Что мы знаем о Колумбии? Наркотики и Эскобар. А еще там убивают. Затянувшиеся гражданские конфликты - вещь обычная для стран Латинской Америки. Мы наслышаны об этом и так, из новостей, и по многопрудному потоку литературы о мигрантах, бежавших в поисках безопасности и лучшей жизни в страны посевернее и поспокойнее. Пожил в Испании и герой данной книги, но она, слава Богу, не об этом.
Конечно, в романе присутствует знакомый образ южноамериканской страны с затянувшимся политическим противостоянием, отягощенным криминальной составляющей. Но «Нетленный прах» шире типовой книги о жертвах и очевидцах неугасающего конфликта (хотя внимание уделено и им). Васкес написал книгу о власти прошлого, о нашей завороженности его загадками, об истории, вернее о том, что мы понимаем под историей.
И хотя он пишет о вымысле, к которому книга сопричастна, роман следует отнести к удачным попыткам модного ныне жанрового микса: под крышей худлита расположились нонфикшн и автофикшн. «Нетленный прах» - наглядная демонстрация того, что роман не умер, и художественная литература способна быть увлекательна и глубокомысленна как и встарь, ничуть не подражая при этом формату прошлого.
Герой книги списан автором с самого себя. Васкес – неплохой писатель, не хватающий однако звезд с небес. Судьба сводит его с Карлосом Карбальо, человеком одержимым загадкой убийства выдающегося колумбийского политика либерального толка Гайтаны в 1948 году. Убийство стало поворотным моментом в истории Колумбии XX века. За ним последовала гражданская война, растянувшаяся на целое десятилетие и унесшая сотни тысяч жизни.
Страна оказалась надолго травмирована прошлым, и Васкес показывает, как ржавчина былого преступления начинает разъедать сами основы общества. Нетрудно заключить, исходя из случившихся событий, каким образом стал возможен в Колумбии феномен Эскобара, почему политические убийства стали фирменным знаком страны.
Смерть Гайтана, несмотря на то, что произошла на глазах у свидетелей, была окружена некоторыми странными обстоятельствами. Так случается обычно в случае смерти любого крупного деятеля. Внезапность кончины начинает будоражить воображение. Знакомая нам история: сколько понаписано всего было в последние годы о смерти Есенина, Маяковского, Горького или того же Сталина. Возникшие сомнения в официальной картины произошедшего и позволяют автору книги обратиться к изнаночной стороне известных событий, и, таким образом, заняться исследованием природы конспирологических теорий.
Но и это не все. Определяя стандартную версию исторических событий как рассказ победителей («история пишется победителями»), Васкес прослеживает в своем романе альтернативные их версии – рассказ побежденных и устную микроисторию, то есть то, что остается за кадром, не входит в анналы, оставаясь историческим преданием безмолвного большинства.
Ко второму типу относится история самого Васкеса, история Карбальо. К первому – обстоятельства убийства генерала Урибе Урибе в 1914 году, рассмотрению которых которой отведено более четверти объема всей книги. Кстати говоря, данная дата позволяет задуматься и о другом аспекте истории – о призрачности европоцентризма. В Европе возня вокруг эрцгерцога и Гаврилы Принципа, а тут свое убийство, намного важнее.
В итоге Васкес напоминает нам своим романом о расхождении, трагическом, непреодолимом, между историей как фактом и историей как пересказом событий. В принципе, повествование вообще в какой-то момент трансформируется в размышление о роли рассказа в истории, о способах компрессии фактов, изжить недостатки которой можно лишь за счет литературы.
Та же литература имеет и другую функцию – повествования об альтернативных путях и способах развития событий (во всяком случае именно так можно истолковать эпизод с ненаписанным романом о возможном визите Орсона Уэллса в Боготу в 1942 году, или «долгой жизнью Гаврилы Принципа»).
Но, в конечном счете, перед нами опять напоминание о своего рода непознаваемости исторического процесса. Мы можем уловить лишь логику, вектор движения истории, исчерпывающее знание о фактах всегда проблематично. Концентрация на них может иметь опасные последствия. Она и порождает к жизни всяческую конспирологию, где за деревьями уже теряется трезвое представление о размере и характере самого исторического леса. Однако до прямого и верного вывода о том, что в истории есть место и случайности и незримой логике, что не столь важно как случилось, сколько к чему привело, автор не доходит. Хотя вывести его из сопоставления разных эпизодов, запечатленных в романе не так уж и трудно. Может быть так и надо: читатель должен приходить к выводам сам, надо лишь дать ему на руки все карты.
Recenzje
7