Czytaj książkę: «Неприкаянный»
Пролог
Даже если у тебя есть собственное солнце, это вовсе не значит, что своей жизни ты тоже хозяин.
У меня есть солнце. У меня есть целый мир – голубое светило сияет над океаном текучего серебра, что омывает пустынный берег. Ночью на небе нет ни одной звезды, и никаких лун тоже нет. Кромешная темнота. И я её единоличный владелец.
Спорный вопрос – можно ли назвать жизнью существование, в котором тебе подвластно всё. Ещё более спорный – владею ли я миром, который создал, или это мир владеет мной, поскольку дарует мне абсолютную власть. Начнёшь разбираться и запутаешься, придя к извечному вопросу: что было раньше, курица или яйцо?
Правильного ответа, конечно, нет, и быть не может. Я в той же мере всемогущ, как и беспомощен. Раб всего на свете. Король пустоты.
Прежний я умер бы тут со скуки. Когда живёшь в мире, который принадлежит другим, тебе кажется, что у тебя ничего нет. В действительности у тебя есть ты сам, и это самая значимая собственность, которой нынешний я лишён. Но тогда меня, разумеется, беспокоило что угодно, только не это.
Все мы начинаем с того, что ничего не имеем, и тут я не выделился. А вот в остальном…
Первое моё воспоминание не связано с тёплыми материнскими руками, или с чего там у всех обычно начинается отсчёт. Первое, что помню я – ураган. Вой, грохот, вспышки света, хруст, тонкое дребезжание – всё смешивалось в кашу из звуков и образов, на которую я не обращал ну совсем никакого внимания.
Я смотрел на звезду, зажатую меж ладоней. Её свет обволакивал меня мягким коконом, становился всё ярче, но не вредил глазам. Наоборот, я вглядывался в звезду всё пристальнее, и ураган, беснующийся за тонкими стенками моего крохотного мирка, медленно утихал, мерк перед безупречной чистотой луча. Уже в полной, непробиваемой тишине свет ворвался в мои глазницы и в считанные мгновения затопил изнутри.
Может, это было вовсе и не моё воспоминание – в нём наглухо отсутствуют эмоции, словно я смотрел чужими глазами. Но как-то же оно оказалось у меня в голове?
Так или иначе, после этого начинается настоящая память. Сейчас я могу говорить об этом отчуждённо, но вообще-то началось всё с жуткой боли. Всепоглощающей. Будто мне сломали все кости, а потом извлекли их и заменили новыми. Ослеплённый и оглушённый ею, я бежал куда-то, падал, выл и почти ничего не соображал. Кажется, даже рыдал. Вот таким незатейливым способом жизнь с самого начала дала мне понять, что прогулка предстоит не из приятных.
Я очнулся в глухом лесу, совершенно один, одетый в лохмотья, и не помнил ничего, кроме описанного выше. Правда, меня это тогда нисколько не смутило – я не соображал ровным счётом ничего.
Намного сильнее смутились те, кто меня нашёл.
Глава I. Незваный гость
– Докладывай, – сказал Дисс, едва вошедший в комнату военный закрыл за собой дверь.
Тот вытянулся по струнке и браво начал:
– Старший разведгруппы…
– В свободной форме, Арджин, – нетерпеливо прервал его Старый Маг.
Он сам себя не узнавал. Давно забытое чувство волнения застало его врасплох; за последние столетия Маг привык к тому, что ничто не ускользает от его внимания, а потому начал думать, что разучился удивляться. Однако настало время сюрпризов, и Диссу не терпелось узнать, приятные они, или же не очень.
Арджин если и заметил странность в поведении начальства, то не подал виду. Он расслабил колено по старой воинской привычке и продолжил:
– Чужак доставлен в замок и поселён в гостевых покоях на первом этаже. Дверь заперли, но мне кажется, эта мера излишняя.
– Вот как? Это почему же?
– Он без сознания.
Дисс поднял бровь и колюче посмотрел на разведчика. Тот поёжился и опустил глаза. Во всём замке только этот взгляд мог заставить бывалого воина почувствовать себя неуютно.
– Ну, что же произошло? – голос Мага снова стал спокойным. – Начни с минуты, когда вы его нашли.
Желая потянуть время, Арджин оглядел полупустую комнату Старого Мага. Несмотря на то, что Дисс ни разу не поступил со своими подданными несправедливо, разведчик не любил оставаться с ним наедине. Воин, как и прочие жители Квисленда, побаивался Мага – и правильно делал.
Арджин замялся на несколько мгновений и продолжил, тщательно подбирая слова:
– Нашли его около полудня, примерно в лиге к западу от моста через Тьяну. В Фолиат совсем немного углубились. Он лежал на дне оврага и спал. Лес там был очень странный. Парни сказали, что ни одного зверька или птицы в округе не услышали. Как будто разогнал кто. Рядом с тем же оврагом всё истоптали каматы, в кустах неподалёку лежала дохлая химера. Не целая, по кусочкам…
– Следы магии?
– А то как же. Ровное выжженное кольцо на земле. Но трава там сухая-пресухая, а пал не пошёл. Просто чёрный круг.
– Ладно, дальше. Как он себя повёл, когда его привели в чувство?
– А мы не приводили, он сам… привёлся. Хлопот не доставил. Сначала испугался, не подпускал к себе, как дикий зверь. Но я на него прикрикнул, и дальше легче пошло. Мне показалось, он не особо соображает, что к чему. Вряд ли он понимал, что ему говорили. Взгляд у него был точь-в-точь как у нашего конюха, когда он в дугу надерётся, то есть пустой-препустой…
Старый Маг внимательно слушал, барабаня пальцами по подлокотнику.
– Он мне уже тогда странным показался. Ну, я решил у него аккуратно поразузнать, кто такой да откуда взялся.
– И что он?
– Да ничего, – Арджин пожал плечами. – С тем же успехом можно дерево расспросить. Говорю же – взгляд такой, что…
– Как у конюха, я помню, – перебил Дисс. – Так что потом было? Почему столько раненых?
Разведчик насупился.
– Отродья на нас напали. Гоблины, – Арджин стиснул кулаки. – У моста подкараулили, скоты. Ватага крупная была, больше ста голов. С обеих сторон по нам ударили – мы еле успели оружие выхватить. Я приказал прорываться, но сходу проскочить не удалось. Завязли в стычке, в окружении. Четверых моих парней ранили. Одного мы так и не смогли до замка донести…
– И как же вы выбрались? – процедил Дисс, давя в себе нетерпение.
– Пленник… помог. Мы прикрывали его спинами, а он дёргался, пытался из пут освободиться. Гоблины ему, видно, тоже не шибко нравились… Ну я и кинул ему меч. Подумал – вдруг чудик умеет с ним обращаться?
– Ну и как? Умеет?
– Хрена с два. Я сам не видел, был занят нападающими, но вот Филин, который к тому времени уже схлопотал ранение, говорит, что заметил, как тот вступил в бой. Первый же выродок обезоружил нашего подопечного, будто тот в жизни меча не держал. Впрочем, я и не удивился – не особо он на воина походит. Здоровый, а толку – чуть…
– Арджин, – Дисс посмотрел на разведчика исподлобья. – Не испытывай моё терпение.
– Понял! – воин тут же подобрался. – Обезоружили его, значит. Помочь ему некому было. Вроде как тут-то ему и каюк должен был прийти, но… Филин говорит, что гоблин уже даже дубину занёс, чтобы черепушку этому парню проломить, да вдруг замер на месте. Потом оружие у него из руки вылетело – и прямиком в кусты. А сам уродец с воплями побежал было прочь, но вдруг схватился за горло и сам себя придушил. Насмерть. Я думаю, Филину от кровопотери всякое могло померещиться, но такое…
– Интересно. Дальше.
– А дальше у него терем-то и покосился, – сказал Арджин, глядя в пустоту. – Вот когда у меня волосы на затылке зашевелились. Я как раз прикончил очередную тварь, как вдруг – хлопок и вспышка. Ребята сказали, что это найдёныш врезал одному отродью. Голыми руками. Гоблин улетел саженей на двадцать и разбился насмерть. От этого зрелища даже бой приостановился. Я крикнул своим, чтобы прорывались – так и выбрались из западни.
– А пленник что?
– Да какой уж там пленник! Пленником он до боя был, а потом уже точно нет. Хорошо ещё, что он на нашей стороне дрался, а то нипочём бы нам с ним не совладать… Оружие его не брало. Гоблинские дубины он хватал на лету и запросто в руке ломал. Отродья от него во все стороны разлетались, как былинки. Сущий демон! Видали вы такое когда-нибудь, господин? Я вам уже несколько лет служу, всякого повидал, но такое? Гоблины как только смекнули, что вблизи его не достать, поотстали, но погоню не бросили. Голодные видно были, как медведь в первый месяц весны… Мы улепётывали со всех ног, безымянный бежал с нами.
Дисс, подперев рукой подбородок, сурово смотрел на разведчика снизу вверх.
– Когда же он потерял сознание?
– Как раз собирался рассказать, – сказал Арджин и передёрнул плечами. – Мы несли раненых, поэтому не могли быстро передвигаться, и твари не отставали. В какой-то миг они снова осмелели и начали догонять. Я подумал – ну, придётся снова отбиваться, не бросать же раненых ребят! Только я собрался скомандовать защитное построение, глядь – а безымянный-то отстал! Стоит на коленях, а прямо на него ватага несётся. И так выходило, что гоблинам-то уже ближе стало до него, чем нам… Думаю – ну, теперь парню точно хана. А тот вдруг ка-а-ак колдонёт! Громыхнуло так, будто Голах небеса разъял. Землю тряхануло, а под отродьями она и вовсе вздыбилась, волной пошла. Большую часть тварей там и переломало. Пылища выше гор поднялась. Остатки гоблинов кинулись врассыпную. А безымянный рухнул без чувств. Мы его под руки и дёру из того места. С тех больше полсуток прошло, а он так и не очухался.
Старый Маг в задумчивости поскрёб небритый подбородок.
– Он ничего не говорил, пока был в трансе?
– Нет, вообще ничего. Я боялся, что помрёт – еле дышал, бедолага. Но сейчас вроде бы просто спит.
– Какие-то вещи при нём были?
– А, совсем забыл сказать. Он весь был в странных лохмотьях. Босой. И возле него нашли вот это, – разведчик извлёк из кармана куртки стеклянную сферу, в глубине которой ворочались мутные массы.
– Положи пока на стол, – сказал Дисс, внимательно разглядывая вещицу. – Принесите ему еды и подберите новую одежду. К комнате приставьте стражника. Как только услышите, что очнулся – сразу ко мне. Первым с ним говорить буду я. Можешь быть свободен.
– Слушаюсь!
Офицер щёлкнул каблуками и вышел, закрыв за собой дверь.
Дисс резким движением поднялся и подошёл к рабочему столу.
– Так, посмотрим, – пробормотал он, сплетая заклинание вокруг лежащего на столешнице артефакта.
Чародей сосредоточенно корпел над сферой несколько минут, вертел её так и сяк, менял плетения и силу их воздействия, но всё, чего он добился – приступ острого разочарования.
– Так и знал! – Дисс ударил кулаком по столу, от чего подпрыгнули все стоявшие на нём приборы. – Пустышка.
Старый Маг устало опустился в кресло и со вздохом закрыл глаза. Какое-то время он не шевелился, погружённый в раздумья, но потом кашлянул и, задумчиво потеребив брови, пробормотал:
– Что же за фрукт такой?
* * *
Дисс озадаченно глядел в магическое окно, за которым сидел на постели неизвестный человек. Он недавно проснулся и теперь с аппетитом уплетал то, что ему оставили на подносе рядом с кроватью. Свежую одежду, висящую на спинке стула, он даже не заметил – так и ел голышом, хотя Старый Маг знал, что в той комнате совсем не жарко.
Когда двумя сутками ранее во время обычной нормализации потоков заклинание разлетелось в клочья, а Дисса швырнуло и приложило о стену, он понял, что что-то не так. Не то, чтобы Мага никогда не швыряло во время магических ритуалов, но чтобы так внезапно – ни разу. Он начал искать причину и тут же нашёл её: всё из-за сильного возмущения Эфира, вызванного мощным точечным воздействием. Место этого самого воздействия обнаружилось в гуще Фолиатского леса, аж в дне пути от замка Дисса. Туда словно метеорит упал, только сквозь энергетическое пространство. Осталась внушительная такая дыра в нескольких эфирных слоях.
Прежде чем удивляться, Маг решил разобраться детальнее и накрыл всю ту область следящей магической сетью. Первое, что в неё попалось – чистейшая белая аура, оказавшаяся точно по центру аномалии. Сначала Дисс подумал, что в густом лесу оказался младенец, потому что только у него могла быть настолько девственная аура, без единого пятнышка. Потом сеть стала улавливать магические вспышки, и эту версию пришлось отмести. Младенцы так колдовать уж точно бы не смогли.
Тут-то странностей и накопилось достаточно, чтобы Дисс по-настоящему удивился. Чутьё подсказывало ему, что происходит что-то очень интересное, и что он во что бы то ни стало должен во всём этом поучаствовать. Поэтому он вызвал Арджина, вручил ему магический компас, который указывал на странную ауру, и велел привести её обладателя в замок – если получится. Он ожидал увидеть что угодно, хоть Яворова серафима во плоти, но только не такое.
На вид чудаку было лет двадцать пять-тридцать. Сложением он более всего напоминал пловца: широкие плечи, массивная грудная клетка, узкая талия и чуть более широкие бёдра. Рост выше среднего, но не великан – без пяди сажень. Да и силачом Дисс бы своего неожиданного гостя не назвал. Он был крепкий, узловатый, как дубовая ветвь, но не мускулистый. Гость сутулился; больше всего он смахивал на корабельного гребца, но, во-первых, на вёслах уже лет сто никто кроме озёрных рыбаков не ходил, а во-вторых ни характерных мозолей, ни следов от кнута на безымянном не было.
Дальше – удивительнее. Лицом незнакомец на аристократа не тянул, но и на деревенщину походил мало. Нос прямой, глаза посажены глубоко, высокий лоб, отчётливые скулы, ровный подбородок, переходящий в широкую челюсть – не красавчик, но глазу приятен. Было в его чертах нечто строгое, волевое. Такой комбинации отличительных особенностей среди известных народов Старый Маг припомнить так и не смог, из чего сделал вывод: либо это нераспознаваемая помесь нескольких рас, либо доселе неизвестная Диссу – а значит и всему Нириону – раса.
Этот человек был одной сплошной странностью. Как если взять всё, чего быть не может, и собрать в одном месте. Маг привык думать, что осведомлён лучше всех на свете и по любому вопросу, но на сей раз словно упёрся в глухую стену. Это одновременно бесило и завораживало. Дисс почти не сомневался, что безымянный нагрянул в Нирион из другого мира, но не мог выяснить ничего конкретного. Дыра в Эфире медленно затягивалась. Сфера, найденная при госте, по-прежнему ни на что не реагировала. Никаких магических следов тоже обнаружить не удалось, хотя Маг всё несколько раз тщательно прочесал заклинаниями. Этот парень просто… возник. И этим рушил любые догадки.
Поначалу Дисс собирался поговорить с гостем, но, понаблюдав за ним через магическое окно, передумал. Тот прикончил свой обед и начал ходить от стены к стене. К одежде так и не притронулся, зато завернулся в простыню – замёрз всё-таки. Подошёл к узкому стрельчатому окну, несколько раз дёрнул за решётку. Потом настала очередь стеллажа с книгами: безымянный сначала долго его осматривал, потом попытался на него залезть. Уронил. Всё, что стояло на полках, живописно разлетелось по полу, сам же парень успел на диво ловко отскочить в сторону. Какое-то время он разглядывал бардак, который учинил, а потом уселся сверху, как какой-то царь горы.
– Да ты же невменяем, – сказал Дисс в пустоту, и, подумав, добавил: – А ведь это многое объясняет.
…В тот же день он наведался в комнату к безымянному в расчёте понаблюдать за его реакциями.
Как только открылась дверь, парень вскочил и, по-прежнему кутаясь в простыню, ретировался в угол. Он дрожал и опасливо, но с интересом разглядывал заполнивших его комнату людей. Пока прислуга наводила порядок, Дисс осторожно приблизился к чудаку и сказал:
– Здравствуй. Я – Дисс.
В глазах безымянного не шевельнулось и тени понимания. Всё как говорил Арджин – полная пустота. Причём парень не то что не понимал язык, он словно даже саму речь не воспринимал как информацию.
Слуги закончили разгребать беспорядок и, косясь на «чудика», удалились. Горничная оставила на столике новую порцию еды, собрала сор и тоже ушла. В комнате остались только Маг и безымянный. Последний полукругом обошёл чародея и остановился возле открытой двери. Он с интересом смотрел в коридор, но пока не решался туда выйти.
«То ли он душевнобольной, – размышлял Дисс, наблюдая за «гостем», – то ли контуженный. В любом случае, не агрессивен, но на опасность реагирует резко. Дар у парня есть, но к магии он обращается инстинктивно, неумышленно. Гремучая смесь на ножках. Если бы был больной, то занервничал бы, оказавшись в незнакомом месте, да и поимке бы сопротивлялся. А вот – ходит, как ни в чём не бывало. Даже зрачки не расширены. Значит, скорее всего, контуженный. Интересно, чем его так приложило…»
Маг звонко свистнул, чтобы привлечь внимание, и «гость» тут же обернулся. Дисс поднял со стула рубаху с завязками, развернул, приложил к себе, будто примеряясь. Потом швырнул её безымянному. Тот поймал. Покрутил так и сяк, заглянул в рукава по очереди, и, наконец, надел. На левую сторону. Маг помотал головой, снял с себя рубаху и вывернул её. Безымянный незамедлительно проделал то же самое и снова надел её. Дисс покивал, взял остальную одежду и, вложив её в руки парня, вышел. Дверь оставил открытой.
«Точно контуженный, – констатировал Старый Маг, по пути напяливая рубаху. – Соображает, но туговато. Движения твёрдые, кое-какие простейшие ухватки даже проявляются. Физически здоров, как вол, а вот мозги-то ему поотшибло. Ну, ничего, должен быстро восстановиться. Интересный, интересный, интересный экземпляр».
* * *
В Квисленде никогда не было скучно. Главным образом потому, что он принадлежал Диссу – человеку с репутацией самого чудаковатого и самого свободолюбивого чародея на свете. Замок этот, как и близлежащие земли, ему никто не продавал, никто не жаловал. Маг просто пришёл и занял место, причём так давно, что никто из нынешних его подданных не смог бы сказать, когда именно это случилось. Старики рассказывали, что много лет назад, в начале века, в Квисленде был большой ремонт. Тогда рабочие нашли замурованный в стене обломок меча, странный-престранный. Только несколько лет спустя заезжий кузнец, умудрённый годами дока, опознал в проржавевшем обломке оружие западных варваров, которые в незапамятные времена ходили в эти земли набегами. А их со дня Великого Гнева – то есть почти три тысячелетия – никто и не видел.
Замок стоял в глухомани, вдали от трактов, поэтому жизнь в нём текла размеренно, но чтобы скучать – нет, народ не жаловался. С «их магичеством», как они называли Старого Мага, было не соскучиться. Раз в десятилетие обязательно происходило что-то из ряда вон, о чём очевидцы потом рассказывали до гробовой доски. Например, в 2864 году случился Большой Колодезный Потоп: когда посреди зимы из замкового колодца выстрелил поток воды и, вспенившись, в считанные минуты вынес за ворота всё, что мало весило или было плохо прибито. Лишь чудом никто не утонул; водища хлестала с полчаса и успела залить оба примыкающих к замку поля, пока Маг, наконец, не управился со стихией. Все пострадавшие тогда получили от него такую компенсацию, что бедствие разом превратилось в развесёлую байку, которую по сей день ежегодно припоминали в канун этого события.
Магии в Квисленде давно уже не боялись – привыкли, за столько-то поколений. Дисс, ни на день не прекращая своих магических изысканий, постоянно выкидывал что-нибудь новенькое. То вся зелень в округе вдруг становилась прозрачной, то любимая кобыла Арджина вдруг взмывала ввысь и, дико ржа и брыкаясь от ужаса, парила на привязи, как воздушный змей. Из западной башни однажды вылетел вихрящийся поток разноцветных искр, разбрызгался по небу и сверкал половину ночи. Приезжие и крестьяне из окрестных земель дичились «колдовства», пугались и старались поскорее убраться восвояси. Местные флегматично разглядывали очередной побочный эффект экспериментов «их магичества» и шли по своим делам. Даже если кто-то из жителей замка страдал от чародейства, они относились к этому философски и хозяина любить не переставали – знали, что он несправедливости не потерпит, даже если сам виноват.
Временами в гостях у Старого Мага объявлялись странные личности, всякие разные. Частенько они на Локуэле даже двух слов связать не могли – чужестранцы, что с них взять. Они приходили и уходили, и редко кто бывал в Квисленде дважды. Чужаков здесь не очень-то жаловали, но терпели – лишь бы гость не лез не в своё дело да не слишком задавался.
С новым постояльцем всё вышло с ног на голову иначе.
В день, когда он появился, Старый Маг всем наказал: пусть ходит, где захочет, но из замка не выпускать. Предупредил, мол, парню досталось, не судите строго. «А кто вздумает его задирать, – добавил он грознее, – того на месяц превращу в корову. В дойную. Не придётся за свежим молоком в деревню посылать!» Как и следовало ожидать, все всё сразу уяснили.
Поначалу приблуда ходил тихоней, ни с кем не разговаривал и никуда не лез. Сердобольная кухарка его даже жалеть начала, накормила самодельными сладостями. Но уже на следующее утро с кухни пропал злющий кантернский перец, а «сиротинушку» нашли в обнимку с чаном воды, покрасневшего и всего в соплях – рыдал как дитя, даром что головой в потолок упирается. Потом ткачиха пожаловалась: спрятался, окаянный, в куче холстины, да там и заснул. А когда она, ткачиха, ни о чём не подозревая, сидела и спокойно работала, вдруг вскочил, как ужаленный, и баба от страха чуть досрочно к Явору не отправилась. Вечером полил холодный весенний дождь, и безымянный до белого каления довёл служанку, которая мыла пол: слонялся из дома на улицу и обратно, грязными сапогами истоптал всё, что только можно было истоптать.
Слово «дурачок» прилипло к парню моментально, и ещё неделю все замковые никак иначе его не называли. Но строго, как и было велено, не судили. Да и дело ли это, над убогим издеваться? Такого пожалеть разве что.
Однако глупости со стороны гостя быстро сошли на нет. Через несколько дней он вдруг стал собраннее, будто даже серьёзнее. Спать возвращался в свою комнату, еду со стола больше не таскал, стал много времени проводить на крыше башни – и днём, и ночью. К концу недели он обратился в тень, которая немо бродила по замку и наблюдала за рутиной его жителей. Особенно чудак любил приходить в западное крыло, когда Арджин тренировал там своих молодцев. Разведчика это слегка нервировало, он даже раз предложил «зрителю» поучаствовать. Тот посмотрел на брошенный к его ногам деревянный меч, встал, развернулся и ушёл.
Простодушное лицо «дурачка» постепенно сменилось задумчивой миной. Он постоянно витал в облаках; мог остановиться хоть в дверном проёме и уставиться в пустоту, целиком уйдя в себя. Зато всё чаще на его лице стали появляться оттенки эмоций: озадаченность, печаль, раздражение – теперь на улыбку безымянный отвечал улыбкой, на ругань – холодным презрением, а при виде чужого несчастья явственно выказывал сочувствие. Никто толком и не заметил, как юродивый превратился в странноватого, но вполне здравомыслящего мужчину.
Была только одна проблема – он не говорил. Ни с кем, ни при каких обстоятельствах. За две декады с момента своего появления безымянный не произнёс ни слова, ни междометия. Когда к нему обращались, он так смотрел, что становилось понятно: он понимает сказанное, но не ответит. Обычно этот взгляд заставлял людей отворачиваться, иногда – огрызаться. Если же человек настаивал на разговоре, парень просто разворачивался и уходил. В других обстоятельствах это восприняли бы как хамство, но тут все помнили: парню ведь досталось. Так что зла не держали. Думали – вдруг он хочет сказать, да не может. Неужто не сказал бы, кабы мог?
Поэтому к концу третьей недели Дисс решил, что дал своему гостю достаточно времени, чтобы прийти в себя и пообвыкнуться. Настало время налаживать контакт.
* * *
Они сидели друг напротив друга. Дисс молча изучал безымянного. Безымянный в долгу не оставался. Он вообще максимально точно скопировал позу Старого Мага, и Дисс не был уверен, что парень сделал это умышленно. Уж скорее он рефлекторно мимикрировал, чтобы чувствовать себя комфортнее.
Комната выглядела чистой. При этом горничная сюда не заходила – безымянный сам поддерживал порядок. Книги на полках он переместил, прочтённые составил слева, непрочтённые – справа. Среди тех, что слева, Дисс разглядел «Сказания о великих», написанные на старом Локуэле, который уже даже знатоками словесности не использовался. На постели лежал том «Истории подгорного племени», целиком на Футарке. Закладка торчала ближе к задней корочке. В замке Футарком худо-бедно владел только сам Старый Маг, а вчерашний дурачок-то его откуда знает?
– Как тебе чтиво? – Дисс кивнул на книгу. – Её писали сами гномы. Стиль у них, конечно, дубовый, зато без излишеств.
Безымянный не ответил и даже не пошевелился. Он смотрел в глаза Магу смело, почти с вызовом, и Диссу это нравилось. Даже Арджин, фактически второй человек в замке, себе такого не позволял.
– Ты молчишь потому, что не можешь говорить, или потому что тебе нечего сказать? – спросил чародей вполголоса, будто размышляя вслух. – Ведь если не можешь, мы можем найти иной способ общения.
Снова молчание. Безымянный словно ждал чего-то или надеялся что-то разглядеть в поведении Мага, а разговоры – это вроде как что-то лишнее. Парень просто их игнорировал.
– Значит, можешь, – заключил Дисс и ухмыльнулся. – Тогда я велю больше не приносить тебе еду. Может быть тогда ты соблаговолишь прибегнуть к такому примитивному способу общения, как речь.
– Я смогу попросить еды, – сказал безымянный на чистом Локуэле. – Но это не значит, что я хочу с кем-то разговаривать.
– Оно говорящее! – всплеснул руками Маг. – Ты ведёшь себя некрасиво, приятель. Здесь принято пользоваться словами.
– А на мой взгляд это вы ведёте себя некрасиво, когда лезете ко мне с разговорами, – парировал безымянный. – Мне намного лучше без них.
Дисс склонил голову набок, размышляя. Скосил взгляд на руку собеседника: она вцепилась в подлокотник так, что побелели костяшки пальцев. Лицом безымянный по-прежнему владел, но что-то его сильно напрягало. Старый Маг допускал, что причиной может быть он сам, поэтому и старался вести именно беседу, а не допрос. Однако для беседы взаимного доверия явно недоставало. Так как же быть?
– Ты – мой гость, – сказал он наконец. – Спишь под моей крышей, ешь мою еду. Читаешь мои книги. В этом замке принято спрашивать, если что-то нужно и отвечать, если к тебе обращаются. Это вежливо и целесообразно. Поэтому ты будешь соблюдать здешние правила. А если нет, то выметайся хоть сейчас.
Во взгляде безымянного мелькнула растерянность, даже испуг, и Дисс понял, что угадал с тоном.
«Гость» вовсе не был хамом, как могло показаться. Напротив, он настолько замкнулся в себе, что даже поговорить с кем-то для него стало трудно. Да, морду кирпичом он делать научился – чтобы совсем уж не терять лицо – но на самом деле постоянное нахождения рядом с другими людьми для него само по себе было серьёзным испытанием. Потому и уходил от разговоров в буквальном и переносном смыслах. А сейчас бедолага понял, что деваться некуда, и потому говорил через силу.
Похоже, теперь он лихорадочно соображал, что ответить, потому что контроль над лицом потерял – желваки вздулись, брови сошлись, губы сжались. Того и гляди лопнет от натуги.
«Мда, – подумал Дисс, нахмурившись. – Тот ещё пациент».
– Я пошутил, – сказал он, миролюбиво разведя руками. – Никто тебя не выгонит, по крайней мере пока идёшь мне навстречу. Я хочу разобраться кто ты такой и откуда взялся. А без слов это будет та ещё задачка, сам понимаешь.
Безымянный немного расслабился и хмуро кивнул. Очевидно, оказаться на улице он хотел ещё меньше, чем разговаривать.
– Звать-то тебя как? – Дисс улыбнулся как можно дружелюбнее. – Сомневаюсь, что тебе нравится, когда тебя кличут «дурачком».
– Не нравится, – согласился гость. – Но имени я не помню. Вообще ничего не помню, – добавил он тише.
– А как Арджин тебя подобрал в лесу, помнишь?
– Смутно.
– А раньше?
– Какие-то обрывки.
– А язык гномов откуда знаешь?
Безымянный пожал плечами, мол, понятия не имею.
– Из тебя лишнего слова не выдавишь, – заметил Дисс.
Снова пожатие плечами. Безымянный нисколько не беспокоился о том, что повторяется.
Старый Маг встал, подошёл к окну.
– Кажется, я понимаю, что происходит, – сказал он.
Ответом ему была тишина. Как и ожидалось.
– Был на моей памяти случай, – начал чародей, демонстративно разглядывая разбитый за окном сад. – Уникальный в своём роде. В одну юную баронессу вселился злой дух, демон. Девочке было двенадцать лет. Обычный ребёнок – пухловатая, избалованная девчушка в льняном платьице. Одним прекрасным утром она пришла на сельское кладбище и осквернила две свежие могилы. Демон питался остаточными эманациями умерших… Крестьяне её, естественно, поймали. Привели к барону-отцу. Девочка билась и верещала так, что барон сам чуть не согласился её на костёр отправить от греха подальше. К счастью, ему хватило ума послать за церковниками, а по пути посыльному встретился твой покорный слуга. Я выгнал паразита, выяснил откуда взялся демон – сами по себе они крайне редко покидают Эфир. Оказалось, баронесса-бабка баловалась чернокнижием – скорее от скуки и глупости, чем интереса ради. Провела самый примитивный ритуал, которого хватило аккурат чтобы вызвать первого попавшегося демона, да так его и не увидела. Тот мигом нашёл самое приятное с его точки зрения тело и заселился туда… В общем, не суть. Девочку я спас, но она почти двое суток провела в утробе потусторонней сущности. Демон успел здорово её обглодать, если так можно сказать в отношении человеческой души. Такое не лечится. У бедняжки отшибло память о последних двух годах, она стала плохо переносить присутствие даже самых близких людей. За ней и раньше наблюдалось некое косноязычие, а после одержимости стала говорить совсем плохо. Начинала фразу, слышала себя со стороны и замолкала – стыдилась. Её, разумеется, окружили заботой. Мать шила новые платьица одно за другим, отец приводил нового лекаря чуть ли не каждую неделю. Наверное, домашние пытались таким образом исправить свой недогляд. Заботы стало столько, что на пятерых хватило бы.
Старый Маг замолчал, сделав вид, что задумался. Он знал: безымянному намного проще говорить, когда на него не смотрят или вообще не обращают внимания. Поэтому Дисс ждал.
– И что было дальше? – спросил чужак, не выдержав.
Чародей мысленно поздравил себя с верной тактикой и ответил:
– Девочка совсем перестала говорить. К четырнадцати годам она уже не покидала свою комнату, а в семнадцать умерла. «От душевной болезни», что значит – умственно истощилась. Её родители допустили две ошибки. Сначала они слишком старались исправить внешние изъяны девочки, а потому совсем забыли про внутренние. Буквально задушили «заботой» и утратили доверие своего чада. А потом, когда поняли, что сделали только хуже, решили доченьке во всём потакать. А ей уже ничего не хотелось. Она действительность-то почти не осознавала. Поэтому и сошла с ума.
