– Сына, – смывая с моей рожи кровь, говорила расстроенная мама. – Ну как так?.. То ты себе об бордюр ЛЕВУЮ бровь разобьёшь, пока батька машину моет; то по колено погрязнешь в какой-то трясине посреди двора, тестируя новые резиновые сапоги; то выпьешь стакан растительного масла, думая, что это квас… Будь, пожалуйста, повнимательнее!
– Хорошо, мам.
Мы вернулись домой.
– Я же говорил, – сказал батька, листая газету. – Хитрожопый он. Не берите его больше в пожарную часть, пока он её нахер не спалил.
– А я его на концерт самодеятельности пожарной части записала… – вздохнула мама. – Вот как теперь? Надо стих выбрать, поделку сделать…
– С разбитой рожей пусть Есенина читает, – предложил батька. – Пусть из пластилина что-нибудь слепит. Бездельник. И в кого он такой?
Прошла неделя. Меня нарядили в красивую рубашку с широким воротником, брючки и большой галстук. На правую бровь налепили аккуратную полоску лейкопластыря. Я вышел на сцену актового зала пожарной части и оглянулся. Мама, одетая в красивое платье, стояла за занавесом на краю сцены и взволнованно сжимала в руках платок. Но я всё выучил и помнил. Кивнул ей и начал, детским, звонким голосом громко рассказывать на весь зал:
Белая берёза
Под моим окном…
Закончив, отвесил поклон. Мне аплодировали. Я снова посмотрел на маму. Она была рада.
И тут настал гвоздь номера: я эффектно махнул рукой как Амаяк Акопян и на сцену приволокли стол, на котором я из пластилина бережно слепил целую пожарную часть. Все поднялись с мест, чтобы разглядеть поближе. Затем стол опустили вниз к первым рядам. Все восхищённо загудели:
– Надо же!
– Да вы поглядите!
– Как аккуратно!
– А сколько тут всего!
Народ пребывал в восторге. Я гордился собой, мною гордилась мама и вообще все. Это был триумф. Не зря я ходил две недели «на работу». Вроде бездельник, и рожа разбита… а тут такое.
За яркое выступление и пластилиновую пожарную часть маме немедленно выдали премию – половину её зарплаты. Совсем неплохо для шестилетнего славного малого. Мною дома все немедленно загордились.
– Молодец какой! Весь в меня! Завтра на лесопилку поедем! – потирая руки, сказал батька.
Первая любовь
Мама закрыла меня в моей комнате и настоятельно рекомендовала не шалить, иначе никаких мультиков. Наказание совершенно негуманное.
Ну, разбил я вазу в школе и слинял после этого, и что? С кем не бывает. Ну, отправили старшую сестру мыть после этого полы в классе и убирать осколки. Прямо-таки китайская ваза двенадцатого века. Подумаешь!
Сидеть в комнате до скончания времён я не собирался. Нацепил тапки, открыл окно и вылез. Первый этаж, как-никак. Уже через минуту я затаился в зарослях кустарника посреди двора меж двух «хрущёвок». В одной руке сжимал газету, в другой – увеличительное стекло. Огляделся. А вокруг, как оказалось, происходили исключительно любопытные события.
Через двор покачиваясь, дрейфовал большой кусок фанеры. Кто-то что-то замышлял и причём, гораздо более масштабное, чем я. На гараже сидел Стёпка и тискал своего трансформера. Второй день пошёл. Скоро всю краску на нём сотрёт, уж настолько усердно лобызал. По двору, с каким-то листочком размеренными шагами ходила Оля. Девятилетняя Наташка, её младшая сестра и моя одногодка, каталась на велосипеде. Ей купили его неделю назад и она, кажется, не слезает теперь с него вообще никогда. Наверное, даже спит с ним. Всё вокруг объездила и всех бабушек передавила. С утра до вечера круги нарезает по двору.
Та-ак. Кажется, она меня заметила. Ох, как это нехорошо. Не хватало, чтобы нас вместе застукали.
– Привет, – подъехав и вынув чупа-чупс изо рта, сказала Наташка.
Розовый бант на голове, как всегда висел набок. На коленках ссадины, вся в чем-то вымазанная. К раме на проволоку примотан плюшевый медведь. Такой же потрёпанный и чумазый.
– В школе виделись, – пробубнил я, и присев на корочки, начал наводить смертоносный луч на буквы в газете.
– А что ты собрался делать?
– Тебе какое дело. Иди в куклы играй.
– А давай я тебе помогу? – Не унималась она. – Или давай, лучше покатаемся по очереди на велосипеде?
– Чего пристала! Я говорю, отвяжись!
– Ну и дурак! – хмыкнула она и, развернув велосипед, покатила куда-то.
Вот и пусть катится. Вчера кое-как от неё отделался, а она опять лезет…
Играли мы, значит, в прятки. Народу было много. Я решил спрятаться в подъезде. Наташка меня выследила и загнала на пятый этаж. Деваться было не куда. Тупик. Догоняя, она немного запыхалась, но отдышавшись, медленно и верно начала ко мне приближаться.
– А-а, я тебя нашла! – угрожающе приговаривала она, перекрывая мне пути к отступлению.
– Да так не честно! – запаниковал я, вцепившись в перила. – Я вообще, уже не играю!
Она облизнулась. Сейчас меня будут подвергать ласке и причинять любовь.
– Не-а, – покачала она головой. – Позняк метаться…
Раскинув руки, она уверенно поднималась по ступенькам.
– Я буду кричать… – промямлил я.
Застигнутого врасплох и беззащитного, она поцеловала меня в щёчку и захлопала ресничками так, словно готовилась выйти на орбиту. Едва опомнившись от такого, я дёрнул её за косичку и рванул вниз по лестнице. Она же, вздыхая от счастья, повисла на перилах…
Вот и сегодня, опять лезет.
– Сама дура! – крикнул я ей вслед.
Возле медленно движущейся фанеры уже скакала Оля. Я спрятал увеличительное стекло в карман и двинулся туда, в гущу событий. Сидеть одному в кустах теперь было небезопасно. Можно нарваться на поцелуи.
– Рули вправо, рули влево! – то и дело, давала указания Оля.
Она не видела, как я подбежал к ним, поэтому всё ещё прыгала и размахивала руками, как дирижёр. Заметив меня, замерла. Фанера тоже остановилась.
– Ты где пропадаешь? – удивилась Оля. – Опять, поди, с Наташкой в подъезде целовались?
За фанерой послышался дружный смех.
– Ну-ка, закройтесь там! – я обиженно пнул фанеру. – Ничего мы не целовались… чего мелешь то.
Оля нахмурилась. Потом повернулась к фанере и закричала:
– Чего встали?! А ну, пошевеливайтесь! И ты помогай давай! – прикрикнула она уже на меня.
Я взялся за край фанеры. С моей стороны тащил Васька, который утверждал, что он сын цыганского барона и сильно разбирается в лошадях. Кто такому поверит?
– А куда тащим-то? – спросил я.
Васька, весь красный, посмотрел на меня.
– А ты вот лучше, у этой спроси, – и он кивнул в сторону Оли.
Мы стояли за гаражами и любовались «Штабом», построенным из всякого хлама, что смогли найти: ветки, фанерки, коробки и прочее. Крепился он на стенку одного из гаражей, а с другой стороны к дереву.
– Сегодня, после вечерних мультиков, собираемся здесь. Кое-чего обсудим, – сообщила Оля.
Как и было условлено, все собрались в штабе. Оля внимательно изучила присутствующих. Наташка села рядом со мной. Я отодвинулся. Она подвинулась. Я отодвинулся.
– Вы оба! – прикрикнула на нас Оля. – Прекратите возню! Успеете ещё.
По штабу прокатился смешок. Я залился краской, а Наташка, словно альпинист, покоривший высокогорную вершину, довольно улыбнулась.
– В общем, так, – начала Оля. – На сегодняшней повестке дня один пункт.
Она развернула какой-то листок.
– А что такое повестка? – перебивая, пропищал шестилетний Витька.
– Угомонись там, – грозно проговорила Оля, потом продолжила. – Итак: что такое «секс», и почему нельзя говорить это слово.
Повисла тишина.
– А я, когда сказала слово… – начала говорить Наташка и с опаской осмотрелась, нет ли взрослых. – Слово «секс», мне мама по губам ударила.
Все понимающе загудели.
– Тихо! – успокоила всех Оля. – Мы все с этим сталкивались. Пора разобраться.
Все переглянулись, не зная, что предложить.
– Секс-кекс… – бубнил Витька. – Что тут не говори, всё равно влетит.
Васька включил фонарик и положил на стол.
– Я знаю… – загадочно сказал он. – Мне рассказали взрослые ребята.
– Это те, которые на стройке клей целыми днями нюхают? – с сомнением поинтересовалась Оля.
– Да. Они сказали, что это то, чем приходится заниматься после свадьбы.
Все задумались.
– Наверное… – начал Стёпка, – это очень непросто и ужасно, если взрослые не хотят нам об этом говорить. Ведь мы ещё маленькие, у нас вся жизнь впереди, и травмировать нас этим сексом они не хотят.
– Это ещё не всё, – вздохнул Васька. – При этом они оговорились, что им можно заниматься до свадьбы…
Штаб возмущённо загудел.
– Нашёл, кого слушать! – усмехнулась Оля. – Ха! Они там, приятели твои, клея нанюхаются, а потом городят что попало. При таком раскладе, какому дураку нужен этот кекс до свадьбы. Это ж считай, вся жизнь коту под хвост! Погляди на этих взрослых. После свадьбы папы валяются на диванах, работу найти не могут, мамы с ними ругаются, разводятся… Страшно подумать, если ещё и до свадьбы так жить. Мало ли чего из этого выйдет. Ну уж нет.
Поразмышлять было о чём. Наташка развернула новый чупа-чупс. Васька выключил фонарик, – экономил энергию. Витка заныл, что хочет есть. Стёпка толкнул меня в плечо.
– Давай, твою газетку подожжём?
– Отставить! Чего раскисли! – услышал я голос Оли. – Васюган, врубай свет! Сейчас воду заряжать будем. По телевизору показывали, как правильно надо. Думаю, от неё потом даже фонарик работать будет.
Кто-то взял меня за руку.
– Я тут подумала… – услышал я голос Наташки в темноте. – После нашей свадьбы, с сексом разбирайся сам, а меня не впутывай.
Вареньевый эпизод
У моей старшей сеструхи был знатный пёсель-доберман по кличке Джек. Иногда она приходила с ним в гости. Тогда я страшно радовался, ведь у нас у самих в квартире никогда не было кошки или собаки. На то были причины.
Мама выросла в деревенской глухомани и считала, что нечего держать в квартире домашних животных. Это бессмысленно. Мышей здесь нет, случайные прохожие по квартире не ходят. В деревне кошка нужна, чтобы паскудных грызунов ловить, а собака служит непревзойдённым охранником и сигнализацией. Присутствие котопсов оправданно ощутимой пользой.
К тому же, со слов мамы было ясно, что в деревенской избе за такими «домашними» животными убирать не надо, как и выгуливать по утрам, нацепив намордник. Они САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ. А вот в квартире – лотки, обоссаные обрывки газеты, изгрызенная и обслюнявленная мебель, а также ЗАПАХ. Кошмар. Вето касалось также различных попугаев, хомяков и рыбок – их мама тоже категорически не понимала.
К Джеку же она относилась нейтрально. Как гость он был всегда учтив, молчалив и чистоплотен. Их общение сводилось к минимуму. Суровый мамин взгляд как бы говорил: «будешь плохим мальчиком, я из тебя шапку сделаю». Поэтому Джек был совершеннейший хороший мальчик.
Сеструха жила на улице имени лихого революционера Олеко Дундича, а мы на проспекте матёрого чекиста железного Феликса. Путь от лихого революционера до главного чекиста не сильно труден и далёк. Примерно шесть остановок. Приходя в гости, утомлённый прогулкой Джек всегда садился на диван и смотрел телевизор, пока люди разговаривали на кухне.
…В тот хмурый осенний день нас, второклашек, неожиданно повели на экскурсию в «Берёзовую рощу» собирать листья для гербария. Я сильно обрадовался. Раз-вле-ку-ха. По городу шагала осень, в рюкзаке болтался новый пенал, а под ногами шуршала золотистая листва. Неожиданно мои ботиночки наткнулись на что-то мягкое в листве. Я остановился.
– Ильюша, ты чего там встал, как вкопанный? – спросила учительница.
– Тут белка… мёртвая, – отозвался я.
Все мальчишки немедленно подбежали ко мне посмотреть внимательнее, а девчонки сказали: «Фу! Бедная белочка!» и жалостливо отвернулись. Мы же с пацанами раздобыли палки и начали тыкать бездыханную тушку несчастного животного.
– Давайте сделаем из неё ЧУЧЕЛО?
– Давайте её в школу отнесём?
– Давайте её похороним?
– Давайте её в школе похороним?
– СМАТРИТЕ, ТАМ ЧЕРВИ ШУВЕЛЮТСЯ!
– Мальчики, оставьте её и пойдёмте дальше, – брезгливо сказала учительница, а потом ангельским голосом добавила: – Не переживайте, девочки, белочка на небесах, ей не больно…
Я вернулся с уроков. По разговорам из кухни понял, что у нас в гостях сестра и Джек. Мне выдали бутерброд с маслом и вареньем и выпроводили в зал. Джек как обычно залипал в телевизор после прогулки, а я, усевшись рядом, начал жрать. Хотелось с кем-то обсудить труп несчастного создания в парке. На дворе неистовствовали лихие 90-е, не самое спокойное время. Гибли даже белки.
– Послушай, Джек, – сказал я, облизывая пальцы от растекающегося варенья. – Сегодня у нас в школе была экскурсия, и мы нашли в парке мёртвую белку. Она валялась в листьях. В ней завелись ЧЕРВИ. Представляешь? – Пёс никак не реагировал, глядя в экран, а я продолжал: – Девочки распереживались, начали носы воротить… Учительница сказала, что белочка отправилась на небеса. Ха! Глупость какая. Девочки такие впечатлительные. Почему нельзя прямо сказать, что она просто сдохла? Джек, – я приобнял здоровенного пёселя, – ведь мы с тобой знаем, что только псы попадают в рай. Верно? Ты вот когда умрёшь, я расстроюсь. Но ты не переживай, Джек, такова жизнь. Она не предсказуема. Всякое бывает. Вдруг тебя машина собьёт или ты кошкой подавишься. И всё, ты умер! Это может случиться когда угодно. Хотя бы сегодня.
Я откусил смачный кусок от бутерброда и продолжил с набитым ртом:
– Но я буду помнить тебя, дружище. Что ты любил… криминальную хронику смотреть…
Тут я махнул бутербродом в сторону телевизора, но кусок хлеба предательски выскользнул и упал на пол… Мы с Джеком посмотрели вниз, на теперь уже измазанный маслом и вареньем ковёр, а потом друг на друга.
– Знаешь, что, Джек, – я начал непринуждённо сползать с дивана в сторону своей комнаты. – А я ведь сразу хотел угостить тебя этим бутербродом. Да-да. Тем более, как мы выяснили, уже сегодня у тебя есть шанс умереть страшной смертью и сладкое напоследок придётся очень даже кстати. Что скажешь? Давай, ешь скорее.
Джек понял расклад, завыл и, спрыгнув с дивана, ломанулся в коридор.
– Ах, ты собака сутулая!…
– Нам пора, – услышал я голос из кухни. – Джек домой просится.
В зал неожиданно вышли все родственники. На полу валялся бутерброд. Я же стоял в проёме двери своей комнаты уже одной ногой. Побег почти удался. У людей сразу возникли вопросы:
– Ты почему с едой балуешься? – строго спросила мама, увидев хлеб на ковре и кусочки ягоды-малины.
Я замялся, застигнутый врасплох. Ко мне было приковано множество растерянных глаз, словно я вышел отменить единственный концерт группы «Комбинация» в военной части.
– А это не я, – сделал я невинное лицо и пожал плечами. – Я уроки делал, а Джек телевизор смотрел. Я с ним поделился бутербродом, но он свою половину есть не стал и бросил. ЗАЕЛСЯ. Ещё он слишком много смотрит криминальной хроники…
– Неужели?..
– Ага. А хотите, я вам про белочку расскажу?
– О ней лучше батяне своему расскажи. Ну-ка, быстро подошёл сюда.
Моя версия хлебобулочной катастрофы никого не устроила. Мне сделали строгий выговор с бесполезным занесением ремнём по жопе и более ощутимым – запретив мультики до завтра.
Что сказать, Джек не особо ладил с детьми. На то были причины. Это был воспитанный и уравновешенный пёс, ЛИЧНОСТЬ, а я, как и большинство мальчишек – чрезвычайно подвижный и несознательный оболтус.
Незваные гости
Мама утром ушла на работу мыть пол, сказав, что скоро вернётся и принесёт сладостей. Я устроился перед телевизором, пока младшая сестра играла в свои куклы. Мы проводили время в ожидании сладостей как могли. Я даже успел накатить стакан подсолнечного масла, перепутав его с квасом. Пока меня тошнило в ванной, раздался звонок в дверь. Я немедленно сломя голову выскочил в коридор, открыл замки и распахнул дверь.
Пришла мама и сладости! Слышу, как по залу ко мне бежит сестрёнка.
Но на пороге квартиры стоит не мама, а два помятых мужика с позавчерашними лицами. Я принимаюсь закрывать дверь, но силёнок у меня мало и «синяки» вваливаются в квартиру, что-то неразборчивое бубнят и плюхаются на диван перед телевизором.
– ВЫ КТО ТАКИЕ?! – интересуюсь я.
Глядя в телевизор, мужик махнул рукой, мол, отвали, щегол.
Я сжал кулаки. «Эх, наган бы! Я бы этим контрам устроил танцы!».
Поняв, что реагировать на меня никто не собирается и, заметив, что сестрёнка затаилась под кроваткой, я решительно побежал на кухню, распахнул форточку и закричал:
– Тётя Валя, тут какие-то мужики к нам пришли!
На лавочке перед парадным входом всегда сидели соседки-бабушки, обсуждая наркоманов, потенциальных наркоманов, проституток, потенциальных проституток, алкашей и Ельцина. Среди них соседка из квартиры напротив – тётя Валя, – большая и сильна женщина. Услышав мой отчаянный крик, она немедленно отправилась на помощь.
Первого мужика, как котёнка, она за шкварник выволокла в коридор, а второй, сильно ошарашенный, побежал следом. Тётя Валя попутно объясняла им основные правила гостеприимства:
– Ах, вы пидоры гнойные! Паскуды! Убогие имбецилы! Крысы потыканные!
Мужики сразу активизировались и начали втягиваться в происходящее.
– Пусти ты, ведьма! – беспомощно кричали они.
Но из хватки тёти Вали вырваться непросто. Уже на улице меж лавочек, на глазах у всего подъезда, она мутузила их, схватив каждого за воротник:
– Шары свои залитые протрите, гамадрилы мошоночные! Куда вы прётесь! Да я вас, синих губошлёпов, сейчас как изоленту на рябину намотаю!
Она сталкивала их друг с другом, а мужики, как рыбы, хватали ртом воздух, пытаясь уцепиться за что угодно, лишь бы перегрузки прекратились. Из-за поворота появилась наша мама, успев к разгару корриды. Щёлкая семечки на лавочке, бабушки-соседки немедленно объяснили ей происходящее и ввели в курс дела.
Мама пришла в страшную ярость и схватила одного из мужиков. Неуклюже, но чётко, она выписывала несчастному удары по ошарашенной морде кулаком. Тётя Валя освободившейся рукой, словно рельсой, также начала раздавать прямые в челюсть, ухо и нос.
С трудом сообразив, что разъярённые женщины полны энтузиазма и переполнены энергией, мужики с помятыми рожами всё-таки вырвались и начали срочно эвакуироваться из города с криками:
– Хоспаде! Зачем же так БИТЬ!
Они побежали, высоко перепрыгивая через песочницы и ловко огибая качели, а через три секунды скрылись за углом «хрущёвки».
– Алкаши-разрядники! – восторженно воскликнули бабушки на лавочке.
Мама зашла в квартиру. Сказала мне несколько ласковых слов о том, что нельзя открывать дверь, не поинтересовавшись, кто пришёл. Я сказал, что впредь буду более внимательным.
