Czytaj książkę: «Колыбель за дверью», strona 7

Максим шёл к дому, не торопясь, любуясь уже третьим солнечным днём подряд – в достатке прохладным, но по-прежнему, радушно сияющим романтичной живостью красок, а голова его была настолько светла пустотой и лишена мыслей, что вызывала удивление даже у собственного хозяина. Все нежданные думы, в бессильной попытке омрачить сегодняшний день, тут же выдувались ветерком счастья. Мыслить и решать не желалось – только просто жить и стоять под этим ветерком, наполняющим душу надеждой и мечтами; ведь мечтать не вредно даже о том, о чём нельзя думать.

В коридоре встретила Роза Семёновна. Увидев Максима дома, она всполошилась:

– Максим, дорогой, что случилось? Ты же на работе должен быть!

– Всё в порядке, Роза Семёновна, не волнуйтесь. Я поменялся до конца недели – сменщик за меня работает… Свадьба у меня сегодня!

– А кто женится? Друг, однокашник?.. Ты только не злоупотреби, Максим, ты же знаешь, тебе не следует… А Наташа пойдёт с тобой?

Максим улыбнулся, с каким-то странным обожанием глядя на соседку:

– Наташа? Наташа пойдёт, как же без неё… Вы не поняли, Роза Семёновна – это наша свадьба. Наша, понимаете – моя и Наташина. Мы женимся.

– Ой! – Роза Семёновна схватилась за сердце. – И молчал!

– Да я сам узнал только вчера ночью, – улыбнулся Картузов. – Наташа рассказала.

– Как это? – удивилась женщина.

– Вы, что, Наташу не знаете? С ней лучше не спорить, – пошутил Максим.

– До чего же исключительная девушка! Я так рада за вас… Пойду, валерьянки выпью, разволновалась что-то, – и соседка удалилась к себе, переживать окружавшее – такое удивительно-приятное эти последние три дня. Максим с улыбкой поглядел ей вслед и пошёл осваивать новую технику.

Картузов слушал «Мировые шедевры классической музыки», перебирая пластинки и радуясь, как ребёнок, когда раздался дверной звонок. Один раз – значит к нему. «Наташа вернулась», – обрадовался он и пошёл открывать.

Это была действительно она: возбуждённая, запыхавшаяся, с весёлыми глазами. Пахла она осенью и … Наташей, по-другому Максим не смог бы охарактеризовать этот запах, но знал его и не мог спутать с другими.

– Это действительно я! Быстро управилась?.. Максим, уже десять, у нас полтора часа. Нужно всё продумать, не забыть… На-ка, примерь, должно быть впору, – она протянула ему коробочку. Там лежали два узких обручальных колечка – не простые – манерные: две выпуклые ленты, белая и золотая, перевивали друг друга. Максим взял своё кольцо в руку, оно было тяжёленьким. Одел – точно впору.

– Красиво, Наташа. Я, вообще, кольца не ношу…

– А это будешь носить. Скажи, что будешь.

– Буду. Его ты оденешь, значит буду.

– Красиво, да? – Наташа тоже надела своё колечко. Оно очень перекликалось с её перстнем и Максима слегка кольнуло.

– Перстень тебе он подарил?

– Я его сама покупала. Его и серьги, в Амстердаме. Даже не так – делала на заказ по своему эскизу.

– А ты и рисуешь ещё? – Картузов удивился.

– Да, рисую, даже хотела художником стать – передумала вовремя. Я не гений, просто окончила художественную школу в Риге. А что?

– Завидую! Всегда завидовал тем, кто умеет хорошо рисовать и играть на фортепьяно двумя руками.

– Нет, на рояле я не играю, – рассмеялась Наташа, если только стоя и в преферанс… – Максим! – вдруг истошно выкрикнула Наташа, чем перепугала Картузова.

– Что случилось?!

– Какая же я дура! У тебя есть костюм?.. У тебя нет костюма – я же сама вчера раскладывала твои вещи!

– Ну как же, а тёмно-серый в тонкую полоску…

– Это не костюм! Собирайся,.. а, ты собран. Поехали!

Спускаясь по лестнице, Наташа вызывала такси и через пятнадцать минут они уже подъезжали к магазину «Том Тейлор». На покупку тёмно-синего с редкой красной искрой, костюма из английской тонкой шерсти ушло ещё пятнадцать минут. Фигура у Максима была как у манекена, костюм сидел отлично. Там же были куплены три бледно-голубых рубашки, два галстука и ремень. Такси ждало на улице. К одиннадцати они были дома.

– Одевайся, машина будет через полчаса. Нужно ещё за цветами заехать – я невеста, или просто так?.. Давай милый, шевелись, пожалуйста, – Наташа схватила пакет и коробку с обувью и пошла на выход из комнаты.

– А ты куда? – удивился Максим.

– К Розе Семёновне. Ты не должен видеть, как я одеваюсь. Плохая примета.

Максим оделся. Он сразу почувствовал себя более значимым, уверенным и успешным. «Вот как одежда меняет человека. Прав Чехов, прав», – подумал Картузов.

Вскоре появилась Наташа. У Максима дыхание перехватило от восторга, когда он её увидел. На ней было белоснежное, отдающее в синеву, платье из трикотажного кружева до середины колена и венок с фатой до плеч, на ногах белые колготки и белые туфли на высокой шпильке – Наташа даже стала ростом с него, а в коридоре стояла Роза Семёновна, улыбалась и утирала слёзы.

– Бог мой, Наташа, как же ты хороша! – Максим глаз не мог отвести от своей невесты.

– Всё для тебя, любимый. Ты ничего не забыл? Аппарат, что я приготовила?.. Роза Семёновна, спасибо вам за помощь. Пожелайте удачи. Всё, поехали.

Внизу уже ждал огромный чёрный Мерседес, надраенный до блеска с важным водителем в костюме. Он открыл перед будущими молодожёнами дверцу, они сели на просторный роскошный диван и машина тронулась в путь.

Максим пожалел, что до загса всего десять минут езды, так ему понравилось ехать в этом лимузине. По дороге они остановились у цветочного магазина. Максим побежал за цветами и вернулся с роскошным букетом белоснежных роз, которые передал Наташе.

Картузов видел, она нервничает. Лицо слегка побледнело и как-то заострилось, а улыбка стала несколько скованной, искусственной – словно она насильно заставляла себя улыбаться. Она точно бы толкала себя вперёд – упиралась и продолжала толкать, вызывая некоторую растерянность Максима. Что это? Желание передумать в последний момент? Чувство совершаемой ею ошибки? Опасение быть узнанной и огласки события?

– Наташа?

– Да, милый? – она вздрогнула, когда он обратился.

– Ты не жалеешь о своём решении? Мне показалось… Наташа, ещё можно всё отменить.

Она вцепилась в него глазами, ища то ли своё отражение, то ли желание сбежать в последний момент, так, по крайней мере, понял её взгляд Максим.

– Ты, что, раздумал?

– Я счастлив, но мне почудилось…

– Нет, Максим, нет… Это другое… Когда ты приедешь ко мне в Ригу, мы будем венчаться… Ты крещёный?

– Да. По традиции, у нас все в семье…

– Это правильно, миленький мой… И мама будет видеть. Она расстроится, что не была со мной сегодня, но я всё объясню. Объясню правду, как есть – я не врала ей никогда, только по телефону отсюда, когда… – Наташа перебивала Максима и говорила быстро, сбивчиво, всё сразу, словно и не ему, а себе самой, пытаясь оправдаться и доказать – она поступает единственно верно.

Максим понял её, взял за руку и потёрся о Наташин висок.

Машина подъехала к загсу.

– Я буду счастлива с тобой, Максим! Обязательно буду! – вдруг горячо зашептала Наташа. – Вопреки всему злу, что я видела в жизни. Вопреки всему миру, который был против. А ты должен мне верить. Просто верить и не спрашивать «почему». Ты сможешь?

Максим молча кивнул.

Глава 14
Свадьба

У входа в загс стояла Танюшка, а рядом с ней её «мужской вариант», родись она мальчиком – высокий, красивый, очень мощного сложения, парень, лет двадцати пяти с букетом алых роз. «Вот и свидетели», – подумал Максим и посмотрел на Наташу. Та, казалось, стряхнула с себя всю нервозность, неуверенность и вновь выглядела как обычно: улыбчиво, любопытно, энергично.

– Вот и ребята, молодцы, не обманули, – она помахала им рукой от машины и обратилась к шофёру. – Вы тут будете стоять, да? – получив утвердительный ответ, взглянула весело на Картузова. – Пошли Максим, будешь сдаваться Наташе. Холостая жизнь закончена!

Невозмутимый водитель свадебного лимузина, услышав слова невесты, не выдержал и рассмеялся.

Узрев Наташу, у Василия – Таниного бата – лицо вначале вытянулось, а потом расплылось в кисельной улыбке и поглупело. «Нашего полку прибыло», – подумал Максим. Они подошли к своим свидетелям, познакомились с Васей, как его тут же окрестила невеста, взамен представительского: «Василий» и зашли в помещение. Там уже томилась одна пара, и Наташа получила восхищённый взгляд от жениха, одобрительные от гостей и расстроенный с вызовом от невесты.

Вообще же на Наташу оглядывались буквально все, от милиционера на входе, до подгулявших студентов, сачковавших лекцию и закончивших свою скромную трапезу, состоящую из дешёвого портвейна и двух беляшей в ближайшей пирожковой.

Она всегда притягивала взгляды, а сегодня была неоспоримо блистательна, по-другому не скажешь. Это была самая яркая звёздочка в созвездии Петербурга, и недоумение Максима лишь росло день ото дня: как вышло, что она позволила двигаться по её орбите.

– Пойдём за мной, Максим, – позвала Наташа и повела его в кабинет заведующей. Там их встретила улыбчивая полная женщина бальзаковского возраста и, рассыпаясь в комплиментах, не переставая тараторить, проверила паспорта, выдала бланки заявлений и попросила их «быстренько заполнить, время поджимает, ещё одна пара в вашем положении – нужно успеть». Картузов подумал, что «успеть» у такой заведующей получится, тем более, работает она не за страх, а за интерес.

– Вы просто герой труда, – не удержался он. – Вам в мэры баллотироваться нужно, я бы проголосовал.

– Молодой человек, там слишком хлопотно, а у меня здоровье слабое. Вы лучше пишите повнимательнее, чтобы ошибок не наделать, – улыбнулась она.

– Максим Андреевич – профессор университета по специальности русский язык и литература, – вмешалась Наташа. – Он не ошибается. Да, милый?

Картузов покраснел и стал заполнять бланк молча.

– Фамилии менять будете? – поинтересовалась королева загса.

– Остаёмся при своих, это не обсуждается, – твёрдо ответила Наташа. Картузов не обиделся. Наташа раньше ему объяснила, что обещала маме: папина фамилия не умрёт, а он был последним в роду Сокольских. Почти всех выкосила война.

Прочитав заявления и сверив данные, заведующая пригласила их в зал, откуда уже выходила та самая пара, что раннее ожидала своего часа холле. Выданная замуж личность одарила их счастливой улыбкой, а они с Наташей, Василием и Татьяной прошли в зал – ещё одна рокировка с молодожёнами. Конвейер по производству «ячеек общества» работал безостановочно. По дороге в зал, Наташа взяла у Максима фотоаппарат-мыльницу «Никон» и попросила одну из молодых особей мужского пола, от гостей следующей пары, их поснимать. Не сводя с Наташи округлившихся глаз, особь с энтузиазмом согласилась.

Далее всё следовало протоколу, без отступлений, только речь первой фрейлины, замещавшей королеву, была сведена к минимуму. Уже через десять минут муж и жена: Сокольская Наталья Сергеевна и Картузов Максим Андреевич, привыкая к своему новому статусу, улыбаясь и чуть свысока поглядывая на томящуюся в холе пару, у которой ещё всё впереди, вышли из загса показать себя людям.

У Наташи всё было продумано. Они вчетвером загрузились в Мерседес и поехали в ресторан «Охотничья изба», стоявший в сосновом лесу под Павловском, где Наташа заказала столик на четверых.

Компактная свадьба оказалась весёлой. Девушки нарядно щебетали, а мужчины наслаждались их обществом. Вася оказался довольно компанейским и разговорчивым – взял на себя роль тамады. Он знал множество тостов, анекдотов и забавных историй. Время пролетало незаметно.

Они танцевали: Максим и с Наташей и Таней, а Вася лишь пару раз с Наташей, принципиально отказываясь танцевать «с этой мелочью», как он шутя называл сестру. Наташу, при этом, он держал и вёл настолько бережно, словно она была сделана из саксонского фарфора.

Обошлось без драк и неприятностей. Правда, один парень из небольшой подгулявшей компании, отмечающей какую-то сделку, попытался пригласить Наташу на танец, но Василий, выложив на стол кулаки, каждый величиной с небольшой арбуз, посмотрел на него недобрым взглядом и пророкотал басом: «Она не танцует». Охоты к танцам у кавалера вмиг поубавилось и он, извинившись, ретировался прочь.

Само застолье не назовёшь скромным. Стояло множество холодных мясных закусок: ассорти из фазана, крокеты из дичи, закуска из зайчатины, окорок кабана шпигованный, паштет из косули… Салаты из свежих овощей, политые оливковым маслом и овощи целиком: помидоры, огурцы, болгарский перец. Были и крепенькие солёные огурчики и острая квашеная капустка. Белоснежная брынза и атлантическая сельдь в горчице, пряностях и маринованном луке, радовали глаз и дразнили аппетит. На горячее подали «Лесное застолье» – филе оленя, замаринованное в специях, а затем обжаренное с папоротником и кедровыми орешками.

Аромат шёл такой, что даже повара из ресторана «Максим», что стоит в Париже на улице Рояль вблизи Площади Согласия, невольно поворачивали голову к востоку и ловили балтийский ветерок, гадая, а доведётся ли им попробовать такую вкуснятину.

Все – и хозяева и гости, воздали столу должное и не оставили ни одно блюдо без внимания. Они веселились, вкусно, тепло и уютно.

Из спиртного была пара бутылок грузинского красного вина Хванчкара, водка «Охотничья» тройной очистки на берёзовых углях в запотевшем графине и традиционное на свадьбе шампанское брют от Ленинградского завода шампанских вин.

Наташа пригубила шампанское и пила вино: по глоточку за тост, Максим поступил так же – ему даже от запаха спиртного становилось дурно после недавней распущенности. Таня, понемногу, охотно пила и шампанское и вино, а вот Василий, произнеся очередной тост, опрокидывал рюмку за рюмкой, закусывал с аппетитом за двоих, хрустя то огурцами, то капустой и к концу обеда приканчивал невозмутимо второй графинчик «Охотничьей», нисколько при этом не хмелея.

Был и большой свадебный торт с обручальными кольцами, и самовар с чаем, и кофе с мороженым на десерт. Торта съели совсем чуть-чуть и Наташа попросила официанта разрезать остатки пополам, упаковать в две коробки и отнести под конец застолья в машину, что и было сделано.

Через четыре с половиной часа, осоловевшие от еды, но весёлые, они покинули «Охотничью избу», загрузились в такси марки Опель Омега, поданное по заказу из ресторана и поехали домой. Вначале отвезли Таню с братом, тепло прощались, наделили их коробкой с тортом, выслушали от Василия последние поздравления и заверения в дружбе «до гробовых костей» и потом уже поехали домой сами.

Голова была заполнена лёгкой эйфорией дня, настроение под стать событию. Они любили, были беззастенчиво счастливы и звучали одним аккордом.

Глава 15
Широко открытыми глазами

Дома в коридоре их встречала Роза Семёновна. В руках у неё был большой букет – Максим подивился, это были алые розы. Такие цветы стоили очень дорого, а соседка была женщиной небогатой. Мизерной пенсии едва хватало на самое необходимое.

– Наташенька! Максим! Поздравляю вас, будьте счастливы, не обижайте друг дружку, пусть только согласие живёт в вашей семье! И деток вам, побольше, – голос пожилой женщины дрожал. В глазах стояли слёзы, а лицо освещалось добром.

Она искренне радовалась за них, и сквозило в голосе ещё что-то: возможно память о своей свадьбе, о своём, так скоро пробежавшем счастье, а быть может горе по потерянному сыну и его семье, каковой не суждено было судьбой состояться, по так и не родившимся внукам, по рано ушедшему мужу, которого война достала уже через двадцать лет после победы… Она радовалась, что они нашли с Наташей друг друга, что Максим не будет одинок, что его полюбила такая чудная девушка. Много чего было в голосе, тронувшем и Максима, и Наташу.

Наташа подошла, обняла женщину и вдруг они обе заплакали: счастливо и светло, как умеют в радости плакать только женщины.

– Спасибо вам, Роза Семёновна! – выплакавшись, сказала Наташа. – Вы гораздо больше, чем соседка, вы, как родная, близкая тётя. Я так рада, что Максим не остаётся один. Когда рядом с мужем такая женщина, жена может уезжать спокойно. Вы ему спуску не давайте, хорошо?

– А ты что, уезжаешь? – заволновалась соседка. – Надолго?.. Да как же это, вы только поженились. А отложить нельзя?

– Что поделаешь, жизнь так складывается – работа, – Наташа не стала вдаваться в подробности. – Командировка у меня, очень длительная. Отказаться нельзя, никак нельзя. Давайте о грустном не будем, лучше чай заварим, да?

– За границу? – прозорливо спросила Роза Семёновна.

– За границу, да, – подтвердила Наташа.

Соседка вздохнула и понимающе сказала:

– Что поделаешь, работа есть работа… Ладно, пойду, чай заварю, а вы переодевайтесь и на кухню подтягивайтесь.

– Хорошая она, – сказала Наташа, заходя в комнату. – Добрая и одинокая. Ты будь с ней ближе, Максим. Тебе тоже тяжело будет первое время.

Максим вдруг понял, что тяжело будет не только первое время – будет просто тяжело, и оно начнётся уже завтра, с исчезновением Наташи. Ничего не изменить – им осталось так мало быть вместе. А маячившая на горизонте встреча – лишь слабая дымка, едва-едва видная, готовая развеяться в любой миг. Страх предательски закрался в мысли – вдруг Наташа изменится, приехав домой? Вдруг закружится в круговерти жизни – забудет? Сотрёт его в памяти?.. Да и вообще, как сложится их судьба?

– Эй, муж, – Наташа подошла сзади, обняла, прижалась. – Не нужно так плохо думать о своей жене. Я решила один раз – не передумаю. Я люблю тебя, родной, что ты? Прочь гони эти гадкие сомнения. Я твоя, слышишь?

Видно, у него всё отразилось на лице и Наташа поняла, о чём он думает.

– Да нет, милая, просто взгрустнулось. Вот так, забываешь о плохом, а оно рядом, никуда не делось. Просто отсрочка небольшая.

– Я тебе говорила уже, повторюсь – разлука научит тебя любить по-настоящему… – он был умный человек. Оставил след, который не забудут скоро. И он прав. Я тоже буду учиться, Максим. Нам нужно это пройти, мы сможем. Если нет – чего мы стоим? Значит не любовь это, лишь иллюзия.

– Ещё он говорил, что  невозможно любить саму женщину, можно любить благодаря ей, любить с ее помощью и что слова только мешают понимать друг друга. А я никогда не мог понять, что это значит, – вздохнул Максим. – Не будем сетовать на дождь, ветер, мороз – нам не изменить природу, а жить всегда под солнцем наскучит. Будем искать радости в непогоде – без дождя не вырастет трава и цветы, а без снега не слепить снеговика. Так, да?

– А это кто сказал?

– Я сказал. Сейчас.

– Поцелуй меня, – неожиданно попросила Наташа…

Позже Наташа надела домашние шаровары в восточном стиле: широкие, бархатистые, словно велюровые, горчичного цвета и толстый, свободный, болотно-зелёный свитер, скрывающий её ладную фигуру. Отопление ещё не включили, было прохладно. Она сразу стала близкой, домашней и родной, словно медвежонок панды, на которого нельзя сердиться и смотреть без улыбки. Максим же аккуратно повесил костюм на тремпель, лишний раз восхитившись тканью: мягкой, скользящей в руке маслом, такого глубокого красивого тона. Натянув свободные, из плотного хлопка, тренировочные штаны и чистый джемпер, он почувствовал себя совсем легко, дома, рядом с той, которая сладила его счастье и будь, что будет дальше!

А дальше они втроём пили на кухне чай с вкуснейшим тортом. У Максима неожиданно проснулся аппетит, и он съел целых два куска, чем заслужил ласковое «обжора» от Наташи. Они рассказывали о свадьбе Розе Семёновне, а та слушала, радовалась за них, смеялась. Особенно её развеселил рассказ Картузова о Василии и как тот не позволил танцевать с Наташей подвыпившему кавалеру.

В комнате Наташа достала подушки, забралась на тахту, покрытую ворсистым покрывалом, и укрылась пледом, свернувшись калачиком. Она казалась такой маленькой, беззащитной, что Максима окатила волна нежности.

– Иди ко мне, – позвала Наташа. – Ложись рядышком, побаюкай меня. Мне зябко.

Максим лёг рядом, обнял ее, и она тут же устроилась на его груди.

– Расскажи мне что-нибудь, Максимка, а я подремлю, а? Я так устала за эти дни, слабость какая-то. Не хочется шевелиться, только голос твой слушать. Расскажешь?

– О чём?

– О чём хочешь. Сам выбирай. Хоть сказку о царевне, которая не может проснуться.

– Дай подумать,.. хочешь, я расскажу тебе об одной женщине?

– Что-что? – с шутливой угрозой приподнялась Наташа. – Тебе меня мало?

– Эта женщина жила давным-давно. Родилась она в последней четверти восемнадцатого века и прожила долгую замечательную жизнь.

– А-а, тогда ладно, – милостиво согласилась Наташа.

– Ну, слушай. В семье графа, Алексея Кирилловича Разумовского, родилась девочка Варя. Имя она получила в честь своей матери, Варвары Петровны, урождённой Шереметьевой, женщины, впрочем, довольно вздорной, ограниченного ума, но при этом красивой до старости. Алексей Кириллович был министром просвещения и сенатором – человеком очень властным, богатым, хорошо образованным и имеющим огромную библиотеку. Когда Вареньке было всего шесть лет, от удалил её мать из дому и запретил общаться с дочерью во избежание плохого влияния на последнюю…

– Как это запретил общаться? – удивилась Наташа. Она заинтересовалась рассказом и уже забыла, что собиралась подремать. – Матери запретил видеть дочь?! Как это?

– Такие времена были, Наташа. Отец так решил и так случилось. Сам он жил с нею врозь, не желая терпеть несносный характер жены. Но о детях заботился. Варя поступила под опеку родной тётки по отцу, графини Прасковьи Кирилловны, женщины спокойного нрава, умной и образованной. До тринадцати лет у Вари была гувернантка немка, а после швейцарка Калам, тётка известного пейзажиста, женщина с твёрдым характером, умная, высоких нравственных качеств. Варя её очень любила. Девушка получила домашнее, но превосходное образование, знала языки и к её услугам была обширная библиотека отца, откуда она, помимо прочего, почерпнула значимые познания в медицине. Жила Варя в подмосковном имении и, ставши девушкой, часто сопровождала отца в поездках. В одной из таких поездок они посетили село Воронцово, где проживал фельдмаршал князь Репнин. Там она познакомилась с внуком князя, Николаем Волконским, любимцем Павла Первого. Умная, любознательная и добросердечная девушка, пылкая, эрудированная, веселая и серьезная одновременно, не могла не понравиться молодому флигель-адъютанту Императорского Двора, князю Волконскому, – Картузов хитро посмотрел на Наташу. – Кого-то она мне напоминает, а?

– Кого это, интересно? – невинно спросила Наташа.

– Да есть тут, одна… Ну, ладно, поехали дальше. Молодые люди полюбили друг друга, должна была состояться свадьба, но на беду отец Вари и фельдмаршал рассорились и свадьбу отменили. Варя и Николай страдали, но поделать ничего не могли – судьбы браков в те времена решали старшие.  В 1801 году фельдмаршал князь Репнин умер. После смерти князя, именным указом Императора Александра Первого, дабы спасти от угасания древний род, столь славно послуживший Отечеству, к фамилии молодого князя Николая Григорьевича была добавлена и фамилия умершего дяди – Репнин. Унаследовал князь и его состояние. Наконец-то они смогли пожениться. Их пышная и веселая свадьба состоялась в 1802 году, в поместье Варвары Алексеевны – Батурине. В 1805 году Репнин-Волконский вновь вступил в армию. Началась война с Наполеоном, пока на стороне союзных с Австрией войск. Варенька, страстно влюбленная в мужа, последовала за ним в армейском обозе. Детей оставила на попечение свекрови – решительной и умной женщины Александры Николаевны Волконской… Варе подражали и другие светские дамы. Муж Вари был ранен в бою под Аустерлицем и попал в плен. Варвара Алексеевна храбро явилась в лагерь Наполеона и сказала, что не уйдет оттуда даже под угрозой расстрела и будет ухаживать за мужем сама, оставаясь при нем до последней минуты! Французский офицер растерялся и не смог устоять перед энергичным напором маленькой русской дамы, с быстрыми черными глазами и высокой пышной причёской – он позволил ей остаться в лагере. Варя ухаживала за мужем и другими пленными русскими солдатами и офицерами. О ней доложили императору Наполеону, но тот в ответ лишь улыбнулся, махнул рукой, пробормотав что-то вроде: «Завидую этому русскому!» и настоял на личной с ним встрече. О чем говорили французский император и русский пленённый князь, осталось их личною тайной, но вскоре Репнину была возвращена свобода. Пример храброй и отважной старшей невестки Вареньки Репниной, сиятельной подруги императрицы, подействовал позже на пылкое воображение знаменитой княгини Волконской – младшей – Марии Николаевны, уехавшей вслед за опальным мужем в Сибирь десять лет спустя.  Вот такая она была – княгиня Варвара Алексеевна Репнина-Волконская, урождённая Разумовская. Всю жизнь занималась благотворительностью, на что израсходовала всё своё состояние: помогала бедным, открыла университет в Полтаве, строила школы и больницы. Муж её, Николай, умер в 1842 году, она переехала в Одессу, а позже в Москву. Жила в своём доме на Садовой, где и скончалась 1864 году в возрасте восьмидесяти восьми лет. Её тело перевезли на Черниговщину и похоронили рядом с мужем в храме Густынского Свято-Троицкого монастыря.

Максим замолчал и посмотрел на Наташу. Она не спала, лежала, глядя на него широко открытыми глазами и, мысленно, переживала жизнь Вареньки Волконской.

– Здорово! – восхищённо оценила Наташа, помолчав. – Спасибо тебе, Максим, за эту историю. Вот видишь, как люди умели любить друг друга и ничего не боялись – в лагерь к врагам, чтобы ухаживать за мужем, не зная, что с тобой сделают чужие солдаты… Максим, я хочу, чтобы ты пообещал выполнить мою просьбу. Втёмную. Пожалуйста, обещай!

– А вдруг ты попросишь меня постричься в монахи? – пошутил Картузов.

– Значит, пострижёшься, – пожала плечами Наташа. – Обещаешь? Ну, пожалуйста! Ты веришь мне или нет?

– Обещаю, – покорно согласился Картузов. – И что я должен сделать?

Наташа обрадовано смотрела на него. Она знала, Максим выполнит данное слово, даже не предполагая, что именно, а значит, он очень любит и доверяет ей.

– Ты мне рассказывал сейчас эту историю и я поняла, за что тебя так любили твои ученики. И ещё я поняла – тебе не место в прокате, понимаешь? Ты умеешь заставить думать: показать человека и пародию на него, объяснить разницу и научить выбрать настоящее. Ты – Учитель, с большой буквы. Понимаешь меня? Учитель от Бога. Ты просто обязан заниматься своим делом. Это твоя жизнь. Хватит стоять в стороне и наблюдать, Максим! Обещай, ты вернёшься: в школу, колледж, университет – всё равно, но ты должен учить, должен! Обещаешь? – Наташа говорила с такой убеждённостью и горячностью, что спорить с ней не было никакой возможности. Максим сам уже подумывал об этом.

– Хорошо, Наташа, обещаю. Я уже раньше пообещал – отказываться не собирался; скажу больше – я об этом думал, но тогда у меня ещё не было одной знакомой журналистки из Латвии.

– Ура! – тихо воскликнула девушка, целуя его. – А теперь поставь потихоньку музыку – тот сборник, что ты слушал утром и давай дремать…