Czytaj książkę: «Хочу увидеть океан»
Глава 1
Сыночек ненаглядный
Юра проснулся неожиданно, будто кто-то толкнул его. Тоненький солнечный лучик проник сквозь неплотно задвинутую тяжелую штору и нахально вторгся в приятные утренние сновидения. Юра открыл глаза, потянулся, повалялся еще немного, вспоминая по сложившейся за последние годы привычке вчерашний день, и тут же огорчился. Все-таки наглые эти девки, сначала в глаза заглядывают, сладкими голосами дифирамбы поют, а стоит им осуществить свою заветную мечту и попасть за границу, совершенно голову теряют. Вчера он лишился комиссионных от очередной красотки Анюты. Нашла время звонить. Нет чтобы дождаться, когда он домой вернется, так ей приспичило трезвонить ему на мобильный, прямо в клубе его нашла, где он, потягивая дорогущее вино из хрустального бокала, заинтересованно наблюдал за длинноногими красавицами, изображающими танцовщиц из кордебалета «Мулен Руж». Юра в тот момент, будучи не в силах отвести взгляд от роскошных грудей танцовщиц, с несвойственным ему чувством гордости, принимая его за еще более несвойственное ему чувство патриотизма, размышлял о том, что отечественные девушки по физическим показателям превосходят всех девушек Вселенной. Прошлым летом он развлекался в Париже и отвалил девяносто евро за билет в «Мулен Руж». Тогда он пил из изящного бокала французское шампанское, стоимость которого входила в билет, и без особого удовольствия смотрел на обнаженные подрагивающие груди танцовщиц, с удивлением отмечая про себя, что они его нисколько не возбуждают. Хреновые это были груди. Вялые и несексуальные. Правда, танцевали они профессионально. Да и декорации были богатые. А роскошные сценические костюмы открывали бюст полностью. Но ведь и наши постановщики давно научились поражать иностранцев и костюмами, и декорациями. Как-то Юра возил в концертный зал при отеле «Космос» cвоего голландского приятеля Ирика на представление «Русское шоу». И, слушая откровенно восхищенные восклицания иностранцев, которые в основном и заполнили зал, неожиданно для себя вдруг испытал гордость за наших артистов. Они танцевали ничуть не хуже, а декорации и вовсе были сказочными, впрочем, как и костюмы. Его отвлеченные размышления прервал звонок мобильного телефона. «Юрий Васильевич, дорогой, срочное сообщение. Выхожу замуж. Из бизнеса ухожу, муж так хочет. За прошлый месяц я вам проценты перевела. Так что я вам ничего не должна. Чао, дорогой. Пожелайте мне счастья».
От неожиданности он только и успел пробормотать: «Поздравляю…» А она уже и отключилась. «Вот же паршивка!» – запоздало разозлился он на Анюту. Конечно, можно было бы позвонить на ее мобильный, душу отвести, выругать как следует. А что толку? Очередная русская красавица пленила швейцарского буржуя, и он, не помня себя от счастья, заполучив такую дивную красоту, решил быстренько прибрать ее к рукам, пока не уплыла к какому-нибудь другому счастливчику. За последние полгода это уже третий прокол. Девки как с ума посходили. И что им неймется? Что им не терпится подставить свою шею в ярмо, именуемое очень точным определением – брачные узы? Пока молоды и свободны, наслаждались бы своей независимостью, получая по три тысячи франков в месяц в своем стриптиз-баре, отплясывая на сцене с жизнерадостными улыбками на раскрасневшихся лицах. А в свободное время крутили бы романы с богатенькими банкирами, не обременяя себя нелегкой семейной жизнью. Замуж всегда успеется, тем более что на Западе можно с этим и не торопиться, лет до тридцати уж точно. Это в России девчонки уже с семнадцати лет переживают, как бы в старых девах не остаться. А за бугром тридцать лет – самый брачный возраст. Когда уже и образование получено, и карьера наметилась. Анюте в прошлом месяце исполнилось двадцать два. Всего полгода он успел попользоваться процентами с ее жалованья. Хорошо, хоть рассчиталась с ним полностью. Он это помнил наверняка, даже не заглядывая в свою бухгалтерию. У Юры была отличная память на цифры, особенно когда дело касалось денежных поступлений. В любой валюте – швейцарских франках, евро или японских иенах. Один хрен, все равно он получал деньги в долларах через «Вестерн юнион». Этот банк работал только с долларами и даже евро переводил в доллары по очень невыгодному для клиентов курсу. Жаловались ему девочки, и не раз, сколько они теряли на процентах, отчисляемых банком и за перевод денег, и за конвертацию… Но Юру это не колыхало, он должен был получать свои тридцать процентов, и он их получал, пока очередная его протеже не выскакивала замуж…
Юра вытянулся на кровати, ухватившись руками за резную деревянную спинку, и стал резво вскидывать ноги, стараясь поднимать их строго вертикально. Досчитав до пятидесяти, обессиленно завалился на сбитую простыню и мысленно поблагодарил голландца Ирика. Это он надоумил Юру делать по утрам такую зарядку, зная, как не любил тот покидать свою постель. «Ты, Юра, много ешь, это вредно. И мало двигаешься. У тебя живот отвис». С этими словами он критическим взглядом окинул Юрину фигуру, и по кислому выражению его лица можно было понять, что она ему совсем не нравится. «Сам худой, а живот как у беременной женщины на четвертом месяце». Юре это сравнение очень не понравилось, но Ирик говорил правду. Он вообще всегда говорил правду, какая бы она ни была неприятная. Поэтому друзей у него практически не было, и только Юра с ним иногда выходил в люди, держа его про запас, мало ли понадобится, все-таки иностранец. И когда Ирик посоветовал ему, как избавиться от живота, не прилагая к этому особых усилий, Юра обрадовался, что не разругался с ним за неприятную, но справедливую критику. Вот уже и пригодился. С тех пор он каждое утро встречал, дрыгая ногами как заведенный. Результат не заставил себя долго ждать – живот заметно подтянулся, и Юра частенько с удовольствием демонстрировал его какой-нибудь очередной девочке, призывая ткнуть пальцем, чтобы убедилась, какие железные мышцы он накачал себе на радость, людям на загляденье. Девицы пальчиком тыкали, восхищенно удивляясь его достижениям, и иногда после этого следовал непродолжительный роман. Юра не любил длительных отношений. Он прекрасно знал женскую психологию и их фантазии на свой счет – каждая из них мечтала заполучить в мужья молодого преуспевающего владельца небольшой и перспективной фирмы Юрия Васильевича Добряка. «Фигу вам, – думал он злорадно, – как раз за ваш счет моя фирма приносит стабильный и вполне приличный доход. Мое дело – организовать, ваше – работать!» И, вручая девушке загранпаспорт с визой, отправлял ее в аэропорт Шереметьево-2 в сером «ауди», за рулем которого с вечно мрачной рожей сидел его водитель дядя Вася.
Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату заглянула мама.
– Умучился, бедняжка? – cострадательно взглянула она на запыхавшегося Юру. – Брось ты издеваться над собой. И так все девки твоими будут!
Мать боготворила единственного сына и считала его писаным красавцем. Она не могла понять, почему Юра каждое утро надрывается, задирая ноги, как будто ему за это платят. Кровать при этом ходила ходуном, и спинка ее стучала в стенку материной спальни. И Ольга Александровна считала про себя, сколько же на этот раз сын сделал этих идиотских упражнений, ругательски ругая при этом Ирика. Этот долговязый иностранец, которого она почему-то упорно называла бельгийцем, приводя его в тихую ярость, заставил ее сыночка, стройненького изящного красавчика, за которым толпами бегают девчонки, надрывать свое здоровье и ограничивать себя в еде. Он теперь по утрам ест какой-то поридж на воде, с завистью поглядывая на мамочку, которая поглощает огромные бутерброды с его любимой докторской колбасой, и это нисколько не сказывается на ее хрупком телосложении. А еще этот несчастный иностранец всегда скажет какую-нибудь гадость, будто только затем и ходит в гости. Если у нее подгорело мясо, вовсе не обязательно об этом говорить, ешь себе молча, что дали, и радуйся. Она и так знает, что не сильна в кулинарии, а он никогда не преминет указать на ее промашку. И Юрику что-нибудь гадкое как сказанет… Живот у него какой-то нашел. Раньше на мальчика любо-дорого было посмотреть, а сейчас ее сынуля превратился в худышку и ходит с голодным блеском в глазах, и еще неизвестно, как отразится на его здоровье скудное питание. Хоть бы этот заморский гость уехал в свою Бельгию или Голландию, один черт, кто их разберет – эти крохотные государства. Одним словом, не наш человек…
Юра догадывался, какие мысли сейчас бродят в маминой голове. И чтобы предупредить ее очередную воркотню, жизнерадостно объявил:
– Сегодня буду есть бутерброд с колбасой. Нет, три бутерброда. Соскучился.
– Ирик уехал?! – не поверила своему счастью мама.
– Не уехал, статью пишет. Дня три будет писать. Просил никуда не приглашать, чтоб не соблазнился… У меня, мама, неприятности. Хочу себе в утешение маленький праздник устроить, позавтракаю хоть по-человечески.
– А что случилось? – забеспокоилась мама, заранее пугаясь.
– Анюту помнишь? Замуж выскочила, из бизнеса ушла. Так что денежки мои тю-тю. Поступлений меньше будет, пока замену ей не найду. А это так непросто, что-то никого на примете нет. – Он зевнул и прикрыл деликатно ладошкой рот. Мама даже расстрогалась. Какой культурный у нее мальчик. Даже дома ведет себя культурно, вот что значит воспитание.
– Не горюй, сынок, у нас что, денег мало? Обойдемся без Анюты. Мы же не голодаем, и квартирка у нас дай Бог каждому. – Она с гордостью обвела взглядом его комнату. Мебель дорогая, Юрик ее в Италии заказывал, три месяца ждали. А в гостиной испанский гарнитур, кто ни зайдет – ахает от восхищения. И кабинет, то есть офис, у него как с картинки модного журнала. Девчонки заходят – даже робеют, на белый диван садиться боятся, на краешке стула пристроится какая-нибудь красотка и прямо глазами Юрика ест, хозяина всего этого великолепия.
– Ма, денег мало всегда. Я же собирался новый домашний кинотеатр купить, на Маврикий слетать отдохнуть недельки на две, машину уже пора менять. Перед людьми неудобно, третий год на «ауди» катаюсь. Да и тебя хотел в Карловы Вары на месячишко отправить подлечиться. Обидно отказываться от своих планов только потому, что девчонки работать не хотят. Что бы такое придумать? – Он задумался, запустив обе руки в волосы и раскачиваясь на кровати. Лицо у него стало отрешенным, и мама тихонько вышла готовить бутерброды. Пусть сынок подумает, авось что-нибудь в голову и придет. Он у нее толковый, всегда находил выход из любого положения, даже самого, казалось бы, безнадежного. Нарезала тонкими ломтями свежий белый хлеб, специально за ним с утра сбегала в соседнюю французскую булочную, сверху на каждый кусочек выложила ломтики колбасы, их она как раз нарезала потолще, как раньше Юрик любил. Пусть порадуется сыночек, пока охота есть и Ирик своими круглыми глазищами не наблюдает с осуждением за пиршеством своего русского друга. Писал бы он свою статью хотя бы недельки две, чтоб передышку дать Юрику. Авось сынок опять бы вернулся к прежним привычкам. Не затем ее мальчик стал прилично зарабатывать, чтобы голодом себя морить. Мысли ее вернулись в прошлое, когда Юрик сразу после окончания иняза пошел работать в престижный лицей. Но уже через несколько месяцев разочаровался в педагогической деятельности, в основном – из-за зарплаты.
– Сынок, но ведь в лицее платят больше, чем в обычной школе, – слабо возражала мама, выслушивая его очередные гневные обвинения в адрес директора, который то задерживает зарплату, то выплачивает ее вовсе не в том объеме, как обещал, принимая на работу.
– Ма, за эти копейки каждый день иметь счастье наблюдать дебильных сынков нуворишей – себя не уважать! – гневно принимался обличать Юрик своих учеников. – Их по утрам на крутых тачках охранники привозят, в класс сопровождают, расталкивая своими плечами учителей. И те молчат! А знаешь почему? Да потому, что родители этих недоумков, которым даже две извилины в мозгу в тягость, осуществляют так называемую спонсорскую помощь учебному заведению.
– И что же в этом плохого? – удивлялась мать неудовольствию сына.
– А помощь эта выражается не только в покупке новых телевизоров для школы или ультрасовременных компьютеров для компьютерного класса, но и в элементарных взятках. И заметь, все директору достается. Учителям – хрена с два. Вот я – вдалбливаю в головы юных засранцев английскую грамматику, а мне за это подают, как нищему в переходе. Впрочем, нищие побогаче учителей будут. Плюну я на этот лицей, уйду!
И действительно плюнул. Спасибо отцу бывшего сокурсника Кирюши Лаврова, устроил в свою весьма преуспевающую фирму переводчиком. Деньги пошли совсем другие, и мама с сыном наконец осуществили свою мечту – каждый день есть докторскую колбасу. Лелея эту мечту со времен нелегкого детства, когда за ужином семья сидела вокруг кастрюльки с картошкой в мундире, а старенький черно-белый телевизор показывал какой-то очередной тягомотный спектакль, Ольга Александровна передала свою мечту сыну, потому что и ему в детстве было несладко. Воспитывала она Юрика одна, так как ее муж слинял от них через несколько месяцев после рождения совсем не долгожданного наследника. То есть она-то сынка очень даже ждала, и родила она его в двадцать девять лет, а мужа появление орущего младенца только раздражало. Мальчишка не давал ему ночами спать, а работа у Василия Николаевича была очень ответственная, умственная: он заведовал районным отделением ДОСААФа. Как же он мог принимать исключительно важные решения, если голова с утра трещала от постоянного недосыпа? Чем он занимался на работе, Ольга Александровна представляла себе довольно смутно. Чем-то добровольно-патриотическим, что содействовало армии, авиации и флоту. Плакаты видела на улице – большие, красочные: cамолеты в небе летят, военные корабли по морю плывут, и мужественные лица летчика, солдата и моряка в профиль крупным планом вызывают чувство гордости. Ольга Александровна вспомнила, каким важным-важным и многозначительным был ее Василий Николаевич, чем и подкупил ее когда-то. В гостях он всегда глубокомысленно помалкивал, видимо исходя из принципа: «Молчи – за умного сойдешь». Она-то думала, что за таким солидным человеком будет жить как за каменной стеной. А оказалось, что за этой показушностью скрывался полный ноль. Надутый пузырь, да и только. Уж как она потом работала на трех работах, чтобы сынок в приличной школе учился, с репетиторами по английскому языку занимался, а потом на подготовительные курсы в институт ходил. Но когда вместе с ним она приехала после вступительных экзаменов в институт и увидела фамилию Юрика в списке, чуть не разрыдалась от счастья. Однако по-прежнему, пока он учился, с утра спешила в детскую больницу, где сестрой-хозяйкой работала до часу дня, затем мчалась сломя голову в соседнюю школу, где в группе продленного дня трудилась до шести вечера, а потом еще в школе рядом с домом полы мыла. И сынок у нее был одет всегда чистенько, и обновки ему справляла при первой возможности, вот только с едой было скудновато и однообразно. Поэтому они сейчас наверстывают, позволяют себе излишества, как их не раз упрекал в этом Ирик. Пожил бы он хоть неделю на тех скудных харчах, как они когда-то, а так – где ему понять?!
В глубине квартиры слышались шаги Юрика, потом скрипнула дверь ванной. Все у нее руки не доходят смазать петли этой двери. Хоть и двое их всего, хозяйство небольшое, но дел почему-то все больше и больше. «Старею, что ли?» – подумала вполне оптимистично Ольга Александровна. Поскольку старость ей казалась очень даже ничего, хорошая у нее старость – сытая, необременительная, давно она уже покинула и обе свои школы, и детскую больницу. Юрик обеспечивает их, иногда только подключая ее к своему нелегкому бизнесу, когда она должна играть роль секретаря при своем боссе – тогда наступает ее звездный час. Она встречает девиц в элегантном костюме и в туфлях на высоких каблуках. Давно уяснив, что крашеные белокурые волосы ее сильно молодят, в свои шестьдесят два года она выглядела лет на пятьдесят с небольшим, регулярно посещая парикмахера и салон красоты, где Риточка делала ей массаж лица и шеи, а Нинуля маникюр. Свои босые ноги Ольга Александровна никому не собиралась показывать, и поэтому на педикюре можно было сэкономить. Слава богу, ее не мучили возрастные шишки на ногах, и она выдерживала несколько часов в узких модельных туфельках. А когда клиенты уходили, она скидывала эту узконосую лакированную красоту дорогущей фирмы «Бруно Магли», что привез ей Юрик из Италии, и с удовольствием влезала в мягкие тапочки с поросячьими рожицами на носках, опять же – подарок Юрика на какой-то праздник. Балует он ее, всегда сам предлагает купить какую-нибудь обновку, ей и просить не приходится. И время от времени Ольга Александровна обожала перебирать вещи в своем шестистворчатом шкафу, дефилируя перед огромным зеркалом в Юриковом кабинете, как модель на подиуме. В эти минуты она себе очень нравилась, и так хотелось зрителей, восторженно взирающих на ее стройную фигуру и легкую походку.
Наконец появился ее сыночек ненаглядный – уже выбритый, причесочка, будто только что от парикмахера, спортивный костюм импортный ловко сидит на его подтянутой фигуре. Может, и прав Ирик, без живота Юрочка стройнее выглядит. А он уже подсел к столу и плотоядно уставился на бутерброды. Мама тут же поставила перед ним горячий кофе, подгадала, чтобы был готов, как только Юрик за бутерброд возьмется.
– Может, дорогой, тебе еще бутербродик с икрой сделать? – заглянула она в оживленные глазки Юрика.
– Да нет, мам, надоела она мне уже. Я соскучился по колбаске. А вот от пармезана не отказался бы.
Ольга Александровна с готовностью открыла холодильник. Как же хорошо быть богатыми! Мечтала ли она когда-нибудь, что у нее в холодильнике будет так запросто лежать килограмм итальянского сыра за тысячу четыреста рублей? И что личный шофер со списком будет ездить в дорогой супермаркет «Седьмой континент» и доставлять им домой все, что ее душенька пожелает?
– Ах да, Юрочка, забыла тебе сказать, вчера Саша звонила, справлялась, как твои дела. Голос у самой веселый, хихикает, будто ее кто щекочет. Какой-то мужской голос слышался, иностранец, видать. Ни слова не поняла, хоть старалась изо всех сил…
– Ма, ты, как всегда, подслушивала? – рассмеялся Юра, зная об этой маленькой слабости мамаши. Да она ее и не скрывала. Однажды, когда он сидел на своем диване с очередной девушкой, ведя с ней деловые переговоры, то есть расписывая замечательную жизнь за кордоном, куда вскоре собирался ее направить на работу, вдруг с изумлением увидел, что дверь его кабинета тихонечко приоткрылась и мать, ничуть не стесняясь, прижалась ухом к щели и внимательно слушает. Тогда он сдержался, не стал при девушке позорить мать, но потом строго отчитал ее. Мама очень удивилась выволочке от сына и с детской непосредственностью заявила:
– А что здесь такого? Мне же интересно, о чем вы говорите.
– Ма, ну где ты такое видела, чтобы люди под дверью стояли и подслушивали?
– Где, где… – обиделась мать. – У нас в коммуналке, когда я еще с родителями жила. Так все новости и узнавали. Если бы моя мамаша не подслушала, что Верка с семьей на заработки на Север намылилась, да не подсуетилась вовремя, сроду бы нам ее комнаты не получить. А так только Верка выписалась, у нас уже все документы были готовы, тут же и подали. Если бы не та комната, тебя бы и на свете не было. Папашу твоего жена выгнала, когда про меня услышала, он к нам и перебрался. Правда, ненадолго… – вздохнула она скорее по привычке, чем с сожалением.
Со временем трудности того времени, когда поздно вечером она валилась в полурасстеленную кровать, не чувствуя ног от усталости, наработавшись за день как ломовая лошадь, стали забываться. Будто это вовсе и не ее жизнь была. А настоящая жизнь началась шесть лет назад, когда Юрик, поработав три года переводчиком, завел нужные связи с нужными зарубежными клиентами и открыл собственный бизнес. До сих пор она восхищается предприимчивостью сына, его настойчивостью в достижении главной цели жизни – жить, не считая денег. То есть деньги он как раз любил считать, когда получал их от своих девочек, которые благодаря ему могли зарабатывать их за границей. А вот тратил он их на себя и свою мать с большим удовольствием. Первое время, когда деньги потекли из-за рубежа ручьем, ему доставляло удовольствие привести мать в какой-нибудь дорогой магазин и, поставив всех этих юных смазливеньких вертихвосток на уши, заставить обслуживать ее по первому разряду. В такой момент мать начисто забывала, как расстегивать пуговицы, завязывать поясок или открывать коробки с обувью. Над всем этим священнодействовали девушки, изображая неземную радость, когда мать или сын сдержанно одобряли очередную выбранную вещь. Затем Юрик набирал номер мобильного телефона дяди Васи, поджидающего хозяина в машине у двери магазина, и тот вваливался с хмурым видом, не глядя хватал все пакеты в охапку и чуть ли не в зубы и тащил их к машине. Как Юрик ни старался перевоспитать дядю Васю, привить ему хоть какие-нибудь мало-мальски приличные манеры, тот каждый раз мрачно бросал:
– Юрий Васильевич, не могу я улыбаться. Не умею. Хоть рвите меня на куски. У меня было тяжелое детство.
Юра плюнул на попытки придать своему водителю некоторый зарубежный лоск и всем интересующимся отвечал, что он пережил афганскую войну, хотя тот и близко там не был, просидев всю жизнь за баранкой «скорой помощи». Зато машину дядя Вася водил мастерски, изумляя гостей Юрия Васильевича умением протиснуться там, где другой водитель даже не рискнул бы. Ольге Александровне не очень нравилась рискованная манера езды водителя, она очень напрягалась, когда он делал неожиданные рывки. Но со временем она привыкла и вполне доверяла дяде Васе. А на его хмурую рожу просто не обращала внимания. Ее папаша тоже вечно ходил мрачный, да еще и дрался, нажравшись водки. Не каждый умеет так обаятельно улыбаться, как ее сынок.
– Ма, о чем задумалась? Ты же про Сашу начала рассказывать, – прервал ее воспоминания сын.
– Да что о ней говорить? Звонила, интересовалась, в Москве ли ты. Поговорить с тобой хотела. Оставила новый номер мобильного.
– Доем – позвоню, поболтаем. Давно ее не слышал.
Юра отставил пустую чашку, аккуратно промокнул губы салфеткой и так же акуратно сложил ее на стол.
– Спасибо, мамуля. Было очень вкусно.
С этой фразой он всегда вставал из-за стола, что бы она ему ни подала, хоть покупные пельмени. Как-то он заикнулся, не завести ли им повариху, пусть бы приходила через день готовить. Но мать как представила, что в ее доме будет какая-то тетка толочься, а потом после нее серебряные ложки пересчитывай, наотрез отказалась.
Юра отправился в свой кабинет, набрал номер телефона Саши. Сонный недовольный голос ответил не сразу.
– Алло, слушаю… О, Юрик, – сразу проснулась она, услышав его голос.
– Ну где пропадала, я тебя уже сто лет не слышал, красавица!
– Ой, Юрик, рассказать – не поверишь. Ездила тут с одним челом в Германию, чуть замуж не вышла. Слава богу, вовремя опомнилась.
– Давай встретимся, расскажешь. Люблю тебя послушать, сказительница ты моя.
– Давай, только не у тебя дома. Ты уж извини, но твоя маман вечно подслушивает. А потом смотрит на меня, как на падшую женщину. Что-то некомфортно мне под ее взглядом.
– Ну не обижайся, мало ли какие привычки у человека к старости появляются. Это еще не худший вариант. У моей приятельницы мать ходит по району и всем встречным-поперечным жалуется, что дочь ее голодом морит. А сама поперек себя шире… Я за тобой заеду в семь вечера, повезу в новый китайский ресторанчик «Золотой павлин».
– Хорошо, что не «Краснозадый павиан», – захихикала Саша, которая славилась в кругу своих друзей сомнительными шуточками и хулиганскими выходками. Но внешность ее была так хороша, что ей многое прощалось.
День прошел в обычных хлопотах и колготне. С самого утра пришлось колесить по Москве. У дяди Васи настроение было отвратительное, и к концу дня он разве что не плевался ядом. Доставалось всем, тем более что никто не слышал сквозь толстое автомобильное стекло его злобные реплики. Юра считал, что его водителю крупно повезло. Иначе ему могли в течение дня не раз набить морду. Последний заезд был на Садово-Кудринскую в банк, где Юру поджидали три весомые суммы в отделении «Вестерн юнион». Как ни старалась черноглазая красотка склонить выгодного клиента обменять доллары на рубли в их банке, как ни улыбалась голливудской улыбкой, тертый калач Юра не поддался на ее предупреждение, что соседний обменный пункт закрылся, а остальные неблизко. Он знал местечко, где курс повыше. И дядя Вася, сцепив зубы, чтобы не облаять своего хозяина, поехал по кольцу, протискиваясь в самые немыслимые щели между плотно стоящими урчащими машинами. Час пик был в разгаре. Обменяв деньги, Юра дал последнюю на этот день команду – прямым курсом в «Золотой павлин». Высадив хозяина у какой-то кривобокой хижины с загнутой кверху крышей и углядев за причудливым заборчиком красавца павлина с распушенным хвостом, дядя Вася в очередной раз выругался уже в адрес павлина. Надо же, вокруг загазованность превышает норму раз в сто, а этот разгуливает себе с важным видом, как министр финансов, и никак не сдохнет. Юра только усмехнулся на ядовитое замечание водителя. Отпущенный на все четыре стороны, дядя Вася бросился в самую гущу автомобильного потока, зорко высматривая потенциального клиента. Он нагло перся по диагонали из полосы в полосу, пока не вклинился в самый нужный второй ряд, поближе к тротуару. Время – конец рабочего дня, клиент сейчас косяком попрет.
Саша уже поджидала Юрика, заняв столик в самом углу. В ресторанчике было темноватно, но уютно. «Павлин» открылся недавно, поэтому народу здесь было немного.
– Ты уже что-нибудь заказала? – спросил Юра, обняв Сашу и расцеловав ее в обе щеки, от которых шел тонкий аромат каких-то незнакомых ему духов.
– Без тебя не стала, вдруг у тебя за это время изменился вкус и ты захочешь не пекинскую утку, а суп с икрой каракатицы.
– Ты угадала, пекинскую утку я не хочу, душа моя истосковалась по супу с плавниками акулы, а тебе чего хочется?
К ним подошла официантка в длинном китайском платье с золотыми павлинами на ярко-красном фоне и подала меню в толстом кожаном переплете с вытисненным золотом изображением павлина.
– Крутой ресторанчик… – заметила Саша, погладив изящным пальчиком павлина. – Интересно, кто его раскручивает?
– Наверное, тот, кто знает толк в китайской кухне. Я тут был уже несколько раз. Они шеф-повара из Китая выписали. Я его как-то вызывал, когда со своими партнерами обедал, благодарил его. Представляешь, прикол – этот узкоглазый взял себе русское имя Боря. По-русски вполне сносно чешет. Ему здесь нравится. Говорит, Москва – город больших возможностей. Все его друзья за короткий срок здесь капитал сколотили.
– О больших возможностях мы и сами знаем, – улыбнулась Саша и поманила пальчиком официантку. Та с сосредоточенным видом приняла заказ и скрылась за бамбуковой занавеской, отделяющей зал от кухни. Оттуда слышались голоса, шкварчанье, доносились аппетитные запахи.
– Ну, пока аперитив принесут, рассказывай, – поторопил Юра девушку, – мы с тобой уже с полгода не виделись. Новостей небось куча.
– Фи, как ты выражаешься – куча… Сказал бы уж лучше вагон и маленькая тележка, это ближе к истине.
– Фу-ты ну-ты – какие мы культурные стали! – съехидничал Юра, зная, какие иной раз словечки срываются с Сашиного язычка.
– А ты не язви, я с культурными людьми общаюсь, нельзя мне расслабляться.
– Ну-ну, – подзадорил ее Юрий, видя, как не терпится ей поделиться последними новостями.
– Тут, Юрочка, такие дела пошли, я даже не ожидала. Помнишь, с полгода назад ты меня на презентации в «Рэдисоне» представил Зильберштейну Евгению Борисовичу?
– А то как же, помню нашего пузанчика, он меня давно просил с какой-нибудь молоденькой красавицей познакомить для длительных отношений. Вот я о тебе и вспомнил. Ты же у нас девочка из культурной семьи, ему абы какая не нужна. А мы тогда с ним как раз совместный проект собирались обсудить. Знаешь ведь, как на презентациях бывает – народ на халяву нажрется, напьется, потом начинают своими делами заниматься. И что же Евгений Борисович? Клюнул?
– А то! – вскинула головку Саша. – Мы с ним вместе поехали после презентации кататься по Москве – такая ему фантазия в голову пришла. По пути он завез меня в бутик и купил обалденные сапожки, а к ним джинсики фирменные. Так сидели на мне, класс! Он чуть не облизывался, глядя на меня в новом прикиде. Но я девушка высоконравственная, сказала, что папа-мама строгие. Домой позже двенадцати лучше не заявляться – убьют на месте. Отвез, руку целовал. Мы с ним потом с месяц на свидания в кино ходили, театры, на концерты. Цветы дарил в корзинах. Его водитель мне привозил утром. Родители мои балдели. Мама чуть не плакала, растрогавшись. Говорит, даже в ее время цветы корзинами не преподносили. А он меня в порядке поощрения по бутикам возил, приручал, одним словом. Ну мне что, жалко? Пусть дарит, если ему нравится. Так дальше – больше, к родителям заявился знакомиться! Ну я родителей предупредила, что он меня лет на двадцать старше. Попереживали, потом смирились. Даже вместе в Турцию отпустили на неделю. Я слово им дала – вести себя прилично.
– Сдержала? – Юра насмешливо взглянул на Сашу.
– Пошляк ты, Юрка! – расхохоталась Саша. – Разве можно мужика так долго к телу не подпускать? Слюнями изойдет! Влюбился он в меня по уши. Пока в Турции были, столько всего надарил, что мне новый чемодан пришлось покупать. В Москву вернулись, а тут его партнер по бизнесу приехал, Франк Кохр. Ничего такой парниша, лет ему немного – тридцать пять. Здорово он все-таки выигрывал на фоне Женечки. Тому ведь под полтинник. А Франк подтянутый, высокий, в моем вкусе. Правда, по бутикам не возил. У него другая специализация – музеи.
– Ну, для общего образования и по музеям походить не грех…
– Смотря по каким. А он то в Музей бронетанкового вооружения тащит, я даже не знала, что у нас такой есть, то в Бункер Сталина, потом бац – в Музей русских валенок! Я совсем офигела…
– Да ты что? У нас и такой есть? – расхохотался Юра.
– Ой, Юрочка, чего у нас только нет, – тяжело вздохнула Саша. – У меня от этих музеев столько впечатлений – могу обзорные лекции в школах читать.
– Что-то я не понял, а куда же наш пузанчик подевался?
