Czytaj książkę: «Из смерти в жизнь… Всегда по одну сторону баррикад»

Предисловие

Герой этой книги полковник Леонид И. не относит себя к числу героев и храбрецов. Иногда он даже шутливо называет сам себя «хорошо подготовленным трусом». Говорит, что боится высоты – но в армии, во время срочной службы в ВДВ, вместе со всеми прыгал с парашютом. Потом, уже в СОБРе, во время тренировок по фасадному альпинизму он регулярно, раз за разом преодолевая страх высоты, спускался со стен высотных зданий. Он говорит, что во время спецопераций всегда боится выстрела в себя. Но, превозмогая и этот совершенно естественный страх, он всегда поднимался с земли и вступал в бой с вооружёнными боевиками, которые часто находились в десятке метров. Как командир во время спецопераций он непреклонно требовал от своих подчинённых быть в бронежилете и шлеме. Однако сам практически никогда защиту не надевал. И это при том, что часто при необходимости ему приходилось без защиты вставать в боевой порядок закованной в броню штурмовой группы.

Откуда же берутся силы постоянно преодолевать себя? Сам Леонид считает, что так произошло потому, что с детства он читал правильные книги и смотрел правильные фильмы. Именно тогда ещё у пятиклассника Лёни и родилась мечта – стать десантником, а потом сотрудником правоохранительных органов. Кто из нас в детстве не мечтал кем-то стать! Однако у многих ли эти детские мечты сбылись? А вот у Леонида сбылись. Сбылись потому, что к своей мечте он стремился деятельно, изо всех сил. И ещё Леонид говорит, что ему очень повезло с людьми, которых он встретил в своей жизни. Это, прежде всего, старшие товарищи – офицеры в армии и командиры в спецназе, которые стали для него настоящим примером для подражания. И, конечно, боевые товарищи, с которыми ему все двадцать с лишним лет пришлось делить все тяготы службы.

На пути к своей мечте Леониду пришлось преодолеть невероятное количество препятствий. По призыву он чуть было не попал служить во Внутренние войска. Потом, уже в армии, чуть было не стал, (не по собственной воле, конечно), танкистом. Но, вопреки всем обстоятельствам, он всё-таки сумел пробиться служить туда, куда мечтал попасть со школы – в ВДВ. После срочной службы он так же упорно, как стремился в десант, пытался стать бойцом спецподразделения МВД, которые в 80-е годы прошлого века ещё только-только создавались. Сначала Леонид – сержант группы захвата вневедомственной охраны милиции, потом – лейтенант спецназа «Тайфун» службы исполнения наказаний, затем – старший лейтенантом городского СОБРа. И наконец – полковник, командир отряда регионального СОБРа.

Боевой судьбы Леонида с лихвой хватило бы на несколько человек. За плечами у него – сотни силовых задержаний преступников в страшные бандитские 90-е годы прошлого века, а также участие в десятках спецопераций во время Первой и Второй чеченских военных кампаний. А уже в наши дни – организация и личное участие в спецоперациях по уничтожению террористов в Дагестане.

Однако Леонид, пройдя через десятки рукопашных схваток с преступниками во время силовых задержаний и скоротечные ближние бои с вооружёнными боевиками, сумел сохранить свою душу. Конечно, душа получила глубокие раны. Но она всё равно осталась не сломленной войной… Наверное, так произошло потому, что он никогда не любил насилия и никогда не испытывал нездорового чувства удовольствия от тех страшных вещей, которые ему по необходимости приходится делать в боевых ситуациях. И, особенно, на войне… Просто вот такая тяжёлая работа. Но не более того.

Верность благородной мальчишеской мечте выросла в верность присяге и офицерскому долгу. А предложения за более чем двадцать лет службы поступали самые разные… Но всякий раз в неоднозначных ситуациях Леонид отвечал: «Нет. Мы не такие, и делать этого не будем». Поэтому сегодня, оглядываясь назад, он может с чистым сердцем сказать, что всю свою жизнь он был только по одну сторону баррикад.

Полковник Леонид И. сейчас в запасе. Но он твёрдо знает, что если Родина позовёт – он снова готов встать в строй.

Сергей Галицкий

«В зоне особого внимания»

В детстве мне очень нравились книги и фильмы про войну, про разведчиков, про армию, про милицию, где герои – решительные и отважные люди. Физически я был развит очень хорошо, с первого класса занимался гимнастикой и борьбой. Вначале ходил на секцию самбо, но позже оказался у тренера по дзюдо Бориса Романовича Ротенберга. Однако до пятого класса я всё-таки думал, что буду моряком торгового флота, как мой отец. Но всё изменил один фильм.

Как сейчас помню, именно в пятом классе я в первый раз увидел фильм «В зоне особого внимания». Потом смотрел его я много-много раз. И сейчас смотрю – несколько раз в год точно. На 2 августа уж обязательно! Когда что-то не ладится или же плохое настроение, включаю «В зоне особого внимания». Если даже только вчера смотрел, но фильм всё же идёт по телевизору, я снова его буду смотреть! Этот культовый фильм всех советских мальчишек, а для меня он стал лучшим фильмом на все времена.

Фильмов о войне очень много. Но этот фильм не о войне, а о военной службе. Это разные вещи. Фильм дал в 70-80-е годы прошлого века мощнейший импульс к тому, чтобы молодые люди захотели пойти на военную службу. После него произошёл резкий всплеск поступающих в Рязанское десантное училище. Конкурс и сейчас, кстати, там очень серьёзный.

После этого фильма все мои детские представления, кем я стану, когда вырасту, быстро трансформировались в сторону ВДВ. Хотя папа хотел, чтобы я стал гражданским моряком, и сам я тоже всегда думал, что хочу стать моряком. И как же это совместить – быть моряком и десантником? (Только потом я понял, что десантником можно просто отслужить срочную службу. Так, кстати, у меня и получилось.)

Таких – грезивших десантом – нас в классе было двое. Я и Сашка. Мы с ним сидели за одной партой. Саша тоже был спортивным парнем, ещё до армии он прыгал с парашютом.

Игрушки в нашем детстве уже не были совсем примитивными. У меня, например, был разборный пластмассовый автомат Калашникова. Особенно мне согревало сердце, что у него был съёмный приклад, поэтому его можно было превратить в десантный вариант. Вдобавок к автомату у меня было ещё пять или шесть пистолетов. На интересе к пистолетам мы с Сашкой тоже сходились.

В девятом классе (тогда у нас в школе были военные сборы) я свои джинсы покрасил в зелёный цвет. У Сашки был маскхалат, а у меня нет. И я тогда свои единственные джинсы не пожалел: сварил в красителе. Некоторые места завязал узлами. Тогда модные были так называемые варёные джинсы. Но мои джинсы, конечно, должны были быть зелёными, с пятнами разных оттенков, как камуфляж у десантников!

На этих сборах мы с Сашкой уже позиционировали себя как десантники. То, что на комиссии только нас двоих по состоянию здоровья приписали к ВДВ, было предметом нашей неимоверной гордости! Хотя все отслужившие армию нам говорили: «Парни, это всё туфта! Не имеет никакого значения. Придут покупатели, и куда заберут, туда и заберут». Но мы им не верили. Не может быть! Для чего тогда эта приписка к ВДВ?

Сашка рванулся было поступать в Рязанское десантное училище, но не поступил… Меня военрук всё время спрашивал: «Ну, а ты-то что?». Но к десятому классу я уже созрел до понимания, что я хочу быть не столько десантником, сколько сотрудником спецслужб. В голове был набор из капитана Тарасова из моего любимого фильма и оперативников, у которых в кобуре пистолет. Они почти всё время проводят в каких-то погонях, кого-то задерживают.

Я понимал, что если я поступлю в военное училище, то буду в армии служить всю жизнь, и тогда уже в уголовном розыске мне не бывать.

Мне подсказали, что и после гражданского вуза можно попасть в оперативники. Подойдут двое в штатском и скажут: а не хотите ли вы…

Когда пришло время, по настоянию отца (да и по внутреннему убеждению), я должен был поступить в Макаровку (Высшее инженерное морское училище имени адмирала Макарова). Сдал туда документы для поступления.

В школе я учился хорошо, поэтому неплохо сдал вступительные экзамены. Помню этот момент, когда я сидел после экзамена по математике, который сдал на четыре, и думал: «Это уже началась взрослая жизнь. Здесь и сейчас решается моя судьба. Я поступлю и шесть лет буду здесь учиться?!. Эти годы окажутся для меня вычеркнутыми из жизни, ведь в это время я не буду ни десантником, ни оперативником».

Я подбросил монету. Загадал: орёл – учусь, решка – забираю документы. Выпала решка. Дальше все события развивались быстро. Я пошёл и забрал документы. Отцу сказал, что на экзамене я получил двойку. (До сих пор об этом жалею, потому что он очень расстроился.) Отец сказал, что он поднимет все свои связи! Я: «Папа, не надо.

Я решил – пойду в армию». Он: «Ну решил, так решил. Ладно».

Расстроился он действительно очень сильно. Он так хотел, чтобы у меня карьера во флоте сложилась лучше, чем у него! Сам он был старшим механиком высших разрядов. Отдал гражданскому флоту всю жизнь. Но его не пускали в загранку потому, что он не был членом партии. А когда он написал заявление, ему отказали, говоря, что он только по конъюнктурным соображениям хочет в партию вступить. Мол, мы таких не берём. Поэтому отец мне сказал: «Ладно, в армию – так в армию. Но там обязательно вступи в партию! В армии это легко. Я сам дурак. Мне в армии предлагали, но я отказался. Вступишь в партию, вернёшься из армии, отучишься и сразу пойдёшь в загранку».

Армия

Прихожу в военкомат, пытаюсь узнать, как мне попасть в ВДВ. Меня спрашивают: «Специальность есть?». – «Нет». – «Давай-ка сначала получи права». Можно было это сделать, учась в ДОСААФе. Но я пошёл в профессиональную автошколу. Это обучение было немного длиннее по сроку, но там я получил права категорий B и C. Это мне отец подсказал. Из-за учёбы я один призыв пропустил.

Прихожу я в военкомат весной следующего года. Там сидит капитан по фамилии Тарасов! Только что с Афгана. Головой трясёт – видать, контуженый. Спрашивает: «Чего хочешь?». – «Хочу в ВДВ». – «Парень, ВДВ посылают за южные границы…». – «Так это же моя мечта!». – «Нет, не получится у тебя в ВДВ».

Я тогда не знал такой тонкости: как только ты говоришь, что хочешь в Афган, тебе на личном деле ставят крест.

Сашку забрали в армию осенью 1986 года. Я узнал, что Саша попал в Тульскую дивизию ВДВ, в разведроту 51-го полка. Думаю: человек хотел – человек попал. А вот я неудачник: в Макаровку не поступил, в ВДВ не попаду. Жизнь закончена…

В военкомате мне говорят: «Ты же комсомолец, спортсмен! Поэтому тебе в самый раз подойдёт «Команда 210» – дивизия имени Дзержинского». К тому моменту я действительно уже стал кандидатом в мастера спорта по борьбе. Мне говорят: «Да там у них есть тоже что-то вроде десанта. Есть какие-то бойцы, которые бегают, прыгают, лазают. Почти такие же, как десантники, только беретов голубых не носят. Вроде береты у них красные».

В дивизии Дзержинского действительно была учебная рота УРСН (учебная рота специального назначения. – Ред.). Это предтеча будущего «Витязя». Сама рота существовала с 1977 года, а «Витязем» они стали называться с 1993-го.

Тогда я так расстроился! Но стал себя приучать к мысли: «Деваться некуда, надо идти в дивизию Дзержинского». У меня даже в паспорте очень долго карандашиком было помечено: «Команда 210». Но в последний момент (буквально за два дня до призыва) я узнаю, что номер команды поменяли на 306. Это уже Германия. Что мне понравилось, подумал:

«А вдруг там попаду в десант? Ещё и мир посмотрю».

Привезли нас под Выборг в учебку. Там я столкнулся с пареньком, который всё время сержантов спрашивал: «А как попасть в десант, а как в попасть десант?». Говорю ему: «А хочешь угадаю твой любимый фильм?

«В зоне особого внимания». Ведь так?». – «Откуда ты знаешь?». – «Да это у тебя на лбу написано. Десантом начинают бредить те, кто этот фильм посмотрел». (Звали парня Литвинов Игорь. Потом я его встретил, и он сказал, что в десант так и не попал.)

Три недели мы кантовались под Выборгом. Это была простая пересылка. Нас побрили налысо и переодели – белые кальсоны, гимнастёрки времён Великой Отечественной, шинели длинные. Мама, когда увидела эту фотографию, изумилась: «Вы здесь прямо как ополченцы в 1941 году!».

Пришли борта, и на ИЛ-76 мы прилетели в Германию. Появилась военная полиция. Для меня это было удивительно. Но она была только за границей. Проверили наши вещи, изъяли советские деньги, потом перевезли на гигантскую пересылку во Франкфурт-на-Одере. Здесь началась история с покупателями. Представители частей забирают личные дела и выкрикивают фамилию. То есть для нас это абсолютная лотерея. Заранее угадать ничего нельзя…

Стали мы с Игорем Литвиновым по пересылке бродить – искать, где тут можно попасть в ВДВ. Я услышал, что приехали покупатели из танковой части. Стою, в окошечко заглядываю, где лежат наши личные дела. И вдруг вижу, как вытаскивают дело с моей фамилией! Спрашиваю: «Куда?». – «В танкисты». Но в танкисты-то мне точно было не надо! И в какой-то момент, когда сержант сверхсрочник отвернулся, я свою папку через окошко вытащил. То есть похитил своё личное дело! Но в тот момент я был так потрясён, что думал только об одном – как бы не попасть в танкисты.

Сутки я на пересылке с папкой за пазухой продержался. А потом словно волна какая-то пошла: десантники, десантники! Видим двух офицеров – лейтенанта и капитана. Один пониже, другой повыше. Оба сухие, жилистые. И оба этих офицера так же трясли головами, как капитан Тарасов в военкомате. Только потом я понял, что это была такая мода – они этим потряхиванием как бы фуражки поправляли. Но видел я это только у десантников.

Эти офицеры не стали заходить в канцелярию и брать личные дела. Подали команду: «Становись!». Пересылка построилась. «Спортсмены есть?». Все – шаг вперёд. – «Прыжки есть? Права есть?». Все опять шаг вперёд. Говорят: «Ну ладно. На турник!». Я тогда спокойно мог (сейчас тоже могу, но уже не спокойно) двадцать пять подъёмов переворотом сделать. Мне офицеры говорят: «Так. Хорошо. Фамилия?» А у меня же личное дело с собой. Подаю им. Они: «А это откуда у тебя?». Говорю: «Да так получилось…».

Отобрали нас человек тридцать, зачитали фамилии. Спрашиваю: «Куда?». Отвечает: «Узнаете». – «Ну скажите – десант?». – «Десант, десант…». И вот здесь меня наконец-то отпустило. Моя мечта с пятого класса сбылась!

До места мы почти сутки добирались своим ходом. Очень долго шли пешком, потом садились на какие-то электрички. Уже почти ночью долго-долго шли по лесу. Все были уже еле-еле живые. Наконец в лесу появляется какой-то огонёк. Видим: избушка, на ней написано: «Штаб». Капитан стал стучать в дверь: «Комиссаров! Комиссаров, открывай!». Дверь открылась – и на пороге появляется двухметровый детина! Заспанный весь, потягивается. Начал докладывать: «Товарищ капитан, бу-бу-бу, бу-бу-бу». Капитан его оборвал: «Вот пополнение. Размести».

Мы смотрим друг на друга – все такие худенькие. Неужели мы когда-нибудь будем такими, как Комиссаров?

А утром сержанты пришли нас разбирать по взводам. Они все как на подбор оказались настоящими мордоворотами. Мы вроде тоже были не самые последние хлюпики, но по сравнению с ними выглядели очень жалкими.

Началась служба. Постоянные марш-броски. И бег, бег, изнуряющий бег. И турники, турники, турники… С моей хорошей физической подготовкой я постепенно к этим нагрузкам привык, справился с ними. И то с трудом. Казалось бы, я был кандидатом в мастера спорта, но таких, как я, было немало. Когда бежала рота (это около ста человек), то я прибегал не в числе первых пятидесяти. И это при том, что всегда считал, что бегаю очень хорошо.

Как-то мы бежали «десятку» на приз газеты «Красная Звезда». Офицеры роты бежали вместе с нами. Ротный у нас вообще был просто помешан на марафонах. Постоянно ездил в Москву на соревнования. Мы тогда взяли третье место по Вооружённым силам. Надо было бежать в полной выкладке десять километров по пересечённой местности. Зачёт времени – по последнему. А в конце марш-броска тремя патронами надо было поразить цель. Каждый промах добавлял секунды ко времени. Первое место тогда заняло Минское высшее политическое училище. Они показали тридцать восемь минут. Это немыслимое время!

В армии я окончательно понял, что армейская служба – это один из этапов моего пути, а не путь на всю жизнь. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что без срочной службы в ВДВ ничего у меня в спецназе бы не получилось. У всех ребят, которые служили со мной в спецназе, жизненный путь – прямо как по шаблону. В детстве спорт, потом срочная служба в ВДВ, в морской пехоте или в разведке. И дальше – СОБР.

(Это говорит о том, что в СОБРе существовала правильная система отбора и подготовки кадров. Здесь собирались не просто хорошо подготовленные люди, а именно те, которые способны к коллективной работе. Если появляется единоличник, который считает себя Сильвестром Сталлоне или Жан-Клодом Ван Даммом, то результат обязательно будет плачевным – будут люди погублены, задача не будет выполнена. Наша система таких людей постепенно отторгает. Ещё она отторгает жуликов, например, торгашей, трусов. Дело в том, что надо постоянно ездить в командировки на Кавказ, а там невозможно всё время где-то в углу просидеть. Нужно ездить на боевые. Если ты к этому не готов, то рано или поздно тебе скажут: «Дружище, ты хороший парень! У тебя классный мерседес, у тебя замечательная халтура. Ты и другим помогал с халтурами. И форму красивую всем купил. Но сколько мы за тебя ездить-то будем?».

В командировках вообще всё обостряется. Разные люди, разные взгляды на жизнь, разные чёрточки характера, которые начинают раздражать неимоверно. Правильный коллектив всё это притирает и сглаживает. Много, конечно, здесь зависит от командира.)

От срочной службы у меня почему-то очень яркое впечатление осталось именно от офицеров. Все они были приличные люди, хорошие дядьки, которые очень по-человечески относились к солдатам. Может, в других частях и было иначе, но у нас в бригаде было именно так. Причём чем выше было звание у офицера, тем отношение к солдатам было теплее.

Молодые лейтенанты, конечно, старались поставить себя перед солдатами. Помню, как за одно моё не очень корректное высказывание лейтенант, который только что пришёл из училища и был всего-то на два года старше меня, заставил меня после отбоя заниматься строевой. Вот я и ходил по плацу, печатал шаг. В это время мимо проходил замполит батальона. Он, естественно, услышал печатание шага и увидел мою одинокую фигуру. Подошёл: «Боец, доложите, почему не в кровати?».

Я докладываю: «Выполняю приказ лейтенанта такого-то». – «Сынок, быстро в кровать! Лейтенанта ко мне!». Солдат – он в принципе не может быть неправ. Это значит, что лейтенант его чему-то не научил.

Самое частое обращение от старших офицеров к солдатам, которое я лично слышал, было «сынок», «солдатик». Никакого унижения. Гоняли нас – это да, но те же самые лейтенанты вместе с нами и умирали на марш-бросках.

Часто вспоминаю моего взводного, Валеру Захарова. Он трагически погиб. Когда бригаду из Германии вывели в Казахстан, было голодно. Он взялся подрабатывать шофёром такси. Один раз он уехал вечером и не вернулся. А через полгода, когда стаял снег, обнаружили его тело. Рассказал мне об этом его товарищ, Андрей Сироткин. (Сироткин был у нас в бригаде командиром взвода 11-й роты.) А с Сироткиным мы встретились в Дагестане! Он к тому времени стал командиром владимирского СОБРа. Артём Гатаев был командиром тверского СОБРа. Они оба были постарше меня. Кадровые военные, полковники. Оба десантники. Как командиры отрядов они приехали в Дагестан на месте проверить своих.

Я был командиром сводного отряда, зашёл познакомиться. – «Давай, давай, заходи, дружище. Рады познакомиться. Как там у тебя? Чего у тебя? Выпьешь с нами?». – «Да нет, спасибо». – «А чего так, не по-десантному?». – «Да я, в общем-то, тоже десантник». – «Где служил?». – «В 35-й ДШБ».

И вдруг Сироткин спрашивает: «В каком году?». – «87-89». – «Ты меня не помнишь? Лейтенант Сироткин. Только я тогда был худым». Голос у него дрогнул, он будто вернулся в свою лейтенантскую молодость. Я мысленно убираю щеки, морщинки и вижу того самого лейтенанта! (Картина прямо в голове стоит: одновременно пришло человек восемь молодых офицеров с Рязани. Их начали по взводам распределять. Они стоят в новенькой синей форме с чемоданчиками.) Тут, конечно, буря эмоций! Он мне стал рассказывать про тех, кого знал. Этот там, этот там… Я многих офицеров достаточно хорошо знал. Сироткин и рассказал про Валеру Захарова.

Вот так люди, прошедшие одними и теми же дорогами, оказываются в одних и тех же местах и в одних и тех же командировках. Кстати, в 1995-м в Чечне я встретил бывшего лейтенанта разведроты нашей бригады Юру Марчука. Он служил в СОБРе ГУБОП в звании майора.