Czytaj książkę: «Перестройка»

Czcionka:

* * *

По России мчится тройка —
Мишка, Райка, перестройка!

Народный фольклор второй половины 80-х

Часть I. ДЕМБЕЛЬ

Он бежал. Бежал просто так, куда глаза глядят. Был ноябрь, сыро и стыло. Он бежал и наслаждался. Хмурым рассветным небом, крупными каплями холодного дождя в лицо, лужами под ногами. Свободой. Свободой бежать куда глаза глядят. Или не бежать… Солнца не было на небе, но оно билось в груди. Сегодня пятнадцатое ноября 1986 года. Ровно два года назад за его спиной захлопнулись зелёные ворота с красными звёздами. Началось современное рабство под названием долг родине. И он его отдал. Больше не должен! Это такое счастье – не иметь долгов! И бежать куда глаза глядят.

Он не чувствовал усталости, потому что был молод и хорошо тренирован. Нет, не благодаря службе. Скорее вопреки ей. За то, что тренировался там, в армии, нарушая распорядок дня, пришлось даже отсидеть на губе. Ну, отсидел и отсидел. Всё в прошлом, но он боится в это поверить. А потому наслаждается каждой минутой свободы, не уставая радоваться простейшим вещам: койко-месту в общаге, пузатым троллейбусам и шумному метро, студенческой столовой, где ты волен выбирать, а не есть из котла на десятерых, который на деревянный стол лениво швыряет дневальный, девушкам вокруг. Он не видел девушек два года. Их не было на ракетной точке в казахской пустыне Бетпак-Дала. Радовался тому, что наконец-то полноценный студент МГУ дневного отделения второго курса экономического факультета. Правда, сессия на носу, и всё забылось за два года. Но это мелочи. Он чувствует в себе силы горы свернуть. После школы старшины Осокина и комбата Бреславского он эти горы в бараний рог закрутит! Да и сам теперь старший сержант. К счастью, запаса.

Он бежал, не разбирая дороги, перемахивая изгороди и заборчики, поставленные для обычных, культурных людей. Если кто-то думает, что армия сделала из него послушного члена общества, то – нет! И ещё раз – нет! Дисциплинированного и организованного, вместо бывшего разгильдяя – да. Но безропотно щиплющего траву в бараньей отаре, тотчас повинующегося окрикам пастуха и рычанью овчарок – не дождётесь! Если армия чему-то и научила, так это – куда бы строем ни шли, а попадают всегда в одно и то же место, а именно к зебре под хвост. Чужие приказы всегда противоречат твоим интересам. Да хватит уже про службу – он свободный человек! Хотя как забыть два года, вырванные из юности… «Кто не был, тот будет! Кто был, не забудет!»

Впереди показался уже не заборчик, а добротный железобетонный забор в полтора человеческих роста. А вот и не сверну! Прыжок, выход силой, и забор под ним. Взгляду открылись ухоженные аллейки среди всё ещё зелёных газонов. Интересно, что это за место? Он перекинул ногу.

– Эй, клоун, ты куда? – крепкий мужик с метлой смотрел на него снизу вверх, не скрывая усмешки.

– Я ща спрыгну и покажу, кто из нас клоун! – за напускной грубостью он старался скрыть обескураженность. Что-то здесь было не так, но гордость не позволяла показать собственную растерянность. Мужик ни разу не напугался, но и на рожон не полез:

– Чтобы отсюда бежали, доводилось видеть. Но чтобы сюда, не припомню! – дворник откровенно скалился. Армия учит вовремя врубать заднюю даже отчаянных башибузуков, и он не преминул воспользоваться свежим опытом:

– Ладно, мужик, что это за место?

– Это Кащенко, сынок! Так что милости просим…

Вот же угораздило! Он без стеснения спрыгнул обратно. Не найдя нужным попрощаться. Всё равно здорово! Кстати, его зовут Рома. Ну так, на будущее…

* * *

С ним в комнате ещё четыре первокурсника. Армянин Артур, стройный, симпатичный и обаятельный, с ямочкой на подбородке и ранней щетиной на семнадцатилетнем лице. Девчонки в него влюбляются с первого взгляда. А он в них. По вечерам Артур надевает модные узкие брюки и белую рубашку с модным же узким галстуком. И так отправляется в столовую на первом этаже. И почти не случалось, чтобы после ужина он не привёл в комнату какое-нибудь испуганное юное создание в короткой юбке и шлёпках на босу ногу. Однако в комнате полно народу, а закрываться с Артуром в ванной создания, как правило, отказывались. Во всяком случае, с первого раза. Впрочем, второй шанс редко кому выпадал. Потому что Артур всё время приводил новых. И не только после ужина. Артур – талантливый математик, победитель чуть ли не всесоюзной олимпиады. Но ужасный лентяй. Ромка ни разу не видел, чтобы он ходил в универ или занимался дома. Ему некогда, он весь в отношениях. Они зовут его Артурчик.

Ещё в комнате водился монгол Гансухэ Бадамсетдин, по прозвищу Гансушка. Прозвище ему дал Артурчик. С круглого как блин лица Гансушки не сходила добрая, чуть смущённая улыбка. Его отец был крупным партийным боссом на родине в Монголии, а Гансушка – простодушным и открытым семнадцатилетним ребёнком, который иногда всё-таки посещал лекции и семинары, но ничего не понимал. Потому что вообще по-русски понимал не очень. Они научили его виртуозно ругаться матом. Так что в любом случае в МГУ он поступил не зря. Целыми днями эти два ребёнка дурачились, боролись, кидались тапками. Побеждал всегда Артурчик и, заломав Гансушку, начинал его мучить. Жертва отчаянно вопила и хихикала одновременно. Было громко и весело. Своими криками они мешали Валерке, третьему постояльцу комнаты 1105.

Морячок Валерка, отслуживший три года на Тихоокеанском флоте, прошёл через рабфак. Нет, ему не мешали заниматься. Ему мешали играть на гитаре и петь бардовские песни. На занятия он тоже не ходил. И вообще никуда не ходил, кроме столовой, а целыми днями сидел в тельняшке и трениках на своей койке, играл на гитаре и разучивал новые песни. Сначала Ромке очень нравилось. А потом надоело. Потому что песни были одни и те же. Да и пел Валерка не очень.

Ожидаемо всех троих после первого курса отчислили. Но это ещё впереди, а пока они – одна большая дружная семья. И очень весёлая. Вот только Ромке учиться надо… Пятая койка формально была свободна, но на ней почему-то всегда ночевал земляк Артурчика Оганез с биофака. Притом, что у него имелось своё койко-место в соседнем корпусе. Видимо, у них веселее. Утром Ромка вставал один. Пока все дрыхли, он беззастенчиво доедал, если что-то оставалось с вечера, и ехал на занятия. Особенно ему нравилось айвовое варенье, которое Артурчику регулярно присылали из дома. Однажды сам не заметил, как съел почти всю банку. Неудобно, конечно, перед друзьями, но очень питательно. Опять же, сладкое полезно для мозгов. А соням оно вообще ни к чему.

Учёба была напряжённая. Приходилось нагонять всё благополучно забытое за два года службы, потому что забылись не только методы решения дифференциальных уравнений, но даже родная речь. Ромка со смущением вспоминал сцену из недавнего армейского прошлого. Ленинградец Никишин, один из немногочисленных русских в батарее, заметил ему как-то: «Товарищ сержант, вы сами-то поняли, что сейчас сказали Абаеву?» Он недоумённо уставился на бледного доходягу в очках. Тот выдержал взгляд и повторил за ним: «Кутынгясскеджаляб, шинель на вешалку поставь, берёнэткхунэм, а то рога обломаю!» А ведь когда-то его сочинение про дедушку Ленина заняло второе место на всероссийском конкурсе и он был награждён путёвкой в Артек. А теперь голова, отвыкшая от умственной деятельности, просто дымилась от напряжения. После занятий он шёл в читалку и возвращался в общагу поздно вечером.

В комнате, как правило, веселье было в самом разгаре. Пел Валерка, хихикали незнакомые барышни, гоголем выхаживал Артурчик, смущался и оттого смешно сквернословил Гансухэ. Ромке требовались недюжинные усилия, чтобы не нырнуть с головой в этот чертовски привлекательный омут. Тем более что некоторые девушки посматривали на него весьма благосклонно. И это после двухлетнего великого поста! Берёнэткхунэм! Но служба научила жёстко расставлять приоритеты. Не для того он семьсот тридцать дней мёрз, потел, голодал и ждал, чтобы сейчас накатить стакан портвейна…

Когда у остальных закончилась сессия, а он ещё только сдавал зачёты, стало совсем тяжело. Все, кто не уехал домой, отрывались по полной. Бухали даже первокурсницы! Артурчик, словивший две пересдачи, перегородил комнату шкафом, соорудив некое подобие интимного алькова в углу, и водил туда тёпленьких малышек. Почти каждую ночь из-за шкафа раздавались стоны и всхлипывания.

Глубокой ночью Ромка сидел за столом и при свете настольной лампы готовился к предстоящему утром зачёту. Готовился – это громко сказано. На самом деле у него плавилась голова. И не только голова. Когда звуки из-за шкафа стали особенно невыносимы, он не выдержал и, чтобы как-то приглушить чужое счастье, поставил на проигрыватель винил с классикой, а именно «Реквием» Моцарта. Неизвестно откуда столь неподходящая пластинка взялась в их фонотеке, но уже первые аккорды принесли желанный результат – стоны прекратились. А когда величественно и зловеще грянул хор, раздался тонкий, совсем юный голос: «Артурчик, я так не могу…» И не смогла… У них в комнате процветала демократия, граничащая с анархией. Ромка не мог запретить Артуру приводить девушек, а тот, в свою очередь, не мог запретить соседу слушать музыку, которая ему нравится… Правда, наутро пластинка исчезла…

В другой раз, тоже ночью, перед экзаменом по матану, когда вся комната отмечала Валеркин день рождения и к ним завалились его друзья-морячки, Ромка, как ренегат Каутский, отказался пить «морской ром», представлявший собой разведённый спирт с вишнёвым вареньем. Чтобы не мешать всеобщему веселью и одновременно не заснуть от двоящихся в глазах уравнений, пришлось забраться в ванну с холодной водой и там читать конспекты. В холодной воде он выдержал минут пятнадцать, но не заснул уже до утра, такой озноб бил его потом.

Сдать сессию представлялось практически нереальной задачей. С учётом разницы между дневным и вечерним отделением, с которого он перевёлся прямо перед армией, ему предстояло сдать семь экзаменов и тринадцать зачётов. Но главная проблема, конечно, это математика. Матанализ, теория вероятностей, методы оптимальных решений – одни названия навевали тоску и чувство безысходности. Однако майор Бреславский любил повторять: «Кто не хочет, ищет причину. Кто хочет, находит возможность…». А сержант Осокин предпочитал менее завуалированные выражения: «Не можешь – научим. Не хочешь – заставим!», «Не доходит через голову, дойдёт через ноги!». Ромка не хотел через ноги. Он хорошо знал, как это происходит…

И вот наступает утро. Он едет на экзамен в автобусе № 119 и рассматривает через заиндевевшее стекло нахохленных, спешащих по морозцу прохожих. Город исполнен чёрно-белых тонов. Чёрные фигурки на белом фоне. И над всем нависает неласковое пасмурное небо. Скрипучий, как дверь на ветру, голос: «Следующая остановка – ДК МГУ». И треск в динамике…

Как можно сдать матанализ доценту Вострякову, если ты вернулся два месяца назад с девственно-чистой головой, в которой не было ничего, кроме статей Устава Вооружённых Сил СССР? Он заходит в просторное фойе факультета, сдаёт модную куртку-аляску в гардероб и поднимается в лифте на пятый этаж. Куртка Артурчика, но тот будет спать до обеда, и ему она сейчас ни к чему. В большом вместительном лифте вместе с Ромкой едут сотрудники кафедр и преподаватели. Студентов на факультете почти не осталось – каникулы. Он исподволь рассматривает женщину-доцента кафедры истории КПСС. На первом курсе она влепила ему банан и отправила на пересдачу, где он благополучно получил пятёрку у другого препода. Совершенно не готовясь. Экзамен – это не только и не столько проверка знаний, это скорее естественный отбор на место под солнцем. Даже пасмурным утром…

Доцент Востряков видит, как списывает студент… Как там его? Он открывает зачётку – студент Романов. С фотографии на доцента смотрит мальчишка в военной форме. Совсем юное лицо, внимательный взгляд, сержантские лычки на погонах. Востряков сам не замечает, как неожиданно уносится мыслями далеко от аудитории. Сын академика, автора учебника «Основы математического анализа», Андрюша Востряков с детства упорно опровергал известный тезис, что природа отдыхает на детях одарённых людей. Высокий, статный волейболист, в которого были влюблены все одноклассницы, а потом однокурсницы, рано женился и рано стал доцентом. Одним из самых многообещающих молодых учёных МГУ! Он уже лет десять находится в этом статусе, и постепенно стали отваливаться прилагательные: самый, многообещающий, молодой. А также словосочетание «всё впереди!». Принципиальный и безжалостный доцент, гроза студенток, надевающих на экзамен мини-юбку, незаметно вздохнул, отвернулся к окну и почему-то не стал выгонять студента Романова из аудитории…

Обратно в общагу Ромка бежит вприпрыжку. Ему не нужен автобус. В кармане зачётка с бесконечно дорогим трояком по матану! Те же улицы выглядят разноцветными, и кажется, что люди улыбаются в ответ!

С гуманитарными предметами дела обстояли гораздо лучше. В его арсенале имелся неплохо подвешенный язык, прекрасная память и приобретённое на политзанятиях искусство беззастенчивой демагогии, как нельзя лучше подходящее к советским общественным наукам. Не в пример легче доказывать, что бога нет, потому что не может быть никогда, нежели решать дифференциальные уравнения. Особенно если бог перманентно уклоняется от дискуссии, а подтянутая старая дева с пучком, преподаватель научного атеизма, благосклонна к пылкости, с которой приятный молодой человек отстаивает идеи марксизма-ленинизма. Ну, а если он где-то и демонстрирует незнание этих идей, так она намекнёт, и вот уже смышлёный студент Романов методологически верно громит клерикалов… Зачёт по атеизму. Пятёрка по философии, четвёрка по политэкономии…

Он это сделал! Сессия сдана – ни одного хвоста! Правда, пришлось извиваться ужом и кривить душой, но армия – лучшая школа для ужей! Да и кого подобная изворотливость удивляет в обществе победившего социализма? Тем более что экономика в Стране Советов так тесно переплетена с идеологией.

Ромка вспомнил замполита Пронина и с удивлением отметил, что впервые думает о нём без отвращения и привычной ненависти. Беспринципность, возведённая в принцип, способность гордиться тем, от чего нормальные люди краснеют, и при этом завидная целеустремлённость и железная дисциплина – набор качеств, которые сделали круглолицего и лопоухого Пронина самым молодым майором ракетного полигона и позволили вытащить счастливый билет – направление в академию. Это был единственный шанс выскользнуть (а не вырваться, ибо вырваться оттуда невозможно) из глухой безнадёги Сары-Шагана, где остающиеся офицеры в тридцать лет становятся похожими на седых стариков с выпадающими зубами.

Майор Пронин – злейший враг сержанта Романова, продавивший решение исключить последнего из комсомола и тем самым перечеркнуть всю его будущую жизнь, на самом деле добился противоположного. Совместными усилиями замполит с комбатом вбили в молодого сержанта несвойственные ему качества, превратив наивного романтика в изворотливого циника. «Не можешь – научим. Не хочешь – заставим!» Не будь в его жизни двух лет, проведённых в котле, где варились пацаны десятка национальностей Кавказа и Средней Азии, а помешивали Бреславский и Пронин, Ромка скорее всего остался бы мальчиком с чистыми глазами и высокими идеалами, сколь прекрасными, столь и бесполезными. Теперь же это был жёсткий парень, который входил в жизнь, как нож входит в масло. И к чёрту сантименты!

Закончились каникулы. Однако в комнате 1105 этого, похоже, не заметили. Здесь всегда весело и светит солнце. Или это электрическая лампочка? А впрочем, какая разница.

Часть II. СТУДЕНТ

Ромка сидит в читалке. Перед ним раскрытый том «Капитала» Маркса. Когда он ещё школьником только мечтал об МГУ, ему казалось, что там, в главном вузе страны, если прилежно учиться, обязательно обретёшь истину. Истину о том, как устроен этот огромный и непонятный окружающий мир. Ну, по крайней мере, его экономическая составляющая. Оказалось, что здесь, на экономфаке МГУ, считают, что истину следует искать исключительно в этом толстенном фолианте, написанном больше века назад.

Для того чтобы сейчас, сидя в светлой, просторной читалке, пробегать глазами эти строчки о природе прибавочной стоимости, ему пришлось закончить школу с золотой медалью, год отработать мясником по лимиту в Октябрьском райпищеторге Москвы и два отслужить в Сары-Шагане. Если бы не тот факт, что вся огромная страна, занимающая шестую часть мира, живёт по изложенным здесь постулатам, и не та высокая цена, заплаченная им лично, он бы решил, что старина Маркс растекается мыслью по древу, облекая довольно очевидные и сугубо теоретические смыслы в целый сонм наукообразных понятий. И это лишь для того, чтобы доказать, что всё вокруг, созданное природой или человеком, перманентно присваивается другим человеком. То есть так было при капитализме, феодализме и ранее, а сейчас не так… Ромка поднял глаза от книги и внутренне усмехнулся. Да, сейчас не так. Сейчас хуже… Капиталист присваивает излишки, выжимая их из рабочих, как убедительно показывает Маркс. А при социализме, что сложился в СССР в последние годы, выжимают только недра. Больше присваивать некому и нечего. Поскольку из рабочего выжимать нельзя, а можно лишь уповать на его сознательность, увещевать и спускать планы сверху. А «освобождённый» пролетарий, не читавший Маркса, вовсе не желает вкалывать, поскольку эффективность его труда почти не влияет на размер зарплаты, на которую и купить-то нечего – в магазинах пустые полки. Зато в изобилии плакаты, транспаранты и лозунги. А также собрания, съезды и демонстрации, на которых говорятся речи и принимаются решения, не имеющие никакого отношения к реальной жизни. А реальная жизнь – это пол-литра и плавленый сырок «Дружба» на троих после работы. А потом и во время работы. А потом и вместо. Да, и не одна пол-литра. Сырок вот только один… Народ, лишённый собственности, нимало не заботится о результате труда и тащит с родного предприятия всё, до чего может дотянуться. Но поскольку, по Марксу, при общественной собственности на средства производства воровать у самого себя никому не придёт в голову, то партийная верхушка, для которой Карл Маркс – что Иисус Христос для верующих, ни в жисть не решится назвать такого работягу вором. Тем более что он – гегемон и правящий класс. Поэтому придумали стыдливый и легковесный термин «несун». И вот этих несунов набралось изрядное количество, и несут они уже не только то, что плохо лежит, но и что хорошо прикручено. А вынесенное меняют на бутылку, про которую Маркс почему-то забыл написать. А насколько могучий экономический стимул – пол-литра!

Ромка перешёл к конспектированию решений XXVII съезда КПСС, а именно к докладу Председателя Совета Министров СССР товарища Рыжкова Н. И.:

«Товарищи делегаты, уважаемые гости! Почти семь десятилетий Коммунистическая партия Советского Союза уверенно ведет страну по пути, начертанному великим Лениным. Особое место в героической истории партии и народа займет XXVII съезд КПСС. Ему суждено определить стратегию движения нашей Родины вперед на весьма ответственном этапе коммунистического строительства, положить начало коренным преобразованиям всех сторон жизни советского общества.

В Политическом докладе ЦК КПСС XXVII съезду, с которым выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев, развернуто грандиозное полотно созидательной деятельности партии и народа. В нем творчески, с позиций незыблемых принципов марксизма-ленинизма глубоко обоснована концепция ускорения социально-экономического развития, переосмыслен весь комплекс вопросов партийной, государственной и общественной жизни. В докладе по-новаторски определены стратегия и тактика всестороннего совершенствования социализма, внутренняя и внешняя политика КПСС и Советского государства. На основе глубокого классового анализа раскрываются соотношения сил в современном мире, основные тенденции и противоречия его развития. Показан крепнущий потенциал мировой системы социализма, с большой наступательной силой изложена наша позиция в вопросе, который волнует все человечество, – вопросе войны и мира, предотвращения ядерной угрозы.

Глубина идейного содержания, теоретической мысли, бескомпромиссность в оценках причин накопившихся недостатков и трудностей, реализм и смелость постановки новых задач – все это дает основание рассматривать Политический доклад ЦК КПСС как документ большой исторической значимости. (Аплодисменты.)

Морально-политический климат, утвердившийся в стране под воздействием апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС, страстная убежденность в правильности взятого партией курса, которой пронизан Политический доклад, определили всю атмосферу работы съезда. Он проходит по-деловому, конструктивно, в духе взыскательности и высокой политической ответственности партии перед советским народом. Обсуждение Политического доклада ЦК, проекта новой редакции Программы партии убедительно продемонстрировало монолитную сплоченность партийных рядов, единство помыслов, единство действий советских коммунистов, всех советских людей. (Аплодисменты.)

Важным политическим и народнохозяйственным документом, внесенным Центральным Комитетом партии на рассмотрение съезда, является проект Основных направлений экономического и социального развития СССР на 1986–1990 годы и на период до 2000 года. Его стержень – выдвинутая апрельским Пленумом ЦК КПСС концепция ускорения. В проекте конкретизируются программные задачи и цели, которые предстоит осуществить до конца нынешнего столетия, определены важнейшие направления качественного преобразования производительных сил и социального развития общества. Проект Основных направлений полностью отвечает жизненным интересам советских людей, их надеждам на будущее…»

Он попытался вникнуть в машинально прочитанный текст, но это ему не удалось. Мешали не одни лишь крамольные для комсомольца мысли про несоответствие лозунгов и реалий, но и нечто внутреннее, настойчиво зудящее и всё набирающее силу. Когда из-за этих настойчивых внутренних процессов кровь вовсе отлила от головы, он поднял глаза, забыв про бессмертные строки, и с неизбывным интересом принялся изучать плавные изгибы спины впереди, по которой струилась чёрная тугая коса. Изгибы были – всем изгибам изгибы! Истина, сокрытая в хитросплетениях Марксовых мыслей и партийных документах, не могла конкурировать с могучим притяжением узкой гибкой талии и того, во что она переходила ниже. Неожиданно спина повернулась, и он не успел отвести глаза, встретившись с лукавой улыбкой. Ромкины губы расплылись в ответной улыбке, забыв спросить разрешения у хозяина.

В общагу они ехали вместе. Его однокурсница Гульнара была родом из Ашхабада и жила двумя этажами ниже. Странно, что они до сих пор не встречались. Отчасти это объяснялось тем, что в каникулы она летала на родину и участия в разудалом студенческом карнавале вседозволенности не принимала. Тем более что восточное воспитание предписывало ей сдержанность и скромность, каковой она и представала перед окружающими. Впрочем, это оказалось чисто внешним камуфляжем. В общаге всё происходит быстро. Они чинно и за ручку погуляли вечером по окрестностям, она мило щебетала, он то и дело лез целоваться, а она со смехом отстранялась. Но стоило им оказаться наедине в его комнате (понятливые соседи дружно смылись в кино), как они моментально поменялись ролями. Она набросилась на него словно голодная тигрица, и он не подкачал. Страсть оказалась стремительной, бурной и неудержимой! Это была достойная битва двух начал, из которой оба вышли победителями! Он не открыл дверь соседям, вернувшимся из кино, и те вынуждены были раствориться в недрах общаги. Таким образом, битва продолжалась всю ночь и закончилась лишь с рассветом ввиду полного истощения физических и моральных сил обеих сражающихся сторон.

Гульнара влюбилась со всей пылкостью восточной души. Чего Ромка не мог сказать о себе. Длинноногая красавица, член сборной МГУ по волейболу с гривой густых иссиня-чёрных волос, она очень нравилась ему в постели. Но вот что-то большее в душе не щёлкало. Они продолжали встречаться, Ромку всё устраивало, а ей было этого мало. Она хотела завладеть им целиком и оказалась весьма капризной и властной в своём стремлении. У себя на родине Гульнара принадлежала к авторитетному и богатому клану. Была младшей, единственной и долгожданной дочкой в семье могущественного партийного бая после четверых старших братьев и с детства не знала отказа в своих желаниях. Ромка оказался очередным и очень сильным её желанием. Она его приметила сразу, как только он в ноябре появился на факультете и первое время ещё ходил в форме, очень ему шедшей. Потом она довольно долго присматривалась и с удовольствием отметила, что он почти всё время проводит в читалке, вместо того чтобы гоняться за юбками. После того как дома во время каникул её безуспешно пытались выдать замуж за старого, некрасивого и с полным ртом золотых зубов секретаря райкома, она окончательно решила, что современная эмансипированная девушка должна сама устраивать свою судьбу, и села в читалке прямо перед Ромкой. Того не пришлось приглашать дважды, он жадно заглотил наживку, а она, как ей казалось, грамотно подсекла. После сумасшедшего секса, не идущего ни в какое сравнение с тем небогатым опытом, что она приобрела на первом курсе, Гульнара решила, что это судьба. А потом начались непривычные пробуксовки. То он с ребятами пиво пьёт весь вечер, то у него тренировка. Кстати, Ромка оказался членом сборной МГУ по боксу. И это замечательно, на востоке очень уважают физическую силу, и ей безумно нравится его сухая, мускулистая фигура. Но почему у него есть ещё какие-то интересы кроме неё? Нет, конечно, она сама спортсменка и тоже тренируется, но всё же… Да, главное не в этом. Главное, что он не говорит тех слов, которые она так хочет услышать.

Их отношения продолжались пару месяцев, а потом выяснилось, что Гульнара залетела. Оба были не готовы к такому развитию событий и пребывали в шоке. Но недолго. Привыкший решать любые проблемы, Ромка быстро нашёл выход. Благо лучший друг Женька учился на рабфаке второго меда и, соответственно, жил в медицинской общаге. Там было с кем посоветоваться. Буквально на следующий день Женька привёз несколько ампул маммофизина, шприц и устную инструкцию. Вечером соседи в очередной раз были изгнаны из комнаты, а незадачливые потенциальные родители приступили к исправлению естественного хода истории. Во-первых, Ромка налил гранёный стакан водки и мягко подвинул его Гульнаре. Гульнара оказалась мужественной девушкой. В жизни не пробовавшая алкоголь правоверная мусульманка, а заодно активная комсомолка спокойно взяла стакан недрогнувшей сильной рукой и выпила, не поморщившись. Вариантов у неё не было. Даже просто слух о её беременности, не говоря уже о реальном ребёнке, означали изгнание любимой дочери из дома. Раз и навсегда. При всей своей независимости и напускной эмансипированности к такому она не была готова. Алкоголь на пустой желудок мгновенно ударил в голову. Дальше Ромка достал и наполнил шприц прозрачной желтоватой жидкостью. Ей уже не было страшно. Всё весело кружилось и прикольно двоилось в глазах. Она разделась, и он в очередной раз залюбовался точёным смуглым телом. Воронова крыла волосы, освобождённые от резинок, свободно струились по гибкой, сильной спине и почти доставали до выпуклой, круглой попы без намёка на целлюлит. Небольшие груди с тёмными торчащими сосками задорно и весело смотрели вверх. Впалый подтянутый живот заканчивался кучерявым холмиком-треугольником, уютно и немного стыдливо расположившимся там, где начинались сильные стройные ноги, не заканчивающиеся, казалось, никогда. Она была лишь чуть пониже Ромки, а тот имел метр восемьдесят пять. Причём ноги у неё казались даже длиннее – просто бесконечными. «И чё бы не жениться, тогда и колоть не надо…», – промелькнула глупая и неуместная мысль, и он всадил шприц в эту великолепную, атласную задницу с такой аппетитной трещинкой прямо посередине. Ромка никогда раньше не делал уколов, но это оказалось делом нехитрым. Она даже не вздрогнула, и он плавно и медленно ввёл содержимое в мягкое полукружие. Потом имел место бурный секс до изнеможения, а заканчивался хитроумный план горячей ванной, куда он отнёс её на руках. Однако в ванне ожидаемого не произошло. Её лишь развезло ещё сильнее. Тогда он снова отнёс податливое тело на кровать, ещё раз уколол, и опять случился секс. Пуще прежнего. И снова ванна. И опять ничего… Укол. Секс. Ванна. Укол. Секс. Ванна. Им сильно повезло, что она была спортсменкой и имела молодое, тренированное сердце. Под утро долгожданное случилось. Даже очень молодой и здоровый организм не выдержал такого изуверского вмешательства и исторг из себя небольшой комочек слизи с кровью. «Вот и всё…», – вяло подумал он, и спустя минуту они уже спали без сновидений.

Судьба сжалилась над ними, и случившееся не имело последствий. Однако Ромка решил, что с отношениями пора завязывать. Она ему просто надоела. Как такое может быть? Отчего? Почему? Неглупая, красивая девочка восемнадцати лет. Спортсменка, комсомолка – люби не хочу! Хитро всё устроено в этой жизни. Не дважды два четыре! Интересно, если существует неевклидова геометрия, а неевклидова арифметика существует? И может ли дважды два равняться не четырём, как могут пересекаться параллельные прямые? В своей непродолжительной двадцатилетней жизни Ромка влюблялся как минимум раз десять. Три раза сильно. Два – очень сильно. И один раз – до потери сознания. Кроме того, за год до армии, проведённый в женской общаге октябрьского райпищеторга, он имел бесчисленное количество увлечений, интрижек и случайных связей, которые на Западе называли сексом в отличие от любви. Но в СССР, как известно, секса не было. Секса не было, а случайные связи были. И каждый раз после длительных или совсем коротких отношений наступал момент расставания. И он никак не мог к этому привыкнуть и относиться спокойно. Философски. Каждый раз Ромка испытывал чувство вины, поскольку за исключением единственного случая всегда являлся инициатором разрыва. Он не мог спокойно видеть поникшие плечи, опущенный взгляд, руки, теребящие сумочку. Всякий раз казалось, что он кого-то или что-то предаёт, рушит чужие надежды, и это неправильно, даже если ничего не обещал. Очень редко девушки принимали такой момент равнодушно или, наоборот, чересчур эмоционально. Как правило, это были боль и опустошение. И беззащитность…