Czytaj książkę: «Книговорот. Записки книжника»

Александру Иликаеву, аристократу & эстету

1. Моё дело

– Вы не видели Виктора?

– Которого?

– Да книжника.

– Нет. Его сегодня не было.

– Мужчина! Вам книжник нужен? Он обещал прийти к часу.

Книжник – так меня называют люди всех полов и возрастов, промышляющие, как и я, розничной торговлей возле подземного перехода на остановке «Спортивная».

Вообще-то нас правильнее называть букинистами, так как мы продаём товар, бывший в употреблении. Но народ, как известно, не всегда придерживается правил, а предпочитает слова, какие ему удобны, тем самым обогащая русский язык. А, чтобы не заморачиваться, люди распространили слово «книжник» и на наших клиентов.

Почему я продаю старые книги, а не носки, перчатки, мочалки и прочие вещи, как другие? – спросите вы. Потому что ни в чем другом не разбираюсь. А в книгах чувствую себя как рыба в воде. И ездить за ними куда-то на оптовую базу нет никакой нужды. Мне их доставляют прямо на место и с большой радостью. Желающим избавиться от домашней библиотеки в наше время просто нет отбоя. Двадцать лет после распада «самой читающей страны в мире» население несет и несет букинистам свои книги. Мне иногда в день поступает до десяти предложений. Поэтому торговцы подержанной литературой могут диктовать свои условия. Владельцам ненужных «сокровищ» деваться некуда, альтернатива чаще всего одна – сдать все накопленные за годы советской власти собрания в макулатуру. Можно, конечно, попытаться продать запыленные тома через Интернет, но большинству моих клиентов лень этим заниматься. Им даже не хочется уносить отбракованный товар, и они чаще всего оставляют его мне просто так.

– Эх, а раньше-то книги в какой цене были! – сокрушается народ. – За подписными изданиями в очереди ночами стояли! Подшивки газет и журналов тоннами сдавали, чтобы приобрести один-единственный малоизвестный роман Дюма! А теперь… что за времена – ничего не читают! Веришь, нет, на днях видел, как один мужик несколько мешков с книгами на помойку выбросил.

– Да уж, – соглашаюсь я. Знал бы кто, как мне надоело выслушивать это по нескольку раз на дню!

Не отстают от прохожих и мои старые знакомые, с которыми судьба сталкивала меня пять, десять, двадцать лет назад.

– Ба! Ты всё книжки продаёшь? – дивятся они, случайно оказавшись поблизости. – Ну, брат, даёшь! Неужели люди ещё читают?

Заканчивается разговор чаще всего тоже стандартно:

– Послушай, у меня дома (в кладовке, в саду, на даче, в гараже) завалялись какие-то книжки. Ты, может, заберёшь их и продашь?

Моим старым знакомым кажется, что мне нечем торговать (хотя такого никогда не бывает), что они меня осчастливят своим предложением и что у меня прорва свободного времени, поэтому я в любой момент поскачу на их дачу за книгами.

А что до времён, то они и в самом деле были другими. Если сейчас мое занятие вызывает вопросы, то при советской власти оно приносило ощутимый доход. И даже повышало авторитет.

У отца, литератора, была довольно приличная домашняя библиотека. Поэтому книги с самого детства стали моими друзьями. Среди сверстников я считался начитанным мальчиком и, самое главное, мог дать почитать книжку, которую не то что в магазине нельзя было купить, но даже не во всякой библиотеке найти. Тогда не было ни Интернета, ни DVD, ни видео, ни компьютеров. Неудивительно, что обладатель домашней библиотеки представлял ценность в глазах окружающих, даже будучи полным убожеством.

Некоторые психологи утверждают, что индивидуальность личности закладывается в раннем детстве. Что до меня, то мою индивидуальность сформировали именно книги, ещё до школы. Литературные герои захватили меня целиком, с головой затащив в свой вымышленный мир. Сначала Буратино, Незнайка, Карлик-нос, Винни-Пух и Карлсон, позднее Том Сойер и Геккельберри Финн, Айвенго и Робин Гуд, Билли Боне и Джон Сильвер, Гулливер, Робинзон Крузо и все четыре мушкетёра напрочь завладели моим воображением. В сравнении с их яркой, насыщенной событиями жизнью, существование всего моего окружения выглядело даже не бледной тенью, а гораздо хуже.

Когда я повзрослел, моё отношение мало изменилось. Я скорее был вынужден мириться с унылой реальностью, чем предпочесть её литературной. И если некоторые мои сверстники выражали недовольство местом, где приходилось жить: «Что такое Уфа? – говорили они. – Провинция. Дыра. То ли дело Петербург, уж не говоря о городах Западной Европы!», то меня больше всего угнетала эпоха и люди. «Ну что за времена, – думал я, – какие-то безликие дома-коробки, унылые асфальтированные улицы, однообразные квартиры с одинаковыми обитателями! А как было раньше! Роскошные замки, величественные готические соборы, мостовые из булыжника, подъёмные мосты на цепях, гарцующие на нарядных лошадях кавалеры в шляпах с перьями и прогуливающиеся дамы в шикарных нарядах… Куда всё это исчезло?! И главное – ради чего?..»

А каков народец! Разве ж это люди? Людишки! Дом – работа – рыбалка – домино – кухня – туалет – диван – телевизор – постель. Всё!

Особенно возмущали женщины, которых кроме барахла мало что в жизни интересовало. Никогда не забуду эпизод из турпоездки по Прибалтике. Автобус с нашей группой поехал на экскурсию в Саласпилс, где создан мемориал памяти уничтоженной нацистами деревни. На обратном пути водитель вдруг предложил: «Хотите, заедем в один городок, о котором туристы не знают? Там можно приобрести дефицитные вещи!». «Хотим!!!» – заорали тётки, да так, что у автобуса чуть стёкла не повылетали. Они набили полные сумки шмотья и с ошалелыми глазами, счастливые до беспамятства, вернулись на турбазу.

«Ну как экскурсия?» – спрашивали туристы, которые с нами не поехали.

«Э-э-э, да что там экскурсия! – отвечали тётки. – Вот на обратном пути мы отоварились в одном городишке, это да!»

«Что вы говорите! А можно посмотреть?»

Тут преисполненные гордости героини дня, словно римские полководцы после исторической победы, вели незадачливых коллег в свои номера и несколько часов кряду разглядывали и обсуждали купленное барахло.

Мне от подобных сцен становилось противно. До чего же докатились грациозные, изысканные дамы в кринолине и с умопомрачительными причёсками! До толстух-барахольщиц с набитыми шмотьём сумками!

После такого мысли о создании своей семьи даже в голову не приходили.

Мои родственники и старые приятели, встретив меня после долгой разлуки, неизменно повторяют одни и те же слова: я, мол, не такой, как все – странный, непрактичный, неправильно живу, ни к чему не стремлюсь… Мне же странны их замечания. Чему тут удивляться? И почему нужно непременно слиться с серой массой?

Как сейчас помню, в возрасте девятнадцати лет моё увлечение книгами стало становиться на профессиональные рельсы. Я заимел привычку посещать чёрный рынок, где торговали дефицитными изданиями. Здесь можно было приобрести то, о чем многие книголюбы только мечтали. Правда, по весьма приличной цене – в десять-пятнадцать раз выше номинальной стоимости. Это был нелегальный, отнюдь не мелкий бизнес. Самые прожжённые дельцы имели связи в магазинах и на базах и тащили оттуда дефицит пачками. Некоторые не довольствовались Уфой и везли товар из Москвы, Ленинграда, Минска, Кишинёва, Ташкента и Фрунзе – тех немногих городов, где издавали книги, пользующиеся спросом.

Поначалу я только приобретал интересующую меня литературу. Но затем со мной произошла обычная в среде библиофилов, да и других коллекционеров, метаморфоза. Только приобретать слишком накладно – элементарно зарплаты не хватит. Поэтому, завсегдатаи чёрного рынка покупали, продавали и обменивали книги, стараясь иметь при этом выгоду, прибыль. Таким путём литература достается не так дорого. Наиболее оборотистые создавали целые домашние библиотеки за просто так, а то еще и с наваром!

Я не раз наблюдал подобные превращения с людьми. Появляется на чёрном рынке молодой человек с чистым и ясным взглядом. Сразу видно: книги ему нужны исключительно для утоления духовного голода. Деляги этим пользуются и впаривают парню литературу втридорога. Даже жалко его становится. Но через каких-нибудь полгода до молодого человека доходит, что книги обойдутся дешевле, если их перепродавать самому. Это первый шаг в нашем бизнесе.

Начинающий книжник приобретает опыт, узнаёт, на чём можно заработать. Ему попадаются такие же новички, и он на них так же наживается, как раньше наживались на нём. Вначале ему, возможно, даже стыдно, но стыд очень быстро проходит, ведь именно благодаря неопытным клиентам у него появляется возможность не тратить половину зарплаты на свое увлечение.

Молодой человек делает дальнейшие шаги в своей эволюции. Теперь он знает, что пользуется спросом и на чём можно заработать; у него сначала один-два, а затем все больше и больше постоянных клиентов, которых он отоваривает по полной. Свежеиспеченный коммерсант находит клиентов, которые не знают о существовании книжного рынка и это позволяет ему зарабатывать, делая элементарную наценку на купленные на том же рынке книги. Молодой человек приходит к выводу, что таким путём можно неплохо жить, получая больше, чем зарплата на основной работе. Да заодно и пополнять свою библиотеку.

Наивный юноша с ясным взором незаметно для самого себя превращается в опытного барыгу. Его начинают уважать коллеги по цеху, которые беззастенчиво наживались на нём каких-нибудь пару лет назад. Кто-то знакомит его с работниками книжных магазинов и баз, где можно за недорогие подарки или небольшую переплату брать дефицит. Но молодой делец и на этом не останавливается, ибо перед ним открываются другие горизонты. Он выходит на оптовиков. Метаморфоза завершена. Где теперь тот скромный любитель чтения? Остался в прошлом. А миру явился спекулянт, по советской терминологии.

Неудивительно, что вскоре я не только мог читать любимые произведения не выходя из дома, но и позволять себе другие вещи. Мне тогда нравилось путешествовать. Чем наш брат отличается от обычного туриста? Тем, что куда бы он ни поехал, всегда берёт с собой чемодан, а то и два, с книгами для продажи или обмена. Цены в разных регионах страны отличались, на этом и шла игра.

Если, скажем, я приезжал в Кишинев или находящуюся неподалёку Одессу, мне было выгодно брать там кишиневские издания, а продавать московские. В Москве же – с точностью до наоборот. Что до родной Уфы, то сюда можно было везти книги отовсюду.

Путешествуя в свое удовольствие, я заодно посещал чёрные рынки Москвы, Ленинграда, Риги, Харькова, Одессы и Ташкента. Завязал деловые отношения с коллегами и затем продолжил их с помощью почты, расходы на которую тогда были копеечные. Иногда я совершал и чисто коммерческие поездки. Благо, что в те годы билет на самолет, скажем, до Москвы, стоил всего двадцать пять рублей. Достаточно было продать пару хороших книг типа «Трёх мушкетёров», чтобы оплатить перелёт в оба конца. Советское государство заботилось о гражданах! И это, безусловно, способствовало росту моего бизнеса. Росла и домашняя библиотека, значительно увеличившаяся против отцовской.

2. Книжные страсти-мордасти

Однако не все было так безоблачно в подпольной книготорговле. В законе существовала статья, карающая за спекуляцию, и представители силовых структур, как правило переодетые в гражданское, нет-нет да наведывались на чёрные рынки. Частенько всё заканчивалось разгоном незаконного сборища и доставкой одного-двух десятков спекулянтов в отделение.

Что там с ними делали, они предпочитали не рассказывать, а иногда пропадали на месяц-другой. Дислокация рынка после облавы сразу менялась. Организаторы старались выбирать тихие места в заброшенной части какого-нибудь парка. А после каждого разгона меняли еще и район города, рассчитывая на то, что районным властям о новой точке станет известно не сразу.

В нашем городе дольше всего продержался книжный развал на лесной поляне возле реки Уфимки, между трамплином и ВДНХ. Он получил название «Яма», как известный роман Куприна. Место это было архинеудобным – надо было спуститься по крутой, длинной, разбитой деревянной лестнице, что зимой и в сырую погоду было весьма небезопасно. Да ещё с тяжеленной сумкой, набитой товаром. Если бы не какие-никакие перила, книжники сломали бы себе шеи. По окончании сборища, естественно, надлежало подняться по той же лестнице. Возможно, слугам правопорядка не хотелось такой гимнастики, оттого они нас и не беспокоили.

А вот в Одессе я однажды присутствовал при жестокой расправе. Весьма немелкие слуги закона скручивали руки за спину спекулянтам, запихивая их в УАЗики. Наблюдать такое было малоприятно.

В Ленинграде же мне один раз и вовсе пришлось расстаться с двумя чемоданами книг. Рынок там располагался в лесочке за городом. По выходным собиралось по нескольку тысяч человек. Торговали не только книгами, но и любым дефицитом.

Разложив товар на газетах и увлекшись своей работой, я прозевал начало облавы. Заметил панику лишь в тот момент, когда милиционеры оказались в десятке метров от меня. Думать о том, чтобы успеть собрать книги и остаться незамеченным, было слишком поздно. Пришлось бочком, бочком удалиться.

На следующий день облавы не было, и барыги, возле которых я вчера расположился, ехидно поинтересовались:

– Ну что, чемоданов сегодня нет? А где же твои книги?

Затем, смакуя каждое слово, они принялись рассказывать друг другу, сколько фолиантов в кожаных переплётах мне пришлось «подарить» доблестным сотрудникам советской милиции.

Впрочем, встречались среди нас и неприкасаемые. В Уфе жил книжник по имени Алим, на которого ни законы, ни санкции не распространялись. Он имел справку психиатрического диспансера и сполна ею пользовался. На чёрный рынок он ходил редко, там его по понятной причине недолюбливали. Торговал же везде, где хотел. Чаще у книжных магазинов. Милиция пыталась его забрать, но после демонстрации «волшебного» документа, вынуждена была отпустить.

Безнаказанность сделала Алима наглым сверх меры. Он стал торговать в «святая святых» – самом центре Уфы: на гранитном парапете сквера имени Ленина и у находящегося через дорогу от него книжного магазина «Знание», месте наибольшего сосредоточения культурной публики. Разложив свой дефицит, он принимался громко его рекламировать:

– Купите советский порнографический роман! Такого разврата не знала мировая литература! Весь тираж ликвидирован. Автор – в застенках КГБ. Не пропустите! Единственный оставшийся экземпляр! Антисоветчина, выпущенная под давлением Запада! Весь тираж изъят из библиотек и уничтожен!

Таким комментарием он сопровождал практически любую книгу, даже самую невинную по отношению к социалистической действительности. Цена же подскакивала соответственно рекламе. И когда покупатели, прочитав хвалёный экземпляр, возмущенно обвиняли его в мошенничестве, требуя вернуть деньги, Алим отвечал, что не помнит, чтобы продавал подобную ерунду. У него, мол, весь товар как на подбор. Желтый билет выручал и здесь.

Всесильная советская система, ужасами которой либералы, вместо сказок на ночь, пугают своих детей, оказалась бессильной сладить с Алимом. В руках тоталитарной машины было всё: абсолютная власть, закон, суд, силовые структуры. Но она ничего не могла противопоставить инвалиду, за плечами которого была только комната в старом деревянном доме с удобствами на улице.

Алим торжествовал, но, как это часто случается, не совладал с лаврами победителя, стал злоупотреблять горькой. Частенько, даже не закончив «рабочий день», он напивался до чёртиков. Было крайне забавно видеть недоуменные лица прохожих, наблюдавших очень странную картину: на грязном парапете с обвалившейся штукатуркой лежат просто-таки выставочные экспонаты: «Мастер и Маргарита» Булгакова, сборник стихов Анны Ахматовой, «Сто лет одиночества» Маркеса, альбом репродукций Ван Гога…

«Что это?!» – ничего не понимали прохожие. – Неужто это продают?» Фантазия тут же рисует им такого продавца – им может быть только истинный благодетель с одухотворённым лицом ангела. Но вместо него приходилось иметь дело с безобразным чудовищем, небритым, пьяным, хамоватым, дышащим перегаром, брызжущим слюной. С манерами, никак не вяжущимися с изысканным стилем тех книг, которые он продавал.

Наблюдая весь этот беспредел, матёрые завсегдатаи книжной тусовки скрипели зубами от зависти, но ничего поделать не могли.

Однажды я побывал у Алима дома. Зрелище, представшее моим глазам, было более чем показательным. Это было жилище профессионального книготорговца, до мозга костей, который только этим и живёт – ничего лишнего, только стеллажи с книгами и раскладушка.