Czytaj książkę: «Когда талант смеется»

Гаухар Кенесова

Czcionka:

Редактор Виктория Говоркова

Иллюстратор Дарья Кокурина

ISBN 978-5-4490-8351-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Нормальный

1 глава. Не хочу идти домой

Лужа издает мелодичное «хлюп!», когда я замечаю надпись на витрине.

«Выставка закрыта»

Депрессия – это не постоянное мое настроение. Моя дорога жизни пересекается с белыми и черными полосами. Несмотря на то, что мой любимый цвет синий.

Ей, кажется, совсем на меня плевать. Иногда я думаю, что жизнь – собака, которая только и умеет, что гадить на каждом углу и различать два цвета: черный и белый. Но мне на это тоже плевать. Из справедливости. Око за око, зуб за зуб.

У меня нет любимых писателей и любимых книг. Я читаю то, что хочу, и того, чья обложка мне больше понравится. Наверное, у меня есть любимые дизайнеры книг, редакторы или как их там называют. Хотя на это мне тоже плевать. Я знаю. Я – сама вежливость.

Тем не менее, я запомнил одно имя, которое красными буквами красовалось на черной обложке книги «Пошел прочь!». Аделина – псевдоним автора, она пишет романы в жанрах мистики, фантастики, детектива и обязательно – трагедии. В каждой главе герои закусывают друг другом, а я еще думаю, как у ее читателей не проявилась страсть к каннибализму.

А меня можно и не относить к ее читателям. Совсем нет.

Я прочитал лишь пару-тройку ее книг.

…

Ну ладно, чуть-чуть больше.

Совсем чуть-чуть.

Еще парочку.

Немного…

….

Ладно, вы победили.

Но нет, нет и нет. Я не питаюсь людьми. Вы не поверите, но я абсолютно нормальный человек. В расцвете сил, молод, нормальной ориентации и вполне обыкновенен.

Внешность… Честно сказать, я среднестатичен в этом. И уверен, что красота – весомый аргумент лишь для первых знакомств. В остальном, она приедается.

Аделина никогда не добавляет ни грамма шуток в свои книги. У меня сразу возникает портрет гота с черным капюшоном, который сидит под мостом и читает. Книгу. С мрачной обложкой. В дождь. Ночью. При свете луны.

Да, я абсолютно нормален.

Сегодня она выпускает свою новую книгу, которой оканчивается ее цикл романов «В переулке». Я читал первые четыре книги, и, кажется, было бы неплохо уже заполучить ее автограф. И вот в книжном магазине близ моего дома проходит выставка.

«Аделина раздаст автографы всем желающим» – гласило СМС от администрации книжного магазина. В ответ я написал: «Не всем».

Написал тогда, когда увидел надпись на витрине. Свет в магазине еще горит, а ответа все нет. Дождь давно закончился, но уже поздно. Я ловлю момент, когда зажигаются уличные фонари. Почему-то обычно этого никто не замечает.

Дверь магазина открывается, и я вижу продавщицу – пухленькую женщину лет сорока, которая плевать хотела на книги, если бы муж не оставил ей после смерти книжную лавку. Кажется, она ее тяготит. Впрочем, сама виновата. Она могла выбрать, за кого выходить замуж. Если, конечно, у нее был выбор.

Владелица выходит, чтобы закрыть входную дверь. Смотрю на свою обувь. Я всю ее замызгал весенней грязью. Меня снова будут ругать дома.

И как же это задолбало.

– Голубчик, ты что здесь делаешь? – произносит елейный голосок впереди.

Совсем забыл о ней, эта продавщица так долго поворачивается.

Я улыбаюсь. Надеюсь, моя улыбка не превращается в оскал от ее вида. Но я это делаю не ради нее.

– Думал зайти к вам, а вы закрываетесь.

Пьеса «Дураки», сцена первая, акт первый. Действия: главные актеры пародируют обезьянок перед бананами.

– Голубчик, тебе нельзя болеть, после дождя очень холодно. Давай зайдем внутрь, я тебе чай заварю, а? – и такой голос, полный надежды. Даже улыбка становится какой-то умоляющей.

– Мне очень жаль, но меня ждет мама. Спасибо за заботу, – все равно трудно держать это выражение обезьянки на лице. Такому выражению и такое название – «улыбка». Этот мир идет к краху.

– Точно сможешь дойти? – слышу я еще раз.

Да, да, надейся.

– Конечно.

Я прощаюсь так быстро и вежливо, насколько могу, поворачиваюсь на месте и тут же ухожу. Такие дела нужно делать быстро, на чашке чая у этих людей предложения не заканчиваются.

Приходится перепрыгивать через лужи. Нельзя замызгать ботинки еще больше. Точнее, можно, но у меня целых две причины не делать этого: хочу жить и хочу есть. Тем более, шансы на это медленно падают к нулю.

Хотя я не просил покупать мне эти дорогие ботинки. Те, что я носил, были вполне удобными, но мама закатила истерику, потому что кусочки материи начали отрываться. Эти женщины…

А ведь с самого начала у нас ничего не было. Что могут заработать целитель и офисный планктон? Правильно, гастрит и грипп. Из-за того, что не заплатили за отопление.

Первые десять лет моей жизни прошли подобным образом. Этот мир встретил меня самым неподобающим способом, которым только можно было. Единственный, случайный ребенок в семье и – такой нежеланный… Истина, которую от меня начали скрывать с одиннадцати лет.

Что-то я отхожу от темы.

В квартале от книжного магазина есть маленькое кафе с французским названием La Bonne. Все, что в нем можно съесть – это сдобные булочки с корицей. Обычно я их запиваю чаем со вкусом малины. Вкуса, как такового, нет, но аромат шикарный. Это кафе должно платить мне деньги за то, что я разогреваю аппетиты остальных посетителей.

Я сразу направляюсь туда. Знакомый продавец за стойкой вежливо улыбается и тихо произносит:

– Мне очень жаль, но булочки с корицей закончились.

Я показательно вздыхаю. Так печально.

– В другой раз, – киваю и выхожу.

Погода на улице стоит чудесная. Луны совсем не видно из-за облаков, но прохлада от весеннего дождя дарит необычайную свежесть.

Я надеваю капюшон. Совсем не хочу быть узнанным. Прекрасные незнакомцы и незнакомки сразу становятся омерзительными, стоит им узнать меня. Лицо вытягивается в овальную форму, рот приоткрывается, глаза выпучены – эдакие люди-амфибии.

Какой-то мальчик вдвое младше меня перебегает дорогу на красный. Никто не успевает побежать за ним, а тот не успевает остановиться. Мой внутренний голос тихо отсчитывает «пять… четыре… три… два… один». Но водитель сворачивает в другую сторону и мальчик остается цел. Люди бегут к нему, чтобы убедиться, что все в порядке. Зачем я считал?

Покружив еще немного в своем квартале, я решаюсь наконец пойти домой.

Одна мысль настойчиво бьется в мозгу, и от этого настроение стремительно падает. Подбитый глаз все еще болит, а синяки на ребрах угрожающе ноют. Синяки на теле скрыть еще можно, а подбитый глаз нет.

История твердит, что многие люди умели писать. Они умели затрагивать душу, очаровывали, околдовывали, а затем овладевали ею. Их называли писателями – современными колдунами и ведьмами. Со временем война отобрала у людей и этот ценный дар.

Но не до конца.

Капля с крыши падает мне на нос. Оттуда она плавно катится вниз, и я чувствую вкус дождевой воды. Неплохо.

Я пошел в школу только в девять лет. Как объясняли родители, они не могли каждый день водить меня туда, но думаю, им было просто плевать. Через несколько лет они спохватились, когда узнали, что в районе ожидается большая проверка, и впервые отвели меня в академию. Это серое здание, которое когда-то было белым, а сейчас местами стояло черными пятнами. Папа смог умыкнуть с работы черную тетрадку с исписанными десятью листами и ручку, в которой заканчивалась паста. Это все, что у меня было.

Я слышу сзади шорох. Кто-то следит за мной.

Стараясь не замечать подозрительных людей сзади меня, я иду дальше. Какая привычная картина!

Я – самый ненавистный ученик. И я тоже ненавижу всех. Не то, что вежливость – тут уже долг.

Я не понимаю детей, которые учатся со мной.

Целыми днями дети болтают о цифрах.

Целыми днями учителя болтают о цифрах.

Целыми днями работники болтают о цифрах.

Мои родители… тоже болтают о цифрах.

Дети чиркают числа в тетрадях, а я пишу слова. Дети учатся считать до ста, я подрисовываю усы суровым дядям и тетям в учебнике. Дети решают уравнения, я говорю учителю о неправильной формулировке темы сочинения. И так день ото дня, день ото дня.

Люди сзади начинают откровенно наглеть. Обычно меня похищали более аккуратно, стараясь, чтобы даже голова не ударилась. А эти даже веревки тихо развязать не могут. Но я не спешу.

В десять лет в академии заметили мою тетрадь. Первые страницы скрывали то, что я всегда прятал ото всех. Целых десять листов без цифр и чисел. Одни буквы, слова, предложения. Стихи. Слабые, маленькие попытки реализовать себя по-другому. Был скандал. Был шум. Меня таскали. Меня терзали вопросами. Но внезапно снова вернули к родителям.

В тот вечер мама впервые приготовила утку. Я никогда ее раньше не ел. Она была вкусная, необыкновенно вкусная – такая, что я даже не сразу заметил изменения у нас в доме. Папа купил мне новую тетрадь. И ручку. Синего цвета. Никаких черных цветов.

Сзади люди шуршат вещами. Даже не подготовились толком… Немного обидно.

Через день у меня обновился гардероб. Через два дня у нас появился собственный дом. Через три дня я спал в своей обустроенной комнате. Через четыре дня меня любили все.

Меня бьют чем-то тяжелым. Я падаю на землю и пытаюсь выровнять дыхание. Через секунду у меня связаны руки, а к носу приложена грязная тряпка, воняющая хлороформом.

Я втягиваю воздух и запах этой тряпки. Резко кружится голова, и мое тело мякнет.

2 глава. Крадите людей правильно

У глагола «писать» есть несколько значений. Я понял это только в десять лет.

«Писать» первого значения умели все. Чиркать ручкой и выводить цифры. Слова. Предложения. Не больше.

Люди достают ручки с черной пастой и выводят числа. Дроби. Уравнения. Не меньше.

«Писать» второго значения умел никто. А я по-другому и не умел. Наверное, из-за этого меня все ненавидели или любили. Ни то, ни другое мне не нравилось.

За шесть лет мне очерствел жуткий холод и запах подвалов. Но я неизменно сюда попадаю раз разом. Да, это мне не нравится. Но я снова тут.

Я заранее чувствую, как холодное лезвие ножа приставят к моему горлу. Привычки воров не меняются.

– Лежи тихо, иначе мы тебя зарежем, – рычит голос надо мной.

Впрочем, слова тоже не меняются.

Я хочу обреченно вздохнуть. Но тряпка во рту позволяет дышать только носом. А еще языком чувствую, как грязь лезет в горло.

Никакой гигиены.

– Не рыпайся, а то родичи по кусочкам будут тебя собирать, – звучит еще одна угроза.

Кто-то подходит и сильно пинает меня ногой.

– А не убили мы его? Он скорее на труп похож, – возле меня что-то бросают, и я чувствую запах дыма. Возле лица лежит не потухшая сигарета.

Чертовы неандертальцы.

То не рыпаться, то трупом лежать нельзя. Их нерешительность так бесит.

Глаза тоже закрыты повязкой, зато я отчетливо слышу их шаги и любые шорохи. Не спеша ходят по комнате, кто-то курит, кто-то гоняет балду. Сразу становится понятно, что они ждут чего-то. Или кого-то.

Ну и я подожду.

Таких, как я, никогда не любят.

Новая стадия развития общества никоим образом мне не нравилась. Чтобы понять мою точку зрения, нужно обратиться к истории. Каких достижений достигли люди? Возьмем хоть двадцать первый век! Это было буквально недавно.

1) Современные технологии

2) Развитие архитектуры

3) Широкое пользование интернетом

4)…

Хотя нет, тут мы как раз и остановимся. Вернемся назад.

3) Широкое пользование интернетом!

Деградация общества! Понимаете, к чему я клоню? Вам нравится быть дураком? Какая вам от этого польза?

Именно.

Никакой!

Нас уверяли, что мы, люди, раньше были идиотами!

Дураки…

Бесполезные…

Ненужные…

Ничтожества…

Отбросы… собаки… которым подарили чистый лоток, а они сделали из этого помойку.

Вот какими мы были ранее.

Если верить учебникам истории.

Но теперь все изменилось! Мы – творцы своего будущего! И в наших руках творить, что душа пожелает!

А желательно, чтобы душа желала чего-нибудь светлого, мирного и доброго! Чтобы все было мимимишно!

Что-то я не туда заехал…

Начнем сначала.

В каждой эпохе человеческого существования можно выделить основные ценности людей. Имею ввиду те вещи, которые ценились больше всего. Как на рынке: всегда есть товар, который идет на ура. Потому что он нужен. Он полезный или обладает другими хорошими качествами.

А теперь давайте представим, что рынок – это мир.

1) В ранние эпохи больше всего ценился ручной труд. Люди делали все своими руками, выставляли товар, который покупался. Кто делал лучше и больше – тот и выигрывал. Весь процесс контролировался. Разве не идеально?

2) В следующую степень эволюции товаров мира пришел машинный труд. За людей все делали машины, гораздо быстрее и качественнее. Тут уже ценились инженерские способности. Зачем нам ткачиха, если есть машины, которые делают все лучше?

3) И ПА-ПА-ДАМ! Человеческий ум восторжествовал над миром. Наконец стали цениться умственные способности людей. Разве это не прекрасно? Теперь продавались чертежи, проекты, работы. Люди за свой ум могли зарабатывать деньги!

4) И теперь мы стоим на высшей точке развития. Кульминация, так сказать. Мы достигли сознания. Мы открыли проход между умственными и физическими способностями. Мы воссоединили плюсы и преимущества прошлых веков. У нас появилась сила…

Удар в живот становится неожиданным.

Я сгибаюсь пополам, чувствуя, как грязь в моем горле смешивается с кровью. Перед глазами летят звезды, а я не могу выдохнуть из-за тряпки.

– Ха! Говорил же, живой!

В эту минуту с меня стягивают глазную повязку. Свет резко бросается в глаза. Пока к нему привыкаю, жалкий подонок стягивает мои волосы в кулак и притягивает к себе. Сквозь прикрытые глаза смотрю на пьяного, но безумно довольного мужчину.

– А этот парень рожей вышел. Да еще и с талантом я смотрю. Сколько баллов? Тест на пригодность проходил?

– А то, – произносит стоящий поодаль парень в кожаной толстовке.

Только после его слов я вижу своих похитителей, стоящих сзади, у противоположной стены комнаты. Больше всех здесь выделяется мужчина в строгом костюме и с черным портфелем. Выбритый, чистый, с умным лицом, сдержанными манерами – он единственный, кто выглядит здесь презентабельно. При словах о тесте на пригодность он вопросительно поворачивает голову в сторону парней.

– Сегодня от источника лично услышал. Парень отхватил высший балл. В аппарате все в шоке. Талант без всяких примесей. Очень редкостный, – довольно рассказывает парень в толстовке.

– Какие результаты в тесте? – спрашивает мужчина в костюме.

– Девяносто четыре процента.

– Ничего себе, – слышится откуда-то. Раздаются вздохи удивления.

– Высший балл??? Ты серьезно? Таких единицы!

– Мы получили бриллиант! Чистый бриллиант!

– Миллионы… нет… миллиарды! Нас ждут деньги! – восхищенно произносят несколько парней.

Я смирно лежу на грязном полу и чувствую себя, как пес на цепи. Нет, как бы приятно, когда тебя хвалят, но… черт побери… тряпку уберите-то. Воняет.

Повсюду галдеж. Знаете, у людей иногда бывает такой противных смех. Будто задыхаются, а оказывается, что смеются. Вот-вот, я тоже удивляюсь.

В какое-то мгновение наступает тишина. Я шумно тяну воздух через нос, как бы напоминая, что делу время – потехе час. Надо бы поторопиться.

Мои похитители тотчас же приходят в себя.

– Нам надо разобраться с ценой, – говорит тот самый презентабельный мужчина в черном костюме.

– Конечно, конечно, – довольно трет ручки бандюган в желтой бандане. Видимо, они просто пришли посмотреть на «товар». Что ж, скоро пора начинать.

Под стук удаляющихся шагов, я слышу голос главаря:

– Вы двое смотрите за ним. А вы, прошу сюда.

Пора.

Я выкручиваю руку за спиной так, чтобы большой палец касался левого бока на спине. Нащупав чип с кнопкой под кожей, с силой давлю туда. Конечно, данный GPS пытались поставить как можно ближе к коже, но снаружи достать до кнопки приходилось тяжко. Удобство расположения заключалось в том, что до кнопки можно было достать в любом положении, даже если висишь вниз головой с завязанными вверх руками. В таких случаях нужно было максимально отклониться в левую сторону, чтобы складка кожи надавила на кнопку. И вытащить чип самостоятельно практически нереально, так же, как и найти его, если не знаешь, что он есть.

Я чувствую, как у меня начинает болеть голова, но про себя улыбаюсь. Значит, включился. Теперь остается только подождать.

Один из парней, которые должны охранять меня, с интересом смотрит на то, как я развалился на полу. Что поделать, терпи теперь.

– Текеб, мы с тобой похищали многих талантов. Но почему все так трясутся над этим парнем?

Второй охранник, который Текеб, смачно плюет на землю, а потом удивленно смотрит на своего напарника. Ну, скорее, снисходительно.

– Сколько лет работаем, а только сейчас спросил.

– Товар как товар. Все одинаковы.

– Хеее, – вытаскивает сигарету Текеб, – были бы все одинаковы, не стали бы все о них узнавать.

– Чего?

– Идиот, – констатирует Текеб. И я полностью с ним согласен.

Мы ждем, пока он закурит сигарету и сделает первый вдох. Парень пропустил оскорбление мимо ушей. Да уж, тяжела доля мелкого вора.

– Объясни, – вот же… настойчивый попался.

– Что ж здесь-то объяснять, – выдыхает струйку дыма Текеб, – в этом мире все очень просто. Есть гении – то бишь таланты; люди со способностями – то бишь трудяги; ну, и бесполезные люди – то бишь ты.

– Спасибо за информацию, – с сарказмом произносит паренек. – Я это будто не знал.

– А что тогда спрашиваешь? Вот этот, – грязный желтый палец с гноившем ногтем указывает на меня, – талант. Гений. Как хошь зови. Такие редкость. Стоят почти состояние. Люди со способностями тоже денег стоят, но тут уже все зависит от их трудолюбия.

– Не понял, – честно отвечает парень.

– Идиот, – такой обреченный тон. Видимо, здесь уже ничем не поможешь. – Знаешь, какой на черном рынке, да и вообще во всем мире, самый дорогой товар?

– Машина? – предполагает вор.

– Знание! – рычит в ответ Текеб, – знание, истинное знание. За этот век человечество научилось передавать знания, не говоря ни слова. Вот так простые и тупые бездельники могут стать докторами наук, выкачав талант или способность с умного человека!

– Поэтому существует черный рынок?

– Конечно! Никто не будет рад, если у тебя украдут знания. Вот и крадут талантливых людей.

– А где разница-то, кого красть? Умных людей пруд пруди.

– Разница-то большая. Есть люди с талантом: им легко дается какая-то область знаний, они без особых усилий становятся умными. Знания текут для них бесконечно. А есть люди со способностями. Тысячи ночей с согнутой спиной над учебниками – и только тогда они получают такой же уровень таланта. Вот и цены тоже различаются.

– Таланты дороже?

– И их легче красть, – добавляет Текеб.

– Почему?

– Талантливые люди развиваются раньше. Еще молодые, защищаться не могут. Беззащитны совершенно. Легче всего похищать подростков. Не ребенок, не взрослый. И талант проявился. Идеально.

– Но ты же продавал свои знания, – замечает парнишка.

– Да, способность. Но его я продал лишь за чертовы двести дирхамов. Всего ДВЕСТИ ДИРХАМОВ. Понимаешь? Это даже не деньги. Как жалкий кусок мяса. Ам! И все. А этим сыт не будешь.

– А если ты купишь его талант…

– Тебе одной жизни не хватит, чтобы его купить – с ухмылкой перебивает Текеб.

– Но если, – продолжает он, – его купить, как долго он будет длиться?

– В чужом теле талант сгинет быстро. Но зависит от его качества, – Текеб быстро бросает взгляд на меня и снова улыбается. – Даю руку на отсечение, талант этого пацана может продлиться тридцать лет.

– Тридцать лет?!?!

– Да. Это как минимум. Поэтому мы всегда смотрим результаты тестов на пригодность. Одна проблема – уж слишком сильно этих людей скрывают. Сложно найти.

– Значит, этот парень на вес золота.

– А то.

Тишина. Раздается еще один шумный выдох. Комнату заволакивает облачками дыма.

– Первый раз тест на пригодность пишут в одиннадцать, – продолжает Текеб, – после этого талантов начинают ловить. Этому, – указав на меня, – уже семнадцать, но его до сих пор не поймали. Понятия не имею как, но он смог прожить со своим талантом несчастные шесть лет.

Его безымянный напарник удивленно смотрит на меня, словно в первый раз, и замечает:

– А одет он небедно…

– Еще бы, – хмыкает Текеб и снова затягивает сигарету. – С введением нового закона становится тяжелее перевозить таланты. На границах ужесточили меры. Гении не могут даже добровольно уехать из родной страны, не то что силком.

– А почему мы всегда везем его в Ратушу? В этой стране черный рынок тоже налажен.

– Не наш уровень, – объясняет Текеб, – тем более, такого талантища. А одет он так богато, потому что государство спонсирует его и его семью. Телохранители тоже не с неба свалились. Помнишь тех громил, которые стоят возле его академии? – тот утвердительно кивнул. – На учеников им плевать, охраняют они только этого парня. А так – официальная версия. Да и самой академии удобно. Имидж поднимает.

– А мы его так просто в парке поймали. Как так?

– Сам в шоке, – пожимает плечами Текеб, – сбежал, значит. Ну а нам что, нам это на руку.

– Сам небось не ожидал он, да? – хихикает его напарник. То, что он весьма недалекого ума, было сразу понятно. Ситуацию разъясняет все тот же Текеб.

– Достало его все. Я тоже в четырнадцать с дома сбежал. Когда все вокруг из тебя гения пытаются сделать, ни к чему хорошему это не приводит.

Пожалуй, могу считать тебя умным.

– Только одну вещь я не пойму…

Ладно, беру свои слова назад.

– Что? – с любопытством спрашивает напарник. Текеб даже позабыл о сигарете.

– Чего это он такой спокойный лежит? Шесть лет поди спокойно с талантом живет, но до этого его кто-то должен был схапать. И не мог он этого не знать. Почему он такой спокойный? – напряженно думает Текеб.

Я продолжал спокойно лежать себе на земле и понимаю, что сейчас он догадается.

Жаль, что такой сообразительный человек будет лежать в тюрьме.

Впрочем, у него почти не осталось времени. Я не вижу, как меняется его выражение лица, но отчетливо слышу быстрые вздохи-выдохи Текеба, и в определенную минуту до него все дошло.

– ЧЕРТ! – взбешенно кричит Текеб, и раздается звук ключей. – ЧЕГО СТОИШЬ? БЕЖИМ!

– Эй, Текеб, что такое? – пугается напарник.

– Что за шум? Эй, потише там! – раздаются голоса снаружи.

– КОПЫ! СКОРО БУДУТ ТУТ! КОПЫ! – орет Текеб, пытаясь открыть дверь. На миг снова воцаряется тишина. Но только на миг.

«Копы» – это какое-то волшебное слово. Недавно все было так тихо, а теперь здесь творится что-то невообразимое. Все кричат, орут, везде паника. Клочки бумаги летят в разные стороны, люди за стеной толкаются, бегут, пытаются спастись. Дверь открывается, двое моих охранников выбегают наружу, но я уже слышу различимый гул машины.

Я успеваю сесть поудобнее, как раздается взрыв. К тому времени моя повязка сползает с глаз (вовремя!) и я прекрасно вижу все нижеописанное представление. Машина таранит кирпичную стену дома, и посередине образовывается огромная дыра. Стена полностью обваливается, дом кряхтит, а из машины вылезает уже хорошо известный мне человек.

Инспектор Шамид – тот еще недотепа, несмотря на свою железную схватку и способности детектива. А еще невероятное умение действовать на нервы. Но об этом позже.

Повсюду хаос. Инспекторы только и успевают ловить всех дельцов черного рынка.

Я ложусь поудобнее, потому что знаю, что сейчас произойдет. Инспектор Шамид врывается в комнату и подходит ко мне.

– Ты как, парень?

– Неплохо, – отвечаю я.

– Мы еще с тобой поговорим, – говорит он и втыкает в районе шеи шприц со снотворным. Укол выходит неожиданным и болючим, и я сразу падаю головой на пол. Постепенно и тихонько впадаю в забытье, надеясь, что пока буду в бессознательности, смогу вам объяснить все обстоятельства моего мира. Ну что ж, вы остаетесь, а остальным…

Спокойной ночи.