Czytaj książkę: «Единокровные. Киносценарии и пьесы»
© Игорь Павлович Соколов, 2023
ISBN 978-5-4474-3320-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Покровитель… Останки моря
(киносценарий-драма)
Сцена 1.
Меланхолическая музыка. Каменистый берег моря. На берегу стоит высокая статная женщина. Ее видно только со спины. Розовое платье из шелка и густая копна рыжеогненых волос.
Героя не видно (и вся сцена снята его глазами).
Так мы видим, что женщина, стоящая на самой кромке берега, выше его.
Среди волн морских
и в сумерках осенних
я буду ждать тебя.
Это Хакимада, XIV век, – говорит женщина и сразу же оборачивается к камере лицом.
И мы видим, что это моложавая старушка 60—70 лет.
Крупным планом ее игриво улыбающееся лицо.
– Вы только не подумайте, что это для меня флирт, – слышен мужской голос, – просто последнее время я был слишком одинок. Ведь у меня совсем нет друзей… Так, одни партнеры… Вы наверное понимаете, как все безжизненно и пусто в мире бизнеса?!
– А кто вас просил быть капиталистом?! – смеется старушка. – Или вас жадность замучила?!
– О, только не это, – глубокий вздох.
Крупным планом – молодая мужская рука на сморщенной руке старушки.
– Ваши касания вызывают во мне безумную жажду, – смеется золотыми фиксами старушка.
Крупным планом – лицо старушки постепенно приближается к экрану и наконец полностью закрывает его собой.
Черный экран. Слышен вскрик, и после судорожные всхлипы.
– О, мой мальчик, – лицо старушки постепенно возникает и удаляется от камеры, – простите, я не знала, что вы меня пригласили сюда только из чувства уважения.
Старушка опять смеется.
Постепенно ее силуэт удаляется и вместе с берегом моря становится ниже. Слышны удаляющиеся шаги.
– Вы меня здесь бросаете одну?! – кричит в машинальном испуге старушка.
– Да, теперь уже навсегда, – слышится в отдалении голос героя.
Сцена 2.
Поезд. Камера опять смотрит глазами героя.
Купе. За окном мелькает море и горы. Напротив камеры, (т.е. героя) сидит молодая женщина. Она держит ребенка, который сосет у нее грудь.
– Вам не стыдно?! – слышен мужской шепот.
– Чего?! Вас?! – улыбается молодая мать.
– Извините, я просто стесняюсь, – говорит мужчина.
В этот момент камера перемещается снизу вверх. Крупным планом глаза удивленной женщины, все купе и закрывающаяся со скрипом дверь.
Голос: Вы все еще кормите, извините!
Опять скрип закрывающейся двери.
Через минуту снова скрип двери.
Голос: Ну ладно, я буду смотреть вниз.
Камера вместе с глазами героя плавно перемещается вниз, с раскрытой груди, к которой жадно присосался младенец, к широко расставленным ногам женщины.
Поэтому камера с глазами героя стыдливо поднимается вверх к груди.
– Какой-то вы странный, – смотрит вверх задумчивая женщина.
– Это не странный, а мир, в котором я живу, – слышен мужской рассерженный голос.
– Вы чем-то обижены?! – спрашивает с любопытством женщина.
– Да, я обижен вами, вы так просто раскрываете мне свою грудь, что я чувствую себя совершенно раздавленным, вы просто не представляете себе, как угнетает меня вид вашей обнаженной плоти. К тому же я очень одинок.
– У вас никого нет? – спрашивает женщина.
– Есть одна любовница, но ей нужны только деньги, есть приятель, но он работает на меня и воспринимает меня, как хозяина, в общем можно сказать, что по настоящему у меня никого нет.
– И кто же вам мешает кого-нибудь завести?! – улыбается женщина.
– Вот вы все мне и мешаете! – неожиданно слышится сердитый голос.
Опять крупным планом удивленное лицо женщины и закрывающаяся дверь купе.
– Псих какой-то, – шепчет она и крестится…
Женщина укутывает уставшего сосать грудь младенца и внимательно смотрит на пустое сиденье…
Сцена 3.
Крупным планом – цветущие сады за окном в поезде. Тамбур. Рука с зажженной сигаретой и сидящая на мусорном ящике кошка. Другая рука ее гладит.
Тихий шепот: Почему я все время только пытаюсь приспособиться к людям?! Неужели я не умею или совсем устал жить?! Или я всего лишь клоака для грязи всей вселенной и в меня можно плевать всем, кому угодно?!
Истерические всхлипы.
Открывающаяся дверь туалета.
Камера глазами героя входит туда. Грязные обрывки бумаги, пустая бутылка из-под водки.
Потом рука обнажает другую руку до плеча, сдвигая рукав рубашки и лезвие, резко прочертившее полосу на вене… Кровь, стекающая тонкой струйкой в унитаз…
– О, Господи, вознеси меня, – слышится глухой, булькающий в хрипах пронзительный голос, – вознеси и очисти душу мою сиротливую!
Стук в дверь. Учащенное дыхание и опять всхлип.
– Отпусти меня бедного от мира и с миром, – слышится сдавленный шепот.
– Открывай сейчас же, скотина! – слышен за дверью грубый крик. – А то я счас в штаны наложу!
Слышится опять меланхоличная музыка.
Цветущие поляны за окном сменяются обгоревшими склонами.
– Скоро я буду с тобой, – слышится плачущий шепот.
– Слушай, ну какая же ты свинья, – надрывается за дверью все тот же голос.
На этом фоне меланхолическая музыка Дебюсси набирает невероятный оборот и перерастает в смятение.
Сцена 4.
Опять купе глазами героя.
Крупным планом: внимательный и настороженный взгляд молодой матери.
– Вам хочется есть?! – обращается она к нему.
– Спасибо, – шепчет он.
Крупным планом рука, перевязанная бинтами, пропитавшимися кровью.
– Вы хотели умереть?! – грустно спрашивает она.
– Нет, я только хотел вылечиться…
– И как, получилось?! – ее грустная улыбка.
– Нет, не хватило сил, – смущенная улыбка героя.
– Возьмите хлеб, – крупным планом рука, протягивающая хлеб с куском мяса.
Рука героя бережно берет кусок хлеба с мясом.
– Спасибо.
– Вы плачете, – удивляется она, – а зря, в жизни всякое бывает. Вот родители мне говорят, не рожай, что ты одна будешь делать, а я все равно родила, – улыбается женщина, – хоть матерью себя чувствую, да и жизнь не зря проживу.
– Вы так думаете? – задумчивый голос героя.
– Я так говорю, – смеется женщина, – а думать мне теперь некогда.
– Может, так и надо жить, – неуверенно шепчет герой.
– Конечно, – радостно прижимает к себе ребенка женщина.
Дверь купе отворяется и в купе входит пожилой проводник с молодым милиционером.
– Вот этот псих и резанул себя, – указательным пальцем тычет в камеру (т. е. в глаза героя) проводник.
– Ну-ка, встать! – кричит милиционер.
Его лицо искажено какой-то неестественной злобой.
– Возьмите, пожалуйста, – рука героя протягивает милиционеру сто долларов.
– Ах ты, курва, купить меня захотел?!
Крупным планом ускоренная съемка – и кулак закрывает с налета всю камеру.
– Пожалуйста, прекратите, – плачет молодая мать.
Милиционер с удивлением оборачивается на нее.
Женщина кормит ребенка. Опять грудь и пухлые губы младенца – крупным планом.
– Простите, простите, – шепчет милиционер и осторожно взяв из ладони героя сто долларов, выходит с проводником из купе.
Сцена 5.
Крупным планом лицо героя. Из разбитой губы течет кровь.
– Спасибо вам, – шепчет он.
– Да, ну, глупости, – женщина улыбается сквозь слезы.
За окном мелькают грязные, выжженные с чахлыми деревцами бугры.
– Уже видна Россия, – говорит герой.
– Такая грязная убогая, – задумчиво говорит женщина.
– Все это временно, – улыбается герой, вытирая кровь с разбитой губы, – рано или поздно все воспрянет ото сна, как сказал поэт, просто мы попали с вами во времена перемен, исчезновения одних эпох и возникновения других и все мы были просто не готовы к этому.
– А хотите, я вам дам попробовать своего молока, – женщина расстегивает платье, раскрывая правый сосок. Младенец рядом спит и блаженно улыбается во сне.
Молчание. Широко раскрытые глаза героя и женщины. Скрип сиденья от поднимающегося тела героя и приближающийся к камере набухший сосок.
Темнота на экране и только тихие, прерывающиеся молитвенным шепотом голоса.
Женский голос: Будь добрым и умей всех за все прощать,
Мужской голос: Какая ты живая и добрая, почти как моя собственная мать.
Женский голос: А я и есть мать, мать всех живых на земле!
Скрип двери купе. Настороженное и хмурое лицо заглянувшего к ним старого проводника.
Лицо героя и женщины обращено в окно. Он сидит рядом с женщиной, одной рукой обнимая ее, а другой поддерживая спящего ребенка.
– Эй, жмурик, водки не хочешь? – неожиданно смеется проводник.
Герой оборачивается. По его резко выделяющимся на лице скулам видно, как он обозлен и хочет грубо ответить проводнику, но отвечает он удивительно спокойно и тихо:
– Спасибо, не хочу!
Проводник подозрительно смотрит то на героя, то на женщину и быстро выходит из купе.
Сцена 6.
Вокзал. На перроне среди убегающих пассажиров герой и женщина с ребенком.
– Алексей, – говорит она, – вот телефон моей тетки. Я буду с нетерпением ждать вашего звонка!
– Хорошо, – отвечает Алексей и целует ее в губы.
Женщина уходит с ребенком и чемоданом, который катит с ней на тележке грузчик.
Алексей остается стоять на перроне, он курит, глядя, как силуэт женщины быстро исчезает в толпе. Потом рассматривает в своей руке клочок бумаги с телефоном и тут же разрывает его на куски.
Маленькая девочка проходит рядом за руку с мамой и глядя на Алексея говорит матери:
– Мам, погляди, там дяденька плачет!
Алексей слышит ее звонкий голос и улыбается ей сквозь слезы.
Сцена 7.
Офис фирмы Алексея. Алексей сидит за столом в кабинете и перебирает на светящемся экране компьютера финансовые операции своей фирмы.
Напротив него сидит пожилой, худощавый мужчина в черных очках.
– Ну, как отдохнули, шеф?! – улыбается мужчина.
– Просто поразительно! – с заметной иронией кисло улыбается Алексей.
– А женщины были?!
– Видимо-невидимо!
– И воспоминания остались?!
– Среди волн морских и в сумерках осенних я буду ждать тебя, – грустно вздыхает Алексей.
– Что, стали уже стишки пописывать, – усмехнулся мужчина.
– Это Хакимада, Сэм, тебе не понять. Ты вот вечный охранник. Ты служишь мне, как верный пес, и поэтому всегда обижаешься, когда я уезжаю куда-нибудь отдохнуть один, но ведь это так просто понять, что у меня всегда есть необходимость побыть одному.
– И даже без Наташи, – вздыхает Сэм.
– И даже без Наташи, – отвечает Алексей, смущенно и виновато улыбаясь.
– Эх, Алекс, Алекс, – хлопает Сэм по плечу Алексея, – а она так тосковала без тебя. Ты ведь знаешь, как она тебя любит и как ты нужен ней! И ладно бы у тебя кто-то был, какая-то любовница!
– Иногда мне кажется, что я старше тебя на сотни лет, – Алексей грустно смотрит на Сэма.
– Наверно, так оно и есть, – смеется Сэм.
– И еще, Семен, давай оставим эти американизмы, а то эти клички мне действуют на нервы!
– Как угодно, шеф, – развел руками удивленный немного Сэм, – хотя, – (улыбнулся не без злорадства), – если не трудно, зовите меня все-таки Сэмом, ведь собакам клички все же не меняют!
Алексей вытащил из стола глиняную бутылку армянского коньяка и аккуратно разлил по золотым стопкам.
Они выпили с Сэмом по две, закусывая конфетами.
– Кстати, как ваше здоровье?! – подозрительно сощурился на него Сэм.
– Спасибо, все в порядке, – спокойно ответил Алексей, но тут же неожиданно изменился в лице, и резко встал, подойдя вплотную к Сэму, и неожиданно схватил его за галстук:
– Я же просил тебя не спрашивать про мое здоровье, – наклонился он над Сэмом.
– Прости, шеф, забыл, – Сэм резко оторвал руку Алексея от своего галстука, и поднялся, встав к нему лицом к лицу.
– В общем, я прошу тебя не делать этого, – шепнул Алексей, – Христом-Богом прошу…
– Конечно-конечно, – с улыбкой поднял кверху руки Сэм, – я могу идти?!
– Нет, ты сначала объясни, что вы насчет казино надумали?! И чем будет со мной расплачиваться инвестиционный фонд?!
– Честно говоря, насчет казино мы пока что ничего не придумали, но вот инвестиционный фонд расплатится с нами полностью!
– Это уже не плохо, – подмигнул ему Алексей.
– А ты ведь, Алекс, притворяешься, – неожиданно тихо заметил Сэм.
– Что я притворяюсь?! – поморщился Алексей.
– А то, что в жизни ты не такой, Алекс, совсем не такой!
Молчание. Алекс молча разливает по стопкам армянский коньяк и выпивает свою стопку один, глядя в окно.
Идет дождь. Сумерки за окном сгущаются. Сэм тоже выпивает и смотрит Алексу в затылок.
– Иногда, Алекс, я хочу тебя убить, особенно когда ты меня так без причины унижаешь, но все же самое странное, что я подсознательно чувствую, что ты совсем не такой, понимаешь?!
– Ты просто пьян, Сэм, ты давно уже стал хроническим алкоголиком, и если бы ты так ловко не обделывал мои дела, одновременно плавая в своей хмельной луже, то я бы уже давно избавился от тебя! И не будь твоих старых дружков со связями, той самой силы, которая проистекает из глубин нашей грешной Москвы, ты давно бы отвалился от меня куда-нибудь на дно и тебя бы сожрали крысы, самые настоящие – русские, еврейские, армянские, американские крысы…
Постепенно голос Алекса переходит в самый настоящий истерический плач…
Сэм отводит его руки за спину и осторожно кладет на диван.
Крупным планом – дергающееся в конвульсиях тело Алекса. Его расширенные от непонятного ужаса зрачки. В зубах Алекса зажата бамбуковая палочка, заботливо вставленная Сэмом.
Постепенно припадок проходит, но Алекс продолжает плакать, Сэм кладет его голову на колени и гладит с жалостью по разметавшейся в разные стороны волосам одной рукой, другой держит пистолет и целится в портрет президента, висящий над столом.
– Когда-нибудь мы простим его, и нам всем будет хорошо, просто безумно хорошо, – шепчет Сэм, – на островах всегда хорошо, там есть бабы, хорошая выпивка и безмолвные мертвые мишени… По ним стреляют, а они только разевают от счастья свой беззубый рот, – приглушенно хохочет Сэм.
Сэм стреляет в портрет Гитлера и попадает ему в рот…
– Ну, я же говорил, – еще громче смеется он.
В стене раскрывается полукруглое большое зеркало и оттуда выходит обнаженная блондинка.
– Меня вызывали?! – она нахально вытягивает в воздушном поцелуе свои припухшие губы.
– Убирайся, прошмандовка! – ругается за Алекса Сэм и машет перед ее носом пистолетом.
– Да, убираюсь я уже, успокойтесь, – испуганно моргает приклеенными ресницами блондинка, и тут же скрывается за крутящимся в стене зеркалом.
– Сэм, – шепчет Алекс, – найди мне девочку.
– Проститутку, – усмехается Сэм.
– Нет, девочку лет восьми-десяти…
– Старушку, что ли, – смеется Сэм.
– Я серьезно, я хочу кого угодно удочерить, но ты же знаешь, что у Наташи ребенка никогда не будет!
– А как на это посмотрит Наташа? – усмехнулся Сэм.
– Ну, она мне не жена, а любовница, и к тому же моя же прислуга!
– Ну, не знаю! – пожал плечами Сэм.– А тебе и знать ничего не надо! С моей эпилепсией, хрен, мне кто позволит удочерить!
– Даже за бабки! – удивляется Сэм.
– Даже за бабки!
Сцена 8.
Казанский вокзал. Сэм и двое коротко остриженных парней ходят по залу ожидания, выглядывая среди пассажиров детей без родителей.
– Здесь мы врядли что-то найдем, – вздыхает Сэм.
– Уж это точно, – улыбается один из парней, брюнет в черных очках.
– Ладно, пойдем, проедемся еще куда-нибудь, – говорит Сэм.
Они выходят из вокзала и садятся в белый «мерс», и пьют в машине пиво.
– Большинство брошенных детей содержатся в интернатах, – говорити брюнет.
– А оттуда никак нельзя?! – обращается к нему Сэм.
– За бабки все можно! – смеется брюнет в черных очках.
– Нет, я все же немного прокачусь по городу, – вздыхает Сэм и пьет пиво из банки.
К машине подходит инспектор ГИБДД:
– Ну что, гражданин, пьем прямо за рулем? – обращается он к Сэму.
– Почему за рулем?! – удивляется Сэм. – Двигатель же не работает, а водитель еще не подошел!
– Тогда давайте документы, – хмурится инспектор.
Сэм выходит из машины и тут же садится вместе с инспектором в патрульную машину. Сквозь стекло автомашины видно, как Сэм отсчитывает деньги инспектору.
Сердитый Сэм садится в белый «мерс» и едет.
– И на много оштрафовал?! – спрашивает его брюнет.
– Да, ерунда, – хмуро отзывается Сэм.
– Из-за чего же тогда расстроился?!
– Да из-за девчонки, будь она неладна!
– Да уж, нормальные дети на улицах не валяются! – согласился брюнет.
– Да, у Алекса просто крыша поехала! Папашкой решил стать!
– А то ему мало своих проблем! – усмехнулся брюнет.
– Вот-вот, и я о том же! Ну, ладно, поехали! – и Сэм махнул рукой.
Сцена 9.
Вечер. У станции метро к киоску подходит усталый Сэм. Он разглядывает в витрине разноцветные детские очки и шоколадки с сигаретами.
– Мне, пожалуйста, детские розовые очки, шоколадку «Топик» и сигареты «Мальборо» легкие, – говорит Сэм продавцу.
Продавец протягивает Сэму очки, шоколадку и сигареты в окошко.
– Можно, дяденька, я померяю, – обращается к нему рыжеволосая девчонка в грязной розовой куртке, и, не дожидаясь его ответа, нахально одевает на переносицу очки и улыбается ему.
Сначала Сэм снисходительно смотрит на нее, потом постепенно в нем пробуждается интерес к этой, похожей на беспризорницу, девочке и его губы растягиваются в осмысленной улыбке.
– Хорошие очки, – говорит девочка и с сожалением кладет их на прилавок в окошке и быстро уходит, постоянно с улыбкой оборачиваясь на Сэма.
Сэм идет следом за девочкой. Временами девочка останавливается и нарочито развязно откидывает свою ножку в стоптанном старом башмаке.
– Хочешь шоколадку, девочка, – обращается к ней Сэм и протягивает ей «Топик».
Девочка берет и тут же раскрывает обертку и ест, медленно подходя к скверу, и словно угадывая мысли Сэма, садится на лавочку, хитро поглядывая на него.
– У тебя родители есть? – присаживается рядом на лавочку Сэм.
– Можно сказать, что нет, – опускает вниз голову девочка.
– Что значит – «можно сказать»? – раздраженно спрашивает Сэм.
– Отца моего недавно посадили, а мать умерла, – отвечает девочка, нахмурив лобик.
– Значит, плохая наследственность, – глубоко вздыхает Сэм и закуривает.
– А что такое плохая наследственность?! – спрашивает девочка.
– Это когда общее невезение родителей передается их детям.
– А, ну, тогда понятно, – слабо улыбается ему девочка.
– А как тебя зовут?! – наклонился еще ближе к ней Сэм.
Девочка неожиданно хватает Сэма за шею и впивается в него жадным поцелуем.
– Эй ты, сукин кот, ты чего совращаешь мою дочь?! – слышит над собой хриплый бас Сэм.
Подняв голову, он увидел жалкого пьяного и оборванного мужика (такие постоянно бродят возле питейных заведений и просят на бутылку).
По лукавому взгляду девочки и слегка нагловатому выражению лица бродяги Сэм сразу же понял, что эта сцена была ими с самого начала разыграна как по нотам.
– Папа, он, кажется, хотел меня отыметь, – театрально воздевая руки, заревела девочка, сразу же отодвигаясь от Сэма.
Сэм оглянулся по сторонам и, никого не заметив, спросил у мужика:
– Что вы хотите?!
– Как что, возмещения морального вредительства, – сглотнул слюну мужик.
– И сколько?! – хитро прищурился Сэм.
– Ну, тыщ так тридцать, – внимательно оглядев его с ног до головы, прохрипел мужик, – а то счас милицию позовем!
– В общем, шуму не оберешься, дяденька, – хихикнула девочка и проглотила остатки «Топика».
– Ну, что молчишь-то?! – занервничал мужик.
– Не суетись, папаша, – усмехнулся Сэм, и неожиданно вытащив из-за пазухи пистолет, ткнул им мужика в пах, – а теперь по-тихому убирайся отсюда, пока я тебе яйца не отстрелил!
– Ты чего это, – растерянно прошептал мужик, пятясь назад, и мусоля в руках грязную кепку.
– Я два раза не повторяю, а ты, цыпа, останешься со мной, – сказал Сэм и прижал к себе девчонку.
– Вот псих-то, – нервно хохотнул мужик, и тут же развернувшись, выбежал из сквера.
– Ай, – вскрикнул Сэм.
Девочка укусила его за палец, но он еще крепче прижал ее к себе. Потом он что-то шепнул ей на ухо, после чего она послушно с ним встала, и вышла из сквера к автостоянке.
Сцена 10.
Алекс лежит в кровати с Наташей и курит.
– И почему ты отключил свой телефон?! – она обиженно вздыхает и смотрит на него.
– У меня его украли, – виновато улыбается Алекс.
– Но ты мог бы купить себе новый телефон!
– Послушай, – уже более небрежно и, отстраняясь от нее, говорит Алекс, – ты не можешь быть со мной понежнее?!
– Могу, – она сразу же успокаивается и с жадностью целует его.
– У тебя, наверно, там были женщины, – спустя минуту говорит она.
– Ну, а если и были, то разве это что-то меняет?! – криво улыбается Алекс.
– Ты относишься ко мне, как к какой-то бесполезной вещице, – плачет Наташа.
– А разве ты не вещь?! Ты вещь, только купленная мною, – Алекс поглаживает ее ладонью по распущенным волосам и по спине, – моя рабыня и моя служанка, – шепчет он, и тут же набрасывается на нее зверем, и они кубарем скатываются с кровати, завернутые в одеяло, и они уже смеются и целуют друг друга.
Потом молча гладят друг друга руками, пока Наташа не встает с пола и не откидывает одеяла. Крупным планом ее юное стройное тело.
– Какая ты красивая, – шепчет Алекс.
– А что это за затея с девчонкой-беспризорницей?!
– Черт! – ругается Алекс, тоже поднимаясь и обнимая за плечи Наташу, – выходит, тебе Сэм проговорился!
– Не проговорился, а просто все рассказал, он и сам очень волнуется за тебя, – улыбается обиженно Наташа, – ну, и что ты такое затеял?!
– Ничего я не затеял, просто хочу иметь свою дочку! – Алекс тоже рассердился и часто задышал.
– Ну-ну, милый, у тебя опять будет припадок, – Наташа нежно обняла Алекса и покрыла поцелуями сначала шею, лоб, потом лицо.
– Я всегда хотел иметь девочку, – прошептал Алекс, прижимаясь к Наташе, – но ты же не можешь иметь детей, а искать другую женщину вместо тебя я не в силах.
– Не проще ли тогда взять ребенка из роддома или из Дома ребенка? – взглянула на него с улыбкой Наташа.
– Чтобы несколько лет ковыряться в этих пеленках и распашонках?! – усмехнулся Алекс.
– Ну, ладно, пусть будет все по-твоему, мой хозяин, – глубоко вздохнула Наташа и обвила его шею руками.
– Конечно, будет только по-моему, – самодовольно улыбнулся Алекс и, взяв Наташу на руки, быстро закружился с ней по комнате.
– Сейчас уронишь! – закричала она. – Отпусти!
– Если уроню, то лишь с собой, – засмеялся Алекс и повалился с нею на кровать.
Сцена 11.
Сэм держит в руках девочку, раскрывает белый «Мерседес» и бросает ее в машину, как пушинку, потом садится за руль и резко трогается с места.
– Куда мы едем?! – спрашивает его встревоженная девочка.
– На кудыкину гору воровать помидоры, – оборачивается к ней с улыбкой Сэм и дергает ее за косичку.
– Ой, больно, – сморщилась от боли девочка.
– Это тебе за комедию, – усмехнулся Сэм, – и что это был за тип?!
– Это был мой папа, – вздыхает девочка.
– Рассказывай сказки кому-нибудь другому, лично я бы таких пап за одно место подвешивал бы к столбу и раскачивал вместо маятника!
– Вы всегда такой злой?! – глядит на него через зеркало девочка.
– Нет, только когда меня больно ужалят или укусят, – хитро сощурился на нее Сэм.
– Это вы обо мне?!
– А о ком же еще?! Нет, ты мне все-таки скажи, где твои родители и есть ли они вообще?!
– А зачем вам это?!
– Мне это абсолютно не нужно, – задумался Сэм, – но есть один человек, малость тронутый, который просто мечтает удочерить такую грязнулю, как ты!
– Как интересно! – засмеялась девочка.
– А ты молодец, – похвалил ее неожиданно Сэм, – сразу видно, что ты по натуре оптимистка! Кстати, оптимистка, как тебя зовут?!
– По разному, кому как нравится, у меня ведь родни-то нет!
– У меня ее тоже не наблюдается, – добродушно усмехнулся Сэм, – так что мы с тобой родственные души, хотя без родителей порою даже легче, не так психика перегружена!
– Уж это верно, – вздохнула девочка.
– Ну-ну, не унывай, Констанция.
– Как, как вы меня назвали?! – удивилась девочка.
– Констанция, очень красивое английское, прямо-таки королевское имя, – снисходительно улыбнулся Сэм.
– Значит, Консация?! – переспросила девочка.
– Эх, Господи, даже имени своего запомнить не можешь, – с сожалением взглянул на нее Сэм и остановил «мерс».
– Что, уже приехали? – спросила девочка, выглядывая в раскрытое окошко автомобиля.
– Да нет, надо для спокойствия пересесть в другую машину, – подмигнул ей Сэм, – а то, как бы твой папашка не нажаловался.
– Да нет, что вы, он не мой отец, отец мой сидит в тюряге, я же вам говорила, а это так, мой дальний родственник, и как бы его самого не сцапали, – беззаботно махнула рукой девочка.
– Да уж, – усмехнулся Сэм и вышел из машины и раскрыл ей дверь, – ну, выходи скорее, Дюймовочка! Теперь сядем в этот вишневый «Опель».
Сцена 12.
– Какая великолепная машина! – на удивление Сэму обрадовалась девочка новому автомобилю и теперь с какой-то неожиданной нежностью трогала корпус автомобиля.
– Куда вы торопитесь?! – спросил Сэма неизвестно откуда взявшийся милиционер.
– У нас важное дело, – занервничал Сэм, инстинктивно трогая в кармане свой пистолет.
– Отпустите моего папу! – вдруг громко закричала девочка, размахивая перед носом милиционера руками.
– Успокойте свою дочь и предъявите документы, – сказал милиционер, не трогаясь с места, – предъявите ваши документы и пожалуйста побыстрее!
Сэм стал нервно рыться у себя в карманах, поглядывая то на милиционера, то на девочку, прижавшуюся боком к нему.
– Побыстрее! – прикрикнул на него милиционер.
– Что вы так кричите на моего папу, – опять закричала на милиционера девочка, – он добрый, он меня из детдома взял!
Наконец Сэм вытащил свое водительское удостоверение и документы на машину.
– А где ваш паспорт, – строго взглянул на него милиционер.
– Дома забыл, – постарался более убедительно взглянуть ему в глаза Сэм.
– Ну, тогда вам придется проехать со мной в отделение, – пристально поглядел ему в глаза милиционер.
– Извините, но я не здешний, испуганно пробормотал Сэм.
– А номера-то у вас наши, лукаво усмехнулся милиционер.
Наступило неловкое молчание.
– Папа, ты что, забыл, что мы недавно только переехали, – опять неожиданно громко закричала девочка, даже топнув от злости левой ногой, подняв вокруг столб пыли.
– Ах да, ну конечно, – нервно засмеялся Сэм.
– Что ж вы такой забывчивый, папаша, – улыбнулся милиционер и протянул ему документы, – возьмите и будьте аккуратней! А девочку свою приоденьте, а то, что она у вас ходит как Золушка?!
– Да, да, обязательно, – кивнул головой Сэм и стал нервно открывать дверцу машины, потом, когда не смог открыть дверцу, с недоумением взирая на милиционера, отключил на брелке сигнализацию, и дверца открылась.
– Да не нервничайте так, папаша, – милиционер помахал им вслед своей фуражкой. Девочка из своего окна высунула милиционеру язык и помахала кулаком.
– Что за глупый мент?! – весело спросила у Сэма девочка, когда они немного отъехали.
– Ничего удивительного, – вздохнул Сэм, – у нас вся милиция такая, впрочем, другие тоже не лучше! Все лишь зависит от обстоятельств!
– И еще от денег, – заметила девочка.
– Надо же, – рассмеялся Сэм, – какая ты не по годам мудрая!
– О, вы еще не знаете меня, – со смехом ответила девочка.
– И надеюсь, никогда не узнаю, – поспешил ответить Сэм.
Сцена 13.
Ночь. Полная луна. Вишневый «Опель» подъезжает по липовой аллее к высокому двухэтажному особняку.
Сначала раздается заливистый лай, потом из ворот выходит Алекс с мраморным догом.
– Ну, как дела, Сэм? – спрашивает он Сэма, уже захлопнувшего за собой дверцу машины.
– Все в порядке, – улыбнулся в ответ Сэм, – спит, как убитая, на заднем сиденье!
– И как ее зовут?! – обрадовался Сэм.
– А Бог ее знает! Сказала, мол, зовите, как вам нравится, ну, я ее и назвал Констанцией, только вот имя она никак не запомнит!
– Эх, Сэм, – засмеялся Алекс, – ты бы еще ее Элеонорой окрестил! Ну, ладно, доставай ее, только осторожно, а я сам ее отнесу в дом.
– Что, уже хочешь попользоваться?! – шутливо и в то же время как будто серьезно взглянул на него Сэм.
– Сэм, я не люблю таких грубых шуток!
– Эх, Алекс, зачем она тебе?! Ты же ее совершенно не знаешь. Она ведь уже наполовину сформировавшаяся личность, а потом характер, темперамент, о внешности и наследственности я вообще не говорю! И потом, дети из нормальных семей не гуляют по улицам, их не бросают родители…
– Пожалуйста, Сэм, я не могу тебя больше слушать, – лицо Алекса исказила на миг гримаса, и он сжал пальцы в кулаки.
– Прошу прощения, – ответил Сэм и осторожно вытащил на руках из машины спящую девочку.
– Зайди пока в гостиную, – шепнул ему Алекс, и, перехватив у него из рук девочку, стал подниматься наверх по ступенькам.
Когда Алекс спустился, вишневый «Опель» уже отъехал.
– Черт побери! Неужели он ревнует меня к этой девчонке, – вслух подумал Алекс, и погладил мраморного дога, послушно сидящего возле его ног.
– Что, хочешь приручить этого дикого зверька?! – Наташа едва коснулась своей ладонью его плеча.
– Ты о чем?! – удивился Алекс.
– Об этой рыжей бестии, которую привез только что Сэм!
– Ох, Наташа, давай сейчас не будем ругаться, – Алекс попытался улыбнуться и обнять Наташу, но та вырвалась и убежала от него в дом.
– Боже, и эта тоже ревнует, – Алекс со вздохом присел около дога и тот лизнул его с радостью в нос, – только ты один меня ни к кому не ревнуешь!
Алекс обхватил дога за шею, и сам поцеловал его в нос.
Сцена 14.
Ночь. Грязная, с ободранными обоями и тусклой лампой кухня.
За столом сидит тот тип, который представлялся отцом девочки и его сожительница. И он, и она – оба нетрезвые. На столе стоит полупустая бутылка с желтым неотфильтрованным самогоном и два недоеденных куска черного хлеба с ломтями сала.
– Нет, брат нам этого не простит, – плачет женщина, – как только выйдет на свободу, как узнает, что мы упустили девчонку, так обоих нас сразу и порешит!
– Может, уедем куда-нибудь, – говорит заплетающимся языком ее сожитель.
– Куда?! – кричит женщина с испитым лицом и тут же бьет кулаком по столу, – он везде нас с тобою найдет! Упустил девчонку, ищи ее теперь, свищи!
– Хорошо, хорошо, – тоскливо кивает головой ее сожитель, – уж как-нибудь найдем, – и снова наливает себе в стакан самогона.
– Нет, вы только посмотрите на этого урода! Спокоен, как танк! – женщина хватает его за волосы и бьет головой об стол, успевая другой рукой опрокинуть в себя стакан с самогоном. – Ты что, сукин кот, все еще не понял, что наделал?! – кричит она и с негодованием бьет своего сожителя пустой бутылкой по голове.
Сожитель падает с табуретки, из головы его течет кровь.
– Ах, Федечка, ну прости меня, дуру такую, – голосит над ним женщина и разрывает на себе старый ободранный халат, потом тряпкой обвязывает голову Феди.
– Какое же ты говно, – шепчет Федя и закрывает глаза.
– Убила! Убила! Своего мужа убила! – голосит над ним женщина, обхватив голову руками.
В это время Федя встает с поля и неуверенно направляется к выходу.
– Федечка, не уходи, прости дуру старую! – хватает его за рукав женщина.
– Люська, отойди, – оборачивается он к ней, – отойди, а то убью, на хрен!
