Czytaj książkę: «Диадох, Феолипт, Илья, Симеон, Аммон. Византийское православие IV – XIV вв»

Czcionka:

Переводчик И. М. Носов

ISBN 978-5-0056-7689-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Эта книга – перевод с древне- (Аммон) и старогреческого языка некоторых трудов средневековых Византийских православных наставников – Диадоха (~VIII в.), митр. Феолипта Филадельфийского (XIV в.), Ильи пресвитера и экдика (~VIII в.), Симеона Нового Богослова (XI в.) и Аммона Нитрийского (IV в.). Эти люди – монахи и писали для монашеской среды, которая пронизывала средневековое общество, и их труды пользовались известностью и среди «продвинутых» в христианстве мирян. Таких преподобных и святых писателей в Византии было много, их писания разнообразны и содержат богословские рассуждения, изложение собственного опыта, мистические откровения и наставления единомышленникам.

И.М.Носов

Диадох

«Сто глав»

1. Все духовное понимание, братья, пусть ведется верой, надеждой, любовью, и более – любовью. Первые учат пренебрегать кажущимся благом, любовь – добродетелью душу соединяет с Богом, умным чувством Незримого ища.

2. Естеством благ только Бог. Бывает и человек – от прилежания к переменам благим ради Благого по-сути, во что не есть изменяясь, когда душа за прилежание к добру бывает в Боге так, как ее сила, действуя, желает: «Будьте благими и милосердными как ваш Отец, который на небесах».

3. Зла нет в естестве, и нет злого естества – зла никакого Бог не сотворил. Когда пожеланием сердца вносят в образ то, чего нет в сущности, тогда начинает быть оно же если так творящий хочет. Итак, должно всегда прилежанием к памяти о Боге нерадеть о навыке ко злу – естество добра сильнее к злу навыка: первое есть, второго нет – только когда содеевается.

4. Все люди – по образу Бога; по подобию быть только тем, кто ради великой любви свою свободу поработил Богу: когда мы не свои – подобны ради любви с собой нас Примирившему. Достигнет этого тот, кто свою душу уверит за изменчивую славу жития не бояться.

5. Свобода – воление души разумной, с готовностью двигающее к тому, чего она захочет; и уверимся, что готова иметь не одно добро, и всегда благой мыслью будем стирать память о зле.

6. Свет истинного внимания – это без погрешения различение добра и зла. Тогда путь правды возводит ум к Солнцу правды; приводит в безграничное просвещение к Нему внимания впредь с дерзновением взыскующего любовь. И избавлять праведное от досаждать ему дерзающих должно гневом безгневным – ревнитель благочестия не ненавидя, но обличая показывает победу.

7. Духовное слово умное чувство убедит действием – оно с любовью от Бога несется, и без потерь наш ум пребывает в движениях богоразумия; скудостью не страдает, неся озабоченность, и так расширяется пониманием, как действие любви хочет. Всегда хорошо с верой, через любовь действующей, ждать просвещение, о котором сказано: нет ничего беднее мысли вне Бога, о Боге философствующей.

8. Нельзя непросвещенному налегать на духовные представления – как и обильно освещающемуся благостью Святого Духа браться за говорение: где невнимание несет скудость, где говорить не дает изобилие – душа, любовью Бога упиваясь, при умолкнувшем гласе хочет наслаждаться славой Господа. Итак, середине надо, наблюдая действие, слова богоглаголанные начинать: во-первых, эта мера устроение слов славных дарует, во-вторых, многоценность просвещения питает веру говорящего с верой, чтобы за любовь к вниманию учащий первым от плода вкусил – «прежде трудящемуся делателю подобает от плода вкусить».

9. С одной стороны, одного Святого Духа и мудрость, и внимание – как все божественные дарования – но словно собственное действие каждое имеет: «Одному дается мудрость, другому – внимание, тем же Духом», свидетельствует апостол. Внимание опытом соединяет человека с Богом, в слова на темы душу не подвигая – и кто-то из филосовствующих среди уединенной жизни просвещается им в чувстве, к божественным словам не приходя. А если вместе с вниманием среди страха подается мудрость – что редко, она объяснит сами действия внимания; и первому обычно действием, второй – словом просвещать. Внимание несет молитва и великое безмолвие при всесовершенной беззаботности, мудрость – нетщеславное раздумье о словах Бога, и прежде всего – подающего Бога благой дар.

10. Когда раздражающаяся часть души движется против страсти, знать должно, время – молчания, час – брани. Когда неустроение, видно, или от молитвы, или по милосердию в тишину пришло – пусть движется влечением божественных словес, путами смиренномыслия оберегая ума крылья: кто себя крепко не уничижит, о величии Бога сказать не может.

11. Духовное слово всегда соблюдает душу нетщеславной – всем ее частям чувством света благодетельствуя, цену людей делает ненужной и всегда вне мечтания хранит мышление, всего его переменяя для любви Бога. Слово мирской мудрости всегда зовет человека к славолюбию, а опытом чувства благодетельствовать не может – хваля, дарит любление присущего себе, будучи созданием тщеславных людей. Расположение божественного слова познаем без обмана, когда с теплой памятью о Боге час безмолвия потратим на беззаботное молчание.

12. Себя любящий любить Бога не может. Себя не любящий «ради преизбыточествующего богатства» любви Бога – этот Бога любит, и никогда не ищет славу свою, но – Бога. Себя любящий ищет славу свою, Бога любящий любит славу его Создавшего. Души чувствующей и любящей Бога – всегда искать славу именно Бога во всех, которые исполняет, заповедях, а за свое смирение утешаться: Богу за величие слава подобает, человеку – смирение, чтобы ради него мы были населены Богом – что когда делаем, и мы, радуясь славе Господа, по святому Крестителю Иоанну начинаем говорить непрестанно: «Тому должно вознестись, мне – умалиться».

13. Знаю одного, так Бога любящего, и еще плачущего, что не как хочет любит – что душе его пребывать в теплом желании Бога в себе прославлять, себе – как несуществующему быть непрестанно. Этот не знает ни что он есть, ни что в самой похвале словесной: своего достоинства он не замечает в сильном пожеланием смирения, но служит Богу, как по Закону священнодействуют, и крепким расположением боголюбия прячет память о своем достоинстве в глубину любви к Богу, похвалу за нее скрыв духом смирения, чтобы в мысли для себя всегда быть «непригодным рабом», чуждым своего достоинства пожеланием смирения. Что должно и нам: творя всю честь – бежать от славы ради преизбытка богатства любви так нас возлюбившего Господа.

14. Кто чувством сердца Бога любит – тот узнан Им. Как кто в чувстве души любовь к Богу примет – так в любви Бога будет и далее пребывает в сильном влечении к просвещению внимания, что и самим чувством костей ощущать это, уже не зная себя и любовью к Богу всецело изменяясь. Такой и присутствует в житии, и нет – еще обитая в этом теле и соединившись с Богом, движением души ради любви к Богу непрестанно отходит, впредь ради огня любви неотступно сжигая сердце понуждением желания, от любви Бога однажды выйдя из себя-любления: «Если из себя выходим, то для Бога, если здраво мыслим – то для вас».

15. Когда кто-то начнет в обилии чувствовать любовь к Богу – начнет и чувством духа ближнего любить, и это – любовь, о которой говорит все Писание. Любление по плоти слишком легко прекратится в силу обретенной мелкой причины – потому что к духу чувством привязалось; а случись некой распре настать при воздействуемой Богом душе – связь любви от нее не ослабнет: огнем любви к Богу пламенея, к благу скорее она зовется и с большой радостью любовь ближнего взыскивает, пусть весьма им или досаждалась, или отпускалась тща, и сладостью Бога всецело уничтожает горечь раздора.

16. Никто не может чувством сердца Бога любить, прежде не убоясь Его всем сердцем: через действие страха очищаясь и словно размягчаясь, душа приходит в действующую любовь. Но никто реченным образом не придет к страху Бога, если вне всего житейского не станет ум: тогда его беспокоит страх Бога, в сильном чувстве очищая от любой земляной дебелости, чтобы так возвести к большей любви благости Бога. Так страх – еще очищающимся, при средней любви; любовь совершенная – очистившимся, в которых уже нет страха – «совершенная любовь вон изгоняет страх»; и обоим им быть только тем праведным, которые действием Святого Духа еще работают над добродетелями – потому где-то божественное Писание говорит – «бойтесь Господа все святые Его», где-то – «возлюбите Господа все преподобные Его», да уведали мы въяве: страх – у еще очищающихся праведников, в середине любви; у очистившихся любовь совершенна, в них уже нет понятия ни о каком страхе, но через действие Святого Духа отжиг непрерывный и соединение души с Богом по говоримому: «Соединилась душа моя с Тобой, и приняла меня десница Твоя».

17. Как случающиеся телу раны, если станут запущенными и в небрежении, врачами прикладываемые к себе лекарства не чувствуют, а очищенные – чувствуют воздействие лекарства, к скорому исцелению тут приходя, так душа, пока в небрежении, вся проказой сластолюбия покрывшись, страх Бога чувствовать не может, пусть страшный в силе Божий суд ей непрестанно будут предвещать. А когда через великую внимательность начнет очищаться, как цельбу истинной жизни чувствует божественный страх – действием обличений жгущее ее как огнем бесстрастие; и далее постепенно очищаясь, она достигает совершенства очищения, как прибавляя в любви – так оскудевая страхом, чтобы достичь совершенной любви, в которой нет страха, но ради славы Бога действующее совершенное бесстрастие. Итак, да будет нам в похвалу непрестанных похвал сначала страх Бога, а далее – любовь, исполнение Закона о Христе совершенства.

18. Душа, от мирских разумений не избавясь, ни Бога не полюбит искренне, ни дьяволом не возгнушается достойно; сразу тяжкое имеет покрывало – житейское попечение, и суждение свое о таковом ум создать не может, чтобы без обмана испытать на себе приговор Суда. Итак, всегда уединение полезно.

19. Душе чистой присущи слово независтное, ревность незлобивая, непрестанное стремление к Господа славе – тогда при чистейшем взвешивании мысли находясь, ум тщательно располагает свои весы.

20. Вера без дела и дело без веры одинаковым образом будут отвергнуты: верному должно веру, показывающую дела, Господу приносить. И отцу нашему Аврааму не вменилась бы в праведность вера, если бы плод ее, сына, он не принес.

21. Любящий Бога и верит искренне, и дела веры совершает преподобно. У только верящего, в любви не пребывающего, и самой веры, которую мнит иметь, нет: с легкостью верит ум, весомостью славы любви не действуя. «Вера, любовью действующая» – мерило добродетели.

22. Глубину веры испытывающий колеблется, а простым расположением понимающий утишается: «вода забвения зла», она же глубина веры, бесполезным представлением понимание не терпит. Так будем плыть ее водами в простоте смысла, чтобы так гавани воли Бога достичь.

23. Никто не может ни любить, ни верить искренне, если себя сам имеет обличителем: когда наша совесть тревожит обличениями, ум благоухание премирных благ чувствовать себе не позволяет – сразу в сомнении раздваивается: за прежде полученным опытом веры теплым движением стремясь, чувством сердца за любовь взять свое силы не имея из-за укола обличившей совести. Теплой внимательностью себя очистив, с большим опытом о Боге желаемое мы получим.

24. Как к появляющемуся добру будто силой толкает нас чувство тела – так привычно ведет к незримому благу, когда вкусит божественной благости, чувство ума. Каждое всегда стремится к своему родству: душа, как бесплотная, к благам небесным, а тело, как прах – к пище земной. Без обмана к опыту нематериального чувства придем, если материю трудами истончим.

25. Одному чувству природным быть для души, учит нас само действие святого внимания – из-за преслушания Адама далее разделяющимся на два действия. Одно, простое, бывает в ней от Святого Духа – его никто не может познать, только ради надежды на грядущее благо от благ жизни с удовольствием избавляющиеся и всю тягу телесных чувств через воздержание угашающие. В них ум, двигаясь с благой силой, через неозабоченность может неизреченно чувствовать божественную благость, и по мере преуспеяния, от радости она и телу передает безграничный смысл, любовью исповедования возвеселяя: «На Него уповало сердце мое, и помог мне; процвела плоть моя, и по воле моей исповедую Его». Тогда бывающая душе воистину радость – без обмана и телу напоминание о нетленной жизни.

26. Подвизающимся должно всегда хранить мышление неволнующимся, чтобы проходящие в нем помыслы различая, ум добрые и богопосланные откладывал в храмины памяти, а глупые и бесовские выбрасывал вон из житниц естества. И море утишается так, что самое глубинное движение рыб в нем ловящими зрится, и не утаивается ни одно из животных, там проходящих стези, а когда возмутится порывами ветра – помрачением возмущения прячет то, что в улыбке затишья видеть соревнует, и праздным видим бывшее искусство рыболовные придумывающих хитрости. Это всегда случится и понимающему уму пережить, особенно когда от неправедного гнева глубина души возмутится.

27. Для очень немногих тщательно познавать все свои падения, ум которых далее никогда не похищается от памяти о Боге. Как глаза нашего тела, когда здравствуют – видеть все до и пролетающих и скачущих в воздухе мошек могут, а когда покроются влагой или пылью, пусть и чему-то великому быть из встречающегося – видят это неясно, из малого же чувством зрения даже не чувствуют, так и душа: при тонкой внимательности от миролюбия случающееся ей повреждение и очень краткое свое падение в очень большое вменяя, непрестанно с великим благодарением слезы на слезы несет – «праведные исповедуют знание о Тебе»; а если с упорным расположением к быту творит нечто смертоносное или достойное великого отмщения – чувствует себя спокойно, о прочих же падениях даже намека не может знать, но часто вменяя их в достижения и с горячностью в защиту их слова сочиняя – жалкая, не стыдится.

28. Ум очистить – одного Святого Духа. Если сильный не придет и хищника не повергнет, добыча никак не будет освобождена; и всегда более миром души надо покоить Святой Дух, чтобы всегда иметь при нас светящий светильник внимания: когда он непрестанно блистает в храмине души, все горькие и темные прилоги бесов, святым и славным этим светом обличаясь, для ума не только явны, но и бессильны; и говорит апостол: «Дух не угашайте» – иначе, злодейством или злоумышлением не опечаливайте благость Святого Духа, да не лишитесь этого поборающего светоча. И не вечный и животворящий угасает, но Его отвращение и печаль оставляет ум помраченным и несветлым по вниманию.

29. Одному чувству природным быть для души, а (остальные) пять служат нуждам нашего тела, учит нас Святой и человеколюбивый Божий Дух, и разделяется оно в движениях самой души после случившегося от поскользновения умом преслушания – и ведется страстной ее частью – тогда блага жития с удовольствием мы чувствуем, и часто сорадуется своему разумному и мыслящему движению – тогда ум наш к небесной красоте бежать, когда здраво мыслим, стремится. Если к навыку пренебрегать благом в житии придем, сможем при участии так домостроительствующего для нас Святого Духа стремление души к земле соединить с ее рассуждающим расположением. Если храмину нашего сердца Его божество действенно озарит – сможем неразделяющимся чувством с всецелым расположением вкусить благо.

30. Чувство – умом точное восприятие различаемого. Как нашим телесным воспринимающим чувством в здравии доброе и худое без ошибки различая, мы стремимся к благому, так наш ум, когда с благой силой в великой беззаботности начнет движение – может в обилии чувствовать божественное утешение, противостоящим уже не увлекаясь. Как тело, вкушая земные приправы, имеет опыт чувства без ошибки, так ум, когда станет выше разумения плоти, может без обмана вкушать утешение Святого Духа – «вкусите и видите, как благ Господь», и через действие любви при испытании незабвенно помнить о восприятии без ошибки лучшего, по святому (Павлу), говорящему: «О том молюсь, чтобы в разумении и во всех чувствах более прибавляла ваша любовь, чтобы вам испытывать лучшее».

31. Когда наш ум начнет чувствовать утешение Святого Духа, тогда и сатана в ночном безмолвии, в тончайшем сне, в мнимо-приятном чувстве выбирает момент, душу зовет; и если ум обретется в очень теплой памяти держащим святое знание о Господе Иисусе и как оружием против обмана воспользуется этим святым и славным знанием – от хитрости лжец отступает и в подлинной сущности вступает в сражение с душой. Тогда ум, обман познав, тщательно в опыте различения лукавого преуспевает.

32. Благое утешение бывает или бодрящим тело, или для грядущего сна начала явления, когда кто-то теплой памятью о Боге присоединится к Его любви. Лесть всегда приходит к подвизающемуся в тонком сне при средней памяти о Боге. Бывающее при благочестии от Бога хочет в сильном излиянии призвать к любви душу подвизающегося открыто – а иное веянием лести обычно развевать душу и опыт чувства ума, здравствующего относительно памяти о Боге, через сон тела украсть пробует. Если ум обретется прилежно вспомнившим о Господе Иисусе – он развеет это мнимо-приятное дуновение врага, и радуясь, против него воздвигнется на битву, как оружие имея вторую после благого дара – от опыта похвалу.

33. Когда несомневающимся и немечтательным движением душа от любви Бога разгорится, влеча и тело в глубину этой неизреченной любви – бодрствуя или реченным образом входя в сон и воздействуясь святым благим даром, и ничего, кроме того, во что двигается, совсем не разумея, знать должно – это Святого Духа действие. Сладостью неизреченной совершенно услаждаясь, здесь ничего иного разуметь она не может, радостью непоколебимой веселясь. Но если ум в действии получит сомнение вообще или скверное представление, и воспользуется святым знанием для защиты от зла и уже не только от любви Бога – думать должно, от обманщика утешение радости, и радость эта – бездельная и неположенная, вся хотящего впечатлением растлить душу врага. Тот как увидит ум, тщательным испытанием своего чувства хвалящийся – душу приглашает благовидным утешением, чтобы расхищаемой ей из-за слабящей и набрякающей приятности неуведанным стать смешению с коварством. Отсюда мы познаем Дух Истины и дух лести. Но божественную благость чувством вкусить и горечь бесов испытать можно чувствительно, только если во вселении в глубину ума благого дара и прохождении по составу сердца лукавых духов убедимся – в чем уверенности у людей никогда не хотят бесы – чтобы ум, то уведав, памятью о Боге против них тщательно не вооружился.

34. Одна – природная любовь души, от Святого Духа ей бывающая, и есть иная, которая когда хотим, меняется по нашей воле, и если усилием своего выбора не держаться – легко расхищается лукавыми духами. Первая любовью к Богу разжигает душу так, что в безграничной простоте расположения всем частям души неизреченно благостью присоединиться к божественному желанию – и духовным действием наполнясь, ум открывает источник любви и радости.

35. Как море, когда возмущено, при возливании на него масла имеет свойство уступать под его плотностью, побеждающей волнение, так наша душа, когда уплотняется благостью Святого Духа – с удовольствием утишается и по сказанному Святым (пророком) с радостью побеждается: «Богу подчинилась душа моя» – этой бесстрастной и неизреченной благостью приосеняясь. И сколькие бы тогда раздражения не подстраивались бесами против души – она пребывает безгневна и полна всей радости, и кто в это входит – остается, если страхом Бога свою душу непрестанно питает. Страх Господа Иисуса приносит подвизающимся устроение чистоты; «страх Господа чист, пребывает в век века».

36. Слыша о чувстве ума, никто пусть не надеется увидеть им в видимом образе славу Бога. Мы говорим, при очищении души чувствовать – это в неизреченном восприятии божественного утешения, вместе с которым из незримого ничему не являться – «теперь мы следуем вере, а не видению», говорит безмятежный Павел. Если подвизающимся увиден будет свет или огневидный образ, видение он совершенно пусть не принимает, явленное – обман врага, который претерпев, многие по неведению с пути истины совратились. Мы, пока обитаем в тленном теле, находимся в разлучении с Богом – то есть в видимом образе Его или нечто из Его пренебесных чудес видеть не можем.

37. Любовью Бога являемые душе сновидения у здравствующей души неложные и открывающие, и не прелагают один образ в другой, не пугают чувство, не смешат или омрачают вдруг, но со всей кротостью приходят к душе, наполняя ее духовным восторгом, и после пробуждения тела душа радость сновидения с большим желанием взыскивает. В мечтаниях бесов всегда все наоборот: в том же образе не остаются, образ долго несбивчиво не показывают – что по избранию они не имеют, только по своему обольщению заимствуют и на большее способными быть не могут; однако, и величавое глаголят, и прещают весьма, часто в воинский облик себя образуя, иногда и поют с криком душе – потому замечтавший ум, если очищается, узнав их – тело пробуждает, и бывает, радуется, что хитрость их узнать смог, и часто в самом сне обличая, подвигает их в великий гнев. Есть и благие сновидения, но радость душе они не несут и творят ей приятную печаль и без боли слезы – так бывает у преуспевающих в смиренномыслии великом.

38. О добрых и худых сновидений различении мы сказали, как услышали от бывших в искушении, а нам для большой добродетели хватит ни одному мечтанию не доверять: сны не более, чем образы блуждающих помыслов или, что чаще, демонов ругания; и если видение послано нам от божественной благости, но мы его не примем – нами наш многожеланный Господь за это разгневан не будет – Он знает, что идем на это из-за хитрости бесов. Хотя прежде реченное различение и точно, бывает, душу неощутимым увлечением омрачив – чего без, думаю, никто не обретется, след точного распознавания терять и верить как доброму недобрым.

39. Да будет нам в образ предмета раб, которого господин ночью после долгой отлучки перед оградой дома зовет – однако, в открывании дверей слуга совершенно ему отказал – он побоялся, да не подобием гласа увлекшись, сподобится сам стать предателем которых тот от себя вверил вещей. И наставшим днем его господин не только не был разгневан, но и многих похвал удостоил его – ведь и голос владыки посчитал за обман, не желая что-то из его (вещей) погубить.

40. Когда ум начнет крепко воздействоваться божественным светом – становится весь проясненым, да так, что чтобы свет свой в изобилии видеть, ему не нужно искать. Так слово сбывается, когда сила души возобладала над страстями; а все, являющееся ему в образе или как свет, или как огнь – врага злохудожество, ясно учит нас божественный Павел, говоря о его преображении «в ангела света». Нельзя на этой надежде устанавливать аскетическое житие, чтобы здесь сатана не обрел душу готовой для увлечения. Пусть всем чувством и с убеждением сердца мы достигнем только любви Бога, что есть «всем сердцем, всей душой и всем помышлением», для чего, воздействуясь благим даром Бога, и уходим из мира, даже если и в мире есть.

41. Среди всех начальных добродетелей главным добром познано быть послушанию: до времени оно отвергает самомнение и рождает нам смиренномыслие, и для терпящих с удовольствием бывает дверью самой к Богу любви. Когда Адам им пренебрег – соскользнул в глубинный тартар, а Господь, его возжелав, до креста и смерти послушался слова домостроительства своего Отца, и это не будучи меньше Его в величии, чтобы через свое послушание упрек за человеческое преслушание изгладив, поживших в послушании возвести в блаженную и вечную жизнь. Итак, снова принимающим самомнение дьявола сначала к нему должно прилежать: идя впереди, оно без обмана покажет нам все стези добродетелей.

42. Воздержание – общее название всех добродетелей: «воздерживающийся должен воздерживаться от всего». Как у человека при отъятии от целости малейшего сустава через это прочая внешность сразу станет бесформенной, так небрегущий об одной добродетели все, будто не ведает (о нем), благолепие воздержания уничтожает. Итак, верно ревновать не только о добродетелях тела, но и о могущих очищать нашего внутреннего человека. Какая польза сохранившему девственным тело, если бесом преслушания он душу растлил? Как увенчается от чревобесия и от любого желания тела поберегшийся, однако, о самомнении и славолюбии не попекшийся, ни о том, чтобы короткую потерпеть скорбь – света правды весов, грядущих взвешивать дела правды, совершенных в духе смирения?

43. Все неразумные желания подвизающимся должно разуметь ненавидеть так, что ненависть к ним стяжать в навык; но воздержание от пищи верно соблюдать, чтобы никогда ко гнушению никакой из них никто не пришел – это от бесов и проклято совершенно. Мы воздерживаемся от них не как от худых – да не будет – но чтобы себя от многих и добрых снедей отторгнув, воспламеняющиеся части плоти в меру наказать. Впрочем, и чтобы избыток наш, хозяйству довлев, перешел к нуждающимся – что и бывает чистой любви знаком.

44. Вкушение и питие от всего приготовляемого и с благодарением Бога предлагаемого никак правилу внимания не противоречит: «все хорошо весьма»; а от удовольствий и от многого с удовольствием воздержание рассудительным и внимательным является. Однако, преходящие удовольствия с удовольствием не презрим, если всем чувством с убеждением сладости Бога не вкусим.

45. Как тело, отягощающееся множеством пищи, делает сомневающимся и труднодвижимым ум, так ослабление сильным воздержанием понимающую часть души делает мрачной и не любящей разумение. Должно к питанию и движению тела готовиться так, чтобы когда здравствует, подобающе подвергалось мучению, а когда немоществует, в меру утучнялось. Не ослабляться телом нужно подвизающемуся, но достаточно для подвига быть в силе, чтобы и трудами тела подобающе очищалась душа.

46. Когда важничающее тщеславие воспламенится при наших братьях, или приход странников обретет поводом для своего зла – хорошо обычному образу жизни предоставить умеренное отдохновение: так бездействующим и даже оплакивающим приложение руки беса отошлем, и правило любви рассудительно исполним, и через послабление тайну воздержания сохраним.

47. Пост имеет похвалу сам по себе, но не у Бога; он как инструмент, желающих располагающий к здравомыслию, потому подвизающимся в благочестии нельзя много мудровать на нем – но только в вере в Бога достигать исполнение нашего намерения. И умение в искусстве инструментами профессии не хвалится как результатом, но любое (из них) ждет образ приложения рук – чтобы по нему показать точность искусства.

48. Как земля, орошаясь в меру, в себя полагаемые семена изводит чистыми и с множайшим прибавлением, а напаиваясь сильными дождями, терния несет и репей, так земля сердца, когда вино употребляем в меру, свои природные семена отдает чистыми и сеемое в себя от Святого Духа вознесет весьма многоплодным и растущим хорошо; но если от многопития отсыреет, поистине терния несет – все свои помыслы, да репейники.

49. Когда ум наш волнами многопития плывет, из-за остращения не только на образующиеся во сне образы от бесов взирает, но и выдумывая в себе благолепные виды, влекущие свои мечтания с жаром употребляет. Когда сообщающиеся органы разогреются кипением вина, великая нужда уму представить себе приятный образ страсти. Правильно для нас вреда излишествования избечь, применив умеренность. Когда ум не имеет удовольствия, тянущего его к живописанию греха – пребывает совершенно немечтательным и к лучшему неизнеженным.

50. Никакие приготовляемые напитки, которые подлинно застольными зовут выдумывающие это понятие, естественно для введения в утробу множества пищи – нельзя взыскивать хотящим наказать пухнущие части тела. Не только качество их бывает наносящим вред телам подвизающихся, но и само бессмысленное смешение сильно уязвляет богоносную совесть. Чего недостаток в природе вина, чтобы примешиванием внося приправы, терпкость его смягчалась?

51. Наш Господь и этого священного жительства учитель Христос Иисус при страдании от служащих дьявольским повелениям отпил уксус, чтобы оставить нам ясный пример расположения священных подвигов. Это говорит: сладкими напитками и пищей нельзя пользоваться подвизающимся против греха, но более с выдержкой терпеть горечь сражения. Пусть к досаждению губкой с уксусом приложится и копье, чтобы в примере образ нашего очищения дан был совершенно: второе – острота собственно подвигов, первое – всегда очистительность совершенства.

52. Хождение в баню никто не объявит бестолковым или нелепым, однако, ради воздержания воздерживаться от этого и мужественно, и здравомыслено. Тогда это приятное увлажнение наше тело не изнежит, и не начнем вспоминать о бесславной наготе Адама и разуметь о применении листьев для прикрытия вторичного срама. Недавно вырвавшиеся из жития совершенной погибели более через красоту здравомыслия с чистотой своего тела должны соединиться.

53. Во время недуга нет запрета звать врачей – из человеческого опыта ожидалось сложиться искусству, и издавна лекарства существовали. Неверно надежду о исцелении иметь на них, но – на нашего истинного спасителя и врача Христа Иисуса. Это говорю исполняющим намерение воздержания в монастырях или в городах, из-за невозможности благодаря случающимся несчастьям имения ими согласно любви действия веры непрестанно, и ради в тщеславие и в искушение диавола их не впадения, из-за которых кто-то из них обещает врачей больше не звать. А кто осуществляет отшельническое житие в пустынных местах, среди двух или трех единонравных братьев, в какое бы не впал страдание – с верой пусть приводит себя к одному Господу, исцеляющему наш любой недуг и любую язву – имеет он достаточную после Господа исцеляющую недуги пустыню. Такой относительно действия веры никогда не оскудеет, и более ни в чем выказывание добродетели терпения не обретет, доброй пустыней пользуясь, завесой – чего ради «Бог вселяет единомышленников в дом».

54. Если случающиеся с нами расстройства тела сильно ненавидим, знать должно – душа наша еще порабощается пожеланиями тела и желает материальное довольство, и не только не хочет уйти от благ жития, но и за большое неудобство считает из-за недугов невозможность пользоваться его радостями. А если тяготы недугов она принимает с благодарением – извещается, что от пределов бесстрастия недалеко и смерть по-сути как причину истинной жизни с радостью ждет.