Czytaj książkę: «История Франции. Франция сквозь века», strona 3

Петр Пустынник призывает к крестовому походу Осада Иерусалима 1095-1099

К середине XI века христианское население едва успело оправиться от испуга: неверно истолковав некоторые евангельские тексты, люди в ужасе ожидали конца света в 1000 году. Последствия этого всеобщего страха неблагоприятно отражались на общественной морали: отстроив церкви, сделав щедрые пожертвования, исповедавшись в грехах и покаявшись, – поскольку, как считалось, приближался день Страшного суда, – мир снова, как прежде, погрузился в пучину преступности и разврата. С церковных кафедр безуспешно раздавались упреки и призывы к раскаянию; многие души, утомленные безрадостной картиной общества, стали искать пристанища в монастырях, а другие отправлялись в Святую землю, чтобы упокоиться в местах, что были свидетелями жизни и мучений Господа нашего Иисуса Христа. Таково было героическое проявление благочестия со стороны тех, кто не чувствовал в себе призвания стать монахом, а также некоторых монахов, ради этого покидавших свои кельи. Петр Пустынник, прежде чем принять постриг, служил солдатом, был женат и имел детей. В 1050 году он отправился в Иерусалим помолиться у Гроба Господня и проникся глубокой скорбью при виде страданий палестинских христиан – зло, творимое во Французском королевстве, никогда не приводило его в подобное состояние. «Это наказание за наши грехи», – грустно повторял патриарх Иерусалимский, беседуя с французским монахом. Но душу деятельного, решительного Петра это не успокоило.

– Святой отец, – сказал Петр, – если бы римская церковь и государи Запада узнали обо всех ваших горестях, они бы, без сомнения, постарались их облегчить словом и делом. Напишите же господину нашему папе, королям и правителям Запада; я не отказался бы побывать у них и поведать, с Божьей помощью, о ваших неисчислимых бедах, убеждая их приблизить день избавления от них.

Обрадованный патриарх поспешил составить письма, и Петр отправился в Рим, преодолевая трудности и препятствия всякого рода, которые ждали в те времена бедного странника; затем, доставив папе Урбану II послания патриарха, он стал проповедовать крестовый поход во всех христианских королевствах. Современники рассказывали: «Тогда мы оказались свидетелями его деяний, как в Европе, так и в Иерусалиме. Он был мал ростом и поначалу казался жалким, но его тщедушным телом правила высшая сила. У него был живой ум, пронзительный взгляд и способность много и легко говорить. Он ходил по городам и поселкам, повсюду проповедуя, в особенности на своей родине, во Франции, в то время как папа Урбан II, верный обещанию, данному им добровольному посланнику христиан Востока, в свою очередь стал призывать к крестовым походам в той же стране, откуда и он был родом. В Клермон, что в Оверни, на Собор съехалось такое множество людей, что пришлось разбивать шатры. После наставления Петра Пустынника прямо под открытым небом произнес проповедь папа. «Именно от вас ждет Иерусалим помощи, о которой он молит, – сказал он, – потому что из всех народов именно вам Господь даровал воинскую славу. Отправляйтесь же в Иерусалим и искупите ваши грехи, идите – и будьте уверены, что вас ждет неувядаемая слава в Царстве Небесном».

Из уст всех присутствующих вырвался крик, идущий от самого сердца:

– Так хочет Господь! Так хочет Господь!

– Конечно, – подхватил папа, – так угодно Господу! Ваши уста не исторгли бы один и тот же клич, если бы Всемогущий не говорил с вашими душами! Так пусть же клич армии Всевышнего будет всегда единственным: «Так хочет Господь!» Мы не призываем отправляться в путешествие стариков, немощных, тех, кто не способен владеть оружием, и даже не советуем им этого делать; женщинам также не следует пускаться в путь без сопровождения мужей и отцов, а священникам и духовным лицам собираться в поход без разрешения их начальников, богатые должны помогать бедным, и пусть все носят крест Господа нашего на лбу или на груди. Потому что Он сам сказал: «Тот, кто не несет свой крест и не следует за Мной, недостоин Меня».

Так хочет Господь!

Охваченные воодушевлением люди пренебрегли мудрыми советами папы: все бросились разбирать кресты из красной материи; мужчины, женщины, дети рвались положить свою жизнь ради святого дела, и задолго до того, как государи и сеньоры собрали в путь большую армию, в основном французскую, призванную освободить Святую землю от ига неверных, разношерстная и необученная масса людей двинулась на Восток, разбившись на три огромные толпы; во главе одной из них шел сам Петр Пустынник. Эти три группы паломников с трудом добрались до Константинополя, уже сильно поредев из-за мстительности жителей тех стран, которые они пересекали и часто разоряли. Византийский император Алексей Комнин сразу догадался, что его земли могут пострадать от присутствия этих докучливых гостей, и поспешил дать им корабли, чтобы они могли добраться до Палестины.

Когда, в свою очередь, после нескольких то неудачных, то успешных попыток наладить отношения с греческим императором, огромные армии, собранные христианскими правителями, наконец прибыли на Восток, неподалеку от Никеи они встретили жалкие остатки воинства Петра Пустынника, который собственной персоной явился к ним с жалобами и просьбой о защите. Он больше не покидал армии французских крестоносцев, которыми командовали герцог Лотарингии Готфрид Бульонский и граф Раймунд Тулузский. К этим славным рыцарям присоединились другие, не менее доблестные полководцы, а рядом с ними шло набранное в Сицилии и Апулии вой ско нормандцев, потомков Роберта Гискара и основателей нормандского государства в Неаполе. Во главе этой небольшой армии стоял Боэмунд Тарентский, а помогал ему племянник, Танкред д’Отвиль, безупречный образчик и пример для подражания всех рыцарей того времени, так же как и герцог Лотарингский, на которого равнялось все Христово воинство. Все вместе в мае 1097 года осадили они город Никею; однако 26 июня все его окрестности оказались в руках христиан-греков, вступивших в тайный сговор с мусульманами, в то время как воины с Запада сражались за веру. Лишь с большим трудом командующие армиями смогли подавить свое собственное возмущение, а еще более – возмущение своих солдат, негодовавших по поводу измены императора Алексея. Тогда, после победы при Дорилее (над султаном Килидж-Арсланом), они разделились на две армии и двинулись маршем на Антиохию.

Это был крупный город, столица Сирии, известная во всем христианском мире, потому что там когда-то проповедовал святой Павел. В Антиохии проживало довольно много христиан; в начале осады край этот был богат и изобилен, крестоносцы, не встретив сопротивления, завладели добром, погода стояла прекрасная, а жизнь казалась настолько легкой, что армия немедленно стала разлагаться. Когда же пришла зима и припасов поубавилось, за отчаянием последовало дезертирство, кое-кто из рыцарей и множество простых паломников сбежали, предпочтя столкнуться с опасностями, ожидавшими их среди неверных во враждебной стране, нежели страдать от голода и нищеты среди своих собратьев. Танкред с великим усердием преследовал их и насильно возвращал в лагерь; была установлена более строгая дисциплина, но бедствия от этого не прекратились, а, напротив, приумножились. Будучи уверен в успехе, Боэмунд заявил полководцам о намерении самолично руководить осадой города при условии, что он станет властелином и правителем Антиохии, когда крестоносцы ее завоюют. Он был столь же храбр, сколь хитер; поэтому все военачальники согласились удовлетворить его требование, за исключением графа Раймунда Тулузского. Пока разбирались взаимные претензии, Боэмунд, располагавший хорошо налаженной шпионской сетью, ночью сам поднялся по веревочной лестнице, которую ему спустил эмир Фейр, вероотступник, принявший ислам и, по-видимому, терзаемый раскаянием; башня, им охраняемая, оказалась в руках Боэмунда и его соратников. Ворота города тотчас же были открыты, и армия крестоносцев вошла в город, уничтожая его защитников-мусульман. На рассвете исламские воины уже любовались хоругвью Боэмунда, развевающейся на самой высокой башне Антиохии.

Это зрелище разожгло пламя религиозного чувства и наполнило отвагой даже самых равнодушных магометан; и крестоносцы, в свою очередь, оказались осажденными в Антиохии, и это произошло столь стремительно, что у них даже не хватило времени пополнить запасы в городе, истощенном длительной осадой. Христиане были доведены до крайности, и снова началось дезертирство, еще более низкое и подлое, чем во время первой осады. Тут объявили о приближении большой армии, которой командовал султан Кербога, и предводители крестоносцев послали к нему Петра Пустынника, чтобы вызвать его войско на битву.

Старый монах в одиночку отправился в лагерь неверных и достойно выполнил поручение.

– Петр, – сказал ему мусульманин, – мне кажется, что положение тех, кто тебя послал, не столь блестяще, чтобы они могли ставить мне условия. Пойди и передай этим наглецам, чтобы отправили ко мне молодых людей, у которых еще не растет борода, и я сохраню им жизнь, так же как и юным девушкам, а великий правитель Хорасана и я вместе с ним не обойдем их благодеяниями. Что касается остальных, я казню их; тех же, кого оставлю в живых, закую в железо. – И он показал Петру немыслимое количество цепей, которые привез с собой.

Предводители Первого крестового похода

Петр вернулся в Антиохию, а на заре крестоносцы вышли за городские стены и двинулись в сторону неприятеля, разделившись на три колонны и развернув знамена. Султан Кербога, безрассудно кичась своей силой, даже не подумал предупредить своих, чтобы готовились к сражению, и спокойно продолжал играть в шахматы. Один из его самых сообразительных помощников, эмир Далис, сообщил о приближении французов. «Они намерены сражаться?» – удивленно и растерянно спросил Кербога. Завязалась битва, долгая и ожесточенная, но в конце концов пылкая храбрость христиан одолела дикую отвагу турок. Кербога бежал к Евфрату с несколькими всадниками. Танкред преследовал удирающих правителей Алеппо и Дамаска. Лагерь мусульман со всеми его несметными богатствами попал в руки христиан, и те мгновенно его разграбили и перетащили в Антиохию припасы, оставшие ся от армии неверных. Каждый стал богаче, чем был до похода, писал летописец Альберт из Экса.

Христианский народ торопил своих вождей отправиться в Иерусалим, главную цель их похода, но лишь весной 1099 года они покинули Антиохию и тронулись в путь к Святому городу. Один лишь Боэмунд остался правителем и хозяином на завоеванных землях.

К армии присоединились новые крестоносцы, и среди неверных началась паника. «Кто может устоять перед этим народом? – говорили сарацины и турки. – Они такие упорные и жестокие, что целый год ни голод, ни меч не могли заставить их снять осаду с Антиохии, и они даже питались человеческим мясом!» Халиф Египта, который недавно завладел Иерусалимом, отобрав его у турок, отправил к христианским полководцам послов с предложением мира. Но те с презрением отвергли дары халифа, и крестоносцы все вместе двинулись на Иерусалим. Из несметного числа крестоносцев, покинувших Европу, у стен Святого города собрались не более пятидесяти тысяч.

Десятого июня 1099 года Танкред уже водрузил свой стяг на крыше храма в Вифлееме: тамошние жители-христиане молили крестоносцев о помощи. Воины на рассвете направились к высотам Эммауса и только тогда, наконец, увидели Иерусалим.

Христиане решили начать сражение за Святой город в первый же день, они ведь пришли сюда издалека и страстно желали его освободить, но силы их были недостаточно велики, лучшая часть войска оказалась заперта в крепости, и приступ был отбит. Армии не хватало воды; в окрестностях Иерусалима мало источников, и от летней засухи они уже успели иссякнуть. Мужчины и женщины, которые по-прежнему сопровождали армию, уходили по утрам, пока дневная жара не становилась невыносимой, к родникам, найденным неподалеку, и наполняли бурдюки из козьих шкур протухшей и солоноватой водой; в ней часто попадались пиявки, причинявшие сильные страдания тем, кто их случайно проглатывал. То и дело по дороге паломники натыкались на сарацин, и те рубили им головы.

Тем временем вожди крестоносцев поняли, что овладеть Иерусалимом невозможно без осадных машин и орудий. Они приняли решение построить их как можно скорее, чтобы не заставлять и дальше страдать армию, оставаясь в тех местах, где климат губителен в это время года. К несчастью, близ Иерусалима древесину добыть было так же непросто, как и воду, а потому пришлось искать необходимые для строительства машин материалы в четырех милях оттуда, на склонах гор, граничащих с Аравией. Герцог Готфрид Бульонский, ко всему прочему, повелел построить передвижную башню, которую следовало поставить вплотную к крепостным стенам, чтобы находящиеся в ней воины пускали стрелы и метали дротики в оборонявшихся. Он решил и сам занять место в этой башне в день штурма.

Великий миг приближался, и ему давно пора было наступить, потому что болезни и нехватка воды нанесли изрядный урон армии. Священнослужители, все еще сопровождавшие войско, посоветовали крестоносцам подготовиться к сражению, помолившись и покаявшись; их благочестивые наставления заставили помириться тех, кто был в ссоре; священники и монахи пели духовные гимны и совершали религиозные шествия вокруг города, подобно тому как в древние библейские времена израильтяне носили Ковчег Завета вокруг стен Иерихона. Штурм назначили на следующее утро.

На рассвете осадная башня была установлена неподалеку от одной из угловых башен Иерусалима, герцог Готфрид со своим братом Евстафием Фландрским поднялись на ее верхний ярус, а два других рыцаря, тоже братья, заняли нижний ярус и потихоньку начали приближаться к городу. Уже были разбиты осадные машины, построенные графом Раймундом Тулузским, но от башни герцога Лотарингского, надежно защищенной решеткой из ивовых прутьев, стрелы и камни, которыми ее осыпали со стен города, отскакивали, так что смелые крестоносцы продолжали непрерывно пускать в сарацин стрелы из арбалетов; последние особенно ожесточились при виде золотого креста, блестевшего на верхушке башни Готфрида Бульонского. Его стрелы одна за одной летели в осажденных и били с такой силой, что неверными начал овладевать страх, и они дрогнули под обрушившимся на них смертоносным градом. Заметив это, оба рыцаря, находившихся на нижнем ярусе осадной башни, внезапно подкатили ее вплотную к стенам, бросились вперед по заранее подготовленным мосткам и первыми оказались на стенах Иерусалима. Герцог Готфрид и его брат Евстафий сию же минуту последовали за ними, и их торжествующие крики известили армию о победе. Тотчас же со всех сторон к стенам приставили лестницы, и толпа паломников ринулась в город, преследуя спасающихся бегством защитников. Многие сарацины надеялись укрыться во дворце царя Соломона, чьи мощные стены позволили бы им еще долго сопротивляться врагу; но французы, наученные христианами – жителями Иерусалима, вышедшими навстречу своим освободителям, добрались до ворот дворца так же быстро, как и беглецы, и продолжили расправу, не дав врагам времени укрыться в надежном убежище. То же самое произошло с теми, кто спешил спрятаться в башне Давида. Между тем ворота города были взломаны; толпы паломников так исступленно рвались вперед, что некоторые из них погибли, задавленные в тот самый момент, когда они уже входили в Святой город, достигнув наконец цели своих трудов и мучений.

На всех улицах Иерусалима продолжались убийства и грабежи, однако герцог Лотарингский и не думал в них участвовать. Обнажив голову, босой, он распростерся на могиле Господа нашего Иисуса Христа, обливая ее слезами, и благодарил Его за то, что Он позволил своим слугам вырвать из рук неверных это святое место.

Среди крестоносцев лишь герцог Лотарингский был достоин чести охранять Гроб Господень в окружении врагов, которые постоянно угрожали нарождающемуся Иерусалимскому королевству. Таково было единодушное мнение. Те, кто мог бы оспаривать у него эту честь, – герцог Нормандский и граф Тулузский, – отказались от этого. Роберт Коротконогий хотел возвратиться в Нормандию, а граф Раймунд хоть и не рассчитывал, что ему удастся вернуться в свои владения, все же не пожелал взвалить на себя бремя титула короля Иерусалимского. А герцог Лотарингский так и не согласился, чтобы его удостоили этого звания. Верный слуга Господа не принял золотой короны там, где его Спаситель носил терновый венец, и несмотря на то, что в народе герцога называли королем Иерусалимским, самому ему было по душе другое звание: защитника и вассала Гроба Господня. Королевству, основанному в трудах и кровавых битвах, суждено было просуществовать менее ста лет, пока неверные снова не завладели Святым городом, надолго сохранив там свое господство. После 1187 года ни один государь, носивший крест, не вошел в Иерусалим.

Хроника царствований от Людовика VI до Филиппа II

ЛЮДОВИК VI ТОЛСТЫЙ (1078(81) – 1137) – сын короля Филиппа из рода Капетингов, в отличие от своего отца, был деятелен и энергичен. Он стал королем в 1108 году, упорно боролся со своими вассалами, отстаивая королевское право и порядок, защищал Церковь от произвола знати. Когда английский король Генрих I, предъявив территориальные претензии Франции, пошел на нее войной, Людовик VI, потерпев тяжелое поражение при Бреневиле (1119), все же сумел отстоять спорные земли. В 1124 году германский император Генрих V, союзник и родственник английского короля, также объявил войну Франции, однако Людовик VI попросил помощи у своих вассалов, воззвав к их патриотическому чувству, те привели войска и заставили врага отступить.

ЛЮДОВИК VII (1120–1180) – вступил на престол в 1137 году. Еще при жизни отца, Людовика VI, женился на Элеоноре (Альенор), дочери герцога Аквитанского и его наследнице. Целью этого союза было объединить земли по обе стороны Луары. В 1146 году Людовик VII отправился в крестовый поход, закончившийся неудачей и большими потерями. В 1152 году король расторг брак с Элеонорой и вынужден был вернуть ей Гиень, Гасконь и Пуату. Элеонора вышла замуж за Генриха Плантагенета, впоследствии короля Англии Генриха II. Тот, хотя и считался вассалом французской короны, был гораздо могущественнее короля Людовика.

ФИЛИПП II АВГУСТ (1165–1223) – стал королем в 1180 году. Филипп был волевым и честолюбивым правителем, стремился к расширению границ Франции. Тонкий дипломат, он успешно заключал и разрывал союзы с европейскими государями. Главные события его царствования – это участие в Третьем крестовом походе (вместе с Ричардом Львиное Сердце), победа при Бувине и значительное приращение земель Французского королевства.

Король Филипп Август. Битва при Бувине. 1181-1214

Наследный принц, Филипп-Дьедонне⁵, появился на свет 25 августа 1165 года, после того как у его отца, короля Людовика VII, в первых двух браках рождались только дочери. Народ возликовал, словно предчувствуя, что новорожденному предназначено судьбой принести много пользы стране, значительно увеличить территории и укрепить единство Французского королевства, – образование почти всех государств Европы начиналось именно с этого. Юному королю еще не было двадцати лет, когда стала очевидна грандиозность его честолюбивых замыслов. Некий вельможа однажды поинтересовался, о чем размышляет король, молча жуя тоненькую зеленую веточку.

– Мне бы хотелось знать, – обратился он к присутствовавшим, – о чем сейчас думает король: я отдал бы за это мою лучшую лошадь.

– Я думаю вот о чем, – произнес Филипп, – при мне или уже при моих наследниках Господь соблаговолит поднять Францию на такую высоту, какой она достигла при Карле Великом?

Он был не единственным французским королем, лелеявшим в душе эту несбыточную надежду – восстановить империю, которой не суждено было долго просуществовать даже в тех могучих руках, что ее выпестовали. Однако Филипп Август увеличил территорию страны и укрепил королевство, которое получил слабым и раз дробленным.

Будучи еще совсем молодым правителем, он сражался с крупными вассалами, которые рассчитывали воспользоваться его неопытностью. Став хозяином сам себе и своему государству, он боролся с тремя королями Англии подряд: Генрихом II Плантагенетом, Ричардом Львиное Сердце и Иоанном Безземельным и в конце концов отобрал у последнего прекрасные провинции, которыми Англия владела на французской территории: Анжу, Нормандию, Мен, Пуату. В последние годы своего правления Филипп занял также Вермандуа, Артуа, оба графства Вексен, французское и нормандское, Берри, Турень и Овернь.

Это стоило огромных трудов, но завоевания оказались прочными. Король Филипп удерживал их железной рукой, однако большие войны французского монарха были еще далеки от завершения, и самый яркий период в его военной карьере только начинался. Третий Крестовый поход 1191 года не принес французскому королю славы. Он отправился в Святую землю почти одновременно с королем Ричардом Львиное Сердце, незадолго до того унаследовавшим английский трон от своего отца, Генриха Плантагенета. Отношения двух правителей были то дружескими, то враждебными. Поход же в Святую землю, куда они отправились вместе, должен был, по-видимому, их сблизить, тем более что король Англии Ричард уже давно был помолвлен с принцессой Алисой, сестрой короля Филиппа.

Между тем Ричард тайно добивался руки принцессы Беренгарии Наваррской, о чьей расцветающей красоте шла молва. Таким образом, французский король мог потребовать с него значительные отступные, а потому отношение Ричарда к Филиппу и его придворным становилось все менее благожелательным.

Ричард так сильно задержался в пути, чтобы отпраздновать свадьбу и подчинить себе остров Кипр, что до крепости Акра добрался только 7 июня. Она была последним из многих городов, завоеванных султаном Саладином, мусульманским героем, который вновь отобрал у христиан Иерусалим, а затем, за четыре года до описываемых событий, захватил и Акру, и теперь за эту важную крепость бились все крестоносцы. Христиане, осаждавшие Акру, встретили короля Франции, словно ангела, спустившегося с небес. Филипп обещал королю Англии Ричарду, что без него главный приступ не начнут. Крепость Святого Иоанна в Акре мусульмане защищали, «как лев защищает свое залитое кровью логово». Однако 13 июля город был вынужден сдаться. Командующим христианских армий выплатили богатую дань, вернули обломок Креста Господня, а также тысячу шестьсот пленных христиан.

Радость общей победы не смогла надолго затмить противоречия и зависть, разделившие королей Франции и Англии. Военная слава Ричарда злила Филиппа, а английский правитель возмущался, если замечал, что к его сопернику больше прислушиваются на политических советах крестоносцев. Филипп Август даже обвинял Ричарда в том, что тот поддерживает с султаном Саладином дружеские отношения, которые многие могли счесть подозрительными. Король Франции заболел, и симптомы его недуга наводили на мысль о попытке отравления. Малолетний наследник, которого он оставил в своем королевстве, тоже занемог, и король Филипп решил прекратить крестовый поход, в успех которого не верил; таким образом, вождем христиан, более упрямых или менее прозорливых, чем он, остался король Ричард. С того времени рухнула всякая надежда отвоевать Иерусалим. Саладин был столь же храбр, что и его противник, но куда более мудр. Итак, английскому монарху, в свою очередь, пришлось отправиться восвояси в ноябре 1192 года, даже издали не полюбовавшись на Святой город.

Султан Саладин в Иерусалиме

Вскоре король Ричард попал в плен к герцогу Леопольду Австрийскому, и пока он томился в неведомо каком замке, Филипп Август завязал дружеские отношения с его братом Иоанном, оставшимся временно управлять Английским королевством; их объединяла ненависть к отсутствующему монарху, и именно король Франции первым предупредил регента Англии о том, что пленник вышел на волю: «Берегитесь, – писал он принцу Иоанну, – льва выпустили из клетки!»

Первый шквал гнева сорвавшегося с цепи льва обрушился на Францию и короля Филиппа, их война с Ричардом продолжалась с переменным успехом, но однажды король Англии, осадивший замок Шалюс близ Лиможа, был ранен в руку стрелой и через несколько часов умер. Отныне Филиппу не с кем было воевать, кроме нового короля Иоанна, подлого и жестокого, заслужившего ненависть подданных за то, что он их беспощадно угнетал.

Ричарду пришлось отправиться восвояси, даже не полюбовавшись на Святой город

Между тем английский правитель поддерживал тесную связь со своим племянником Оттоном IV, императором Германии, который не простил Филиппу Августу, что тот когда-то поддержал другого претендента на императорский престол, Фридриха II, правителя Швабии. Иоанн и Оттон стали вместе готовить нападение на французского короля, ища повсюду союзников, и им удалось привлечь на свою сторону графа Булонского, а некоторое время спустя, втайне, и графа Фландрии Феррана, бывшего регентом Франции при малолетнем Филиппе Августе. Герцоги Бара, Эно, Брабанта, поддавшись на уговоры императора, также вступили в коалицию против короля Франции и приняли к себе на службу самые известные банды наемников, предводителя которых звали Гуго де Бов. Они ставили своей целью расчленить Францию, – ни больше ни меньше: именно это пообещал император Оттон своим союзникам.

Однако король Филипп был прекрасно осведомлен о том, что замышляют его противники, и принял решение опередить своих недругов, первым напав на Англию. Момент был подходящий, потому что бесчинства и тирания короля Иоанна исчерпали терпение его баронов, и они повели против него упорную борьбу, закончившуюся спустя несколько лет победой; короля вынудили пойти на уступки, и он даровал своим подданным Великую Хартию вольностей, ставшую краеугольным камнем свобод в государстве. Филипп Август созвал своих самых влиятельных вассалов и объявил им о том, что он намерен начать войну с Англией, и все его не колеблясь поддержали, за исключением графа Феррана Фландрского, к тому времени вступившего в союз с германским императором и английским королем Иоанном Безземельным. Граф Ферран не только не явился на встречу, назначенную Филиппом в Суассоне, но и заявил, что не станет участвовать в войне против Англии. «Клянусь всеми святыми Франции, – воскликнул король Филипп, который прекрасно понимал, откуда ветер дует, – или Фландрия станет Францией, или Франция станет Фландрией!» Он тотчас же вторгся во владения графа Феррана и, опустошая все города и селения на своем пути, прошел через всю Фландрию, вплоть до самого Турнэ, где фламандцы обосновались всего годом раньше.

Именно там французский король узнал, что Иоанн, уже пять лет как отлученный от Церкви папой Иннокентием III, смирился, склонив голову перед Римом, принял самые унизительные условия и даже от имени своей страны принес вассальную присягу Святому престолу. Папские легаты незамедлительно передали Филиппу Августу приказ отказаться от планов вторжения в Англию, но король Франции не обратил на него никакого внимания, потому что Иоанн только что высадился в Ла-Рошели и, по обыкновению сея вокруг себя подозрения и клевету, поднял весьма опасный мятеж среди вассалов французской короны в Сентонже и Пуату. В лагерь короля Франции то и дело приходили тревожные вести: флот, предназначенный для завоевания Англии, был атакован прямо в порту Кале кораблями короля Иоанна и понес серьезные потери, большую часть судов пришлось укрыть в порту Дамма, где их блокировали англичане. Недруги короля Филиппа уже торжествовали.

Король Франции тут же принял решение. Он послал своего сына принца Людовика усмирить мятежников в Пуату и Сентонже и в течение нескольких дней прошел через всю Фландрию, подыскивая подходящее место, чтобы дать решающее сражение армии императора.

В воскресенье 27 августа 1214 года король Франции остановился перед мостом в Бувине, недалеко от Лилля, и присел отдохнуть под ясенем рядом с часовней, воздвигнутой в честь святого Петра. Брат Гарен де Санлис уже сообщил Филиппу о том, что император двинул свое войско в этом же направлении, однако другие придерживались мнения, что Оттон пошел на Турнэ. Но тут раздались громкие крики, и появились гонцы, посланные командирами арьергарда, с предупреждением о том, что битва уже началась, и что виконт де Мелен вместе с легкими пехотинцами с трудом сдерживает обрушившийся на него удар.

При этой новости король вошел в церковь и обратился к Господу с короткой молитвой; затем он немедленно облачился в доспехи, вооружился и, сияя от радости, будто его пригласили на свадьбу, воскликнул:

– Пойдем, поможем нашим товарищам! К оружию! К оружию!

Король бросился в гущу боя, чтобы поддержать свой арьергард, даже не дожидаясь знаменосца с орифламмой⁶, который ехал медленнее него. Все ряды воинов охватило волнение. Не только рыцари обеих враждующих сторон горели желанием отличиться в бою, но армии впервые значительно пополнились за счет ополченцев из городов и деревень. Большие фламандские города отправили своих бойцов на помощь графу Фландрскому и императору Оттону. Шестнадцать городов и общин Франции, среди которых было и несколько очень крупных, поручили своим ополченцам представлять их в армии короля Франции, где те отличились, стяжав себе славу.