Czytaj książkę: «Темный двойник Корсакова. Оккультный детектив»

Читайте в серии Альтернативная российская империя, расследования Корсакова:

Тайный архив Корсакова

Темный двойник Корсакова

Карта на форзаце и внутренние иллюстрации Александры Чу

© Евдокимов И.А., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Часть I
«Дело о посрамителе воронов»

I

1881 год

Так было…

Отчий дом встретил Владимира Корсакова мраком и молчанием. Ступеньки на крыльце покрывал густой ковер опавших листьев. Выбитые окна ощерились клыками треснувших стекол. Ветер приносил откуда-то запах гари и разложения. Неведомая сила побывала в усадьбе незадолго до него, оставив после себя разрушения и смерть.

Верный дорожный саквояж выпал из ослабевших рук Корсакова. Поскальзываясь на мокрых листьях, он взбежал вверх по ступенькам и ворвался в прихожую. Внутри было темно – свет давало лишь окно-фонарь высоко над входными дверями. Картина запустения, по мере того как Корсаков ступал по коридору, лишь усугублялась. На полу то тут, то там валялись кучи деревяшек, бывшие когда-то роскошной мебелью. По стенам стекала вода, оставляя после себя едкую черную плесень. Напольные часы меж двух дверей в конце прихожей принялись бить немелодичным лязгом, словно лопались струны расстроенной гитары.

– Мама? – крикнул Владимир. Только шелест листвы и стоны ветра стали ему ответом.

Нетвердой походкой Корсаков пересек прихожую и распахнул двери в бальную залу. Он с детства любил эту комнату: огромную, с семью высокими окнами, выходящими в сад. Любил ее праздничную атмосферу. Любил балы, собиравшие многочисленных друзей семьи и соседей из близких усадеб. Сейчас от былой роскоши ничего не осталось. Огромные люстры лежали разбитыми на полу. С карнизов свисали оборванные занавеси, напоминающие старые саваны.

– Володя… – раздался шелестящий шепот за его спиной.

Корсаков мгновенно обернулся. Противоположную стену бального зала украшало собой огромное зеркало. В отражении Владимир увидел себя – худого, измотанного, с запавшими глазами. Бледную тень прежнего Корсакова.

А потом время в зеркале пошло вспять. Владимир оставался на месте, в разоренном семейном доме, но в отражении люстры взмывали обратно под потолок, освещая зал теплым светом. Грязные тряпки на окнах вновь становились бархатными гардинами. Доски паркета, словно части детской игрушки, возвращались обратно в пазы.

И зазеркальный Корсаков был не один. В каждом отражении стояли близкие ему люди: отец, мать, брат Петр. Все они с нежной гордостью смотрели на того, другого, Владимира – упитанного, ухоженного, с роскошной гривой волос и солидной бородкой. Его двойник довольно и счастливо улыбался.

Завороженный Корсаков сделал шаг вперед и протянул руку, желая прикоснуться к той радостной жизни, что ждала его за стеклом. Под его ногой хрустнул разбитый хрусталь люстры – и как по команде его семья в зеркале взглянула на блудного сына. Черты их лиц заострились, глаза злобно блеснули, улыбки превратились в дикий оскал. Владимир в ужасе отшатнулся от зеркала. А в нем вновь закружилась жуткая карусель, возвращая бальный зал в его текущее разоренное состояние. Вместе с помещением истлевали и рассыпались в прах ощерившиеся родители и Петр. Несколько мгновений спустя Корсаков остался один посреди пустого зала.

– Что происходит? – прошептал Владимир.

– Ты знаешь, – прошелестел его двойник.

Корсаков вздрогнул и всмотрелся в свое отражение, но оно вновь замолчало, изображая лишь напуганного молодого человека. Правильное, абсолютно нормальное поведение для зеркала. Так что же не так? Почему так страшно? Почему сердце чувствует – что-то не так?!

Владимир повернул голову влево.

Отражение повернуло голову влево.

Владимир повернул голову вправо.

Отражение помедлило, словно раздумывая, а затем лениво повернуло голову вправо.

Владимир сделал шаг вперед.

Отражение сделало шаг назад.

Владимир исступленно завопил.

Отражение довольно ухмыльнулось.

– Что тебе нужно?! – срывая голос, крикнул Корсаков.

Вместо ответа отражение бесшумно щелкнуло пальцами и вернуло идиллическую картину бального зала.

– Что тебе нужно? – вновь прошептал Корсаков.

– Ты знаешь, – повторило отражение.

И Владимир понял, что знает. Зазеркальный двойник, будто насмехаясь, демонстрировал его самую сокровенную мечту. Вернуть все назад. Размотать время, как клубок ниток, и сделать так, чтобы трагедии, что изменила судьбу Владимира три года назад, не произошло. Чтобы родители и брат гордились им не только там, за стеклом.

Но больше всего Корсакова поразило не то, что двойник читает его мысли. Этого следовало ожидать. Нет, картина, что он показывал Владимиру, была выбрана не случайно.

Не-Корсаков не просто дразнил его несбывшимся. Он присваивал его мечту себе. Заменял его. Становился тем сыном и братом, которым Владимиру не суждено было стать…

Он бросился к зеркалу и зло ударил в него кулаком.

Его двойник в окружении любимых людей только рассмеялся. Его хохот подхватил Петр. Затем мать. Затем отец. Они заливисто смеялись, указывая на Корсакова пальцем. А Владимир все стучал и стучал в стекло, с каждым ударом понимая, что все его усилия тщетны.

Все это время на неправильной стороне зеркала был он сам…

Он открыл рот. Закричал, что есть силы, в надежде, что либо треснет зеркало, либо разорвутся его собственные легкие.

Вместо этого Корсаков проснулся.

II

20 апреля 1881 года,

где-то во Владимирской губернии

– Дурное там место, барин. – Проводник перекрестился. – Не надо вам туда!

– И что там такого страшного? – бросил на него ироничный взгляд молодой человек.

– Народ бает, что церковь там стоит, брошенная! Черти ее построили, чтоб, значит, над верой православной поглумиться! Кто ее увидит – тому ходу назад уже не будет.

– Да? Но если ходу назад никому нет, то откуда люди знают про церковь?

На это ответа у проводника не нашлось. Молодой человек спешился и подошел к уродливому деревянному мосту. Сооружение покоилось на грубых, едва обработанных столбах из стволов деревьев. Доски на настиле частью подозрительно вздыбились или, наоборот, выглядели треснувшими и продавленными. Дерево со всех сторон облепили мох и грибок.

Ироничного господина звали Дмитрий Гаврилович Теплов и, как многие юноши из благополучных семей, которых ждала многообещающая карьера, служил он чиновником для особых поручений при губернаторе. В данном случае – владимирском.

Пост свой Дмитрий Гаврилович получил при не самых обычных обстоятельствах. Его предшественник, Сергей Александрович Исаев, бесследно исчез. Отправился из Мурома обратно в губернский город – и как в воду канул. А человек меж тем был нужный, полезный. Вот и поставил губернатор Иосиф Михайлович Судиенко своему новому чиновнику первое самостоятельное задание – сыскать пропавшего.

Начав с уездного города, Теплов взял след, словно породистая гончая. Он двигался от селения к селению, от почтовой станции до почтовой станции по дороге из Мурома в сторону Судогды. И где-то на полпути цепочка оборвалась. Станционный смотритель отметил проехавший экипаж чиновника, но в Драчево, следующую остановку на пути, тот так и не прибыл.

«Ага!» – сказал себе Теплов. Это упрощало дело. Раз есть две точки, то исчезнуть Сергей Александрович должен между ними. Оставалось найти знатока здешних мест, который бы проследовал с чиновником до предыдущей станции в поисках следов Исаева. Звякнувшая горка монет перекочевала из рук Дмитрия в карман сельского охотника – и проводник был найден.

Вот только балагуривший и хорохорившийся всю дорогу провожатый побледнел, как простыня, стоило Теплову обратить внимание на тропку, уходящую в сторону от большака. Охотник все-таки последовал за ним, но перед мостом остановил коня и ехать дальше отказался.

– Не было тут вашего пропавшего чина, – снова подал голос провожатый. – Вы на мост-то гляньте! По нему ж карета не переедет!

– Карета и не переехала, – подтвердил Теплов. – Поди-ка сюда!

Нервничающий охотник подошел к крутому берегу и взглянул вниз. Чуть в стороне от моста на дне оврага лежал завалившийся на бок тарантас¹. Даже с моста было видно, что внутри пусто. Следов кучера или лошадей также не было видно.

– Здесь он где-то. Течение недостаточно сильное, чтобы уволочь трупы или раненых. А значит, либо кучер с пассажиром выжили, либо их тела кто-то забрал. Как и лошадей.

– Токмо куда его нелегкая понесла? – упорствовал охотник.

– Почем мне знать? Сбился с дороги в непогоду, или кучер не тот поворот выбрал. В результате карета сорвалась с моста, но пассажир уцелел и попытался выйти к людям дальше по дороге. Как тебе такое?

– Да не живет за мостом никто! А если благородие сунулось – то там и конец ему настал! Скверный мост, и место за ним тоже скверное! Хоть режьте – не пойду!

– Хорошо, тогда жди меня тут, – не стал спорить Дмитрий. – Я посмотрю за мостом для уверенности и вернусь еще до заката.

– Охота вам голову сложить – так складывайте, – махнул рукой проводник.

– Голову мне складывать неохота, так что будь добр, братец, одолжи ружье да отсыпь патронов. А то вдруг там не церковь проклятая, а обычные волки шалят.

Взяв лошадь под уздцы и осторожно ступая по доскам, Теплов начал переход. Мост, несмотря на печальное состояние, оказался удивительно крепким. Доски не стонали и не грозили треснуть. Дмитрий даже подумал, что если бы тарантас не улетел в овраг, то мог бы и переехать на другую сторону.

На противоположном берегу тропка продолжалась, петляя и уводя все глубже в лес. Теплов забрался обратно в седло и послал лошадь вперед рысью. Молодой чиновник крутил головой, тщетно пытаясь увидеть следы, которые мог бы оставить его предшественник.

А вот места вокруг менялись. Апрель в этом году выдался теплый, и уже к четвертой Пасхальной седмице глаз радовала молодая зеленая листва. Но на другом берегу оврага будто бы еще правила зима. Зелени не было, одни голые ветви деревьев, под которыми еще лежал снег. Тот тут, то там виднелись поваленные стволы лесных исполинов. Спустя несколько минут тропа вывела Теплова к болотам, над которыми застыл густой туман. Дорога меж тем петляла дальше меж кочек и луж грязной воды.

«Да уж, местечко!» – в сердцах подумал Дмитрий. Он слабо представлял немолодого уже Василия Александровича бредущим средь топей. С другой стороны, оглушенный после падения повозки в овраг – мог он держаться тропы в надежде, что в ее конце будет чье-нибудь жилище? Вполне! Теплов решил следовать по дороге дальше, но, если тропа уйдет под воду – развернуться обратно и на следующий день привести поисковый отряд. Исследовать болота в одиночку гиблое дело, во всех смыслах. Дмитрий поежился, представив, как лошадь оступается и ныряет в гнилое водяное окно, где ее вместе с седоком затягивает трясина. Несомненно, он будет биться до конца, как и животное, но рано или поздно бурая жижа забьет рот и ноздри, поглотит еще недавно дышавшее и сопротивлявшееся живое существо. Топи заберут свое.

Теплов помотал головой, отгоняя мрачные мысли. Вопреки опасениям, дорога вскоре пошла в гору. Болота остались за спиной. Лишь туман продолжал обступать с двух сторон от тропы, став совсем уж непроницаемым.

«Прав охотник, – подумал Дмитрий, – кому взбредет в голову поселиться в таком медвежьем углу. Кстати, про медведей…» Молодой чиновник особых поручений вновь поежился, чувствуя неприятный холодок, пробежавший по спине.

Он все еще пытался разобрать хоть что-то по сторонам от тропки, когда его лошадь резко остановилась, едва не сбросив седока. Дмитрий потрепал животное по холке. Что же так напугало лошадь? Ответ возник из тумана очень быстро.

Это было распятье с крышей из двух грубых досок. Теплов пригляделся к нему – и почувствовал, как его передернуло от отвращения. Фигура на кресте не могла быть Иисусом. Перед ним висело распятое антропоморфное нечто – две ноги, две руки, голова. На этом его сходство с человеком заканчивалось. Конечности фигуры были вывернуты под острыми углами. Голова казалась слишком большой для худого изможденного тела. Лицо же… Теплов был уверен, что гротескное, будто оплавленное, лицо существа на кресте будет преследовать его в ночных кошмарах. С гадливым любопытством молодой человек вглядывался в фигуру, постепенно понимая, что это ужасное нечто было искусно вырезано из дерева гениальным, но безусловно больным резчиком. Россказни охотника про брошенную церковь больше не вызывали у Дмитрия усмешки.

Лошадь всхрапнула и нервно переступила с ноги на ногу.

– Ну, тихо… – ласково обратился к ней Дмитрий. Успокоение не подействовало. Фырканье перешло в громкое ржание. Лошадь начала взволнованно бить копытом.

– Да что с тобой такое?!

Вместо ответа, лошадь резко встала на дыбы. Теплов от неожиданности не удержался в седле и слетел на землю, чудом не зацепившись ногой за стремя. Лишившись седока, лошадь рванулась в сторону и скрылась в тумане.

Опираясь на ружье, как на палку, Дмитрий поднялся с земли, потирая ушибленную спину. Ржание и топот все удалялись, а понять в тумане, откуда исходит звук, не представлялось возможным.

– Прав был охотник, черт бы его побрал, – уже вслух повторил Теплов. Он огляделся, пытаясь сообразить, что делать дальше. Искать лошадь в тумане – самоубийство. Идти дальше непонятно куда – глупо. Развернуться и попытаться найти дорогу обратно – самый верный вариант, но в таком тумане лезть на болота… И неизвестно, сколько придется идти без лошади.

Где-то рядом завыл волк. За ним еще. Присоединился третий. Дмитрий вскинул ружье, лихорадочно озираясь. Где-то рядом кружила стая волков, а у него всего лишь охотничья двустволка и ни одного патрона про запас. Из тумана вновь раздалось испуганное ржание, переходящее в булькающий истеричный хрип, утонувший в лае. Волки добрались до лошади – и скоро придут за ним…

Дмитрий отошел к кресту, дававшему хоть какую-то защиту от нападения со спины, и припал на колено у его подножия. Из тумана слышался хруст веток и сухой травы. Кто-то рычал. У самой границы белесого марева мелькнула чья-то тень. Теплов не пытался стрелять: патрона в ружье всего два, их стоило беречь, пока не представится шанс выстрелить наверняка и не промахнуться. Ведь достать из кармана запасные и перезарядить ружье ему, скорее всего, не дадут…

Первый волк выступил из тумана буквально в паре саженей от него, сверкая звериными глазами. Серый хищник остановился и оскалил пасть, утробно рыча. Дмитрий навел на него ствол ружья и со щелчком взвел оба курка. Волк не пошевелился, продолжая низко рычать. Затем из-за белой завесы появился еще один зверь. За ним – еще один. И еще. Четверка волков окружила Теплова полукольцом, припадая к земле и скаля зубы. Несмотря на сжимающий сердце страх, ему бросилась в глаза необычность этих зверей: похоже было, что головы животных окружала грива на манер львиной. Дмитрий ожидал броска в любой момент, но хищников будто что-то удерживало. «Крест!»

Жуткое существо на кресте напугало его лошадь и, похоже, оказывало такое же воздействие на волков, которые не спешили броситься и разорвать его. Дмитрий застыл, перебирая варианты в голове. Оставаться на месте? Но сколько? Пока зверям не надоест? Или выстрелить? Только отпугнет ли это волков или наоборот, выведет их из транса и заставит напасть?

За спиной хрустнула ветка. Теплов позволил себе бегло оглянуться, но ничего не заметил. Только волки что-то почувствовали. Они нервно прижимали уши к голове и прятали хвосты между ног. Наконец, первый волк, видимо – вожак, заскулил и скрылся обратно в туман. За ним последовали три его собрата.

Теплов проводил их взглядом и впервые за все время успокоенно выдохнул. Он обернулся – и встал как вкопанный. На границе тумана за распятием застыла человеческая фигура.

– Сергей Александрович? – неуверенно спросил Теплов. Фигура покачала головой и сделала шаг вперед.

– Как вы здесь очутились? – раздался мелодичный женский голос.

III

4 мая 1881 года,

улица Пречистенка, Москва

В гостиной небольшого особняка на Пречистенке сидели двое: миниатюрная пожилая дама и молодой человек. Их разделял небольшой столик, на котором сейчас стояли две чайных пары. Молодой человек – темноволосый, с голубыми глазами, что меняли цвет в зависимости от освещения – как раз заканчивал свой рассказ, задумчиво перекатывая меж костяшек пальцев крупную монету.

– …А посему, осмотрев весь ваш дом и тщательно изучив его историю, я готов с уверенностью утверждать, что никакие призраки вас беспокоить не должны.

– Но как же… – удивленно воскликнула дама. – Я же видела ее своими глазами. Невеста в белом подвенечном платье стояла в конце коридора. Я чуть было не умерла от ужаса!

– Да, кстати, о девице в белом платье, – пробормотал молодой человек, сверяясь с карманными часами. На их крышке был выгравирован диковинный герб – ключ сложной и изящной формы, который обвила зеленая змея.

За дверями гостиной меж тем послышались торопливые шаги.

– Вот сейчас и выясним, – сказал молодой человек, азартно потирая руки.

В комнату влетел лысеющий господин лет сорока. Он остановился, удивленно разглядывая даму и ее собеседника. Неуверенное выражение лица быстро сменила маска волнения и заботы.

– Тетушка, слава богу, вы живы-здоровы! – воскликнул он.

– А почему бы мне не быть таковой? – иронично вскинула брови дама.

– Как же! Мне только что пришла записка, в которой утверждалось, что ночью вас хватил удар и вы сейчас при смерти!

– Глупость какая! – возмутилась старушка.

– Совсем не глупость, – вступил в разговор молодой человек. – Наоборот, это напрямую связано с вашими видениями.

– Простите, но с кем имею честь? – раздраженно поинтересовался лысоватый господин.

– Ах да, я совсем забыл представиться, – чуть улыбнулся молодой человек. – Граф Корсаков, Владимир Николаевич. В некотором роде консультант по вопросам всего пугающего и необъяснимого.

– И что же привело вас к моей тетушке? – осведомился мужчина.

– Ее приглашение. Видите ли, с недавнего времени вашу единственную родственницу (это важно, давайте запомним) начали посещать странные видения. Шаги в пустых коридорах. Двери и окна, что поутру оказывались открытыми, хотя она самолично следила, чтобы прислуга их запирала. А с недавних пор еще и явления некой бледной девицы в подвенечном платье.

– И что же, вы хотите ее убедить, что в доме поселился призрак? – усмехнулся племянник.

– Наоборот! – радостно воскликнул Корсаков. – Я убедился, что никаких призраков здесь нет. Правда… – Он замялся в притворном сомнении. – Что ж, пожалуй, скажу! Также я выяснил, что – мадам, прошу меня простить – у вашей тетушки репутация крайне скаредной особы!

– Быть такого не может! – возмутилась дама.

– Неслыханно! – поддержал ее племянник.

– Может! – все так же жизнерадостно продолжил Корсаков. – Причем, как выяснилось, это мнение разделяют не только слуги, но и вы сами. Возможно, поэтому вам удалось так быстро договориться с ними о том, чтобы они позволяли себе небольшие невинные шалости. Поначалу, по крайней мере. А потом нашли известную в определенных кругах мадемуазель Шарлотту, славную своей готовностью исполнить любой каприз, если он будет щедро оплачен. Сию особу в белом платье слуги впускали через черный ход, а она, в свою очередь, разыгрывала спектакль для вашей тетушки. Вы же терпеливо ждали, пока ваша благодетельница скоропостижно скончается от испуга, оставив вам дом и немаленькое наследство. По крайней мере, этими богатствами вы планировали поделиться со слугами и мадемуазель Шарлоттой. Вернее, они клянутся и божатся, что именно так все и было.

Тетушка и племянник уставились на Корсакова с одинаково пораженными лицами, а затем медленно перевели взгляды друг на друга. За дверью раздался гулкий топот форменных сапог. Владимир извлек из кармана часы и довольно щелкнул языком:

– А вот и полиция, как раз вовремя!

Корсаков вежливо допил чай, вернул чашечку на блюдце и поднялся из кресла.

– Дальше, думаю, вы найдете, что с ними обсудить. Мне же позвольте вас покинуть, ибо сей презабавнейший случай все же не относится к сфере моих интересов.

Он направился к двери, но на полпути остановился, хлопнул себя по лбу и сказал:

– Ах да, чуть не забыл! Мой гонорар попрошу отправить по адресу, указанному на визитке. Честь имею!

Домой Владимир возвращался, невольно посмеиваясь, с твердым намерением уделить остаток дня отдыху. Однако в прихожей его встретил недавно нанятый слуга, который, принимая плащ, вежливо сообщил:

– Владимир Николаевич, вам письмо.

* * *

Братья Корсаковы, Владимир и Петр, молча сверлили глазами лежащий между ними на столе конверт. Письмо нашло адресата в старенькой, еще допожарной, усадьбе на Пречистенке. Владимиру пришлось задержаться в Первопрестольной. Минувший, 1880 год, он закончил, расследуя убийства в Дмитриевском юнкерском училище. Преступника, насылавшего на своих жертв мстительных призраков, удалось остановить, но цену пришлось заплатить немалую. В схватке с убийцей Корсаков потерял сознание, а очнулся спустя почти два дня в больнице, обездвиженный и обессиленный.

Одним из первых посетителей Владимира стал безымянный жандармский полковник, втравивший его в расследование. Он обещал заплатить Корсакову единственной валютой, которую тот был готов принять: правдой. Правдой о том, что произошло с Владимиром и его близкими три года назад, во время Русско-турецкой войны. Трагические события даровали Корсакову необычайный дар, но забрали его память.

Полковник, который всегда знал куда больше, чем говорил, сдержал обещание и дал ему совет: «На вашем месте я бы отправился в отчий дом и поискал там бумаги, которые отец не рискнул бы оставить на виду». Но вместе с советом Корсаков получил и кошмарные сны, повторявшиеся если не каждую ночь, то как минимум каждую неделю. В них Владимир возвращался домой – и находил усадьбу разоренной. Кошмары не даровали ответов. Как искать бумаги, если проклятое злобное нечто опередило его, явившись в усадьбу и разорив все самое дорогое, что оставалось в жизни Владимира?

Поэтому Корсаков медлил. Он перебрался в особняк на Пречистенке в начале марта, устав находиться в больнице. Восстановление проходило медленно, но верно. В начале февраля он уже гонял сиделок в лавки колониальных товаров и учил их варить кофе. К концу зимы начал вставать с постели, пусть и с помощью специально нанятого слуги и щегольской трости (сейчас Корсаков по большому счету обходился и без нее, но держал на случай внезапного приступа слабости). С тростью вообще вышла история: Владимир проявил упорное нежелание идти на компромисс с прежним образом жизни, так что выбирал аксессуар тщательно. У дверей его палаты выстроилась целая очередь мастеров, жаждущих продемонстрировать собственный товар. Рассерженные врачи вынуждены были их выгонять, что и повлияло на решение Корсакова перебраться в более приличествующие ему апартаменты. Тем более что доктора к его выздоровлению никакого отношения не имели и их надзор более напоминал попытки разгадать природу его недуга, а не заботу о больном.

Поначалу Корсаков хотел вернуться в Петербург, в огромную съемную квартиру у Спасо-Преображенского собора. Конец этим планам положила трагедия, потрясшая всю Россию. 1 марта 1881 года от рук бомбистов-народовольцев погиб император Александр Николаевич. Адская машина, брошенная террористом, оторвала ему обе ноги. На смертном одре государь приказал отнести себя в Зимний дворец, где и скончался, передав власть сыну. Столица погрузилась в хаос – ловили народовольцев. На покой в таких обстоятельствах рассчитывать не приходилось.

Матушка предлагала перевезти его домой, под Смоленск, но Корсаков упорно отказывался от приглашений, утверждая, что не хочет обременять ее. В результате со штатом из слуг (которых он нанял на постоянной основе, впервые за всю свою взрослую жизнь), Владимир въехал в усадьбу одного промотавшегося дворянина, который был более чем счастлив получить в лице жильца источник постоянного дохода на пару месяцев. Дом был старый, но комфортный, с обязательной колоннадой и маленьким садиком, куда на первых порах завернутого в пледы Владимира (словно героя известного романа господина Гончарова) выносили в кресле. Вскоре он начал выходить самостоятельно.

К маю он уже самостоятельно прогуливался до кофеен Кузнецкого Моста, навестил пару знакомых и посетил несколько званых вечеров, чтобы подтвердить тщательно культивируемую репутацию ленивого бонвивана. Еще позволил себе отвлечься на пару пустяковых дел, ни одно из которых, как выяснилось, не стоило его внимания, вроде того, что ему довелось распутать сегодня. Впрочем, на людях он все же старался появляться поменьше. Вернувшийся одновременно с возможностью двигаться дар вновь принялся бомбардировать его видениями из жизни случайных встречных, с которыми он сталкивался на улицах, или пивших до него из крохотных фарфоровых чашек в кофейне. Хотя после обморока Владимир понял, что способен контролировать его в большей степени, чем раньше: если до этого видения накатывали, стоило ему лишь коснуться человека или предмета (а это доставляло вполне объяснимые неудобства), то теперь он сам вызывал образ. Достаточно было лишь немного сосредоточиться.

Корсаков отвлекся от воспоминаний и вернулся мыслями к письму. Его доставили на Пречистенку из больницы, куда оно пришло изначально. На листе бумаги изящным почерком было выведено:

«Любезный друг Владимир Николаевич! (зачеркнуто)

А, чего уж там, Володя! Слыхал, ты оказался в больнице, поставив на уши господ докторов? Надеюсь, мое письмо найдет тебя в добром здравии. Ну, или хотя бы просто найдет.

Твой покорный слуга служит нынче чиновником особых поручений при особе владимирского губернатора. Я тебе еще расскажу, как мне посчастливилось оказаться на эдакой должности, история презабавнейшая. Но пишу я тебе сейчас не за этим. Уж прости, вынужден просить твоей помощи.

Помнится, еще в университете ты увлекался всяческими курьезными диковинами и чертовщиной. Я тогда еще смеялся над тобой. Сейчас не смеюсь, ибо оказался я персонажем истории, которая смахивает на произведения незабвенного Алексея Константиновича Толстого. И сердце мое сейчас разрывается между счастьем и страхом.

Володя, я счастлив! Я влюблен! Притом – влюблен взаимно. Избранница моя до того прекрасна, что даже у такого ворчуна, как ты, не найдется язвительных словечек в ее адрес. И это как раз причина, по которой я обращаюсь за твоей помощью.

Живет она с родней в усадьбе. И, доложу я тебе, более жуткого семейства видеть мне не доводилось. «Жуткого» – не в смысле отца-скряги и матери-грымзы. Нет, творятся там дела страшные и необъяснимые. За неделю у них в гостях я чуть не поседел и сбежал только чудом, с помощью ненаглядной моей Танечки. Теперь мне нужно вернуться за ней, чтобы увезти подальше, но… Боюсь! Веришь, пишу эти строки – и волосы шевелятся на затылке! Подробности не могу доверить бумаге по причине, которая станет ясной, когда приедешь. Умоляю! Как только получишь мое письмо – сразу же ответь телеграммой и сколь возможно скоро приезжай во Владимир. Без тебя я с ними пропаду.

Всегда твой покорный слуга, Дмитрий Теплов».

– И ты намерен ему помочь? – наконец нарушил молчание Петр.

– Да. Более того, я уже отбил ответную телеграмму и послал слугу на вокзал за билетом.

– Прости, но мне казалось, что тебе нужно несколько в другую сторону. – По тону брата Владимир понял, что Петр по-настоящему зол.

– Я… – Он замялся. – Я не могу…

– Черт возьми, Володя! – взорвался Петр. – Ты же слышал, что сказал тебе полковник! Ты знаешь, что тебе нужно сделать! Что нужно найти! И ты раз за разом находишь причины не ехать домой! Сначала здоровье! Потом «не хочешь обременять матушку своим присутствием». – Он издевательски передразнил голос брата. – Что-то твое здоровье не мешает тебе отправиться во Владимир по зову университетского дружка! Так в чем же дело?

– Ты сам знаешь в чем! – повысил голос в ответ Владимир.

– Твои кошмары?

– Они самые.

– Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? – спросил Петр, недобро прищурившись. – Дядю Михаила. Он тоже у нас большой любитель прикрывать свою трусость напускным здравомыслием.

– Ты не прав! – гневно ответил Владимир. – И несправедлив к дяде.

– До Болгарии? Может быть, и так, – признал брат. – Но после того, как мы вернулись? После того, что случилось с отцом и нами? Ты не находишь странным, что он сидит в Смоленске и носа оттуда не кажет? Даже ты хотя бы пытаешься продолжить дело отца. Но сейчас он старший в нашей семье. И вместо того чтобы взять на себя хотя бы часть свалившейся на тебя ответственности, что он делает? Ничего! Прячется. Поэтому… Давай ты не будешь врать себе и признаешь, что думаешь точно так же.

Владимир молчал. Ему нечего было возразить брату. Его разрывали два противоположных желания. С одной стороны – вернуться домой, в знакомые и безопасные стены родительского особняка. Сбросить с плеч тяжкий груз. Рассказать старшим обо всем, что его так гнетет и пугает. Но он не мог этого сделать. Во-первых, потому что тем самым предал бы и себя, и все ценности, что вложили в него родители с самого детства. Во-вторых, потому, что панически боялся. Боялся вернуться – и обнаружить, что кошмары оказались пророческими.

– И кстати, ты не думал, что твои сны показывают картину, которая ждет тебя, если ты не вернешься домой? – уже спокойнее спросил Петр, будто понимая, что слишком сильно надавил на брата.

– Во-первых, нет, не думал! В своих снах я приезжаю домой именно для того, чтобы найти ответы в отцовских документах! И ждут меня там лишь смерть и запустение! А во-вторых, кошмары – это полбеды. Раз уж ты апеллируешь к полковнику, не к ночи будь он помянут, то скажи-ка, что еще он мне тогда сказал? Или что мне сказал Павел?

Павел Постольский служил в жандармском и подчинялся все тому же безымянному полковнику. Вместе с Корсаковым он расследовал дела об исчезновении спиритов из особняка Ридигеров в Петербурге и убийстве в юнкерском училище. За несколько дней молодые люди успели не то чтобы подружиться, но как минимум стать хорошими приятелями.

Постольский навестил Владимира лишь один раз, перед возвращением в Петербург. Вид у молодого поручика был отстраненный, если не сказать больше. Когда Корсаков начал допытываться, в чем причина перемены, Павел первое время лишь отнекивался, но в конце все же уступил. Он рассказал все, что видел, пока сам Владимир лежал без сознания.

Когда убийца из Дмитриевского училища уже готов был прикончить лишившегося чувств Корсакова, на помощь тому пришел таинственный дух из Зазеркалья. Хотя… Можно ли назвать помощью жестокую казнь преступника, от которой кровь застыла в жилах Постольского? Сам Корсаков ничего из этого не помнил. Но больше его беспокоила подробность, которую Павел оставил напоследок. Дух из зеркала был точным двойником Владимира. Таким же, как тот, что приходил к нему в ночных кошмарах.