Czytaj książkę: «Смотрит нежно… В ночь Луна»

Простор

 
На просторе душит ветер
И дурман – цветут поля.
Ты прекрасней всех на свете,
Русь, Калужская земля.

Роща поле режет носом,
Холм приподнят, как корма,
Ветер хлещет листья косо,
Рвёт с деревьев паруса.

За кормой дорога следом,
Пыль, как брызги, и траву —
Зелена, высока летом —
Ветер гонит, как волну.

Тень на поле, он – Летучий,
Он – Голландец, он – мираж,
Проскочил по небу тучей —
Всех свистать на абордаж!

Громко выстукал морзянкой
Дятел в рубке там в лесу:
«Всем собраться спозаранку!
Всей командой на носу!»

В час зари блеснуло златом —
Кромка неба там вдали.
Все достанутся пиратам
Тех испанцев корабли.
 

Прибой

 
Волною за волной прибой
Рисует берега набросок.
Там волны – сдержаны скалой,
Здесь проскочили – берег плосок.

Едва смочив песок сухой,
Истратившись, исчезли сразу.
Но вот прилив, и за волной
Волна упорней раз за разом.

И с каждым разом всё смелей
На берег дальше катят волны.
Прилива мощь слышна сильней
В раскатистом звучанье полном.

И ревность, шторм в ночи тайком
На берег зашвырнул без жали
Цветы, сплетённые венком,
Что волны бережно качали.

Прилива безрассудна страсть —
Коснуться тот венок любимый
Хоть раз, а дальше хоть пропасть.
Но нет, не суждено, отлива

Такой не кстати тихий час
Приходит, шепчет боязливо.
Волна всё ниже, пыл угас,
И ждать до завтра терпеливо.
 

Море

 
Пенится моря рваная граница,
Где набегают волны на песок.
И, в небесах удерживая птицу,
Приносит ветер с моря холодок.

И столько в море магии простора,
Что даль сама притягивает взгляд.
А ночью блеск от лунного узора,
Зажженье звёзд – таинственный обряд.
 

***

 
А кто прогладил море? То загадка,
И лишь прибоя небольшая складка.
У горизонта – ровное вдали,
Где алых парусов сигнальные огни.
 

Залив

 
В заливе океан, как в заточенье,
Не вырваться волне уж на простор.
Но полюбил плавчих прикосновенья,
И радостен в неволе он с тех пор.
 

Робинзон

 
С десяток пальм средь шумных волн,
И так распорядился случай —
Там оказался Робинзон,
Живой, и значит, он везучий!
 

Лунная дорожка

 
Смотрит нежно… в ночь Луна
И монеты серебра
Сыплет с щедростью вдоль моря,
Но у самого прибоя
Серебро пошло ко дну,
Не досталось никому.
 

Девушка и море

 
Прибой накатывает ровно
Слова: «Пока ничья, ничья».
А ветер выдохнул любовно:
«Я вездесущ, она моя.

Я был в горах, я был в долинах,
Я мастер шалостей игривых.
Могу промчаться вихрем вдруг,
Коснуться этих плеч и рук.

Домчусь до вечера до Нила,
Не так уж здесь и далеко,
К утру назад, во мне есть сила,
Я покорю её легко!»

И молча слушал то песок,
Совсем иссохнувший у ног.
 

Весна

 
Тянет белую нить в синеве самолёт
Из пряжи застывшего облака,
На реке вдоль берега треснул лёд,
Как разломилось яблоко.

Ну, и Солнце слепит, и на Солнце блестит,
Блестит всё, что положено,
Зацветёт, не задержится, не смолчит
Всё, что жить и любить расположено.
 

Март

 
Разлеглось в воде на тротуаре
Солнце, ошалевши от Весны,
Учащённо запахи вдыхая,
Из-под шляпок морщились носы.

И тянуло гнилостью оттуда,
Где чернела прошлая листва,
И была, как мартовское чудо,
Грязная зелёная трава.
 

Осенний лес

 
Осенний лес – он лес воспоминаний,
Но как же он красив, едва живой.
Багрянец в нём несбывшихся мечтаний,
Разочарованность же светит желтизной.

Лишь ели сохраняют цвет надежды,
Как прежде, зеленеют их одежды.
Цыганской юбкой пестрота аллей,
Из листьев сотканная, сброшенных с ветвей.

Осенний лист, шуршащий под ногами, —
Всё кончено… Нет, будущей весной
Лес зашумит с весёлой кутерьмой,
Всё тот же лес, но с новыми листами.

И будет снова зелен он, как прежде,
С мечтою новой, в радостной надежде!
 

Сокольники

 
Здесь было дикое приволье,
Здесь лес густой сжимал поля,
Была охота здесь соколья,
Чтоб для пиров добыть зверья.

Романов-царь, с ним воеводы,
С шатрами царские подводы,
Собак натужный злобный лай
И сокол с именем Ширяй.

Царя любимец, сокол смелый,
На всё готов был для царя.
Охотник дерзкий и умелый,
Был страх для всякого зверья.

Была в нём верность и бравада,
Любовь царя была награда.

Любовь царя лишила страха,
В охоте смел был и упрям!
Но в землю врезался с размаха,
Скатился мёртвым по камням.

Охотник, смерти стал добычей,
Конец для храбрецов привычен.
Героем быть сбылось желанье,
Он жизнь прожил в одно дыханье.

Собрались в скорби воеводы,
Указ был оглашён везде.
Известным чтобы стал народу —
Что сокол погребён в земле.

Что царь в печали, и от горя,
Ширяевым назвал то поле.

Теперь здесь парк и карусели,
Не видно звёзд от сотен ламп.
Пиры где громкие шумели,
Стихи звучат со сцены рамп.

В честь поля назван переулок,
Аллеи в парке для прогулок.
Где место было для коней,
Теперь площадка для детей.

В грозу темнеет парк тревожно,
Не видно в небе птичьих стай.
И вдруг средь молний, как возможно,
Мелькнёт как будто он, Ширяй!

Герои с нами прежних лет,
Всех поражений и побед.