Три минуты молчания. Снегирь

Природа, создавая нас двуногими, не учла, что мы еще будем моряками.

Счастье у человека на чем держится? На трех китах — работа, кореши, женщина.

Непростая, но очень правдивая книга, расставляющая все точки над "i" для тех, кто ещё считает профессию моряка романтичной.

Ну да, наверное во время предзакатного штиля романтика ещё есть. Но когда палуба твоего корабля периодически встаёт вертикально во время десятибаллового шторма, когда ты как каторжник выбираешь сети и перекидываешь рыбу, когда в конце концов ты по полгода в море без женщины - это романтично? Ха!

Хорошо бы, все хоть день в чужой шкуре побыли, никто б никому не завидовал.

Владимову за этот роман крепко досталось, о чём он сам пишет в предисловие к полной версии своей книге. Обширная наша пресса, от столицы до окраин, немедля запестрела традиционными заголовками: "В кривом зеркале", "Ложным курсом", "Сквозь темные очки", "Мели и рифы мысли", "Разве они такие, мурманские рыбаки?", "Такая книга не нужна!", "Кого спасаете, Владимов?" и т. п.

А чего, собственно там не так? А там настоящее лицо морского рыбака. Там про их непростые отношения с женщинами. Там про их бытовые неудобства. Про конфликты на пароходе тоже. Про то, что в каждой команде дураков навалом, из-за которых то одно, то другое не клеится.

Ведь тут ничего не попишешь, если не понравились двое друг другу на пароходе. Не из-за бочки, конечно, а просто рылами не сошлись. В море и те, кто нравится, в конце концов надоедают. А тут мы рейс начинаем врагами и врагами, конечно, разойдемся.

Но клеится - не клеится, а план извольте выполнить, сукины дети. Селёдкой и треской страну советов обеспечьте, мать вашу. Они, кстати, обеспечивают (а по традиции той эпохи ещё и повышенные обязательства на себя берут). А рыбка лучше всего в шторм ловится. А моря-то северные. Так что если кто селёдку любит, пусть знает на всякий случай, что не одними только насморками она оборачивается на вашем столе (про матросский насморк, кстати, в книге не слова, там пожёстче есть эпизоды).

Все помалкивали да одевались. Что им ответишь? Перед каждым рейсом мы эти обязательства подписываем, а и в девять, бывает, работаем. Кандею не варить можно после шести, только сухим пайком выдавать, а варит. Да и никто их, эти бумажки, не вспоминает в море, иначе и плана не наберешь. Рыба-то их не подписывает, а знай себе ловится в шторм, и еще как. И подумать, тоже она права: этак у нас не работа будет, а малина. А надо — чтоб каторга.

В общем, это реализм, братцы-товарищи, причём ещё вполне благополучный реализм, поскольку команда на пароходе вполне себе нормальная. Не каждый сам по себе, а всё-таки в целом друг за друга (в особенности это видно, когда пароход несёт на скалы). Даже представить не могу, чего было бы написано про плавание на таком судне, где человек человеку волк. И она сильно развенчивает образ славного моряка-рыбака, который с улыбкой на лице добывает нам морепродукты, и за это имеет оч-чень серьёзную зарплату. Про зарплату автор не опровергает, она там действительно серьёзная. Но именно потому, что эти деньги достаются едва ли не кровавым потом, рыбаки не особо их и ценят, тратя на выпивку, баб, и на всякую ерунду.

Удивительно — каким горбом, какими мозолями мы эти деньги зашибаем и как стараемся побыстрее размотать!

Повествование держит читателя в особом напряжении начиная с середины книги, когда на пароход валятся неприятности - сначала корпус помяли, потом в море в шторм ушли несвоевременно, потом буря несёт на скалы, а рядом терпящее бедствие шотландское судно. Одни мирятся с мыслью о смерти, другие стараются выжить. А главный герой Сеня Шалай никак не может разобраться в своих чувствах между Люлей и Клавкой. Разобраться он не может потому, что у него давно сердце холодное. К тому же Лиля - настоящая серая мышь, а Клавка его обидеть успела.

*****************

Есть в море такое правило - дважды в час на три минуты прекращать любые разговоры в эфире, чтобы слушать, не подаёт ли кто сигнал бедствия SOS. Рассуждая в финале о своей судьбе, Сеня Шалай проводит очень интересное наблюдение:

Какие ж бедствия нам нужны, чтоб мы опомнились, свои своих узнали! А ведь мы хорошие люди, вот что надо понять; не хотелось бы думать, что мы — никакие. А возим на себе сволочей, а тех, кто нас глупее, слушаемся, как бараны, а друг друга мучаем зря… И так оно и будет — пока не научимся о ближнем своем думать. Да не то думать, как бы он вперед тебя не успел, как бы его обставить, — нет, этим-то мы — никто! — не спасемся. И жизнь сама собой не поправится. Вот было б у нас, у каждого, хоть по три минуты на дню помолчать, послушать, не бедствует ли кто, потому что это ты бедствуешь! как все «маркони» слушают море, как мы о каких-то дальних тревожимся, на той стороне Земли… Или все это — бесполезные мечтания? Но разве это так много — всего три минуты! А ведь понемножку и делаешься человеком…

И в самом деле, может быть нам иногда по три минуты слушать себя, чтобы себя же и услышать?

Попал на флот в Мурмансельдь спустя несколько лет после написания этой книги. Трижды при мне за три года менялось название "Конторы". Мало что поменялось за этот десяток лет как в береговой жизни так и в морской. Эти несколько лет самые эмоциональные и памятные в моей жизни. Испытал все, о чем написал автор, кроме самой кульминации. Однако в схожей ситуации был дважды. Слава богу, все закончилось благополучно. Однажды, во время сильного шторма, отказал главный двигатель и нас сорвало с якорей так, что два буксира-спасателя, которые пришли после посланного в эфир сигнала бедствия, держали нас швартовыми через клюзы и штормовали от удара о камни Новой земли до той поры, пока машинная команда во главе с дедом не разберется и не устранит поломки двигателя и не поставит судно на собственный ход. На БМРТ 370 " Невьянск" случилась аммиачная тревога. Произошла резкая утечка аммиака из морозильных камер и вся команда с закрытыми от слез глазами рвалась из кубриков и кают, не разбирая дороги,хватая и поднимая по трапам тех, кто терял сознание и уже просто полз на полубак, что бы только дышать. Крысы, которых на судах часто бывает в избытке, и с этим ничего невозможно поделать, бежали первыми, падали на головы моряков, прыгали в море через шпигаты в рыбцехе. Все спасались как могли. Стояли на полубаке в шторм и снежный заряд в том из одежды , в чем выскочили из кают, что бы глотнуть воздух. А двое "рогатых" в КИПах, как космонавты в скафандрах, шли и устраняли эти утечки. Прочитав книгу прочувствовал этот отрезок жизни опять, во всех прелестях специфики морской жизни. Сам бичевал между рейсами и не понаслышке знаю что это такое. Читая некоторые эпизоды вздрагивал, узнавая в них самого себя. С гнетущей тоской вспоминаю такие моменты из своей жизни, а сейчас сам себе не могу поверить, что это был Я. Наверное именно там я начал понимать самого себя. Жизнь и быт в море ( в рейсе) описана так же правдиво для команды на СРТ. Автор книги описывает СРТ 815 "Скакун" (такого судна я не припомню, скорее всего имя вымышленное), я ходил на СРТ 806 "Баксан" в последний рейс перед списанием судна с флота. Минуло 40 лет, а я опять почувствовал себя мотылем первого класса в машине, и бичем на берегу. Незабываемый калорит. Где такое можно еще испытать, если не в рыбаках того далекого времени. Спасибо автору за книгу и те эмоции , которые он во мне всколыхнул в воспоминаниях. Много прошло лет с той поры, но иногда мне снится сон, что я нахожусь на берегу в состоянии полной безысходности и снова ухожу (сбегаю) в рейс говоря себе, что это уж точно в последний раз. Ухожу туда, где ничего не гнетет, туда, где чистота, где тяжело физически, но все просто и понятно и поэтому мне там легко. Совершенно очевидно почему книга в СССР была запрещена цензурой. Такая правда дискредетировала Советский строй, разрушала иллюзии благополучия, наводила читателя на размышления о сравнении с моряками, траулерами ,условиями работы и уровнем жизни других моряков Шотландцев, лицемерием берегового комсостава. Но мы, те кто ходил в море, тогда об этом мало думали. Работали и всё. Уходили в рейс и возвращались обратно. Огромный был Флот. Всем хватало всего. Все знали, что будет завтра и потом. Так мы тогда думали, так оно и было.

Если поделить эту книгу на условные три части, то можно будет увидеть, как менялись впечатления по ходу чтения.

Начало. "На берегу". Реакция негативная, вызванная, прежде всего, идиотизмом в действиях главного героя и тем, к чему они приводят. Герой отдает себя в руки мошенников, прекрасная осознавая их подлую натуру, напивается вусмерть, и вообще проявляет себя человеком непонятного аморфного склада. Старт не задался. С опаской представляешь, как все это будет развиваться дальше в сопровождении вызывающего неприязнь героя. Однако, напоминаешь себе, что еще слишком рано делать какие-либо выводы, и не такое видали...

Середина. "В море". Веселее, да и героя уже терпишь вполне сносно. Однако, большую часть прочитанного воспринимаешь чисто интуитивно. Изобилие моряцкого сленга, профессиональные термины и понятия при отсутствии сносок прекрасно воссоздают обстановку, царящую на рыболовном судне, но не очень-то помогают влиться в нее. Чувствуешь себя салагой, впервые попавшим на борт в компанию просоленных, бывалых дядек. Хлопаешь глазами, но в какой-то момент осознаешь, что уже понимаешь, что к чему. Учишься на практике прямо-таки.

Завершающая часть. "То, ради чего писалась книга". Эпизоды с китенком, со спасением потерпевших крушение знаменуют новую вспышку неподдельного интереса. Финал – несомненная кульминация того, к чему подбирался автор всю книгу. Цена молчания равна цене нескольких верных слов, сказанных в нужный момент. Человек живет в мире, оглушенном базарной крикливостью лозунгов, нелепицей напыщенного пустословия, в которое не верит и сам говорящий. Среди брехни и шумовых помех невероятно важным становится помолчать и услышать ближнего. Или… самого себя.

В послесловии Георгий Владимов приводит письмо Солженицына, в котором Александр Исаевич делится своим опытом прочтения этой книги. Мой опыт схож и в то же время прямо противоположен. Если Солженицыну понравилось начало книги, а морской колорит с "солёными брызгами и такелажем" не пленил его вовсе, и писатель сильно задел Владимова своим заявлением, что не одолел книгу. "Многа букаф". Я же через силу читала первые десятки страниц, где герой бичует на берегу, пьёт, тратит деньги, морально разлагается (такая любимая русскими писателями тоскливая бренность и бесцельность с поиском лучшей участи). Но именно морская часть оказалась очень достойной. Автор сам плавал на СРТ и подробно описал быт и настроения на траулере.

Как и любая книга Владимова, "Три минуты молчания" хорошо написана, поэтому читателю предоставлена прекрасная возможность познакомиться с далёким от него явлением (хоть я и жила в Мурманской области и бывала в Мурманске, даже на экскурсии на атомоходе "Ленин", но это было лишь внешнее прикосновение и довольно поверхностное). Как и в любой хорошей книге, антураж - это не самое главное. Здесь поднимутся и темы коммуникации (в замкнутом пространстве проявляются особенно ярко), свободы (кто, как не моряки, могли хоть ненадолго вырваться и заглянуть за "железный занавес" Советского Союза, ведь по морю границу не прочертишь!), а также обычных человеческих стремлений, желаний, умении воплотить их в реальной жизни.

Сколько раз герои говорят: "Оно нам надо? Вот зайдём в порт - и никогда в море! В шофера, в радисты, в авиацию, в сварщики, только никакой рыбы!.." И снова уходят в плаванье. Будет интересно и поведение людей в критической ситуации. Владимов задаёт нетривиальные вопросы: почему человеку сложно мобилизоваться на спасение собственной жизни, но, даже и погибая, он находит в себе силы на спасение чужой?

Романтика моря в книге представлена во всей красе. Это не то море, что видится в порту, серое, блеклое, чужое. Оно красочное: и зелёное, и синее, и молочно-голубое. Мир обновляется, расцветает. Как и настроение. И люди там не те. Вернее, часто те же самые, но они преображаются, раскрываются и видны как на ладони. К слову, похоже себя люди ведут и в горах. Видимо, сама атмосфера оторванности от людей, как и от живой природы сказывается. Чайки, киты, тюлени - редкие гости, скрашивающие одиночество в море. В горах - туры, козлы, птицы. С людьми-человеками связь по радио.

Книга, кстати, написана не только в тонах "суровых будней", здесь много юмора, слог очень хороший. Автор весело обыгрывает бытовые моменты, вот, к примеру:

Работы - одному минут на двадцать, хотя бы и в шторм. Но мы-то вдевятером пришли! Это значит, на час, не меньше.

Пользуясь возможностью, немного пополемизирую с Солженицыным. Я большая поклонница писателя, он - истинный художник слова, хотя ему зачастую сейчас достаётся за псевдоисторичность произведений (читатели забывают, что читали художественную литературу, а не документальную), но именно это пресловутое письмо, упомянутое мною вначале, меня тоже задело, даже обидело. Солженицын, увы, проявил какую-то вопиющую невежественность и даже глупость, говоря, что

Будущее (и прошлое, и настоящее) России - на суше. Рыболовный дальний флот - аппендикс, уродство из-за погубленных рек и озер. Морская тема не может, по-моему, сказаться ни на общественном, ни на нравственном, ни на эстетическом развитии России - или во всяком случае вырастет не сейчас, а когда мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО будем заселять сибирское побережье. Морская тема боковой переулок, и именно потому я не в силах в него свернуть.

На что-то указал и сам Владимов, например, спросив, а как же "ногою твердой стать при море"? Море, конечно, у нас не играло той роли, что в Империи Британской, но уж точно не было "боковым переулком". Строительство флота при Петре, многочисленные войны со Швецией и Турцией за господство в Балтийском и Чёрном морях определяли ход нашей истории, Русско-Японская война в Тихом Океане - послужила толчком к Первой Русской Революции. Даже сейчас у нас четыре флота - Северный, Балтийский, Тихоокеанский и Черноморский, и какое количество людей празднуют день Военно-Морского Флота! Не меньше, чем день ВДВ. Тема моря как связи с остальным миром выявил даже Шаламов в "Колымских рассказах", подчеркнув роль морской навигации для связи "материка" и Колымы.

А уж говорить про "заселение Сибирского побережья"... Наверно, не зря на этом побережье до сих пор проживают, в основном, представители малых народов, просто стоит знать географию и понимать, что НИКОГДА оно не будет заселено, как та же Европейская часть России. Но незаселённое сибирское побережье - огромное по территории - вовсе не говорит, что морская тема второстепенна. Это как говорить, что в России города Восточно-Европейской равнины являются второстепенными при определении политики страны, если большая часть Сибири и Дальнего Востока не заселена, а вот когда она будет заселена и т.д. и т. д. Как-то бредово и нелогично. И к чему здесь реки, тоже неясно. Будто бы, если бы к рекам мы относились бережнее, то не стали бы использовать возможность полакомиться вкусной морской рыбой, оставляя её одним иностранцам?

Я уж не говорю о пренебрежении к рыбакам. Так и хочется спросить, не писалось ли сие письмо под рыбочку: селёдочку под маслицем и с сольцой! И вообще, как часто сам автор не гнушался "дарами моря"? Вот эдакое пренебрежение к Северу я ощущала ещё в своём детстве. Вроде как и не говорили о нас особо, и книги писались только краеведческие своими местными писателями, и мы вроде как и не Россия: от культуры оторваны; золотые пашни, реки, крестьянские избы - этого всего на Севере нет, с этим только по книгам и знакомишься. Но и культура поморов и саамов, которую мы изучали, тоже была не нашей (саамку я только один раз и видела в качестве почётной гостьи на каком-то мероприятии).

Вот, оказывается, как: Солженицын, как и многие деятели НЕ только искусств, определяет, что важно, а что - нет. Что не важны регионы, которые отдалённые. Деревня не важна, а город. Не море, а суша (то-то мы за это море почему-то до сих пор цепляемся - не оторвать!) Эта профессия не важна, а та - очень даже. А чем "уродующийся, как карла" рыбак хуже заводского рабочего? И почему писать о нём не стоит, он же "не Россия"? Да вся наша культура какая-то преимущественно Европейская. Может, поэтому так я люблю читать Астафьева (он о Сибири пишет).

Морская тема может быть чужой для Солженицына, но писатель обязан видеть разницу между антуражем и поднимаемыми проблемами. Если эта книга была бы только о рыбаках, то одним рыбакам и морякам она и была бы интересна. Однако это не так.

Разные существуют книги о море и о моряках. Большущую книжную полку займут томики с разного рода морскими приключениями в исполнении Сабатини, Дефо, Купера и других мастеров пиратско-романтических морских баллад. На другой полке мужественно сомкнут свои ряды томики Мелвилла и Джека Лондона, Стивенсона, Конрада и других певцов романтико-героической морской линии. На третьей полке горделиво и вместе с тем скромно встанут книги-автобиографии и книги-мемуары, написанные настоящими морскими волками — ледовым капитаном Бадигиным, адмиралом флота Советского Союза Кузнецовым, и к ним присоединятся книги Виктора Конецкого и Леонида Соболева, Пикуля, Александра Зонина, Станюковича и Новикова-Прибоя... На отдельной полочке займут свои места книги писателей-фантастов Жюль Верна, Сергея Жемайтиса и того же Мьевиля, Еремея Парнова, Герберта Уэлса и Артура Кларка... Многочисленные военно-морские мемуары и сборники займут своё собственное место на нашей виртуальной книжной полке, и отдельную полку нужно выстраивать для морских книг для юношества ("Золотые нашивки", Если звёзды зажигают" и прочих). Список и перечень и книг и авторов можно продолжать и продолжать (нельзя ведь не вспомнить Тура Хейердала или Мишеля Турнье, Хемингуэя или Сенкевича)...

Но вот для этой книги я бы выделил своё собственное, особое и отдельное место. Потому что такой настоящести и реалистичной открытой правдивости книг я не встречал. Ибо автор совсем не романтизирует ни море, ни моряков. Перед нами встают обыкновенные, простые донельзя и ни на гран "не причёсанные" искусной литературной рукой мастера-писателя люди — обыкновенные бичи советского сельдевого траулерно-сейнерного флота образца пятидесятых-шестидесятых годов. Встают такими, какими они были — одетыми в фуфайки и рыбацкие робы, опухшие с похмелья и обуреваемые самыми простыми человеческими желаниями и слабостями, разгульно проматывающими свои тяжким трудом заработанные "тыщи", и в острых аварийных и почти безнадёжных ситуациях ведущих себя совершенно по-разному, но практически никогда не произносящими ни лозунгов, ни вообще красивых или трескуче-громких слов и фраз, а стиснув зубы и превозмогая самих себя и стихию продолжающими делать своё морское Дело, свою морскую Работу.

Это настоящая Маринистика, и это — настоящие Моряки! Понятное дело, что такого рода открытая и неприглаженная правда была совершенно неугодна ни Партии, ни Правительству, и потому книга была встречена жесточайшей критикой и нападками и на автора, и на редактора "Нового мира" Твардовского... впрочем, об этом тоже вы прочтёте в авторском предисловии к этой книге — Книге с заглавной буквы. Приятного чтения!