Czytaj książkę: «Почтальонша», strona 2

2

Июль–август 1934 года

На следующий день после приезда Анна, еще не разобрав чемоданы, первым делом открыла большую коробку и достала из нее свои сокровища: черные семена лигурийского базилика в мешочке из рафии, ступку из белого мрамора с серыми прожилками, когда-то принадлежавшую ее прабабушке, а после нее – всем женщинам семьи по очереди, инкрустированную шкатулку из вишневого дерева, в которой хранились крошечные носочки Клаудии из розовой шерсти и носочки Роберто – из синей, жемчужное ожерелье матери, которое она получила в подарок на свой двадцать первый день рождения, лиловые шелковые наволочки, сшитые для нее бабушкой – та всегда говорила, что шелк сохраняет кожу лица молодой и гладкой, – и несколько книг, что она решила взять с собой: некоторые на французском, как «Мадам Бовари» и «Воспитание чувств», а также «Анну Каренину», «Джейн Эйр», «Грозовой перевал» и «Гордость и предубеждение».

Взяв мешочек с семенами, она вышла в сад и принялась за работу: выкопала около двадцати небольших ямок на расстоянии тридцати сантиметров друг от друга и посадила в каждую по два семечка. При такой жаре, как в этих краях, первых ростков долго ждать не придется, в этом она была уверена.

В то субботнее июльское утро она как раз поливала первые кустики базилика, когда раздался стук в дверь. Анна со вздохом вернулась в дом и распустила узел ленты, которой завязала под подбородком свою соломенную шляпу. «Смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к этой южной жаре?» – подумала она, кладя шляпу на стол.

– Иду! – крикнула она, направляясь к двери.

На пороге стояла Агата с раскрасневшимся, блестящим от пота лицом, в прямой розовой юбке ниже колена и белой блузке с пышным кружевным воротничком, подчеркивающим ее пышную грудь. В руках она держала сумку.

– Здравствуй. – поприветствовала ее Анна – Что-то ты рано.

– Да, мне не терпелось прийти, – извиняющимся тоном сказала Агата, входя в дом.

Анна закрыла за ней дверь.

– Мне надо переодеться, я работала в саду, – предупредила она.

– Да, конечно, делай все, что надо, не обращай на меня внимания, – ответила Агата, взмахнув рукой. – А я пока понянчусь с племянником.

– Я его еще не будила, – сказала Анна и кивком показала на коляску в центре гостиной.

– Я им займусь. А ты иди переодевайся.

Анна приподняла бровь и поплелась наверх, придерживаясь за кованые перила.

«И зачем я только дала себя уговорить?» – думала она, снимая синий шелковый халат и доставая из шкафа одно из своих черных платьев. Агата настояла, чтобы они вместе пошли на субботний рынок, и она согласилась, потому что у нее не было больше сил сопротивляться: та упрашивала об этом с момента их приезда. И не только об этом. Можно было подумать, что жизнь Агаты до ее приезда была океаном одиночества и тут, как остров на горизонте, неожиданно появилась она, Анна, единственная надежда на спасение. Невестка вообще не оставляла ее в покое: приходила каждый день, в любое время и без предупреждения, все время предлагала ей сделать что-то вместе – сходить за покупками, прогуляться, почитать молитвы в субботу после обеда или просто выпить кофе – и при этом болтала без умолку. А еще она постоянно приносила еду.

– Я готовила с расчетом на тебя, – радостно сообщала она, хотя никто ее об этом не просил.

Анна заплела волосы в привычную косу и спустилась вниз. Женщины вышли из дома и направились в сторону рыночной площади: Анна толкала перед собой коляску, Агата шла рядом, крепко держа ее под локоть.

Площадь Кастелло и прилегающие к ней улицы были заполнены лотками под белыми навесами. Шум, который Анна услышала издалека, по мере приближения к площади становился все громче и вскоре почти оглушил ее: продавцы нараспев зазывали покупателей, отовсюду слышались крики, громкий смех, кое-где возникали перебранки между активно жестикулирующими людьми.

Первая часть рынка пахла качорикоттой⁴, овечьим сыром и острыми оливками в рассоле. Смесь этих запахов казалась настолько отвратительной в этот ранний час, что вызывала тошноту. Анна ускорила шаг и прикрыла нос ладонью.

– Сюда, – воскликнула Агата. – Посмотри.

Это был ее любимый уголок рынка, где продавались кухонные принадлежности и домашняя утварь – настоящие жемчужины местных мастеров.

– Вот увидишь, здесь обязательно найдется что-то тебе по вкусу, – сказала она. Продавец за первым прилавком, совсем еще молодой здоровяк с едва наметившимися усами и темными кудрявыми волосами, расхваливал только что полученный товар:

– Такого вы больше нигде не найдете! – он показал вазу из местного камня, расписанную вручную желтыми цветами, глиняный горшок для тушения овощей и несколько деревянных половников с ручками из глазурованной керамики.

– А это что? – спросила Анна, указывая на небольшой глиняный предмет. Он напоминал шишку или готовую вот-вот раскрыться почку с двумя загнутыми по бокам листьями.

– Это пумо, – ответила Агата. – Тебе нравится? – спросила она, с надеждой заглядывая ей в глаза.

– Талисман на удачу, – пояснил парень. – Но действует, только если его кому-то подарить.

Анна поморщилась, всем своим видом говоря, что ни в какие талисманы она не верит.

– Вот увидите, – подмигнул парень. И, прежде чем Анна сумела возразить, Агата взяла пумо, расплатилась и положила его Анне в сумку. – Дарю тебе его.

Анна поблагодарила, даже не улыбнувшись. «И что мне теперь с ним делать? Не только бесполезен, но еще и уродлив», – подумала она.

Затем они подошли к прилавку с фигурками из папье-маше. Среди Мадонн, Иисусов и разных святых, выстроившихся ровными рядами как солдатики, Анна сразу же заметила небольшую статуэтку, которую, казалось, задвинули в угол, как никому не нужную: крестьянка в широком белом платье с развевающимся подолом, с растрепанными ветром волосами и с корзинкой красных яблок в руках. Это была единственная статуэтка с дефектом – на ее лице виднелась небольшая щербинка.

– Я возьму вот эту, – сказала Анна без колебаний, показывая на нее.

Агата посмотрела на нее в недоумении.

– Может, лучше взять святого Лоренцо, нашего покровителя? Смотри, какая красивая, – сказала она, беря статуэтку в руки.

Но Анна на нее даже не глянула.

Мужчина, сидевший за прилавком, нагнулся, взял старую газету из стопки, лежавшей у его ног, и принялся тщательно заворачивать в нее статуэтку.

– Аккуратнее, не раздавите ее в сумке. Папье-маше – очень хрупкий материал, – предупредил он, протягивая сверток.

Пройдя чуть дальше, они остановились перед грудой корзин и прочей плетеной утвари. Пожилая женщина с темным пушком над губой и мозолистыми руками, босая, сидела прямо на земле и плела очередную корзину: она только что закончила стенки и собиралась приступить к ручке. Агата тепло ее поприветствовала и тут же завела разговор. Две женщины перекидывалась однотипными фразами вроде «Слава тебе Господи, скрипим помаленьку», а Анна не могла оторвать взгляд от ног старухи, черных от земли, с потрескавшимися пятками и пожелтевшими ногтями. Она вспомнила свою бабушку, которая каждый вечер, прежде чем лечь спать, втирала в ступни молоко, после чего надевала на еще влажные ноги носки.

– Всегда ухаживай за руками и ногами, – часто повторяла она внучке. – Люди в первую очередь обращают внимание на такие мелочи, запомни это.

– Сюда, – сказала Агата, беря Анну под локоть. Они свернули на боковую улицу и подошли к тележке с тканями. Миниатюрная продавщица с собранными в пучок волосами и зеленой шалью на плечах показывала рулон синего шелка какой-то женщине. Платье покупательницы так плотно облегало ее фигуру, что казалось нарисованным прямо на теле. Ее густые темные волосы спадали на спину мягкими волнами. Но больше всего поразили Анну ее руки: не только потому, что они ощупывали шелк с той же нежностью, с какой гладят по головке новорожденного младенца, но еще и потому, что у нее были очень ухоженные ногти, покрытые красным лаком. Ни у одной из женщин, которых она видела в Лиццанелло, не было таких изящных рук.

– О, а вот и наша Агата. Доброе утро, – воскликнула торговка тканями, широко улыбаясь.

– Это Анна, моя невестка, – представила ее Агата.

Женщина с красными ногтями резко обернулась, и синий шелк выскользнул из ее пальцев. Анна пожала протянутую торговкой руку, краем глаза заметив, что та, другая женщина пристально ее разглядывает.

– Что я могу вам предложить, мои дорогие?

– Мне надо сшить занавески для окна в спальне, – объяснила Агата. – Дай несколько метров белого хлопка и тонкие нитки, чтобы обвязать края.

– Я вас, пожалуй, оставлю, – вмешалась женщина с красными ногтями, оторвав наконец взгляд от Анны. И добавила продавщице на местном диалекте:

– Шелк подходит, отложи его для меня, позже я пришлю за ним мужа.

И не прощаясь она развернулась на каблуках и ушла.

– Кто это такая? – прошептала Анна на ухо Агате.

– Кармела, – ответила Агата, немного смутившись.

– Кармела?

Агата посмотрела на нее в замешательстве.

– Портниха…

– Вот, пожалуйста, – вмешалась продавщица, протягивая бумажный сверток. Агата расплатилась и, поблагодарив ее, обещала скоро прийти снова.

Они вернулись на площадь.

– Заглянем на минутку к зеленщику? – предложила Анна, показывая на вывеску «Овощи-фрукты». – Мне надо купить пучок базилика. Хочу завтра приготовить песто.

Стоявший у входа в лавку худощавый мужчина, заметив, что они направляются в его сторону, весело улыбнулся и приподнял кепку.

– Чего бы вы хотели? – спросил он.

– Немного базилика, будьте добры, – ответила Анна. – Только, пожалуйста, с целыми листьями, как на прошлой неделе.

– Микеле, дай нам самый свежий пучок из всех, что у тебя есть, – добавила Агата.

– А как же иначе! – пообещал он. И, обернувшись внутрь лавки, крикнул на диалекте:

– Джакомино! Принеси-ка базилик для чужачки.

Анна удивленно приподняла бровь, слегка раздосадованная его словами. Вот, значит, как ее называют в городке? Чужачка?

Через несколько секунд веснушчатый мальчишка возраста Лоренцы появился с пучком базилика в руках.

– Дай его синьоре, – приказал ему Микеле, показывая на Анну.

– Вот, держите, – мальчик протянул ей базилик.

Когда они вышли из лавки, Агата предложила выпить по стаканчику лимонада в кафе, прежде чем идти домой.

– Так мы еще какое-то время побудем вместе и заодно немного освежимся, – объяснила она, обмахиваясь рукой как веером.

Они протиснулись сквозь небольшую толпу женщин, тащивших тяжелые сумки с рынка, – некоторые из них болтали друг с другом, поставив свою поклажу на землю, – и, раздвинув веревочные занавески, вошли в бар «Кастелло». Толстяк с густыми черными усами и оливковой кожей, стоящий за стойкой, протирал стаканы краем белого фартука. Стены снизу были обшиты деревом, а выше, рядом с рекламным плакатом биттера Фернет-Бранка и фотографиями местных достопримечательностей, висело написанное от руки меню. Вокруг столиков, застеленных плотными красными скатертями, стояли деревянные стулья с соломенными сиденьями. На одном из них лежала смятая газета.

– Нандо, два лимонада, пожалуйста, – сделала заказ Агата.

– Один, – тут же поправила ее Анна. – Я возьму кофе с граппой.

Агата обернулась на нее в изумлении.

– С граппой?

– Да, с граппой, – ответила Анна. – Я всегда пью в баре такой кофе.

Нандо подмигнул ей и громогласно заявил:

– Я тоже!

* * *

На следующий день Анна подготовила все необходимое: в керамических мисочках, расставленных на кухонном столе, лежали базилик, кедровые орешки, крупная соль, чеснок, пекорино, пармезан. Не хватало только оливкового масла, но Антонио пообещал с утра принести его. Она повязала фартук и достала из кладовки ступку.

– К вам можно? – послышался голос Антонио из прихожей.

– Конечно, входи, – крикнула ему Анна.

– Тетя, тетя, – пискнула Лоренца, подбежав к ней.

Анна улыбнулась, присела на корточки и распахнула объятия.

– Иди скорее сюда и обними меня, маленькая проказница.

– Здравствуй, – Антонио вошел со смущенной улыбкой, снимая кепку. – А Карло нет?

– Он повел Роберто на мессу, – ответила она, слегка изогнув бровь.

На лице Антонио мелькнула едва заметная улыбка.

– Вот масло. На сей раз два литра, – сказал он, ставя на стол небольшую канистру с логотипом своей фирмы, «Оливковое масло Греко». На нем была изображена масленка, из которой вытекала капля масла, принимающая форму оливкового листа.

– Папа, давай останемся посмотреть, как тетя делает песто! Пожалуйста!

– Ну, если тетя не против… – Он вопросительно взглянул на Анну.

– Конечно, не против, – сказала она, взъерошив волосы Лоренцы. Девочка тут же отодвинула стул и забралась на него, встав на колени, чтобы лучше видеть.

Антонио устроился на стуле с соломенным сиденьем в углу комнаты рядом с буфетом. На этот стул обычно никто не садился: на него складывали вещи, которые следовало погладить.

– Ну что ж, приступим! – воскликнула Анна. Взяв два листика базилика, она завернула их в смоченное водой кухонное полотенце. – Листья нельзя класть в воду, запомни это, – объяснила она Лоренце. – Их надо очищать вот так, аккуратно промокая влажной тканью. Иначе они могут порваться, а так – видишь? – они остаются целыми. – Закончив со всем базиликом, она отложила чистые листья в сторону и начала заполнять ступку дольками чеснока и кристаллами крупной соли. – Моя мама всегда говорила, что соли нужно совсем немного, одну щепотку. Не больше, всегда напоминала она.

И Анна принялась толочь соль и чеснок, рисуя пестиком круги внутри ступки.

Антонио, подперев свежевыбритую щеку ладонью, молча наблюдал за ней: руки Анны, такие гладкие и ухоженные, двигались легко и уверенно – умелые руки той, что была знакома с ритуалом приготовления песто с самого детства. С тех пор, как она приехала, он никогда еще не видел ее в таком хорошем настроении. И подумал, что ей следовало бы делать песто каждый день, раз это вызывает у нее улыбку.

– Толчем до тех пор, пока чеснок не станет вот таким, видишь? Как крем, – говорила Анна. Девочка подалась вперед. – Только тогда можно добавлять базилик, – продолжила Анна, беря пучок листьев. – И еще щепотку соли.

– Можно я положу соль? – спросила Лоренца.

– Да, только совсем чуть-чуть, как я тебе показывала.

Лоренца протянула свои маленькие пальцы к мисочке с солью и зажала несколько кристалликов между большим и указательным пальцами.

– Молодец, именно так, – улыбнулась ей Анна. – А сейчас будет самое интересное. – И принялась усердно толочь в ступке листья, пока они не превратились в кашицу. – Теперь добавим семена пинии, пекорино и пармезан. Только небольшими порциями, постепенно. – Одну за другой она опустошила мисочки в ступку. – После этого у тебя обязательно заболят руки. Смотри, какие у меня мышцы от этой работы!

Лоренца хихикнула и оглянулась на отца. Тот улыбнулся и подмигнул ей в ответ.

– Et voilà! – довольным голосом воскликнула Анна. Девочка, придвинувшись поближе, смотрела на песто глазами, полными восхищения, словно только что на ее глазах случилось чудо. Ей не терпелось рассказать об этом своим одноклассницам. С тех пор, как приехала «тетя издалека», как она называла Анну, Лоренца каждый день рассказывала подружкам о приключениях – то ли настоящих, то ли выдуманных – героини, которую, как она хвастливо заявляла, только ей посчастливилось знать лично: однажды тетя видела такие высокие горы, что они касались неба, другой раз – танцевала с самим королем, а как-то и вовсе вылечила больное дерево одним прикосновением.

– Осталось добавить масло, и песто готов, – сказала Анна. – Хочешь сделать это сама, ma petite?

– Моя малышка, – прошептал Антонио.

– Что ты сказал? – переспросила Анна.

Антонио покраснел.

– Ma petite… это означает «моя малышка», верно?

Она посмотрела на него приподняв бровь.

– Ты начал учить французский?

Антонио опустил глаза.

– Немного.

– С чего вдруг? Это я тебя вдохновила? – Анна улыбнулась.

Он пожал плечами.

– Я всего лишь хочу понять то, чего не знаю.

Хочу понять тебя, хотелось ему добавить.

Анна не могла знать, что каждую ночь, когда Агата с Лоренцой ложились спать и в доме воцарялась тишина, Антонио запирался на ключ в кабинете и доставал из ящика учебник французской грамматики, взятый в библиотеке. Он засиживался допоздна, читая и делая пометки, и останавливался лишь тогда, когда у него начинали слипаться глаза.

* * *

Карло сидел за одним из столиков перед баром «Кастелло» с Роберто на коленях и сигарой в руке и пил довольно паршивое красное вино, которое подавали в этом заведении. И тем не менее как же приятно было сидеть здесь и наблюдать за воскресной утренней суетой: кто-то выходил из церкви, кто-то, зайдя в пекарню, появлялся с подносом пирожных, кто-то протягивал монеты мальчишке, продающему газеты, и шел дальше с La Gazzetta del Mezzogiorno под мышкой.

Карло приподнимал шляпу, с улыбкой приветствуя прохожих: он знал тут всех, и казалось, что все знают его, словно за последние десять лет он и не вставал из-за этого столика.

– Привет, чужак, – раздался голос у него за спиной.

Тот самый голос. Кармела. Он знал, что рано или поздно встретится с ней. Даже странно, что они до сих пор не пересекались. После переезда он был слишком занят: надо было разобрать чемоданы, привести в порядок дом, подписать бумаги у нотариуса, осмотреть унаследованные земли… но в городке проживало лишь шесть тысяч жителей, и все друг про друга знали, так что ничей приезд или отъезд не мог остаться незамеченным.

Карло отодвинул стоящий рядом стул и, слегка улыбнувшись, жестом пригласил ее присесть.

– Я слышала, что ты вернулся. Видела тебя сегодня в церкви, – продолжая стоять, она опустила на плечи черную шаль, покрывавшую ее волосы.

Кармела превратилась в настоящую женщину. В ее шестнадцать, когда она только расцвела, между местными мальчишками началось что-то вроде соревнования – кто первый потрогает ее грудь. Они ухаживали за ней толпой, словно армия, осаждающая крепость: подавали ей руку, толкались, чтобы сесть рядом во время мессы, кто-то покупал ей булочки с повидлом, кто-то провожал до дома.

Карло знал ее с детства – они выросли на одной улице, в нескольких метрах друг от друга. Он не раз видел, как она кричала и плакала, получая оплеухи от матери, разбивала коленки, играя в догонялки, и вытирала нос рукой. Поэтому в тот год, вернувшись из летнего лагеря в Санта-Мария-ди-Леука и обнаружив ее неожиданно повзрослевшей, уверенной в себе и настолько красивой, что перехватывало дыхание, он вдруг смутился и с некоторой долей раздражения перестал с ней разговаривать. Лишь смотрел на нее издалека, изучая, будто она была каким-то новым непостижимым явлением. Дожидался, когда она встретится с ним взглядом, и тут же отводил глаза. В конце концов именно так, игнорируя, он и смог ее завоевать. Два года он трогал ее за грудь и страстно целовал украдкой, пока не пришло время уезжать: став сотрудником финансовой гвардии, он был командирован в Пьемонт, в Алессандрию. Но он собирался вскоре вернуться и жениться на ней. Так он ей и сказал.

– А это, должно быть, Роберто.

– Да! – воскликнул Карло, целуя сына в лоб.

– Какие глазищи…

– Их, к счастью, он унаследовал от мамы.

Кармела бросила взгляд на площадь, которая постепенно пустела. Чистильщик обуви Марио – здоровяк со сросшимися бровями, угловатыми чертами лица и зачесанными набок волосами, сидел, скрестив руки на груди, на скамейке между пальмой и фонтаном и не сводил с нее взгляда. Она кивнула ему в знак приветствия, потом опустила глаза и снова накинула шаль на голову. У нее такие же красивые и изящные руки, как и прежде, подумал Карло, глядя на длинные тонкие пальцы с ногтями, покрытыми красным лаком.

– А у тебя есть дети? – спросил он.

Кармела помедлила.

– Да, сын. Его зовут Даниэле. В декабре ему исполнится десять лет.

– А знаешь, ты прекрасно выглядишь, – пробормотал Карло. – Еще красивее, чем прежде.

Она устремила на него пронизывающий взгляд темных глаз.

– Но все же я оказалась недостаточно хороша, чтобы заставить тебя вернуться.

Он сделал глоток вина и не смог сдержать гримасу: мамма миа, ну и кислятина, хоть салат заправляй вместо уксуса.

– Ты же знаешь, я писал тебе об этом, – сказал он, опуская стакан на стол.

– Да, да, я знаю, – ответила она, махнув рукой, словно отгоняя назойливую муху.

– Однако кольцо на палец тебе успел надеть кто-то другой, как я погляжу.

Кармела прикоснулась к кольцу.

– Ну, если бы я дожидалась тебя, то умерла бы старой девой.

– Ты бы ни за что не умерла старой девой. Только не ты.

– А что же твоя синьора? Ее почти не видно. Почему? Ей не по нраву наш городок?

– С чего ты взяла? Ей просто нужно время, чтобы освоиться. Слишком много всего на нее свалилось в последнее время. Смерть Клаудии, переезд. Вот увидишь, потихоньку…

– Да, я слышала про девочку. Какое несчастье.

– Да, – он сжал губы… И выпил еще глоток.

– Боже, ну и гадость это вино, – вырвалось у него.

Кармела рассмеялась.

– Конечно, это же не то вино, что делал мой отец. Вот оно тебе нравилось.

– Вино дона Чиччо! Кто ж его забудет. Он все еще его делает?

– Уже нет. Стало слишком тяжело. Сорвал спину.

– Жаль. Я с удовольствием выпил бы стаканчик.

– У меня дома еще осталось несколько бутылок. – Она бросила взгляд на часы на городской ратуше и на Марио, который все еще смотрел на нее. – Мне пора, – сказала она наконец.

– Может быть, я как-нибудь зайду, – воскликнул Карло. – Выпить вина, я имею в виду, – тут же добавил он смутившись.

Кармела натянуто улыбнулась, попрощалась и, повернувшись к нему спиной, зашагала прочь, уверенная, что он смотрит ей вслед.

* * *

Лоренца распахнула входную дверь и с порога закричала:

– Мама, смотри, мы с тетей Анной сделали песто!

И помчалась на кухню показать стеклянную баночку, которую крепко сжимала в руках.

– Я уже приготовила поесть, – резко оборвала ее Агата.

Улыбка на личике Лоренцы мгновенно погасла. Антонио, тяжело вздохнув, подошел к ней и попытался утешить.

– Оставим песто на завтра, – сказал он, гладя дочь по голове.

– Не нравится мне эта штука. Не наше это, – проворчала Агата, продолжая греметь кастрюлями.

Антонио уже знал, что песто испортится и в итоге все придется выбросить. Анна ведь сказала им съесть его в тот же день…

– Иди сюда, Лоренца. Помоги мне накрыть на стол, – сказал он мягко, забирая у нее из рук баночку и ставя на буфет.

– Правильно, идите в гостиную, – закончила разговор Агата, вытирая руки о фартук.

* * *

– А вот и мы!

Карло вошел на кухню со спящим Роберто на руках: по дороге домой мальчика сморил сон.

– Это месса так на него повлияла, – иронично заметила Анна, осторожно забирая ребенка из рук мужа. Карло, расхохотавшись, попытался обнять ее сзади и поцеловать.

Анна, смеясь, попросила его прекратить, чтобы не разбудить Роберто. Но, уложив сына в кроватку, она сама крепко обняла Карло и подарила ему долгий поцелуй – за всю жизнь так целовала его только она.

Дымящиеся трофье⁵ с песто уже стояли на столе, но в это воскресенье им пришлось есть их остывшими.

* * *

На Феррагосто⁶ жара стояла с самого утра. Анна проснулась вся в поту и сдвинула на лоб черную шелковую маску, которая закрывала ей глаза. Карло в постели уже не было. Через мгновение она услышала, как он напевает что-то за закрытой дверью ванной – он всегда так делал, когда брился. Она поднялась с кровати, села у туалетного столика, взяла с мраморной столешницы щетку и расчесала волосы, глядя в большое овальное зеркало в раме из красного дерева. Потом погладила по щеке сына, безмятежно спящего в своей кроватке, и спустилась на кухню. Налила в ковшик молока и слегка подогрела его – недолго, всего минуту, чтобы оно стало слегка теплым, как она любила. Налила его в чашку и вышла с ней в садик. Устроившись на скамейке в тени гранатового дерева, Анна подобрала хлопковую белую ночную рубашку, поджала коленки к груди, обнажив тонкие розовые лодыжки, и перебросила на один бок длинные распущенные волосы. Крепко держа чашку обеими руками, она задумчиво сделала первый маленький глоток. Где она была в прошлом году в этот день? Роберто было всего несколько месяцев, и Карло вывез их на пикник в окрестностях Пиньи. Они пообедали, сидя на расстеленном покрывале в лесной прохладе, которую она так любила, где не слышалось ни единого звука, кроме стрекотания сверчков и щебетания птиц. Потом Карло достал из бумажного пакета пишаделу – ее любимый вид фокаччи – и они разделили ее пополам.

Анна провела рукой по мокрой от пота шее. Невероятно, сказала она себе, я продолжаю потеть даже в тени… Она со вздохом откинулась на спинку скамейки и сделала еще глоток молока. Агата не появлялась уже несколько дней, подумала она. Не то чтобы ее это огорчало, ни в коем случае. В определенном смысле Анна даже испытывала облегчение оттого, что невестка ослабила хватку. Но уж очень внезапно она исчезла. Может, обиделась на то, как ответила ей тогда Анна? Но ей самой ее слова вовсе не показались грубыми. Неделей ранее Агата заявилась к обеду и принесла фриттату⁷ с сухарями и мятой.

– Агата, спасибо тебе большое. Это очень мило с твоей стороны. Но я хотела бы сама готовить для своей семьи, – сказала она ей.

Что в этом было плохого? Она не сказала ничего обидного!

– Доброе утро, любовь моя, готова ехать на море? – В сад вышел Карло, благоухая ментоловым лосьоном после бритья. Он наклонился, чтобы поцеловать жену, и провел рукой по ее волосам.

– На море? Но у меня даже купальника нет, – запротестовала она.

– Ничего страшного! Что-нибудь придумаем. Не будем же мы сидеть здесь, умирая от жары, – весело ответил он.

– И как же мы туда доберемся, позволь спросить?

– На автобусе. Он отправляется ровно через пятьдесят минут, – объяснил он. – Антонио, Агата и Лоренца ждут нас на площади.

– Ты уже все устроил… А почему я ничего об этом не знала? – напряглась Анна.

– Потому что я хотел сделать тебе сюрприз! Будет весело, вот увидишь. Спокойно заканчивай завтракать, а я соберу Роберто.

Автобус отъехал от площади Кастелло с получасовым опозданием: желающих уехать было так много, что они расталкивали друг друга, пытаясь протиснуться внутрь. Бурное возмущение со стороны тех, кому не хватило места, заставило водителя пообещать, что он сразу же вернется за второй партией пассажиров.

– В баре для каждого из вас оплачено по стаканчику лимонада, – объявил Карло тем, кому предстояло остаться. – Освежитесь немного, пока ждете следующий рейс.

И под восторженные возгласы поднялся в автобус.

– Ты слышал? Этот синьор угощает нас лимонадом, – сказала какая-то молодая женщина сынишке, который капризничал из-за жары, сидя у нее на руках.

– Я не поняла – ты что, за всех заплатил? – спросила Анна.

– Конечно, – ответил Карло, усаживаясь рядом с ней. И с улыбкой помахал ребенку в окно.

Она посмотрела на него в замешательстве.

– Но зачем?

– Как это зачем? Это проявление любезности. Ведь этим беднягам придется ждать под палящим солнцем.

– Да, но тебе-то какое дело? Они что, сами не могли купить себе лимонад?

Карло пожал плечами.

– У нас тут так принято. Мы всегда так делаем.

– Может быть. Как по мне, это довольно глупый способ выбрасывать деньги на ветер.

– О деньгах не беспокойся, любимая, – успокоил он Анну, коснувшись ее колена. – Их у нас достаточно.

– Но это не повод их транжирить, – возразила она.

– Тетя, я хочу сидеть рядом с тобой, – вмешалась Лоренца, высунувшись с сиденья позади них.

Карло потрепал ее по щеке.

– Ну хорошо, – сказал он поднимаясь. – Но только в этот раз, ладно?

И, подмигнув племяннице, пересел на ее место рядом с Агатой, которая обмахивалась черным кружевным веером. Антонио, с головой погруженный в чтение, сидел в другом ряду рядом с парнем, который смотрел в окно, прижавшись носом к стеклу.

Ближайший пляж, Сан-Фока, находился всего в нескольких километрах от города, но там было так шумно и многолюдно, что у Анны возникло желание сесть обратно в автобус и вернуться в тихое спокойствие своего садика с гранатовыми деревьями.

– Подержи, пожалуйста, ребенка, – попросила она Карло, передавая ему Роберто.

– Все хорошо, любимая? – заволновался тот.

Анна не ответила. Она надела соломенную шляпу, которую захватила с собой из дома, взяла за руку Лоренцу и пошла вместе с ней по горячему песку в поисках свободного места. Задача казалась невыполнимой: везде кто-то лежал и загорал, дети с ведрами и лопатками строили замки из песка, взрослые играли в мяч, размахивая обтянутыми кожей деревянными ракетками. В конце концов им все же удалось отыскать незанятый клочок пляжа: Карло и Антонио сели спиной к спине, а Анна и Агата, посадив детей в середину, пристроились рядом, вытянув ноги.

Анна чувствовала себя пленницей этой удушающей жары и кишащего повсюду многоголосого человеческого роя. Ей докучали даже звуки диалекта, этого все еще совершенно непонятного ей языка, со всеми его «U» на конце слова и «Z», которые выскакивали в самых немыслимых местах. Но никто из ее спутников не обращал на это никакого внимания. Все, кроме нее, казалось, были абсолютно счастливы здесь находиться.

Карло вдруг встал и снял с себя рубашку и брюки, под которыми оказались купальные шорты в бело-синюю полоску до середины бедра. – Пойду окунусь, – объявил он. – Кто со мной?

– Я. Не могу больше, мне пора охладиться, иначе я расплавлюсь, – пожаловалась Агата, продолжая обмахиваться веером. – Лоренца, пойдем с нами, тебе надо намочить голову, чтобы плохо не стало, – добавила она, вставая. Агата сняла с дочери футболку, и та осталась в желтом купальном костюме с шортиками.

– Тетя Анна, пойдем с нами, – взмолилась Лоренца.

Анна погладила ее по голове и сказала, что пока предпочитает остаться здесь.

– Антонио, ты идешь? – спросил Карло.

– Как только дочитаю главу, – ответил тот, кивая на страницу.

Карло наклонился, чтобы чмокнуть в лоб Анну, а потом Роберто.

– До скорого, – сказал он. – Смотри не обгори. – И с улыбкой поправил ее соломенную шляпу, съехавшую на бок.

Анна следила за ним взглядом, пока он шел в сторону моря, перекидываясь шутками с идущими рядом Агатой и Лоренцой. Увидев, что они зашли в воду, она подняла глаза и посмотрела на Антонио, который продолжал читать, не замечая ничего вокруг.

Почувствовав на себе ее взгляд, он оторвался от романа и взглянул на нее.

– О чем она? – спросила его Анна.

Антонио растерялся.

– Кто?

– Книга, которую ты читаешь, – рассмеялась она.

– А, книга, – воскликнул Антонио, краснея. – Ну, даже не знаю, – продолжил он, удерживая между страницами большой палец вместо закладки, – там говорится о человеке, погрязшем в грехе уныния, который сидит запершись в своем доме и ничего не делает, но при этом завидует всем, кто способен активно действовать. Называется «Записки из подполья».