Что я здесь делаю?

Что я здесь делаю?

Пауза затянулась. Галина мысленно готовилась к финалу концерта, ожидая вступления первой скрипки. Геннадий не открывал глаз. Он не решался вступить, как будто чувствовал, что подсознание снова с ним сыграет злую шутку. В этот момент он не думал о произведении. С самого начала концерта он был далеко от зала, где они с Галиной играли в этот вечер. Ощущение сцены пропало. Он лишь интуитивно следил за происходящим.

В отличие от начала, финал концерта для двух скрипок с оркестром был задуман Бахом так, что первая скрипка вступала раньше второй. Состояние эйфории после «Largo, ma non tanto» всё ещё присутствовало в зале, как он вступил, уверенно, неудержимо! И, казалось, совершенно неожиданно для всех. Вслед за ним заиграла вторая скрипка.

Первыми тремя нотами было сказано всё. В них были: любовь и ненависть, смех и слёзы, решительность и страх перед неизвестностью, вера и отчаяние, радость и горе… Как будто Кто-то Всесильный своей могучей рукой сорвал заграждение плотины огромной реки, и она понеслась…

Оркестр, последовавший за солистами, и был этой бурлящей рекой жизни, во власти которой оказались две маленькие, беззащитные лодочки. Устремившись в давно высохшее русло, которое успели застроить проворные жители, эта неумолимая сила беспощадно сносила всё, что вставало на её пути, оставляя лишь обнажённые руины людского тщеславия, бесстыдно выглядывающие из-под воды.

И понесла река жизни эти лодочки, швыряя их о скалы. Уверенные в себе, они бесстрашно боролись со стихией, менялись местами, уступая друг другу путь. Временами, они сливались в единое целое, и, казалось, уже ничего не сможет помешать этому союзу, но очередной порог разделял этот катамаран. Мощный поток нёс их, пытаясь разбить о подводные камни проблем, но они снова и снова уворачивались от препятствий, продолжая свой, наполненный опасностями путь. И когда, казалось, стихия вот-вот погубит эти беспомощные души, течение выносило их в устье и воцарялось спокойствие… В конце концов, всё приходит к своему логическому завершению – река жизни впадает в море забвения…

Геннадия давно не покидало ощущение, что некий механизм диктует ему, солисту, характер, динамику и, наконец, просто темп, и он покорно следует за оркестром. Иными словами, идея произведения, как в последнее время ему казалось, от него не зависела.

«Может это от ослепительного света софитов или от жары, что они создают? Может быть сквозняк? Да что это со мной?! Я совершенно не в состоянии сосредоточиться на музыке.»

Где-то в зале раздался звон упавшей монеты.

«Эти слушатели совсем совесть потеряли: шёпот, сморкание, а вот уже и монеты, – отвлёкся Геннадий. – Не знаешь, чего от них можно ожидать ещё… Да уж, слушатель нынче пошёл не тот… А этот звон упавшей монеты…»

Геннадий вспомнил прогулку по Москве незадолго до концерта. Под светом уже взошедшей луны и уличных фонарей, падающий снег казался ещё более искристым. Словно маленькие бриллианты, снежинки порхали, наполняя воздух сказочным блеском. Они медленно опускались, повинуясь закону земного притяжения, ложась на свежевыпавший, но уже утоптанный снег, покрывая поверхность земли рыхлой периной. Этот великолепный белоснежный ковёр хрустел под ногами, успокаивая и завораживая. Все это создавало атмосферу чего-то магического.

Они шли по улице, взявшись за руки, как влюблённые школьники. В другой руке у него был скрипичный футляр, а скрипку своей девушки он нёс за спиной. До концерта оставалось достаточно времени. Они мило беседовали. Нет, они вовсе не говорили о предстоящем концерте. Эта прелестная пара обсуждала свою помолвку, состоявшуюся два дня назад. Она совсем озябла, когда они вышли к ближайшей станции метро.

Войдя внутрь, где-то вдалеке, в переходе между линиями, они услышали гитару. Звучал «Анонимный романс» Гомеса.

– Профессионала слышно за версту и шум, проносящейся мимо него толпы, похоже его совершенно не смущает и не беспокоит.

– «Что ищет он в стране далёкой, что кинул он в краю родном?..», – процитировала Лермонтова Галина. – Видимо он не из местных. Кинь ему монету.

– Да ладно, за день ему столько накидали, что вряд ли он сможет все унести… Да и мелочи у меня нет, вот только эта коллекционная монета.

– Я не знала, что выхожу замуж за скрягу, – Галина улыбнулась, – не скупись, не в деньгах счастье!

– А в их количестве? – заигрывая со своей возлюбленной, шутя продолжил он поговорку.

Галина нахмурила брови, подыгрывая ему.

– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, – Геннадий бросил монету в потрепанный футляр. Она ударилась о его дно, издав приглушенный звук. Именно этот звук напомнила ему упавшая в зале монета.

– Как странно, такое ощущение, как будто монета зависла в воздухе…

– С чего ты взял?

– Звук раздался намного позже, чем я её кинул…

– Да нет, тебе показалось.

– Грасиас, – вдруг прозвучало по-испански.

– Что не гитарист, то воображает себя Пако Де Лусия.

– А что не скрипач, то Паганини! Да что с тобой сегодня?! Никогда не знаешь, что тебя ожидает за поворотом. Сегодня ты солист, уважаемый человек, а завтра… – Галина с жалостью посмотрела на уличного музыканта. – Завтра ты можешь оказаться на его месте, в метро, в подземном переходе, да просто на улице.

– Ну, уж нет! Я никогда в жизни не сделаю двух вещей…

– Это каких же? – Галина пристально посмотрела на Геннадия.

– Не останусь в чужой стране нелегально, как это сделали некоторые из моих товарищей, погнавшись за лучшей жизнью, и… – остановившись, он посмотрел на музыканта. Их глаза встретились на миг. Взгляд гитариста бал исполнен печали и какой-то глубокой тоски. Гордый молодой человек вдруг смутился. Но, уже через мгновение, совершенно уверенным голосом продолжил: – И тем более не опущусь до того, чтобы начать играть в метро.

– «От сумы и от тюрьмы не зарекайся!» – народная мудрость, – заметила Галина.