Мой друг – пилот, я с ним

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Мой друг – пилот, я с ним
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

© Игорь Барсуков, 2024

ISBN 978-5-0056-8008-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1. Из князи в грязи

– Тихо! – в сочетании с ударами молотка по столу бас судьи Немзии перекрыл поднявшийся гам.

Стэнли попытался подняться со своего места за оградой обвиняемых и присоединиться к негодующим сокурсникам, но ноги отказались слушаться, а сил не хватило даже открыть рот.

Перед судейской трибуной в аккуратном деловом костюме с тоненькой синей книжечкой в руках стоял декан Фигнер и молча взирал на царивший беспорядок в гражданском секторе. По слегка вспотевшему лбу было видно, что он не предполагал столь бурного протеста от зрителей процесса, но так как на завершение слушаний присутствовала половина Космической академии Илана, причём в основном курсанты, подобную реакцию зала стоило ожидать.

– Порядок в зале суда! – эти слова Стэнли скорее прочитал по губам Немзии, чем услышал. Да и шум для него, казалось, ушёл куда-то далеко. Адвокат обернулся и что-то пытался ему сказать, но Стэнли вновь перевёл взгляд на декана, который в этот момент даже слегка улыбнулся. Если дьявол и принимал иногда человеческую форму, то сейчас это был облик Фигнера. Ведь он только что разрушил две человеческие судьбы.

А как всё хорошо начиналось…

Точнее заканчивалось.

Тоненький писк будильника как всегда разбудил Стэнли за полчаса до побудки. Подумав о том, что уже давно пора выключить эту штуковину, но как обычно не сделав этого, Стэнли сел на койке, свесив ноги вниз. Немного позевав, он спрыгнул на пол, стараясь не задеть Майка, дрыхнущего под ним. У Майка была отвратительная привычка спать каждый раз новым способом. Он ложился всегда поздно и при этом продолжал что-то смотреть, читать или слушать. В этот раз Майк лежал на животе, лицом в подушку, рука на полу, а под ней наушники, одеяло большим комом валялось в ногах. Хотя Стэнли периодически наступал на некоторую часть тела, которая в это время находилась на полу, переучить Майка было невозможно.

Схватив полотенце и натянув штаны, Стэнли пошёл в пока ещё пустую душевую, в которой через полчаса нельзя будет протолкнуться, чем и объяснялась его привычка вставать раньше все эти годы учёбы. Но теперь это уже было излишне, после завтрака нет никаких лекций или тренажёрной подготовки, да и позавтракать можно позже, вместе с командирами и преподавателями, но Стэнли и без будильника всегда просыпался до команды «Подъём».

Растираясь полотенцем, он по привычке пнул кровать:

– Вставай Миха! Последний раз тебе просыпаться так рано, сегодня тебя отчислят.

На обратном пути мимо кровати Стэнли чуть не улетел головой в шкаф: Майк удачно дёрнул его за ногу. Перевалившись на спину, он, не раскрывая глаз, хрипло прошептал:

– Как и тебя. – На мгновение приоткрыв глаза, но затем вновь зажмурившись, да ещё и прикрыв их рукой, продолжил: – Я между прочим уже месяц могу просыпаться, когда мне вздумается!

У Майка и Стэнли за годы учёбы и совместного проживания сложились определённые отношения. Стэнли служил своего рода двигателем в их партнёрстве, подгоняя Майка в учёбе и подначивая на авантюры. Майк же наоборот иногда охлаждал пыл Стэнли, сдерживая от слишком безумных поступков. Как выразился однажды Рон, они подходили друг другу как огонь и вода. Стэнли – довольно высокий стройный парень с аккуратной стрижкой русых волос и холодными серыми глазами. Майк более коренастый и расхлябанный в одежде, стриг свою тёмно-коричневую копну только после замечания командира роты. Мало похожие, они отлично уживались вместе. И хоть цели при обучении преследовали разные, они всё же имели одну общую черту. Стэнли воспитывался в интернате, и потому академия для него стала победой над сложившимися обстоятельствами. Вряд ли кто-нибудь из его школьных друзей добрался до учебного заведения такого уровня. А Майк после школы умудрился сбежать из дому по причине семейных конфликтов и оказался полностью независим. Так что они прокладывали путь в жизни без родительской подстраховки.

– Устав академии вряд ли с этим согласится. Но с первым ты прав, через несколько часов, Миха, мы станем свободными, как птицы, – Стэнли даже остановился перед окном, видно представил себя летящим в утреннем небе. – Останется только разослать резюме и выбирать место получше, а затем корабли, гавани, звёзды… и всё такое. – Он снова принялся одеваться.

– Всё такое – это недели в железных застенках, редкие часы настоящей жизни, ни одного нормального романа. И перестань меня так называть, Стасик! Тоже мне дядька нашёлся!

– Ну, ты сегодня рассвирепел, я ж пошутил. У тебя же всегда настроение утром – хуже некуда, так теперь не просто так. Вставай, сегодня великий день, наша жизнь поворачивает к звёздам.

Из открытого окна раздался радостный вопль. Кто-то проснулся и понял, что учёбе конец.

День был поистине великим. Все шесть факультетов Космической академии Илана отправляли в свободный полёт очередной выпуск. Пять сотен курсантов сегодня станут специалистами, а в течение ближайших нескольких месяцев торговые и пассажирские трассы, связывающие планету Фимидé с близкими и дальними звёздными системами, пополнятся новыми штурманами, инженерами, карго-специалистами, связистами. А орбитальные причалы, космические базы и наземные космодромы терминальщиками и диспетчерами. Часть выпускников, так или иначе, окажутся в военном флоте, но там основной набор осуществляется из других учебных заведений.

Академия Илана являлась одним из самых престижных училищ на планете, готовивших кадры на государственный и частный флот, а потому выпуск отмечался с большой помпой, и главное большим бардаком. Но так как никакого официального праздника не было, то и вся церемония проходила тихо в домашней обстановке академии. Приглашались преподаватели, курсанты, которые хотели на это посмотреть (таких никогда не находилось) и родители. Обычно приезжала какая-нибудь шишка из министерства перевозок и обязательно комендант академии. А потом уже курсанты устраивали праздник себе сами, и в этом им помогали самые злачные заведения Кальвин-сити.

Вот и сейчас третий помощник министра произнёс очень интересную речь о цели подготовки курсантов в академии и их дальнейших путях в будущее. Комендант высказал напутственные слова, а пара профессоров с блаженными лицами выразили общее мнение о выпускниках, которое не имело ничего общего с теми словами, которые они говорили в лицо бывшим курсантам. Впрочем, расставание принесло облегчение только для выпускающихся, ведь им на смену через месяц зачислят новый, как всегда ещё более «тупой» поток. Во всяком случае, так считали преподаватели.

– Хотелось бы подробно рассказать о достижениях каждого курсанта за время учёбы, но вас пять сотен и тогда речь может растянуться до следующего выпуска, – комендант сделал паузу, так как в зале поднялось лёгкое волнение. Но это было вызвано не шуткой, а окончанием словоблудия. – В конце скажу, что при зачислении вас было в два раза больше и до конца добрались самые упорные, самые лучшие. Не ударьте в грязь лицом, коллеги. Деканов прошу приступить к выдаче свидетельств.

За кулисами кто-то включил бравурную музыку, шесть деканов встали со своих мест в первом ряду и подошли к столам перед сценой. Там уже громоздились стопки дипломов. Музыка смолкла, и деканы по очереди принялись выкрикивать имена по спискам. Чёрный от цвета парадных мундиров сектор заволновался, то тут, то там поднимались курсанты и шли под несмолкающие рукоплескания родителей к сцене.

– Михаэль Бренко. – Произнёс декан Фигнер третье имя в списке.

Майк поднялся с места и обернулся на раздавшиеся аплодисменты, но тут же вспомнил, что вряд ли кто-нибудь из его родственников приехал. Прогулявшись до сцены и пожав руку декану, он вернулся и, плюхнувшись в кресло рядом со Стэнли, с облегчением выдохнул из себя воздух.

– Своих не видел?

– Моих? После нескольких лет общения только на праздники с тётей Альбиной? – Майк покрутил перед собой штурманское свидетельство, а затем взглянул на Стэнли и, помахивая перед его носом корочкой, сказал: – Зато когда я появлюсь перед ними и вот так вот небрежно достану книжицу, они уж точно заткнутся.

– Знаешь, у меня иногда возникает ощущение, что ты учился только для того чтобы досадить дядьям. Ты собираешься работать на кораблях?

Майк ещё немного покрутил корочкой, мельком взглянул на Стэнли:

– Вначале съезжу домой, а там посмотрим.

Стэнли уже не слушал его. Через две фамилии, наконец, на весь зал прозвучало:

– Станислав Полок.

Он тут же вскочил и, продравшись сквозь колени сидящих в ряду сокурсников, вышел на ковровую дорожку. Оправившись и напоследок получив от Андрея Бауэра дружеский хлопок по спине, Стэнли зашагал к сцене. Об особенности этого момента он никогда не задумывался, то была всего лишь формальность, но теперь, идя под сияющим от сотен светильников куполом зала собраний, ощущал необычную лёгкость в движении. Несколько шагов, и он оказался рядом с деканом. Фигнер идеально соответствовал строгому чёрному мундиру офицеров космического флота. Пусть даже и торгового. Звёзды на погонах сияли золотым блеском, а два символических значка на левой стороне груди выдавали, что и он когда-то бороздил космические просторы. Аккуратная причёска и приятная улыбка, словно для объективов камер, дополняли его костюм. Церемонию снимали если не в выпуски новостей, так хотя бы для истории. А Фигнер не пропускал ни единой возможности оставить след.

– Поздравляю, – произнёс он, вручая Стэнли свидетельство, и с отеческой теплотой добавил, пожимая руку, – молодец.

Через секунду декан вызывал следующего, Стэнли шёл обратно, а в кармане лежал билет в небо.

Кальвин с тех времён, когда он ещё был столицей, являлся самым крупным городом планеты. Остаться главным экономическим центром ему помог первый космический порт, обеспечивающий половину торговых связей Фимиде с внешними мирами. Конечно, первейшими посадочными площадками были каменистые местечки в непосредственной близости от городов, но когда руководство планеты решило вывести экономику на международный уровень, то потребовалось подобрать более спокойное, чем городская окраина и более крепкое, чем сухая почва, место. В итоге порт построили на краю Вайсской возвышенности. Со временем скалы, овраги и прочие неровности скрыло под собой бетонное поле шириной, сколько хватало глаз. Провалы и тому подобные ямы превратились в склады под космодромом, а чересчур высокие и мощные скалы в ориентиры и разграничительные блоки, которые к тому же гасили постоянно дующий ветер. Мощный комплекс вокзала, административных зданий и припортовый гостинично-торговый городок завершали объект под названием космопорт Кальвин.

 

По краю поля проходила долина с речкой Визост, петляющей между валунами. Чем дальше текла река, тем шире становилась долина, поток полноводнее и спокойнее, а луга зарастали рощицами деревьев. В семидесяти километрах от порта долина терялась в равнине, тянущейся до самого океана, а Визост делал изгиб, на котором и стоял ближайший к порту крупный город – Кальвин. В те времена, когда правительству требовалось быть ближе к космосу, город рос как столица, а после как главные ворота планеты.

Между городом и портом, откуда ещё не видны Вайсские стены, и расположилась Космическая академия. Постепенно обрастая корпусами, тренировочными площадками, тремя сопутствующими училищами и жилым районом для преподавателей, курсантов и студентов кампус постепенно превратился в настоящий городок Илан, находящийся в полном подчинении соседнего мегаполиса. Автомобильная и железная дороги, связывающие порт и Кальвин, как раз проходили мимо учебного городка. По метролинии постоянно сновал электропоезд, который перевозил три группы населения: работников порта, экипажи кораблей, а также всю студенческую братию.

В день выпуска, несмотря на дополнительные поезда, железнодорожники никогда не справлялись с резко возрастающим потоком пассажиров. Ещё бы, праздновать окончание выезжали чуть ли не все курсанты, невзирая на номер курса, половина преподавателей и командиров, да ещё и все свободные экипажи стремились попасть на главную вечеринку года. Новый год и день Основания (главный официальный праздник планеты) праздновались везде и потому не привлекали столько народа в одно место. А выпуск был всегда днём сумасбродства даже на этой, столь почитающей закон планете. Электричка, освещённая вечерними лучами заходящего солнца, была забита до отказа.

– Извини, – Андрей принялся стряхивать с плеча Стэнли пепел, упавший с его сигареты. Пару лет назад его чуть не отчислили за запрещённую на территории академии привычку курить. Народу курило не так много, космонавтам всё равно надо отказываться от этого неудобства в полёте, но потолочные светящиеся панели вагона уже скрылись в лёгком тумане, а в воздухе носились самые разные ароматы.

– Рон, да чтоб тебя! – Стэнли даже поднялся с места, все выпускники ехали в чёрных парадных мундирах и блистали маленькими звёздочками на погонах.

– Прошу прощения, господин штурман, – Андрей выдохнул клуб дыма и, развернув сигарету, предложил, – примите для упокоения.

– Нет, господин штурман, я, пожалуй, воздержусь для более приятного времяпрепровождения.

– Э, Стэнли, не загораживай свет, посмотри, как я с ними расправлюсь! – Дэн облизнулся и, по очереди вбив карты в маленький столик, закончил партию, чем вызвал неудовлетворительный гул всего купе. На это Дэн молча воздел руки к небу в победном жесте и, прибавив громкости на проигрывателе, откинулся на спинку сиденья, – можно отдыхать. Дай сюда, – сигарета перешла от Рона к победителю.

Музыка давила на полвагона, и только царивший ор делал её не слышной в пяти метрах от динамика.

– Ну-ка, посторонись, – из-за спины Рона появился парень на пару лет постарше окружающей толпы. Серо-чёрный пиджак странного короткого покроя выдавал в нём фриштийца. Порыскав глазами в затуманенном купе и, увидев бычок в руке Дэна, прямо-таки загорелся. – Слушай, не откажи в любезности, дай покурить, – проговорил он совершенно без акцента. Сзади появилась ещё пара поклонников фриштийской моды, эти переговаривались на лузитанском.

– Извини, старик, – Дэн раздавил в пепельнице совсем мелкий окурок и кивнул Рону.

– Товарищи курсанты, не откажите бывшему выпускнику!

– Во-первых, не курсанты, – заметил Стэнли, поглядывая снизу вверх на незнакомца.

– Конечно! Господа инженеры, штурмана… так?

Рон развернулся:

– Штурмана. – Андрей протянул фриштийцам пачку, но сигарету взял только первый.

– Порадуй историей какой-нибудь, что ли? А то ты не слишком на фриштийца смахиваешь.

– Не прочь! Позволь?

Майк подвинулся, вжав Дэна в стенку, фриштиец уселся напротив Стэнли, вначале закурил и, только выпустив колечко к потолку, протянул руку ко всем и представился:

– Петер. А это мои други: Жоао и Кишан. Наша «Звезда Белема» как раз встала на разгрузку. – Петер чуть ли не причмокивал от удовольствия. – Боже, полгода не курил, у них нет даже такого товара как табак.

– И как же ты обходился?

– Как? Бросил! Да вот слышу знакомый запах из окна, думаю, в чём дело? Пошли с товарищами проверить.

– И далеко вы расположились?

– В двух вагонах отсюда.

– Вот даёшь! Ты ж ходячий образец безусловной вредности этой привычки, – намекнул Майк Дэну и Рону, – видать, только в портах отдыхаешь на всю катушку?

– Угу. Знаешь сложно даже не от этого. На Фриштитисе нет ни одной дискотеки или магазина, где бы как в Кальвине продавали дурман. Иногда такая тоска по светлым курсантским дням берёт.

– А как тебя угораздило оказаться на иностранном корабле? – Стэнли больше занимал вопрос трудоустройства Петера. – Ведь там системы совсем другие. Да и вроде экипажи должны быть национальными?

На лице у Петера появилась ухмылка:

– Всё это бред собачий. А точнее чистая политика. То чем вас там, в академии, пичкают о развитости и отличиях разных систем является полной галиматьёй. Я это понял уже в третьем порту. Послушать их, так у нас одни из самых лучших кораблей, что образование супер, а цивилизация на уровне небес. Если бы Звёздная Лига не надавила бы на них, мы бы точно ни в одном порту, кроме собственных, не выходили.

– Хочешь сказать, что нам врут? – недоверчиво спросил Никола, по-прежнему мешая колоду.

– Да нет. Корабли у нас нормальные, даже фриштийцы это признают, и учат хорошо, и планета тихая, спокойная по сравнению со многими. Но всегда есть какие-то но. – Петер сморщился на последних словах. – К примеру, почему мы летаем только на кораблях собственного производства, и в то же время не продаём их заграницу? – На вопрос никто не ответил, и Петер продолжил. – Да потому, что в наши безумные нормы безопасности вписываются только наши корабли, а полётные характеристики явно отстают. Прямо скажу, не всякий фимидианский патрульный корабль угонится за фриштийским грузовиком. К тому же наши компании постоянно боятся упустить какую-нибудь технологию за рубеж. Купить корабль у нас сложнее, чем где-либо, одна волокита с чиновниками чего стоит. А учат чисто под наши корабли. Но если ты хороший инженер, или штурман, то перестроиться на другой движок не проблема. Я три месяца сидел в порту и серьёзно думал о переобучении на терминал, прежде чем взяли третьим помощником младшего инженера. Но это всё я ещё год назад на практике проходил. Наши компании в основном и живут на курсантах: платить почти не надо, подготовка хорошая, да и правительство обязывает принимать на стажировку.

Петер вновь задумчиво затянулся и в дыму, видно, разглядел тёмное прошлое.

– А дальше что?

Улыбка вернулась на лицо экс-курсанта:

– Эти лопухи даже не заключили со мной контракт, рассчитывая, что я никуда не денусь. Сколько они собирались меня держать на минимальной оплате, один Бог знает. А тут я познакомился в баре на Санкт-Викторе с Жоао. – Жоао давно находящийся в состоянии индивидуальной беседы с Кишаном в купе напротив обернулся, на что Петер поднял руку в знаке: всё нормально. – У них, оказывается, месяц как недобор состава, а экипаж серьёзно измотан длинными вахтами. Я подумал денёк, и решил, что хуже не будет. На следующий день заявился с пожитками к старпому и сказал, что наши пути расходятся.

– В самом деле? – хохотнул Дэн.

Петер хитро прищурился.

– Он попытался возразить, что де никто меня не отпустит. Но я отправил его в аут, объяснив, что меня никто и не держит, а главное и не может задержать, тем более что документы на руках, и вообще он может быть свободен. С тех пор я их не видел, имел только один разговор с капитаном по портовой линии. Вот так я оказался на «Звезде Белема». Меня назначили что-то типа третьего инженера. – Петер ещё помолчал, потом поплевал за левое плечо, – если всё пойдёт по плану, то через год буду первым, а там уже и до старшего не далеко. Так что я упакован, а вот у вас будут гонки за удачей.

Лесистые холмы за окном кончились, и, только показались домики в окружении садов, как поезд нырнул в туннель метролинии. Темнота стен изредка нарушалась белым силуэтом намалёванных километровых чисел. Свет в купе стал ярче за счёт тёмных окон и рассосавшегося дыма. Музыка по-прежнему прессовала полвагона, за стенкой послышался компанейский смех.

– Ничего, – глаза у Дэна прояснились, – удача нам всегда светит, всё будет хорошо, а сегодня – отлично.

– Айда с нами, – предложил Стэнли, – «Ночной сорот» сегодня наш.

– Ты знаешь, – после секундного размышления выдал Петер, – у меня сегодня по плану как раз посещение подобного высокоинтеллектуального заведения.

В окнах стали мелькать огни, предвещавшие подземную станцию.

Странная вещь человеческая память: вроде ты в сознании, совершаешь разные поступки, хотя иногда и неадекватные. Когда время постепенно стирает воспоминания о делах давно минувших дней, то, если поднапрячься, можно воскресить образы и смутные ощущения происходивших событий. А иногда из головы вылетают большие куски времени и, пусть головная боль даёт знать об утерянном времени, создаётся впечатление, что последний день ты провалялся на больничной койке с черепно-мозговой травмой, а не отдыхал в лучших традициях студенческого возраста.

Стэнли повернулся на бок, но тут ему кто-то засветил в лицо таким ярким фонариком, что боль в глазах отозвалась болью в голове, а дёрнувшись обратно, он лбом врубился в стену и получил удар по мозгам, медленно переходящий в тупое пульсирование вен на висках. Через минуту, прижавшись шишкой к стене, и, получая успокоительную прохладу, он осознал, что лежит, уткнувшись лицом в тряпку, а свет окружает со всех сторон. Стэнли постепенно перевернулся на спину, но открытие глаз решил оставить на потом. Вся одежда, что была на нём сидела совершенно неудобно, и смертельно хотелось окунуться в бассейн с прохладной водой. В конце концов, это стало нестерпимо, но приподняться не удалось. Протянув руку за голову, он дотянулся до стальной трубки, она была обжигающе холодна. Подтянувшись, Стэнли с облегчением прижал лоб и щёку к железному пруту. Наконец, разлепив веки, он увидел перед собой железную решётку.

На Фимиде соротом называется хитрый зверёк размером с собаку, по повадкам и уму похожий на обезьяну, а видом скорее на белку. Зверь безобидный, но с мерзкой привычкой – громко вопить в бою за территорию во время брачного сезона. Однако, в экваториальных джунглях живут ночные сороты, которые приспособили эту паршивую черту характера для загона мелкой дичи. Целая толпа соротов с оглушительными криками носится ночью по лесу, в то время как их молчаливые соплеменники нападают из засады. В общем, в тамошних джунглях люди не живут.

Когда на набережной Вечерней зари открыли клуб «на Канну», откуда, в самом деле, был хороший вид вдоль реки на заходящее солнце, то спустя некоторое время окрестные жители начали называть его клубом ночных соротов. Несколько позже клуб поменял название.

Этой ночью клуб полностью арендовал навигационный факультет. Другие выпускники расположились в том же районе города с разным шиком. Инженеры засели в ресторане башни Грофиндж – небоскрёбе в центре города. В пяти минутах ходьбы от «Ночного сорота» расположились связисты в аналогичном клубе. Район Канну был напичкан заведениями подобного рода, поэтому между выпускниками осела в различных барах и танцевальных площадках мощная прослойка из приезжих, иностранцев, портовых работников и местных завсегдатаев подобных заведений.

Поднявшись со станции, толпа навигаторов и связистов разделилась на два потока и некоторое время бодрые крики предупреждали район о готовящемся сабантуе. Остальные поехали дальше, ближе к центру. Пять минут спустя основная толпа штурманов скрылась в зелёном зеве дверей здания с ухмыляющимся соротом на балконе второго этажа. Через некоторое время ещё раз улицы огласились криками: прибыл второй отряд, главным образом преподавательский состав и младшие курсы, после этого двери «сорота» закрылись на несколько часов.

 

Сесть на койке, постепенно встать, подойти к умывальнику в углу. Наконец, Стэнли окунулся в холодную воду и почувствовал себя почти человеком. Сила паршивого состояния с утра говорила о качестве отдыха накануне. В этот раз он видимо отдохнул лучше, чем когда-либо. «Похоже, придётся завязывать, – с тоской подумал Стэнли, – каждый следующий раз всё хуже и хуже». Любое движение по-прежнему отдавало в голове. Стянув с себя мундир в разводах и мятую рубашку, он принял освежительную ванну на пол тела. На соседней койке валялся Майк.

– Опять ты!

Видно, они поддерживали компанию друг другу до самого конца. Стэнли набрал в кружку, стоявшую на краю умывальника, воды и аккуратно вылил всю на лицо Майка. Никакого эффекта.

Вспоминать особенно нечего. Столики вдоль стенки были уставлены едой, но главное находилось в бутылках между ними. После часа столования и семи-восьми тостов на сцене появилась одна из дешевых местных групп с танцевальной музыкой. Действо рассредоточилось по всему клубу.

Снизу в ноги танцующим периодически пускали туман, сверху на балконе дым выпускали курильщики. То одна, то другая группа товарищей поднимали бокалы в честь чего-нибудь, кого-нибудь, а то и вовсе без слов. У барной стойки определённые лица дегустировали коктейли, некоторые даже играли в «убойный рецепт». Народа в клубе постепенно стало раза в два-три больше, чем выпускников. Половина пришла с подружками, часть народа подцепила подруг на переходе от станции до клуба. Пришли все друзья, проживающие в Кальвине. А также было полно народу, которого никто не знал.

Праздник шёл по накатанной. К середине ночи профессора благоразумно ретировались. Небольшую часть народа отдых зафиксировал кого лицом на барной стойке, кого лёжа на трёх стульях. Кое-что выпало из памяти, хотя как Стэнли понял, отирая помаду со щеки, и, найдя номер на лацкане рубашки, он обещал кому-то позвонить, а может даже зайти навестить. Помимо этого он целый час разговаривал с Петером о межзвёздных просторах и преимуществах фимидианских систем навигации над фриштийскими. В итоге, они условились, что Стэнли заглянет к Петеру на корабль, где тот покажет ему, как заводить главный двигатель судна.

Ещё почему-то перед взором стоял бармен, наливающий тонкой струёй кристально чистую голубую жидкость в высокий бокал для шампанского. Что это было, он не помнил и не помнил, пил ли он это или нет. На этом воспоминания становились жидкими, а голова снова начала стонать.

Более-менее приведя себя в порядок, Стэнли добился того, что из зеркала на него стал глядеть человек. Грустный, но не неприятный. Для восстановления хода дальнейших событий требовалось обязательно разбудить Майка. Ещё одна кружка опрокинулась над его головой. В этот раз Майк издал короткий звук: «э». Дав ему ещё одну передышку, Стэнли подошёл к решётке. Напротив камеры находилась светло-серая стена. Грубо оштукатуренная. Никаких окон, молчаливые световые панели, сливающиеся с потолком – не за что ухватиться, как в любом общественном учреждении. И толстая решетка, полностью отгораживающая коридор. Оставалось надеяться, что их взяли проспаться.

– Майк, вставай! – в этот раз друг по несчастью не отделался простым душем. Пару пощёчин и солидная встряска возымели действие, у напарника появилась реакция.

– Ты вчера дал! – сказал Майк, когда понял, чья фигура мельтешит перед ним.

– Я? Да ладно! Тебе приснилось. – Стэнли стал потирать неожиданно вспотевшие ладони.

«Грррр», – пробулькал Майк, на смех это похоже не было. Тем не менее, Стэнли не стал прерывать водные процедуры, по груди поползли мурашки.

– Хорошо, что всё равно сдавать, – Майк попытался оттереть широкую серую полосу во весь рукав, но вскоре понял бесполезность этого процесса. Сняв пиджак и аккуратно положив его на койку, он осторожно закатал рукав мятой рубашки. Под белой тканью обнаружился синяк во всё плечо.

– Кипучий случай! – у Стэнли чуть челюсть не отвалилась, – где это…

– Тебя, между прочим, прикрыл!

– Меня?!

– Ага. Ты вообще ничего не помнишь? – Майк полностью снял рубашку и, повернувшись к Стэнли правым плечом, указал на небольшое фиолетовое пятно над ключицей, – Это, кстати, твоя метка.

– Моя? – осипшим голосом произнёс Стэнли. Он принялся пить воду прямо из-под крана.

– Ага.

Следующие пять минут прошли в полном молчании. Майк ощупывал синяки и полностью обследовал тело в поиске новых, но всё остальное было в порядке. Стэнли, сидя на койке, пытался мучительно вспомнить, но память упорно возвращала его под сияние мерцающих огней, лившихся с потолка клуба.

– Ты-то как? В порядке? Я в смысле физических травм, потому что моральная у тебя на лицо. – Теперь уже Майк наблюдал за ним.

Стэнли немедленно провёл ревизию своего тела и точно, посередине левой голени оказалась корка свежей запёкшейся крови в обрамлении чудесного зелёного пятна. Впрочем, рана уже затянулась, и переживать по ней не имело смысла.

– Ладно, что вчера произошло?

– Это я должен тебя спрашивать.

– Майк!!! – Стэнли подскочил к нему, – если ты не понял, у меня в голове чёрная дыра! Что произошло в клубе? Ведь там все наши были.

– В клубе как раз ничего и не происходило. И перестань плевать мне в лицо! Вот так-то лучше…

Майк встал, оправился и продолжил:

– Ладно. Я, понятно, не обижаюсь, потому что вы все были в дымину, но, тем не менее, вы меня забыли в «Сороте». Я, понимаешь, в какой-то момент оглядываюсь, а вокруг сплошь незнакомые лица! Только Макс с Огоном вьются у каких-то девиц, да пара знакомых затылков на барной стойке. – Майк выдохнул и подошёл вновь к умывальнику – остудиться.

– Я тут же вспомнил: Ник мне говорил – вы пошли подышать свежим воздухом, но за вами, как оказалось, потянулось три четверти роты. И очень хорошо, как оказалось.

Майк плеснул себе в лицо водой и с удовольствием зафыркал.

– И? – Эту паузу Стэнли выдержать уже не мог.

– А дальше ничего хорошего. Когда я вывалился из клуба, то на холоде так протрезвел, будто весь вечер лимонадом баловался. С реки неплохо дуло, а вокруг никого нет. Я уж подумал нырнуть обратно, но нечистая заставила меня свернуть за угол. А там, в переулке, метрах в ста всё и происходило. Вначале мне показалось, что мордобитием занимается всего человек десять. Был бы трезвым ни за что ни пошёл туда, а вчера ведь даже побежал навстречу приключениям! – Майк с осуждением покачал головой. – Когда прибежал, то чуть в осадок не выпал: десять человек дралось только под ближайшим фонарём. Битва шла до самого поворота улицы. По меньшей мере, человек двести! В этот момент в домах по сторонам стали загораться окна – шум-то стоял не слабый. Гляжу, вроде наши и не наши, и тут как раз Дэн прислонился к стене. Он рукой зажал нос, а из того такой фонтан крови, что я тут же с разворота влепил кому-то, кто ближе был. Вот я и хочу у тебя спросить, а что же собственно произошло?

– Я тебе уже ответил. Заканчивай историю.

– А что тут говорить. Через пару ударов и один нырок я оказался в самой гуще рядом с тобой. Тут мне кто-то влепил по плечу. Пока я ползал по мостовой, боясь быть затоптанным, ты мне ещё добавил, локтём что ли? Хорошо, никто не пинал лежачих. Но, похоже, всё-таки ты соображал в то время, потому что меня дёрнули за шкирку, и мы уже бежали на соседнюю улицу. Я пытался спросить, в чём дело, но в окружающем гвалте слышались только крики: «Быстрей!». Хотя в первом же проулке, когда мы оббегали полицейскую машину, я всё понял. Ты представляешь, один полицейский пытался схватить хоть кого-нибудь, а второй, на которого я чуть не наступил, валялся рядом с машиной и держался за голову. Некоторые парни лезли по крыше. – У Стэнли от этих слов лицо превратилось в маску. – И тут мы выбегаем на соседнюю улицу, а там всё сияет от мигалок патрульных машин, они похоже собрали немалые силы, прежде чем начали облаву. О, я много бы дал, чтоб посмотреть на забег нашего стада со стороны, но, к сожалению, я был в самой гуще.