Czytaj książkę: «Засада на белой полосе, или Пенсне для слепой курицы»

Галина Куликова
Засада на белой полосе или Пенсне для слепой курицы

Диета! Многим женщинам знакомо это емкое слово, вмещающее в себя литры обезжиренного кефира, чай из шиповника, огурцы, приправленные простоквашей, и грезы о жареном цыпленке, ватрушках и мороженом. Когда началась эта история, я как раз сидела на диете, именно поэтому все произошедшее стопроцентно ассоциируется у меня с чувством голода.

Собственно, на диету я села ради своего мужа Матвея – человека благородного происхождения, достаточно известного в Москве композитора. Он вращался в тех кругах, где водились певицы, модели и актрисы всевозможных размеров и оттенков. Чтобы вовсе не выйти в тираж, я начала безжалостную борьбу со своим сорок восьмым размером. Когда становилось совсем невмоготу, я жевала «Орбит», и фантиками от него к концу второй недели можно было оклеить бывший Колонный зал Дома союзов.

Кстати сказать, Матвей ни капельки не ценил моих усилий. Его даже веселила моя молчаливая дуэль с холодильником.

– Ну, что? – спрашивал он, небрежно бросая свой белоснежный пиджак на спинку кресла. – Весы все еще зашкаливают?

Впрочем, он считал, что женщинам следует прощать абсолютно все. По причине их врожденной умственной ограниченности. Женщина, полагал Матвей, должна доставлять эстетическое удовольствие, не более того. Я не сразу разобралась в его варварской философии, а когда разобралась, вступать в полемику уже не хотелось. Звезды больше не загорались в моих глазах при взгляде на его высокий лоб, римский нос, зеленые глаза, в которых светилась искра божья, и соломенные волосы, спускавшиеся ниже воротничка рубашки. Он зачесывал их назад, как Александр Годунов, и, кажется, делал это специально, потому что ему нравилось сходство.

Несмотря на отсутствие детей, мы не разводились. У каждого из нас были на это свои причины. После смерти родителей я долгое время жила одна и невзлюбила одиночество пуще неволи. Я боялась темноты, почти не спала ночью, если рядом никого не было, и ненавидела возвращаться в пустую квартиру. Поэтому Матвей казался мне хоть каким-то выходом из положения. Он создавал в доме «эффект присутствия», который пока что перевешивал все остальное.

Матвей, в свою очередь, тоже нуждался в такой жене, как я, для того, чтобы во всяком обществе выглядеть достойно. Неженатого композитора, ясное дело, или заподозрят в склонности к своему полу, или примутся осаждать нахальные девицы, мечтающие о выгодном браке. Известно, что у каждой из них хватка бультерьера. Увлекающийся Матвей опасался проявить слабость в неподходящий момент. Так что я была его «крышей». Для этой цели я подходила стопроцентно – у меня были сносная внешность и университетское образование. Что касается любви, то она бежала из нашего дома примерно год назад. Наверное, тоже узнала об изменах Матвея – наглых и красиво обставленных.

Говоря по правде, мне на это наплевать, потому что я влюблена в своего нынешнего шефа Горчакова. Я считаю его верхом совершенства, но он безнадежно женат. На работу меня устроил Матвей полгода назад, когда ему показалось, что я заскучала. Он попросил своего приятеля, с которым еженедельно парился в бане, пристроить куда-нибудь журналистку, не имеющую опыта работы. Приятель, недолго думая, позвонил Горчакову, который был ему чем-то обязан, и через два дня я уже имела свой стол в офисе фирмы под названием «Альбина». Горчаков понятия не имел, куда деть лишнего и абсолютно бесполезного сотрудника, поэтому должность для меня ему пришлось придумать. Так я стала его помощницей.

«Альбина» – полиграфическое предприятие, малое, но конкурентоспособное. Меня грела мысль о том, что со временем шеф поймет, что к моему телу, кроме длинных ног, еще приставлена какая-никакая голова. Гораздо позже я поняла, что надо было начинать именно с ног.

Кроме меня, в офисе сидела еще секретарша. У нее роскошное имя Олимпиада и смешная фамилия Бумажкина. Все зовут ее просто Липой. Она девушка невысокая и в теле. Если кто и подбирал ее на должность секретарши, то, конечно, жена Горчакова. К такой, как Липа, трудно приревновать. Она отличается стойким равнодушием к мужчинам, обладает оптимизмом и некоторой долей врожденного хамства: ни одну реплику не оставляет без ответа. Считается, что она цинична, хотя на самом деле Липа, как мне кажется, просто большой испорченный ребенок. Шефа она тем не менее уважает, а ко мне относится без всякой враждебности. И я это ценю.

Все началось в пятницу. Ничто не предвещало беды. Горчаков после обеда в офисе отсутствовал, и мы с Липой немножко расслабились. Когда шеф позвонил и сказал, что сегодня не придет, она предложила:

– Можешь уйти пораньше.

Сама она не имела права бросить телефон ни на минуту. Я с благодарностью приняла предложение и, поправив макияж, тронулась в сторону метро. В тот день должен был состояться последний семинар из цикла «Как изменить свою жизнь», куда я записалась в приступе жалости к себе. Но на семинар в тот день я так и не попала.

В Москве стояло лето – было так жарко, что каблуки вязли в асфальте и весь город бился в духоте, словно горячечный больной, жаждущий воды и прохлады. Едва я вышла из офиса и сделала несколько торопливых шагов, как услышала позади урчание мотора. Меня обогнала светлая иномарка – серебристая и длинная, словно рыбина. Она затормозила чуть впереди, мгновенно открылись обе дверцы, и на свет божий появились двое парней, похожие друг на друга, как близнецы. Светло-серые брюки, белые рубашки с закатанными до локтей рукавами и узкие галстуки, одинаковые стрижки, невыразительные глаза. «Двойняшки» улыбались. Я тоже стала улыбаться, потому что шли они ко мне.

Правда, улыбка – это единственное, что я успела им продемонстрировать. Потому что в следующую секунду меня с двух сторон взяли под белы рученьки и потащили к машине. «Вот почему жертвы похищений никогда не кричат, – пронеслось у меня в голове. – Они просто не успевают сообразить, что происходит».

– Помогите! – только и успела пискнуть я. Но было уже поздно.

Я оказалась на заднем сиденье иномарки, зажатая между похитителями-»близняшками». Шофер – человек в каскетке и темных очках – даже не обернулся. Он сразу же тронул машину с места. Только что я стояла на тротуаре возле своего офиса, а теперь нет меня. Ищи-свищи.

– Не волнуйтесь, – не поворачивая головы, сказал тот из «близнецов», что сидел справа.

Говорил-то он мягко, но держал меня так, что после его пальцев на руке обязательно останутся синяки. Если это вообще будет иметь в моей жизни какое-то значение…

«Слава богу, они не горцы, – в первую секунду с облегчением подумала я. – И я не стану еще одной безымянной кавказской пленницей». Но потом услужливый мозг подсказал, что и соотечественники вполне могли взять меня в качестве заложницы, чтобы самым банальным образом выколотить из Матвея деньги. У него было припрятано кое-что на черный день, и догадаться об этом, учитывая его образ жизни, особого ума не требовалось. Я со страхом поняла, что муж может запросто отказаться платить, понадеявшись на милицию, и после бесплодных переговоров с ним меня бросят в какую-нибудь канаву. Уже мертвую, естественно.

Во рту мгновенно пересохло.

– Куда вы меня везете? – выдавила я из себя.

Понятное дело, мне никто не ответил. Пугало, что мне не завязали глаза. Подобная беспечность означала только одно – живой меня отпускать не собираются. Сердце мое сначало нырнуло в пятки, потом вернулось обратно, но уже совершенно в другом состоянии – оно колотилось о ребра с отчаянием узника, требующего немедленной свободы.

Странная это была поездка! Мы сидели на заднем сиденье втроем, держась за руки, как добрые друзья. Я озиралась по сторонам и хлопала глазами, как сова, которую вытащили из дупла среди бела дня. Дорога была мне знакома – именно по ней мы с Матвеем ездим на Клязьминское водохранилище, где у нас есть дача. Могло ли знание пути помочь мне в дальнейшем? Вряд ли. Меня одолевали плохие предчувствия…

Через некоторое время я снова отважилась задать вопрос, пристально поглядев на каждого из моих безмолвных стражей.

– Зачем я вам нужна, мальчики?

– Надо поговорить, – произнес тот, что сидел слева. – Просто поговорить, не бойтесь.

Ничего себе – «не бойтесь»!

– Вам предстоит встретиться с одним человеком, – добавил тот, что справа. – Он сам все объяснит.

– Денег у нас в семье нету, – сообщила я, зажмурившись от ужаса. – Они, конечно, были. Но я их все пропила. Алкоголизм, знаете ли, ужасная штука…

В ответ – ни звука, и меня тотчас начало тошнить от страха. Однако до этого дело не дошло, потому что путешествие неожиданно закончилось. Приехали мы не куда-нибудь, а именно на нашу с Матвеем дачу. Меня пригласили войти, словно я была тут в гостях. Галантно придержали дверь. «Близнецы» остались на улице, а шофер вошел следом за мной в гостиную, расположенную на первом этаже. Он не снял ни каскетки, ни очков, так что я не видела его глаз. Мне казалось, что они должны быть равнодушными. Потому что всю дорогу этот тип насвистывал, словно вез на заднем сиденье не похищенную среди бела дня женщину, а пару ящиков пива.

В центре гостиной, заложив руки за спину, стоял худой человек в просторном льняном костюме и улыбался. На вид ему было лет сорок пять. Скуластое загоревшее лицо, две большие залысины на лбу, блеклые глаза и длинный горбатый нос, вносивший в абсолютную симметрию немного приятного разнообразия.

– А вот и вы, Марина Александровна! – сказал он.

Я подумала, что незнакомец подает мне руку для знакомства, однако он протягивал удостоверение. Правда, подержать он мне его не дал, просто сунул под нос, совершенно, на мой взгляд, невежливо. Я только успела разобрать, что этот человек – сотрудник ФСБ, и заметила несомненное сходство фотографии с оригиналом.

Когда удостоверение исчезло в кармане его пиджака, я громко произнесла:

– Как к вам обращаться? Извините, не разглядела вашей фамилии. – Моя фамилия Шлыков, – ответил незнакомец, продолжая улыбаться. – А обращаться ко мне можете по имени-отчеству: Константин Петрович. Извините за то, что мы так вот вторглись… Просто не хотелось вас пугать и везти в незнакомое место.

Он добавил в свою лучезарную улыбку немного жесткости и, указав мне на диван, уселся в любимое кресло Матвея.

– Что ж, давайте поговорим. Вы, конечно, догадались, что речь пойдет об очень ответственном и секретном деле.

Пока я догадалась только о том, что меня не собираются убивать, и на первое время этого оказалось достаточно для того, чтобы впасть в эйфорию. Именно поэтому улыбка Шлыкова в тот момент отразилась на моем лице, словно в зеркале.

– Нас интересует ваш шеф, Горчаков, – продолжал между тем человек из спецслужбы.

Моя улыбка тотчас пожухла и скукожилась, как сгоревшая бумажка. А Шлыков произнес:

– У этого парня кое-что неладно. И это «кое-что» заставляет нас беспокоиться.

Я думала, что готова ко всему, но, когда услышала фамилию Горчакова, растерялась. Он – мой идеал, мужчина из сновидений, за один поцелуй которого я готова сбегать на край света, – вляпался в какую-то историю, заинтересовавшую ФСБ. Сегодня на моих чувствах играли, словно на рояле, – трогая по очереди все имеющиеся в наличии клавиши. Мне показалось, что из комнаты улетучился воздух, и я стала хватать его открытым ртом.

Шлыков или не замечал моего состояния, или делал вид, что не замечает. «Ни в коем случае нельзя показать, что я влюблена в своего шефа», – подумала я и постаралась взять себя в руки.

– В сложных ситуациях приходится прибегать к услугам простых честных граждан, – продолжал Шлыков. – Поверьте, мы действительно просим пойти на сотрудничество только в самых крайних случаях. Сейчас именно такой случай.

– И что вам нужно? – сдавленным голосом спросила я.

– Нам нужна информация, – жестко ответил он.

Я не представляла, что у ФСБ могут возникнуть проблемы с добыванием информации. С другой стороны, я ведь не специалист в таких делах. Черт их знает, как они это делают и какие препятствия встают у них на пути?!

– У вашего шефа есть специальные люди, наши бывшие сотрудники, которые мгновенно заметят и прослушку, и слежку. А мы не можем этого допустить.

Я кивнула. У Горчакова в самом деле состоял на службе некий тип по фамилии Крылов – скользкий, как кубик льда. Даже на вопросы о погоде он отвечал уклончиво и создавал впечатление фантома – то ли есть он, то ли нет.

– Ни Горчаков, ни его люди не должны даже заподозрить, что за ними наблюдают. – Слова Шлыкова сильно смахивали на инструкции, и я невольно сосредоточилась. – Мы просим вас, Марина Александровна, проявить высокое гражданское сознание и оказать нам посильную помощь.

– Но я не могу, – пробормотала я.

– Посильную, – еще раз повторил он. – Никто не требует от вас подвигов разведчика.

– Что же я должна сделать?

– Всего-навсего обратить внимание на всякие мелочи: когда Горчаков появляется на работе, когда уезжает, с кем. Кто ему звонит в течение дня. О чем идет разговор. Нас интересует все: его контакты, служебные и личные, семейная жизнь, деловые планы.

– Но я всего лишь девушка из приемной! – горячо возразила я.

Конечно, я лукавила. Шлыков знал, к кому обращаться. Я могла стать отличным источником информации.

– Марина Александровна, мы не обсуждаем сейчас ваши возможности. Ибо отлично осведомлены о них. Мы даем вам задание государственной важности.

Возле двери зашевелился шофер, про которого я совершенно забыла. Он по-прежнему был невозмутим и безмолвен.

– Это Егор, – кивнул в его сторону Шлыков. – Он будет на связи. Если что, мы позвоним вам домой или в офис.

Шлыков повернулся к своему молодому подчиненному и выразительно повел бровью. Тот неохотно стянул с себя очки и каскетку. Вероятно, это было сделано для того, чтобы в следующий раз я узнала своего связного. Физиономия у него оказалась абсолютно заурядной – о таком ни за что не вспомнишь, даже если просидишь напротив него в электричке часа полтора. Что ж, наверное, это их фирменный стиль. Не зная, что сказать в ответ на своеобразный стриптиз Егора, я быстро кивнула. Он никак не прореагировал.

– По вечерам, – продолжил Шлыков, уверившись, что я рассмотрела его парня, – вы будете заезжать на Казанский вокзал и отдавать нашему курьеру сведения. Пусть, на ваш взгляд, это будут ничего не стоящие мелочи. Мы сами разберемся, что важно, а что нет. Договорились?

– Мне надо будет все записывать? – спросила я, расстроившись окончательно.

«Может быть, есть хоть какая-то возможность отказаться от столь почетного задания? Сейчас ведь не тридцать седьмой год. Не расстреляют же меня, в конце-то концов!»

Шлыков будто подслушал мои мысли. Да что там – наверное, он уже собаку съел на таких делах. Я абсолютно убеждена, что все люди ведут себя в сходных обстоятельствах одинаково. И таких красивых, как я, эти парни обработали наверняка не один десяток.

– Не советую вам придумывать отговорки, – он впервые за все время разговора расстался со своей улыбкой. – Я не учитель, а вы не первоклассница. Каждого человека можно уговорить делать то, что нам нужно. Для этого есть масса способов. Не заставляйте меня прибегать к ним, хорошо?

Я испугалась, что меня станут мучить, поэтому тут же побледнела и кивнула.

– Вы будете приезжать на Казанский вокзал к половине восьмого вечера через день. Кроме выходных, конечно. Начнем прямо с понедельника. Подойдете к пригородным кассам, к любому закрытому окошку. Там их миллион, и какие-то обязательно не работают. Покопаетесь в сумочке, а записку, предназначенную для передачи, просто положите рядом. Подождете пару минут, пока ее заберут. Ничего сложного, правда?

– Через день в половине восьмого. Пригородные кассы Казанского вокзала, – дрожащим голосом повторила я. – Начиная с понедельника.

В настоящий момент мне хотелось поскорее отделаться от этих людей и остаться одной, чтобы все как следует обдумать. Хотя на самом деле обдумывать было нечего. За меня уже все решили.

– И постарайтесь сблизиться со своим шефом. Вы девушка симпатичная, он наверняка не устоит, – Шлыков не оставлял мне ни одной лазейки. – Нас интересуют и его неформальные отношения в том числе.

– А если мне удастся с ним, как вы выражаетесь, сблизиться, нужно будет описывать все подробности? – на всякий случай спросила я, чтобы представить масштабы предстоящего предательства.

– Пишите обо всем, – почти нежно улыбнулся Шлыков. – Кстати, отвезти вас домой?

Представив себе еще одно путешествие в обществе этих «приятных» людей, я резко покачала головой.

– Нет, знаете ли, – трусливо сказала я, – лучше я останусь здесь. Сегодня как раз пятница. Впереди уик-энд. Так что все получилось удачно.

Почему-то только теперь эти люди начали внушать мне тот страх, которого были достойны. Особенно напрягал молчаливый Егор, которому от силы исполнилось лет двадцать. Как ни прискорбно, но он имел надо мной власть. Потому что олицетворял не какую-то там физическую силу, с которой в крайних обстоятельствах может попытаться поспорить любая женщина, а силу другого плана: за его спиной стояло то, что мы привыкли называть машиной, механизмом – безликим и безжалостным.

Шлыков и его подчиненный покинули дом, словно гости, завершившие приятный визит. Я же некоторое время не двигалась с места, испытывая такое чувство, будто со мной только что произошел несчастный случай. В сущности, так оно и было. Как еще можно рассматривать ситуацию, в которую я попала?

Интересно, чем мог заинтересовать службу безопасности рядовой бизнесмен Горчаков? Неужели, помимо основной деятельности, он занимается чем-то еще? Вдруг он шпион иностранной разведки? Есть в нем что-то такое… притягательное, неуловимо чудесное, что отличает его от всех остальных мужчин. Но почему шпион занимается малой полиграфией? Вопросы назойливо лезли мне в голову, я с трудом разогнала их, словно стаю ворон, предвещающих несчастье.

Оставаться одной за городом не было никакого желания. А как, скажите на милость, без машины попасть домой? В пятницу все едут из Москвы, а не наоборот. Вряд ли найдешь попутчика среди соседей. И все же мне повезло. Выйдя на дорогу, я подцепила жену одного из Матвеевых друзей, девицу, которая изо всех сил лезла на профессиональную сцену. У нее на счету было целых два клипа. Это приносило ей столько чистой радости, что не разделить эту радость казалось просто аморальным. Всю дорогу она щебетала, как сытая канарейка, и мне оставалось только кивать и поддакивать.

Лишь в одиннадцатом часу вечера я открыла дверь своей квартиры. Матвея дома не было. Опять у него творческие встречи! Впрочем, сей факт уже давно не вызывал у меня ни раздражения, ни обиды. Сама мысль о том, что рано или поздно он все-таки явится, согревала душу. Я быстро разделась и легла, отвернув для мужа краешек одеяла. Сон не шел. Комната была наполнена голубоватым светом. То ли это луна сегодня такая яркая, то ли где-то напротив окон смонтировали очередное рекламное табло.

Я встала и направилась к балкону. Проходя мимо зеркала, глянула на свое отражение и поняла, что здорово похудела. Однако не испытала никакой радости. Понравиться Горчакову! Теперь это было задание, а не стремление души. Я села на кровать и хмуро уставилась в стену.

В этот момент в замке осторожно повернулся ключ. Сердце мое испуганно всполохнулось. Может, это Шлыков пришел посмотреть, что я делаю ночью. Но это, естественно, был Матвей. От него за километр несло изменой.

– Ты не спишь! – сказал он с детской обидой, открывая дверь в спальню. Тут же ему в голову пришло оригинальное объяснение моей бессонницы: – Небось жрать хочешь?

Я мгновенно вспомнила о том, что с обеда ни крошки в рот не брала. Аппетит тем не менее не появился. Это был плохой знак. Он показывал, что в моем организме произошел очередной переворот и власть захватила нервная система.

– Где ты был? – машинально спросила я.

– Ужинал в ресторане.

Матвей снимал с себя одежду и сваливал ее кучей. После бурно проведенного вечера от него пахло женским парфюмом.

– Матвей, мне хочется плакать, – неожиданно для себя призналась я.

Муж застыл на месте с галстуком в руке и наморщил лоб. Наверное, он думал, что я снова начну его подкалывать, как это случалось всегда, когда он попадал под супружеский кров прямо из объятий очередной пассии. Мой жалобный голос его обескуражил. И даже растрогал. Он бросил галстук на ковер и, подсев ко мне, обнял за плечи.

– Ну что ты, киска? Что случилось?

Я изо всех сил прижалась к нему. Иллюзия защиты! Матвей добрый, потому что от него требуется только нежность. Если я начну создавать ему настоящие сложности, он тут же отмахнется от меня, как от надоедливого комара.

– Не знаю, – соврала я. – Напало что-то.

– Хочешь, займемся сексом? – мужественно предложил он.

– У меня от голода нет сил.

– Слушай, может, ты закончишь самоистязание? Давай я изжарю тебе яишенку с помидоркой, положим на нее тонкий ломтик ветчины. Ты покушаешь и хорошо выспишься?

Какой милый! На мои глаза точно навернулись бы слезы, не знай я, что степень его нежности ко мне прямо пропорциональна его блудливости.

– Нет, лучше лягу спать. Я рада, что ты вернулся.

В этом я не лукавила. Я действительно была рада, что он здесь и ворочается рядом, блаженно вздыхая во сне. Матвей обладал замечательной способностью засыпать мгновенно, едва коснувшись головой подушки. Всю ночь я обнимала его, как ребенок обнимает любимого мишку, когда родители уже погасили свет и закрыли дверь с другой стороны.

В субботу мы встали поздно. Вечером предстоял выход в свет, намечался день рождения одного певца, который он решил отметить в клубе «Триумфатор». Достойное место для человека, как молью, слегка побитого манией величия.

С чувством глубокого удовлетворения я надела платье. Ранее я с ним мысленно уже рассталась, как со слишком тесным вместилищем своего тела. Матвею нравилось, что жена хорошо выглядит. Я накрутила волосы и оставила их распущенными. Даже на шпильках я была ниже своего мужа.

В начале вечера Матвей не отходил от меня, представляя своим новым знакомым. Но вот появились музыканты, и на большом, выложенном мрамором кругу собрались желающие потанцевать. Музыка полилась тягучая и сладкая, словно сгущенка, и пары под нее медленно вертелись, прилипнув друг к другу.

На первый танец Матвей уступил меня известному телевизионщику. Работа в эфире свернула тому мозги, и он трещал без умолку, будто я была частью его телеаудитории. Было видно, что я ему нравлюсь. Может, я действительно выглядела неплохо. Но после вчерашней встречи с фээсбэшниками во мне образовалась невидимая взгляду червоточина, она разрушала меня незаметно, но неотвратимо.

Поверх мужского плеча я рассматривала людей, которые наполняли зал, и переводила глаза с одного лица на другое. И вдруг… Увидела Егора! Вчерашнего шофера и моего нынешнего связного. Я так сильно вздрогнула, что напугала своего партнера.

– Что такое? – удивился он. – Случилось что-то ужасное?

– Вспомнила страшный сон, – пробормотала я, а про себя подумала: «Какого черта он приперся? По выходным я не обязана встречаться с Горчаковым и доносить на него!» Выходит, за мной теперь постоянно следят? Просто так, на всякий случай, чтобы я не выкинула какой-нибудь фортель. Интересно, что я могу выкинуть? Выйти на сцену, отобрать у певца микрофон и рассказать благородному собранию о том, как вчера на собственной даче меня завербовала ФСБ?

Я снова подняла глаза и уперлась ненавидящим взглядом в Егора. Он же смотрел на меня так, словно я была просто пятном на стене. Дождавшись последних аккордов мелодии, я рассталась с телевизионщиком и поступью Командора направилась к Егору.

– Разрешите вас пригласить? – спросила я голосом, в котором напрочь отсутствовала томность.

Мерзкий тип даже не соизволил кивнуть. Я взяла его за руку и потащила в круг танцующих.

– Белый танец, – сказала я. – Дамы приглашают и поют.

И опустила руки на плечи Егора. На его лице появилось отвращение. Сегодня он выглядел совсем иначе, чем в момент нашей первой встречи: на нем был летний костюм фисташкового цвета, пара прядей на макушке обесцвечена, в правом ухе – маленькая круглая серьга. Я положила голову ему на плечо – это была бесшабашная храбрость из серии: «Эх, помирать, так с музыкой!»

Как только я это сделала, тут же почувствовала резкий рывок – Егор одним движением притянул меня к себе и прижал к своей груди так, что я едва не заорала.

– Никогда больше не афишируйте нашу связь, – сквозь зубы прошипел он мне в самое ухо, пощекотав его зловещими интонациями.

Я думала, что после этого он изо всех сил оттолкнет меня и я пролечу через весь зал, приземлившись на пятую точку. Вместо этого он снял мою руку со своего плеча, отвел ее вбок, сжал пальцы, и в такт музыке начал точными сильными движениями бросать меня из стороны в сторону, ловить, поворачивать, прижимать к груди и фиксировать там на пару ударов сердца. «Черт побери! – ахнула я про себя. – Их там учат даже танцевать!»

Мне никогда не доводилось попадать в руки столь умелого партнера. Я была игрушкой в его руках и бессознательно подчинялась чужой воле. Наше сольное выступление закончилось тем, что он положил меня спиной на свое колено, потом легко поднял, повернул за плечи лицом к себе, наклонился и запечатлел на моих губах короткий стерильный поцелуй. При этом в его глазах ничего не отразилось. Вообще ничего. Пустыня Гоби после песчаной бури.

– В понедельник на Казанском, – шепнул он напоследок и быстрыми шагами направился в глубь зала.

Расступившаяся толпа танцующих весело зааплодировала. Я непроизвольно вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Что это за мальчишка? – спросил подошедший Матвей и сунул мне в руку бокал с шампанским.

Он был недоволен тем, что на жену обратили внимание, а его в этот момент не оказалось рядом.

– Так, какой-то хлыщ… – неопределенно ответила я.

Мне с трудом удавалось сохранять хладнокровие.

– Танцевать с хорошим партнером – все равно, что публично заниматься любовью, – сказал подошедший именинник.

Все афоризмы, которые он знал, были на одну тему. Волосы поп-идола, заплетенные в десятки косичек толщиной с мышиный хвост, разбудили мое воображение. Интересно, сколько времени он сидел в парикмахерском кресле, любуясь на себя в зеркало? Ох уж эти мужчины!

В конце вечера Матвея попросили сыграть на рояле. Он расцвел и, получив в свое распоряжение инструмент и всеобщее внимание, выдал чудесную романтическую мелодию, которую лично я никогда прежде не слышала. Мне она так понравилась, что на время я даже забыла о том червячке, что сидел внутри меня. Музыка уносила в чудесное никуда…

– Он классный парень, твой муж, – шепотом сказал мне на ухо незаметно подошедший сзади Егор. – Жаль, если с ним что-нибудь случится. Не правда ли?

Я резко обернулась, но моего мучителя уже не было. На сегодня он исчез окончательно, снова лишив меня покоя.

Все воскресенье я представляла себе, как буду шпионить за Горчаковым, и это приводило меня в отчаяние. «Почему я? Почему не Липа, например? А это отвратительное предписание забраться к шефу в постель!» Задание явно было с душком, но что же делать?

В понедельник я впервые за время работы на фирме изменила своим принципам и явилась на службу в открытом коротком платье. По моим личным стандартам, это почти что порнография. Липа даже внимания не обратила на мой вид: все игрища, касавшиеся взаимоотношений полов, она стойко игнорировала. Если ее кто-нибудь не втягивал в спор, конечно. Тогда – берегись. Она могла вогнать в краску кого угодно.

Зато Горчаков, кажется, был слегка озадачен. Еще бы! Я вечно изображала из себя одуванчик, а тут вдруг голые плечи, длинные ноги – с ума сойти.

– Здравствуйте, э-э-э… – сказал он и, замешкавшись на пороге, тупо глядел на меня несколько долгих секунд.

Я в ответ мило улыбнулась и в унисон Липе пропела:

– Здра-а-авствуйте!

Горчаков был моей тайной любовью. Мечтой, причем изначально недосягаемой. Это было примерно то же самое, что влюбиться в какого-нибудь Тома Круза. Горчакова тоже нельзя потрогать руками, хотя каждый божий день я подходила к нему так близко, что чувствовала запах его туалетной воды. Он, конечно, не знал, как я к нему отношусь. Скажи ему кто-нибудь, что он возбуждает в своей исполнительной помощнице жаркие чувства, думаю, он просто не поверил бы.

Горчакову исполнилось тридцать лет. Метр восемьдесят два, приятное лицо со всеми атрибутами мужественности, каштановые волосы, потрясающе выразительные глаза. Короче, у него были все данные для того, чтобы покорять женщин. Но он покорил одну-единственную, свою жену. Ее именем он назвал фирму.

Я ни разу не видела Альбину Горчакову, но мне было достаточно короткого замечания Липы: она красавица, и ей всего двадцать один год. Поскольку их сыну Жене недавно исполнилось три, выходило, что брак для девушки был ранним, а любовь наверняка пылкой. Горчаков постоянно звонил ей по телефону со службы, интересовался, как дела. Заметьте – не она ему, а он ей. Вот что такое примерный семьянин! Я до слез завидовала этой женщине.

Раскрыв блокнот, я написала сверху число, потом цифру 1 и старательно вывела: «Пришел на службу в 10.00, скрылся в своем кабинете». Интересно, может ли эта информация навредить Горчакову? Через полчаса он вызвал меня к себе. Кто-то что-то напутал с последним договором. Пытаясь разобраться в бумажках, я наклонилась над сидящим в кресле шефом, начисто лишив его возможности избежать близости моего декольте.

В разгар нашего диалога в кабинет зашел заместитель Горчакова Степан Потоцкий. Этот сразу оценил мой вид, поцокал языком и, позабыв на время о делах, завел какой-то игривый разговор. Наконец Горчаков напомнил о себе сухим покашливанием, и я ретировалась. На сегодня достаточно. Я записала в свой блокнот еще пару пунктов, не забыв упомянуть визит Потоцкого и звонок шефа жене.

По мере приближения конца рабочего дня на душе у меня становилось все противнее. Одно дело – стучать на нелюбимого шефа, и совсем другое – на любимого мужчину. Листок из блокнота жег мне руки. Я сунула его в сумочку и медленно двинулась в сторону «Белорусской». Все во мне бунтовало против этой поездки. Ноги не шли, сделавшись пластилиновыми, горло пересохло, руки тряслись.

Я немного постояла перед входом в метро, потом плюнула и, достав из сумочки злосчастный листок, бросила его в урну. Отряхнув руки, словно от какой-то гадости, я отправилась гулять по дорогим магазинам. Когда фээсбэшники позвонят (а они позвонят обязательно!), я скажу, что передумала. Что просто не могу предавать своего шефа. Что для меня это настоящая пытка. Лучше уж я уволюсь.