Czytaj książkę: «Крылатый штрафбат. Пылающие небеса (сборник)»

Помни войну, пусть далека она и туманна.

Годы идут, командиры уходят в запас.

Помни войну! Это, право же, вовсе не странно —

Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.

Юрий Визбор «Помни войну!»

Штрафная эскадрилья. В пылающем небе Сталинграда

Пролог
Сверхчеловек?

Массивный и неуклюжий силуэт русского бомбардировщика легко вписался в концентрические круги прицела «Реви». Кормовые стрелки открыли огонь, но он даже не обратил на них внимания. Широкий хвост четырехмоторного бомбардировщика с большой красной звездой перечеркнула прицельная сетка. Огонь! Палец плавно жмет гашетку, и четыре огненные трассы вспарывают воздух, разрывая фанеру и полотно хвостового оперения русского.

Ручку управления – на себя. «Мессершмитт-109E» взмывает над поверженным гигантом и левым разворотом выходит из атаки. Краснозвездный четырехмоторный колосс, распоротый пулеметно-пушечным огнем немецкого истребителя, медленно валится на лес, пятная июньское небо черными кляксами дыма. Еще один сбитый русский, четвертый за эту вторую летнюю кампанию на Восточном фронте и девятый в списках побед молодого лейтенанта Люфтваффе Курта Витте.

Но это было еще не все, начиналось самое интересное: лейтенант Курт Витте закладывает неглубокий вираж, наблюдая, как из беспомощно падающего русского бомбардировщика горохом сыплются вниз маленькие фигурки. Вот над ними распускаются белые купола парашютов, с высоты похожие на коробочки хлопка. Они отчетливо видны на фоне темного леса, дороги. Ручку от себя – немецкий истребитель плавно опускает нос, и Курт Витте плавно жмет на гашетку. Светящиеся пулеметные трассы прошивают эти белые коробочки хлопка, и те гаснут, сдуваясь. Забавное зрелище. Для молодого немецкого летчика это не просто развлечение, но еще и проверка глазомера. И как всегда, Курт удовлетворенно улыбается – глазомер не подвел.

До начала русской кампании лейтенант Витте успел повоевать в Дании и Голландии, Франции и Польше, сбивал «Гладиаторы» и «Девуатины», «Харрикейны» и «Буффало». Воздушный бой был для него упоением, а сам полет был чем-то божественным.

Курт родился в семье сельского учителя и узнал голод и унижение Веймарской республики, когда поставленная на колени Германия была вынуждена выполнять унизительные условия Версальского мирного договора. Но когда к власти пришел Адольф, все переменилось.

Он, простой сельский парнишка, благодаря «Гитлерюгенду» научился летать на планере, прыгать с парашютом и в конце концов попал в элитные истребительные части молодых, возрожденных Люфтваффе. Его кумирами были асы Первой мировой – Манфред фон Рихтгофен, Эрнст Удет, Макс Иммельман. Он просто боготворил Германа Геринга, щеголеватого Адольфа Галланда, талантливого Ханса Иохима Марсейля.

Пилоты Люфтваффе, а в особенности летчики-истребители, были элитой, сверхлюдьми. Молодые, подтянутые, с хищной плавностью и стремительностью движений, они напоминали молодых львов, только и ждущих удобного случая, чтобы испытать свои силы, вцепиться добыче в глотку, исполосовать ее клыками и когтями…

Да, они были сверхчеловеками, испытывая презрение к изнеженным «лягушатникам», микроскопическим народцам Восточной Европы и диким азиатам Сталина. Высшая раса решила положить к своим ногам весь мир, установив Новый Мировой Порядок, где «унтерменшен» будут служить и повиноваться своим высокородным хозяевам. А как же иначе?

Курт Витте сбивал уступающие его великолепному «Мессершмитту» самолеты противника, расстреливал на бреющем скопления вражеских войск, не особо задумываясь о тех людях, в жизни которых он ставил точку росчерком трассера. Точнее, ему было все равно. Он упивался мощью своего самолета, собственной молодостью и правом вершить судьбы других, словно древний бог войны Тюр¹.

Так было и на Восточном фронте. В первые месяцы войны летом 1941 года это вообще было похоже на утиную охоту. Кургузые истребители-бипланы не представляли особой опасности, новых истребителей у русских было очень мало, Курт видел их очень мало, и пока пополнить список побед современным русским «яком» возможности не представлялось.

Но русские удержались. Ценой огромных потерь они остановили наступление немецкой армии у ворот Москвы. Однако новое летнее наступление Вермахта на Сталинград летом 1942 года вновь заставило «Иванов» отступить к городу, названному в честь их вождя.

И снова – упорные воздушные бои с окрепшим и набравшимся опыта противником приятно щекотали нервы молодого аса «ягдгешвадера» Люфтваффе.

Но любимым занятием обер-лейтенанта было гонять на малой высоте вместе с ведомым, обер-фельдфебелем Хансом Рамке, и поливать смертоносными очередями скопления русских на дорогах. Вереницы беженцев брели по дорогам или просто по выжженной солнцем степи к Волге. Зенитной артиллерии у русских было не много, и концентрировалась она в основном вокруг крупных городов. Так что поливать пулеметным огнем несчастных беженцев ему никто не мешал.

Свалив русский бомбардировщик, Курт набрал высоту и огляделся, выбирая себе достойную цель. Сегодня он решил «поохотиться» в одиночку. Чуть ниже на фоне деревьев промелькнул обтекаемый темно-зеленый силуэт русского истребителя. Отлично! Вот и представилась возможность пополнить список побед. Это была хорошая цель.

Курт со снижением стал догонять русский истребитель, заходя ему в хвост. Азиат демонстрировал полнейшую беспечность, и сейчас он будет за это наказан. Даже как-то неинтересно… Дистанция до цели сократилась, и Курт приготовился уже открыть огонь.

Но случилось невероятное – за мгновение до того, как Курт собирался нажать на гашетку, русский истребитель вдруг выполнил резкий боевой разворот с большой перегрузкой. Более тяжелый «мессер», обладая к тому же и более высокой скоростью, проскочил мимо. Оказывается, русский заметил смертельную угрозу у себя за хвостом, но до последнего тянул с маневром, точно просчитав тактику воздушного боя. Курт Витте удивился смелости и железной выдержке русского летчика-истребителя. Ну а потом удивляться стало некогда. Шкуру бы свою спасти…

Завертелся бой на виражах. Теперь уже краснозвездный «як» пошел в атаку. Bf-109E уступал ему в горизонтальном маневре, вираж у русского истребителя был быстрее и с меньшим радиусом, чем у «Мессершмитта-109». Як-1 все же зашел в хвост немцу. Курт Витте попытался уйти от русского переворотом через крыло и пикированием, надеясь на большую скорость своего «Эмиля». Ручку управления в сторону и на себя, перевернувшись через крыло, «Мессершмитт-109» подтянул нос и понесся к земле. Лес внизу уже откровенно бил по глазам, Курт Витте потянул ручку управления на себя, выводя истребитель из пикирования. Нос «Эмиля» пошел вверх, на тело привычно навалилась перегрузка. Фу-у! Mein Gott!² Немецкий истребитель уходил вверх, прочь от земли.

Внизу промелькнула дорога, запруженная беженцами и отступающими солдатами Красной армии.

И в тот же момент над кабиной «Мессершмитта-109» пронеслись трассирующие молнии пулеметно-пушечного огня. Трассеры прошивали пространство справа и слева от самолета. Повернув голову, Курт увидел, как 20-миллиметровый осколочно-фугасный снаряд продырявил левую плоскость его истребителя. По фюзеляжу Bf-109E пронеслась барабанная дробь пулевых попаданий. Двигатель «Мессершмитта» зачихал, по фюзеляжу снова пробежала дрожь. Мотор захлебнулся окончательно. В кабине появился запах гари, из-под капота выплеснулись жадные языки пламени. Самолет окутался дымом. Курта обдала ледяная волна ужаса – пожар в воздухе! Он горит!

Хвост истребителя разлетелся вдребезги от разрыва снаряда. Курта Витте с силой швырнуло вперед, небо и земля завертелись в бешеной круговерти штопора.

Русский истребитель оказался опытным летчиком. Он не стал преследовать «мессер» на пикировании, в заведомо проигрышной для себя ситуации. Вместо этого летчик краснозвездного «яка» предпочел подождать, пока немец выйдет из пикирования и начнет набирать высоту, теряя, соответственно, скорость. Потом – молниеносная атака: сближение с задней полусферы и огонь из пушки и пулеметов наверняка.

Все это Курт осознал за какие-то доли секунды. Инстинктивно он рванул рычаг аварийного сброса фонаря кабины. Хлопнул по замку привязных ремней и выпал из кабины объятого пламенем Bf-109E.

Кувыркаясь в воздушном потоке, он рванул за вытяжное кольцо парашюта, услышал хлопок спасительного купола и ощутил сильный рывок. Перед глазами мелькнула зелень травы, толчок, удар, и мир пред глазами пилота погас.

Очнулся Курт от резкой боли. Чьи-то сильные руки расстегнули замки подвесной системы парашюта, предусмотрительно вытащили «парабеллум» из кобуры и бросили летчика на влажную от росы траву. Курт открыл глаза: его окружили четверо русских, он понял это по их форме. Трое направили на него свои винтовки-трехлинейки, а четвертый, закинув за спину трофейный MP-40, потянулся к летчику. Курт вскочил и что есть силы ударил русского с автоматом кулаком в лицо.

– Не прикасайся ко мне, грязная русская скотина!

Русский отшатнулся, а Курт получил прикладом между лопаток и покатился по траве.

– Ах, вот, значит, как… – сказал русский, вытирая кровь с лица. – Получи!

Минут пять красноармейцы били Курта ногами. Потом рывком поставили его на ноги и заломили руки. Теперь немецкий пилот имел весьма плачевный вид, но спеси своей не растерял. Зло поглядев на русского с винтовкой, он сплюнул кровавую слюну ему под ноги.

– Русская свинья! Недочеловек!

– У-у, вражина! Еще и лается, немчура поганая! Топай-топай, гнида, а то прямо тут шлепну. Куда его, товарищ сержант? – спросил совсем еще молодой паренек с винтовкой у красноармейца с трофейным автоматом и двумя треугольниками в петлицах.

– Пошли своих догоним, а заодно и этого субчика в штаб сдадим, там решат, что с ним делать, – ответил сержант, поправив ремень автомата. – Петренко, планшетку его не забудь!

– Есть, товарищ сержант!

Курт шел за телегой под конвоем все тех же красноармейцев. На телеге ехала молодая мать с ребенком и еще несколько женщин с детьми. Правил телегой дед, изредка хлопая вожжами тощую лошаденку. Они двигались на восток по разбитой дороге в плотном потоке беженцев. Люди шли, тащили свой нехитрый скарб, несколько подвод были забиты стариками, женщинами и детьми. Лица людей были угрюмы, взгляд – отрешенным, лишь иногда их глаза вспыхивали огнем ярости, когда останавливались на ненавистной форме немецкого пилота. У Курта мурашки бежали от этих взглядов. Хотелось пить, над дорогой постоянно стояла завеса пыли. Пыль скрипела на зубах, забивалась под одежду, стекала грязными струйками пота. Ноги казались пудовыми.

Рядом с дорогой по полю прогрохотало на запад несколько танков, проехали, переваливаясь на колдобинах, две «полуторки».

Люди шли молча, изредка тихо переговаривались друг с другом. Еще вчера у них был свой дом, семья, работа. А теперь война согнала их с насиженных мест, отняла близких, громом взрывов и воем авиабомб ворвалась в тихую и размеренную жизнь. Но страшнее всего было постоянное присутствие смерти. Она незримо витала среди живых. Они шли как приговоренные на казнь. Лишь малыш на руках у матери что-то агукал и улыбался, не понимая, что происходит.

Внезапно в шум и разноголосицу запрудивших дорогу людей вплелся новый звук. Дребезжащий вой нарастал, превращаясь в рев, идущий с неба. Секундное замешательство сменилось дикой паникой, когда люди наконец поняли, чем грозит им этот пришедший с неба звук.

Смерть, витавшая между людьми, обрела плоть в виде крылатых теней, пикировавших сейчас на колонну беззащитных беженцев. Люди разбегались, прятались по обочинам дороги, падали прямо в пыль, закрывая голову руками.

Курт резко обернулся, на его лице появилось выражение радости – это были свои. На бреющем полете шли два «Мессершмитта-109E». Теперь они покажут этим недочеловекам…

Внезапно выражение радости на лице Курта сменилось на дикую гримасу страха. Ведь они будут стрелять по нему!

Расширенные от ужаса зрачки впились в двух идущих ниже верхушек деревьев истребителей с черными крестами на крыльях. Время будто растянулось. Как в замедленной киносъемке, Курт увидел язычки пламени, пляшущие на плоскостях «Эмилей». По людям на дороге хлестнули искристые плети пулеметно-пушечного огня. Кто-то пытался спрятаться, кто-то бежал, истошно крича. Красноармейцы вразнобой палили из своих винтовок. А Курт стоял на дороге, не в силах пошевельнуться. Ужас сковал его. Он видел, как побежали к нему пыльные султанчики взрывов и как разлетелся окровавленными ошметками плоти оказавшийся у них на пути человек. А пыльные султаны стремительно ползли к нему, словно разъяренные змеи… Внезапно что-то толкнуло его в бок, и Курт потерял сознание.

Очнувшись, он увидел страшную картину. На дороге вповалку лежали люди. Мертвые и умирающие. Тоскливо ржала раненая лошадь, чадно горели вещи на телеге. Повернув голову, он встретился с остекленевшим взглядом молодой матери. Окровавленными руками она сжимала мертвое тельце своего ребенка. Рядом в луже крови лежал красноармеец, его окостеневшие пальцы сжимали винтовку, а на лице застыла гримаса дикой ненависти.

Курт медленно провел руками по лицу. Ладони были в крови. Лицо было в крови. Своей собственной и крови тех людей. Как же так, ведь «Мессершмитты» стреляли по нему. Но… Но этого не могло быть! Они не имели права убивать его – представителя Высшей Расы!!! Они не имели права стрелять… Курт вспомнил, как забавно разбегались они, когда он так же, пролетая на бреющем в своем великолепном «Мессершмитте», хлестал пулеметными очередями… Людей? Но они не люди… Они… «Унтерменшен»? «Недочеловеки»? Кровь такая же красная, как и у него. Такие же страх и ужас обуяли его при виде расстреливающих колонну беженцев истребителей. Мертвая мать, сжимающая в руках тело своего ребенка… Ведь малыш еще недавно так мило улыбался ему, Курту.

Легко воевать, когда против тебя – даже не враг, а так – нелюди, «недолюди». Ты знаешь, что ты лучший и тебе принадлежит весь мир. И ты всего лишь не хочешь делить его со всякими там цыганами, евреями, неграми, славянами.

Ты выше – уже по факту рождения. И прочь все ненужные сомнения, предрассудки, которые лишь мешают выполнять боевую задачу!

Так стоит ли Рыцарский крест волнений за пятнадцать отобранных в «свободной охоте» жизней? Не по необходимости, а забавы ради. Из чисто спортивного интереса. Чтобы поставить на руле поворота своего истребителя очередную «охотничью метку». Тем более если твоя жертва поймет, что уничтожена, только тогда, когда хлестнут по фонарю кабины огненные жала снарядов и пуль. Когда твой истребитель, пикируя с высоты четырех тысяч метров, не оставляет жертве ни единого шанса. И падающий в охваченной пламенем кабине самолета человек еще жив, но понимает, что обречен.

Фи! К чему волноваться! Они не люди. Они не чета нам, слушающим Вагнера и марширующим под бравурные марши. Вскидывающим руку в древнеримском приветствии!

«Унтерменшен»? «Недочеловеки»? Или наоборот – люди. Люди – потому что несут ответственность за свои поступки, не прикрываясь гнилыми догмами расового превосходства. Если ненавидят, воюют, убивают, то не ради самой войны или спортивного азарта. Они кладут на чашу весов и свою жизнь, не прикрываясь идеологией превосходства.

«Я подохну, но и тебя, сука, за собой в могилу утащу!» – думал пилот того русского истребителя, в последний момент выворачиваясь из-под смертельного удара.

Глава 1
ОГНЕННОЕ ЛЕТО 1942-го

Краснозвездный Як-1 на полном газу пронесся над летным полем и крутанул восходящую «бочку». Потом с полупереворота пошел на посадку и приземлился мягко прямо у посадочного «Т». Истребитель зарулил в капонир, перетруженный за полет двигатель взрыкнул и затих, хрустальный диск распался на отдельные, уже видимые лопасти.

Летчик выбрался из кабины, устало вытер мокрое от пота лицо кожаным шлемофоном. Гимнастерка на нем была хоть выжимай.

– Сбил сволоту! – сообщил он собравшимся возле капонира летчикам и техникам.

– Как машина, товарищ старший лейтенант? – спросил техник самолета.

– Машина – зверь! Спасибо, Коля.

Техники, мотористы, оружейники, прибористы облепили истребитель, словно трудолюбивые муравьи, и на руках оттащили к рощице. Там на него накинули маскировочную сеть и стали готовить «як» к следующему вылету. Рядом стояли остальные уцелевшие истребители. Их было немного.

В небольшой рощице были отрыты землянки и щели на случай налета немецких пикировщиков, неподалеку располагались и замаскированные стоянки самолетов. Ничего лучшего в условиях отступления и немецкого натиска организовать было невозможно. Да и все бытовые неурядицы отошли на последний план по сравнению с желанием драться, чтобы задержать наступление гитлеровцев.

А к только что приземлившемуся летчику подбежал командир эскадрильи. Пыль осела на волосы комэска, покрыв ранней сединой войны, гимнастерка, галифе, сапоги тоже были неопределенно-пыльного цвета. Только посверкивали капитанские «шпалы» на кажущихся серыми, а на самом деле – синих петлицах.

– Сашка! Живой, чертяка! – Он подбежал к летчику и крепко, до хруста обнял только что приземлившегося после тяжелого боя летчика.

– Ты понимаешь, я его на живца взял. – Летчик Сашка еще не отошел от горячки скоротечного воздушного боя и энергично жестикулировал. Говорят, что летчик ладонями может показать весь комплекс фигур высшего пилотажа, и, глядя на жестикулирующего «Сталинского сокола», в это верилось вполне.

– Да остынь ты, старлей…

– Какое там, сейчас самолет заправят, и…

– Пока «як» заправят, ты бы тоже пошел «заправиться». С утра ведь крошки во рту не было.

Александр упрямо мотнул головой:

– Товарищ капитан!.. Жрать неохота, лучше полей водичкой, комэск, – Сашка стащил гимнастерку через голову.

– Э, что-то ты слишком с командиром фамильярничаешь, – улыбнулся командир эскадрильи.

– Ничего, мы с тобой, командир, с итальянцами да немцами в небе Испании пофамильярничали.

Старший лейтенант Александр Волин и капитан Владимир Максимов подружились еще в Испании, в летном отряде советских добровольцев под командованием знаменитого Сергея Грицевца, «товарища Серхио», первого дважды Героя Советского Союза. В небе над Валенсией и Кастельон-де-ла-Плана республиканские пилоты вместе с русскими летчиками-добровольцами противостояли националистам генерала Франко и элитному немецкому легиону «Кондор» под командованием генерал-фельдмаршала Люфтваффе Гуго Шперрле. Летчики на «Чатос» и «Москас» – так испанцы называли советские истребители И-15 и И-16 – противостояли немецким асам-«экспертам»: Адольфу Галланду, умному и беспощадному тактику, Вернеру Мельдерсу, который первым в истории Люфтваффе одержал сто воздушных побед, и другим не менее матерым пилотам. И тем не менее русские летчики воевали с ними на равных и нередко одерживали блестящие победы.

– Что да, то да, – согласился комэск, обрушивая на спину друга и боевого товарища миниатюрный водопад из ведра.

– Уф-ф! Хорошо-то как!

Они отошли к опушке небольшой рощицы, где было не так жарко и не было этой проклятой пыли. Александр с наслаждением рухнул на свежую зеленую траву. Над летчиком, потревоженная, вспорхнула легкокрылая бабочка. Природа дышала спокойствием, которое нарушали своей неуемной деятельностью люди. Будто бы и не было войны…

Но война тут напомнила о себе ревом моторов «ишачков». Тройка истребителей И-16 из второй эскадрильи с бомбами под широкими крыльями вырулила на старт. Красноармеец дал отмашку флажком, и кургузые истребители Поликарпова рванулись вперед, набирая скорость. А на старте рядом с красноармейцем осталась стоять кряжистая фигура командира полка.

Майор Иван Романенко был тяжело ранен в воздушном бою, потерял много крови, но все же привел свой полностью разбитый ЛаГГ-3 на аэродром. На истребитель было страшно смотреть, но самолет, обладающий просто феноменальной живучестью, не подвел. Полковой врач настаивал на отправке в медсанбат, но тут коса нашла на камень. «Приказываю лечить здесь!» – вот и весь разговор. Так что майор Романенко потихоньку поправлялся после ранения и лично провожал уходящие на задание самолеты.

А их становилось все меньше… На новую технику не хватало, много летчиков были «безлошадными». Современные истребители Як-1 и ЛаГГ-3 только начали поступать в строевые части из эвакуированных за Урал заводов. А за две недели непрерывных боев полк потерял половину штатной техники и около трети пилотов убитыми и ранеными. Сейчас в строю оставалось на три эскадрильи чуть больше полутора десятков машин, в основном устаревшие «Ишачки» и «чайки»³. Новых «яков» и «лаггов» катастрофически не хватало, на них летали только опытные летчики.

Вдали послышался заунывный комариный звон, перемежающийся с басовитым гуденьем. Летчики, как по команде, подняли головы.

– Гляди, немцы наш «ил» зажали. Вот гады!

А в небе разыгрывалась уже знакомая по первым дням войны трагедия. Краснозвездный «летающий танк», Ил-2, тянул на малой высоте, оставляя за собой дымный шлейф, а над ним кружились два «мессера». Немецкие стервятники клевали и рвали русский штурмовик пулеметно-пушечными трассами. Но Ил-2 упрямо держался в воздухе. Очереди «Мессершмиттов-109» полосовали широкие крылья и бронированный фюзеляж штурмовика, а он все летел.

Пара «худых»⁴ снова зашла в хвост Ил-2 и открыла огонь из всех стрелковых точек. Звук был такой – словно холст разорвали. Навстречу трассам немецких истребителей ударил крупнокалиберный пулемет из кабины стрелка позади летчика. Но очередь оборвалась, а ствол тяжелого пулемета задрался вверх. Пара немецких истребителей пронеслась над истерзанным штурмовиком, буквально «сдирая кожу».

Ведомому немецкому пилоту это стоило жизни. Внезапно Ил-2 подтянул нос вверх и, чуть накренившись, дал очередь вслед уходящему Bf-109. Две 20-миллиметровые пушки ШВАК и два пулемета ШКАС калибра 7,62 миллиметра прошлись по «Мессершмитту» огненным молотом, отмечая попадания вспышками разорвавшихся снарядов.

От «Мессершмитта» прямо в воздухе стали отваливаться целые куски, немецкий истребитель, рассчитывавший на легкую победу, сам завалился на крыло и рухнул в штопоре, объятый пламенем. Его командир, так нелепо потерявший ведомого, поспешил убраться.

– Что, суки, не вышло у вас блицкрига?! – гаркнул во всю мощь легких Александр Волин.

– Подожди-подожди, – остудил его пыл комэск. – «Ил» вон еле в небе держится…

И впрямь, тяжелый краснозвездный штурмовик едва держался на своих израненных крыльях. Летчику все труднее было удерживать тяжелую машину от срыва в штопор. Да и штопора на такой высоте не получится – сорвался на крыло и ткнулся в землю… Летчик это прекрасно понимал, увидев внизу площадку полевого аэродрома с разложенным посадочным «Т» и полосатым «колдуном» ветроуказателя, он повел штурмовик на вынужденную.

«Крылатый танк» немного довернул и пошел со снижением. Двигатель захлебнулся и заглох, теперь бронированный штурмовик уподобился планеру. Но вел его опытный летчик. На выравнивании он подтянул ручку на себя, и Ил-2 плюхнулся на поле, взрыв землю и подняв в воздух тучи пыли.

На израненный штурмовик было страшно смотреть: из правого крыла вырван примерно полуметровый кусок обшивки, на бортах кабины летчика – вмятины от рикошетов немецких снарядов и пуль. Это еще хорошо, что очереди здесь прошли по касательной… Но зато фанерная хвостовая часть фюзеляжа вся была изрешечена, в местах пробоин лохматился перкаль. Руль поворота на вертикальном оперении был будто погрызен осколками немецких 20-миллиметровых снарядов.

Летчики-истребители подбежали к распластавшемуся на поле штурмовику, открыли фонарь, помогли летчику выбраться из кабины. Александр Волин сунулся было к стрелку в задней кабине – и тут же отшатнулся в сторону.

– Ой, елки! Натурально – кровавое месиво!

В кабине стрелка все залито кровью, в том числе и труп в летном шлеме с разбитыми очками. Закостеневшая рука вцепилась в турельный пулемет. Грудь разорвана пулями, сквозь подсыхающую бурую корку виднелись обрывки гимнастерки вместе с осколками ребер. Голова, словно тряпичная, свисала к плечу – позвоночник воздушного стрелка был перебит.

Летчик-штурмовик прихрамывая подошел к Волину.

– Все, отвоевался Яшка, – как-то буднично произнес он.

Эта будничность поразила даже Александра Волина, который за три с половиной недели отступления навидался такого… Будничность как раз и была самым страшным в данной ситуации: лютая смерть стала, скажем так, повседневным явлением. Старший лейтенант Волин стиснул зубы – сволочи! Сколько же еще смертей предстоит увидеть, пока уничтожим мы эту фашистскую гадину?!

– Яшка со мной уже четыре вылета успел сделать, – продолжал летчик-штурмовик. – Я все думал, может, обойдется… У нас же хуже, чем в штрафбате, когда «мессер» заходит, он ведь сперва по стрелку бьет, а потом по мне. «Березин»⁵, конечно, пулемет хороший, но он у него один, а у «мессера» – четыре огневые точки…

Волин только вздохнул тяжело.

– Товарищ старший сержант, пройдите в санчасть, а потом вас накормят, я распорядился, – сказал командир эскадрильи.

– Виноват, товарищ капитан, сразу не представился. Старший сержант Иван Кожемяко.

– Да ничего-ничего. Отдохнешь, а потом в часть поедешь. А я пока документы оформлю.

– Есть.

На летном поле техники вырыли под плоскостями штурмовика и аварийно выпустили шасси, а потом на руках, облепив тяжелый самолет, оттащили в сторону. Ямы потом заровняли и утрамбовали – не хватало еще на взлете или посадке скапотировать.

* * *

Высоко в небе шла девятка «Юнкерсов-87» под прикрытием четверки «Мессершмиттов». Их цель – небольшая железнодорожная станция и расположенный неподалеку от нее завод – была сейчас запружена людьми и техникой.

Эвакуация напоминала порой стихийную силу, полноводную реку, которая выходила очень часто из берегов, и никакие дамбы и плотины из красноармейцев или суровых и неприступных бойцов НКВД не могли обуздать людской поток. Да и сами они были людьми, которых тоже коснулось горе.

Они не могли, как эсэсовцы, спрятаться под удобной маской расового превосходства или некой «избранности». Каким бы ни был приказ – взорвать за отступающими завод, уничтожить запасы продуктов, чтобы они не достались немцам, расстрелять паникеров и дезертиров или просто стоять в оцеплении, пока на эшелоны грузят драгоценные станки вместо женщин и детей, – они скрепя сердце, но не ожесточась им, и скрипя зубами, выполняли приказ.

А к ним уже приближалась крылатая смерть, совсем уже скоро она под истошный вой сирен, от которых кровь стыла в жилах, в пикировании понесется вниз, заслонив небо паучьими крестами на крыльях с характерным обратным изломом.

Но наперерез Ю-87 от солнца, со снижением рванулась пара краснозвездных «ястребков». Их было всего два против сомкнутого строя немецких пикировщиков и звена «мессеров»-«охотников».

Ведущий покачал крыльями: «Делай как я». Советские истребители шли в лобовую атаку на «Юнкерсы». Дистанция между самолетами не сокращалась – ее уже просто не было: ведущий «Юнкерс» полностью вписался в коллиматорный прицел. Вот уже и крылья из кольца вылезать стали. Но летчики, собрав волю в кулак, не стреляли, хотели бить только наверняка. Немецкие пилоты, прошедшие Мадрид и Варшаву, Дюнкерк и Париж, тоже решили не сворачивать. На невообразимых скоростях шел поединок. И в тот вмиг, когда казалось, что столкновение неизбежно, хваленые асы Геринга не выдержали. Ведущий «лаптежник»⁶ отвернул, и в тот же момент весь сомкнутый строй рассыпался.

В носу «яков» затрепетало прерывистое пламя коротких пушечных очередей, к ним прибавились огненные трассы синхронных пулеметов, стреляющих через плоскость вращения винта.

Головной немецкий пикировщик вошел в свое последнее пике, его кабина была разбита прямым попаданием снарядов. И пилот, и стрелок были мертвы. Второй истребитель «отработал» по цели не менее результативно. Он очередью из пушки, словно ножом, отсек «Юнкерсу» правую плоскость, когда тот попытался уйти отворотом со снижением. Горящие обломки посыпались вниз погребальным костром.

«Им даже не надо крестов на могилы – сойдут и на крыльях кресты!»⁷

А пара «яков», пользуясь накопленным на снижении избытком скорости, пошла вверх. И вовремя – на них уже валилась пара «мессеров», еще одна пара «худых» заходила от солнца. Немцы намеревались взять отважных летчиков в «клещи». Да не на тех напали.

– Сашка, уходим переворотом!

– Понял, командир, прикрываю.

Два Як-1 переворотом ушли в пикирование и сразу же потянули на вираж. Немцы, у которых самолеты были более тяжелыми, проскочили мимо. «Яки» славились своими маневренными характеристиками на горизонтали. И тут же пара Як-1 села немцам на хвост, но уже когда «мессер» маячил в прицеле, были видны заклепки на его фюзеляже.

Пора! Комэск Владимир Максимов нажал на гашетки пушки и пулеметов. Самолет завибрировал от работы пушки ШВАК, установленной в развале цилиндров V-образного двигателя ВК-105П. Очередь 20-миллиметровых остроносых снарядов разметала «мессер» по небосводу огненными брызгами и запятнала его грязными клочьями дыма.

Ведомый, старший лейтенант Волин, тоже открыл огонь по ведомому «Мессершмитту», но тот все же успел вывернуться и стал уходить со снижением, разматывая шлейф дыма из поврежденного двигателя.

Оставшаяся пара «мессеров» поспешила уйти со снижением, хваленые немецкие истребители воевали очень расчетливо, им было важно набить побольше самолетов противника для личного счета, чтобы получить Железный крест.

Оставшиеся без прикрытия пикировщики были обречены. Пара Як-1 очень быстро догнала оставшиеся семь «Юнкерсов». Ручку на себя, «горка», мотор ревет на полных оборотах. Набрав высоту, «як» пикирует, а в прицеле уже виден силуэт крайнего левого Ju-87. И несутся навстречу хлесткие плети трассирующих пуль кормовых стрелков. Но что они могут противопоставить скорости и маневренности новейших советских истребителей? Короткими очередями пара краснозвездных истребителей валит на землю немецких стервятников.

Комэск Максимов буквально перепиливает очередью крыло «лаптежника», и неуклюжий пикировщик, перевернувшись, валится в свое последнее пике. А старший лейтенант Волин сверху-сзади пропарывает Ju-87 «вдоль хребта» длинной очередью из пушки и пулеметов. Гитлеровский бомбардировщик разваливается на куски в воздухе.

Но уже в самом конце атаки по истребителю старшего лейтенанта Александра Волина бьет прицельная очередь бортстрелка Ju-87. Из-под капота двигателя сразу же выплескиваются языки пламени и жадно облизывают разбитую кабину и летчика в ней, дым затмевает небо…