Czytaj książkę: «Купи или умри. Добро пожаловать в безжалостный новый мир»

Фёдор Венцкевич

Czcionka:

Иллюстратор CHRYSTYANRomero

ISBN 978-5-4496-3808-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1 | Зет

– Московское время шесть часов тридцать минут. Вы опаздываете, гражданин. В такой-то день!

Гражданин Z368AT, или просто Зет, открыл глаза.

– Какой день? – сонно спросил он.

– Вы забыли? – удивился слуга. – Забыли день своего рождения?

– Какого рождения, что ты несёшь? – поморщился Зет. – Оно…

– Сегодня ваше второе рождение, – объяснил слуга. – Гель для умывания «Оноре» дарит вам новую жизнь и вечную молодость. Позвольте продемонстрировать чудодейственный эффект…

Зет едва успел загородиться от влажно поблескивающего пальца подушкой.

– Фу! – скомандовал он.

Кодовое слово заставило слугу отступить. Он удивлённо взглянул на свой палец и, нахмурившись, вытер его о брючину.

– Позволю себе напомнить, – с достоинством заметил он, – что вы обещали отписаться от рекламы.

– Денег нет, – отрезал Зет.

Слуга поклонился.

– Понимаю. Кстати, московское время шесть часов и уже тридцать четыре минуты.

– Следил бы ты лучше за подчиненными, – ответил Зет. – Совсем распустились. Вчера дверной коврик советовал мне купить ботинки получше. Растолкуй ему, что к чему, будь любезен.

– Разумеется. – Слуга поклонился. – Но, видите ли, трудно требовать дисциплины от других, когда сам поминутно срываешься на рекламу.

– Денег нет! – пропел Зет и, сочувственно похлопав по гулкой пластиковой спине, проскользнул мимо слуги в ванную.

– Можно подумать, они когда-нибудь были, – проворчали ему вслед.

***

Ванную Зет не любил: недостаток средств ощущался здесь особенно остро. Зубная щётка, прежде чем включиться, сначала педантично зачитывала правила чистки зубов, после чего так же нудно и монотонно сообщала о новостях и новинках стоматологии. Мыло настойчиво диктовало адрес ближайшего маникюрного салона. Водопроводный кран не забывал на секунду выключить холодную или горячую воду, каждый раз извиняясь тем, что только «Санта» работает безупречно.

Полотенце ужасалось состоянию кожи лица и обилию перхоти, изо дня в день напоминая, что всего один тюбик геля «Аполлон» без следа устранил бы обе проблемы. Как и мимические морщины. И раннее облысение. Не говоря уже о неприятном запахе изо рта. Когда полотенце жеманно вскрикнуло: «Ну фу же таким быть!» – Зет, не выдержав, скомкал его и сунул под раковину.

Но главным врагом было, конечно, зеркало.

– Опять вы! – приветствовало оно Зета. – Да когда ж это кончится?

Из зеркала на Зета исподлобья глянуло отражение, одетое в заношенные трусы и грязную белую майку. Небритое, нечесаное и вонючее, с красноватыми похмельными глазками, низким лбом и сальными редкими волосами, оно, естественно, ненавидело всех и вся.

– Доброе утречко, – приветствовал его Зет. – Чудесно выглядишь. Как спалось?

Отражение рыгнуло, почесало промежность и вдруг исчезло, уступив место франтоватому господину средних лет. У господина были розовые щеки, жемчужные зубы и чудесные шелковистые локоны до плеч. При всем при том в обоих вариантах отражения можно было без труда распознать самого Зета.

– Только что из салона «Сашенька», – небрежно обронил господин. – Здесь рядом, за углом и направо. Очень. Очень рекомендую.

Господин повернулся вполоборота, демонстрируя профиль, и призывно повёл плечом.

– Костюм, кстати, от «Амадео», – заметил он. – Третья Тверская линия, дом…

– Пшёл вон! – рявкнул Зет, и господин, вздрогнув, ретировался.

Зеркало, отработав номер, пропустило наконец на поверхность и самого Зета. Вглядевшись в отражение, тот охнул.

– Ну за что это мне? – простонал он, ощупывая голову.

Расчёска, полученная от Несс ко дню рождения неделю назад, исправно портила ему жизнь. Прибор оказался на удивление норовист и непрост в обращении. Мало того, за ночь настройки сбивались, и чудесные ввечеру волосы утром повисали бесцветной лапшой, облепляя голову липкой неприятной кашицей.

Зет, сморщившись, поскрёб расчёской голову и неуверенно заказал:

– Ну, давай что-нибудь модельное… И мужское, – поспешно уточнил он, спугивая наметившееся каре. – И без кудряшек. Челку убрать. Баки туда же. Зачесать набок. На другой. Вот. А цвет такой… Ну как его? Коричневый, что ли? Ой, нет. А если светлее? А темнее? Ясно. Давай тогда просто чёрные.

Он повертел головой и поморщился.

– Сойдёт. Огромное всем спасибо.

– Хорошего дня! – ответил ему хор из ванной. – И не забывайте: счастье не в деньгах, а в покупках!

– С вами забудешь! – огрызнулся Зет.

Впрочем, забыть главный лозунг тысячелетия вряд ли бы получилось даже у президента. Не было в стране человека с доходами, позволяющими пользоваться исключительно товарами без рекламы.

***

Выходя из ванной, Зет столкнулся с поваром, который, переминаясь от нетерпения, ждал его на пороге.

– Тебе чего? – удивился Зет.

– Хлеба! – выпалил повар. – Хлеба. Мне. Я всегда делать тосты из хлеба. Живо!

– Я тебе дам «живо»! – разозлился Зет. – Сколько говорить: учи язык! IQ, слава кредитам, позволяет. Сейчас принесу твой хлеб. Забыл вчера выложить.

Он сходил в прихожую, вынул из висевшего на дверной ручке пакета батон и, рассеянно разглядывая обёртку, двинулся на кухню.

«Один батон хорошо, а два со скидкой!» – успели пробежать глаза, прежде чем обёртка отправилась в карман халата.

«Московский хлебозавод 1212 предлагает лучшие товары по лучшим ценам, – сообщала вторая обёртка. – Лучшая мука из превосходного зерна, выращенного на заповедных землях симпатичнейшими работницами». Фотографии работниц прилагались.

Зет, как раз проходивший мимо спальни, чуть покраснел.

– Зерно они тоже в таком виде выращивают? – пробормотал он, невольно косясь на дверь.

Обёртку с работницами руками разорвать не получилось, и Зет, теряя терпение, разделался с ней зубами.

«Чудотворная кулебяка! Уникальный рецепт, выкраденный у тибетских монахов! Только у нас! При покупке двух кулебяк – третья в подарок!» – соблазняла следующая обёртка.

Отправив в карман четвертую – «сдобные барельефы и статуи, портретное сходство гарантировано», – Зет вытащил плитку хлеба, подобно древней глиняной табличке испещрённую вдавленными в корку надписями: фамилии работников хлебозавода, транспортной компании, мельничного комбината, агрокомплекса и ещё как минимум двух десятков персон без упоминания должностей, оплативших рекламную площадь то ли от недостатка известности, то ли от избытка денег. Поперек всего игривым шрифтом раскинулось послание: «Люблю тебя, Зая. Твой Котик!»

– Откуда у этой скотины деньги? – удивился Зет. – Ведь двести ж кредитов!

Сунув батон повару, он сел за стол и придвинул к себе кофе.

За его спиной что-то лязгнуло, над ухом грустно прозвенела лопнувшая струна… Зет, как ужаленный, обернулся.

Повар, бледнея на глазах, медленно ронял из слабеющих рук батон хлеба. Зет внимательно следил, как батон выскальзывает из пальцев повара, падает на пол, подскакивает и, отлетев в угол, замирает там, тихо покачиваясь.

Несколько секунд повар стоял, опустив руки и прислушиваясь к себе.

– Виноват, – раздался наконец его тихий печальный голос. – Умер.

Он собрался с силами и в первый и в последний раз в своей жизни сказал сложное предложение:

– Прошу не сообщать фирма. Я исправиться.

Повар смолк, уронил руки и потух взглядом. Наступила тишина.

Зет подождал немного, испытующе глядя на повара.

– Нет, не «исправиться», – решил он и, встав из-за стола, осторожно приблизился к лежавшему на полу батону. В свежем срезе что-то тускло блеснуло. Батон зашевелился, и Зет поспешно отпрянул. В батоне зашипело, защёлкало, и оттуда полилась тихая печальная музыка.

«Умер повар, ушёл в мир иной,
Завтрак не сделал, обед взял с собой.
Ужин будет готовить в раю,
Кто мог предвидеть такую беду?»

– печально выводил сладкий бархатный баритон. Повисла пауза, после которой и музыка, и баритон сильно приободрились:

«Но не стоит делать из мухи слона.
Умирают все на раз и на два.
Хватай трупик – меняй на «Кухлер».
«Кухлер» украсит любую кухню».

– Каждый из поваров «Кухлер», – доверительно сообщил поселившийся в хлебе голос, разделавшись с куплетами, – выпускается с IQ гарантированно больше шестидесяти, благодаря чему без труда распознает в пище любые инородные элементы, что может значительно продлить не только его жизнь, но и вашу.

На стол со звоном выкатились три монеты – очевидно, возмещение за испорченный хлеб.

– А повар? – не удержался Зет. – Повар что, ничего не стоил?

Батон, казалось, только того и ждал.

– Новый повар абсолютно бесплатно! – объявил он. – Привозите своего старого повара, и мы совершенно бесплатно обменяем его на нового повара «Кухлер»! Новый «Кухлер» на вашей кухне! Вдвое быстрее, втрое вкуснее, вчетверо интеллигентнее! «Кухлер»! «Кухлер» и ваша кухня! «Кухлер» на вашей кухне. Кухня – это «Кухлер».

– Да вы совсем обнаглели! – прошипел Зет.

Брезгливо взяв хлеб двумя пальцами, он отправил его в помойку.

– «Кухлер»! – успел напомнить тот перед смертью.

Зет с беспокойством взглянул на часы. Он и так уже опаздывал, а теперь ещё имел на руках стремительно остывающий труп. Труп, который Несс только вчера с огромным трудом научила готовить оладьи с яблоками.

– Куда б его? – огляделся Зет.

Однако спрятать труп, пусть даже и труп повара, на современной кухне было непросто. По всему выходило, что повара придётся тащить на работу и вечером, по пути домой, менять на этого «Кухлера». Иначе никак.

Зет покосился на повара и, представив, как будет смотреться в машине его отвисшая челюсть и укатившийся за переносицу глаз, тяжело вздохнул.

– Семь часов двадцать четыре минуты, – деликатно напомнили из спальни. – В связи с чем трудно не вспомнить «Коффленд», где каждые двадцать четыре минуты разыгрывается бесплатная чашка кофе!

– А, черт!

Вот теперь Зет опаздывал по-настоящему. Он залпом допил кофе и, глянув в сторону Холмса, который внимательно следил за ним из угла, покачал головой:

– Извини, приятель, не успеваю. Несс проснётся, выведет.

– Козёл! – перевёл собачий ошейник.

Холмс так и остался собакой Несс. Ни полгода совместной жизни, ни килограммы колбасы не смягчили его собачьего сердца.

– Я тоже тебя люблю, – ответил Зет. – Будешь умываться – не откуси мошонку.

– Да ты и на кошку-то не похож, – перевёл ошейник.

***

Зет взглянул на часы: почти половина восьмого. Чуть больше получаса до утреннего инструктажа… Он надел костюм и, пощёлкав по лацкану, довёл цвет до любимого тёмно-синего. Извернувшись перед зеркалом, оглядел спину. Сегодня рекламную площадь осваивал трейлер нового боевика. Последние сутки трейлер находился в горячей ротации, но Зет до сих пор его ещё не видел. Запомнил только название: «4981». Или «1984»? С тех пор как киноиндустрия избавилась наконец от детской болезни присвоения имён своим детищам, Зет постоянно их путал.

Нет, наверное, все же «9841». Жаль, Несс спит. Она бы сказала. Вот память у человека!

Как всегда, вспомнив о Несс, Зет утратил бдительность и задержал взгляд на трейлере чуть дольше, чем следовало. Просмотрев его четыре раза, он наконец спохватился, благодаря небеса за то, что это был только трейлер.

Времени оставалось чуть. Зет надел защитные очки – сколько они стоили, он предпочёл забыть сразу после покупки, – нацепил наушники, ткнул в ноздри новые фильтры и, пристроив под мышкой повара, быстро вышел из квартиры.

Закрыв за собой дверь и повернувшись к ней спиной, он, как всегда, на секунду замер, глядя, как серые стены коридора уходят вдаль, медленно растворяясь в мягком неярком свете. Потом чуть наклонился вперёд, приподнял защитные очки и принял нахлынувшую волну грудью. Его всё-таки откачнуло, и он, улыбнувшись, покачал головой. Бесполезно же: море. Те же волны, раздирающие друг друга в брызги и пену, та же неодолимая мощь. Только вместо воды онон, теон, феон, ксеон и даже старый добрый неон. Волны света катились по коридору, накатывали одна на другую, сцеплялись, схлёстывались и рвались, обдавая брызгами стены и потолок. Реклама того, другого и третьего. Новости, анонсы и трейлеры. Объявления, извещения, сообщения. Призывы, предупреждения, предостережения. Указатели, надписи, граффити. Голограммы, проекции… Зет знал, что на том же самом пространстве одновременно бушевали океаны звуков и запахов, но он слишком берег здоровье, чтобы смешивать эти напитки.

Он судорожно вдохнул и поспешно вернул очки на место. Серые стены гильотиной отрезали цветной содом. Единственное, что осталось – едва заметный логотип производителя очков, с неброским, чуть утопленным в стену шрифтом. Но куда ж без этого…

Зет помотал головой, разбрызгивая плавающие перед глазами цветные пятна, и, поудобнее перехватив повара, заспешил к лифту.

***

И всё-таки очки стоили потраченных денег. Они отфильтровывали все, кроме объёмных модулей, хоть и запрещённых, но все равно во множестве разгуливающих по улицам. Встречный прохожий вдруг менял направление и, дружески обвив рукой ваши плечи, доверительно шептал на ухо: «Лучшее суши. Пятьдесят метров прямо и двадцать направо. Мамой клянусь: пальчики оближешь!» После чего немедленно таял в воздухе. Привлечь за такое было практически невозможно.

Спустившись в гараж, Зет принялся высматривать свою машину. С тех пор как за безаварийное вождение её наградили правом перекрашиваться по своему усмотрению, задача усложнилась.

Побродив для приличия по гаражу, Зет сложил руки рупором и громко скомандовал:

– Той, ко мне!

Прошла минута. Зет скрипнул зубами и, повернувшись в другую сторону, заорал снова:

– Той, хорош! Мы опаздываем.

Наконец в тихом шелесте шин из-за угла неспешно выкатил Той. Гордый самец, племенной скакун класса «Альфа», каким, конечно, только и мог быть автомобиль настоящего мужчины, то есть (если верить Кодексу, а Кодекс обязывал в него верить) любого служащего Очистки, включая Зета. О том, может ли зарплата настоящего мужчины быть меньше стоимости одного-единственного колеса его машины, Кодекс умалчивал. Как и о том, позволительно ли такому мужчине иметь IQ ниже, чем у его автомобиля. Служащие подозревали, что нет. Автомобили тоже. В результате отношения между служащими и их служебными машинами были окрашены в тона недоверия, недопонимания и плохо скрываемого презрения.

– Доброе утро, Той, – поздоровался Зет, мрачно оглядывая ярко-зеленый кузов с изображением полуголой девицы на капоте. – Отлично выглядишь.

– Благодарю, – отозвался Той. – Я надел этот принт в последнем номере «Рулевого».

– Очень мило, – сквозь зубы одобрил Зет.

– Правда хорошенькая? – спросил Той, открывая дверь.

Каждый день Той старался выбрать рисунок и расцветку погаже, медленно, но верно подбираясь ближе к потаенным комплексам и страхам хозяина. Игра шла в одни ворота, и Зету оставалось только терпеть и не подавать вида.

– Совершенно в моем вкусе, – ответил он. – Разве грудь маловата.

– Да? – удивился Той. – Боюсь, если сделать больше, она будет свисать с капота.

– Что ж, – разочарованно протянул Зет. – Тогда оставим как есть. Открой, пожалуйста, заднюю дверь.

Чуть слышно зажужжали приводы камер. Той внимательно осмотрел ношу Зета.

– А что это? – подозрительно спросил он.

– Повар, – коротко объяснил Зет.

– Почему он не вдет сам?

– Сломался.

– То есть, – уточнил Той, – умер?

– Сломался, – упрямо повторил Зет. – Он на девяносто процентов машина.

– Хорошо, – согласился Той. – На девяносто процентов он сломан. Но на остальные-то десять, как я понимаю, мёртв?

– Ну, – неловко отшутился Зет, – что такое десять процентов? Видал я господ и мертвее…

– Он провоняет мне всю обивку, – брезгливо заметил Той. – Куда вы собираетесь его везти? И главное, зачем? Отчего бы вам его просто не выкинуть?

– Потому что он мне нужен. Между прочим, я опаздываю, – начиная злиться, сообщил Зет.

– Вы могли бы встать пораньше, – заметил Той.

– Мог бы, если бы знал, что он умрёт. То есть сломается.

Той помолчал. Наконец он неприязненно произнёс:

– Кладите.

Дверь распахнулась, и Зет усадил повара на сиденье. Когда он захлопнул дверцу, покойник, перевалившись, точно медуза, медленно привалился к стеклу лицом. Мёртвые глаза смотрели совершенно в разные стороны. Зет поёжился и сел на переднее сиденье.

– На работу, – небрежно бросил он. – И, как ты, наверное, догадываешься, мы здорово спешим.

– Тридцать единиц, – отозвался Той.

– Да ладно! – отмахнулся Зет. – Норма пока ещё пятьдесят.

– Второй раз за неделю, – холодно продолжал Той, и не думая трогаться с места.

– Так ведь не третий, – парировал Зет.

Той молчал.

– Ну хорошо. – Зет стиснул зубы. – Ты совершенно прав. Моё поведение недостойно служащего Очистки. Теперь мы можем ехать?

– Нет, – спокойно ответил Той. – Вы должны пообещать, что измените своё отношение к алкоголю.

– Что за детский сад?

– Гражданин, – прибавляя звук, повторил Той, – вы должны пообещать, что измените своё отношение к алкоголю.

Зет поспешно обернулся, но гараж, кажется, был пуст.

– Да тише ты!

Он набрал в лёгкие воздуха, но, взглянув на часы, передумал:

– Хорошо. Обещаю.

– Что именно вы обещаете?

– Изменить! В корне изменить своё отношение к алкоголю.

Той недоверчиво хмыкнул.

– Прекрасно. Вы же знаете, какой чувствительный блок самоуважения стоит на автомобилях моего класса. Если же водитель привык закладывать, простите за выражение, под воротник…

– За воротник, – машинально поправил Зет.

– За, – согласился Той. – Если же водитель привык закладывать за воротник, машина, подобная мне, легко может впасть в депрессию. Надеюсь, вы понимаете, как это отразится на качестве и безопасности вождения?

– Безусловно, – важно кивнул Зет. – Повторяю, мне крайне неловко.

Мотор взревел, но дверь оставалась открытой.

– Пожалуй, я изменю своё отношение к алкоголю немедленно, – сообщил Зет.

– Неплохо, – отметил Той.

– Уже изменил, – добавил Зет.

– Поздравляю. Мы отправляемся.

Той запнулся и через силу добавил:

– Кстати, лучшее виски – в магазинчике «Свежая струя» за углом. По вторникам, средам и пятницам – скидка. По понедельникам и четвергам – бесплатная дегустация. Да что же это? Даже с вашим IQ вы не можете не понимать, как это унизительно! Вы обещали отписаться от рекламы ещё на прошлой неделе.

– Да-да, конечно. Когда, ты сказал, бесплатная дегустация?

Той поперхнулся.

– По понедельникам и четвергам. Господам, явившимся с дамой, полагается бесплатный презерватив, – игриво добавил он. – Вы издеваетесь?

– Ничуть. Просто память уже не та. В какие бишь дни там скидка?

– По вторникам, средам и пятницам, – услужливо сообщил Той. – Постоянным клиентам – халявный пивасик. Прекратите! Меня тошнит.

– Хорошо-хорошо. Мы, кстати, торопимся.

Той помолчал, сдерживая ярость.

– Ожидаемое время в пути – двадцать минут, – сказал наконец он. – Пристегнитесь.

Дверь наконец захлопнулась, и Зет с облегчением стянул наушники, очки и вытащил из носа беруши. В машине класса С все это было лишним. Полная защита в базовой комплектации. «Почувствуйте себя эмбрионом в утробе матери, обитателем яйца, жильцом аквариума – пусть все безумие мира подождёт снаружи!» И оно ждало: напористое, многоголосое, красочное. Серенькое и безобидное, если глядеть на него через стекла Тоя. Зет взглянул на часы и нахмурился. Похоже, он не успевал. Или успевал? Или… Черт! Да откуда здесь пробка?

Время за окнами Тоя будто остановилось. Машины, точно капли смолы, нестерпимо медленно стекали по серой плоскости магистрали. Среди них сочился и Той. Внутри Тоя Зет грыз от нетерпения ногти, отсчитывая минуты до начала инструктажа. Четырнадцать… Тринадцать… Двенадцать…

– А, чтоб вы сдохли! – прорычал Зет и тут же прикусил язык.

Но Той, если что и заметил, решил промолчать.

Одиннадцать… Десять… И вот наконец источник затора! Бездарный урод, не сумевший соблюсти те несколько законов, которые остались в городе. Тупая скотина, крадущая время у сотен приличных граждан. Надо надеяться…

Той уже сочился мимо асфальтового могильного холмика, и Зет поспешил отвернуться. Холмик начинал подтаивать, медленно оползая затейливым верным кружевом, и в просветах тускло поблескивали стекла запертого автомобиля. Чтобы разглядывать содержимое оттаявших машин, нужны были крепкие нервы. В зависимости от нарушения машина могла простоять так с запертым внутри водителем и час, и день, и неделю, со всеми вытекающими последствиями. Последнее слово в пенитенциарной системе. Полный отказ от профилактики, предотвращения, расследования и доказывания преступлений. Никаких сомнений. Никаких лишних расходов. Никакого человеческого фактора. Задержан на месте преступления – наказан здесь же и сейчас же. В противном случае – невиновен. Конечно, техническую базу им пришлось доработать. Как, например, вот эту асфальтовую волну, накрывающую автомобиль в движении. Поговаривают, правда, что система ещё не до конца отлажена. Распознает не все виды преступления, порой ошибается и все такое. Зет поёжился и осторожно передвинул ногу подальше от педали газа.

***

Без двух минут восемь Той подкатил к суровому серому кубу, от которого, казалось, отскакивали не только надписи, но и краски. Очки здесь были ни при чем. Служба очистки оставалась единственным зданием в городе, полностью лишённым не только рекламы, но даже цвета. С его безупречно чистых стен соскальзывал даже вездесущий логотип производителя защитных очков. Служба неизменно держала марку, выступая из бушующего океана красок, звуков и запахов неприступным утёсом чистоты и невинности.

И островками поменьше передвигались по городу машины Службы и её служащие – безупречно серые, безукоризненно однотонные – кажущиеся на фоне цветного безумия жутковатыми прорехами мироздания; провалами, в которых без следа исчезает все живое, цветное и тёплое. Отсутствующей стекляшкой в пёстрой картинке калейдоскопа казались они. Их боялись и старались обходить стороной. Не только потому, что количество привычных человеку признаков жизни было сведено у них к минимуму, но и потому, что, по слухам, их полномочия ограничивались только рабочим временем.

Зет снова взглянул на часы и наконец выдохнул. Он успевал.

– Молодчина, Той, – похвалил он автомобиль и больно клюнул стекло носом, когда машина резко затормозила, остановившись в нескольких сантиметрах от внезапно выросшего перед капотом прохожего.

Потирая нос, Зет злобно уставился на пешехода, пытаясь понять, почему тот застыл на проезжей части. Оказалось, он всего лишь желал раскурить сигару. Ему, очевидно, мешал ветер. И он, недолго думая, развернулся к ветру спиной, ни капли не заботясь тем, что перегородил дорогу опаздывающему на работу Зету.

Объехать любителя сигар не было никакой возможности. Прикурить на ветру, очевидно, тоже. Зет осторожно посигналил. Мужчина и ухом не повёл. Это было понятно, учитывая модель наушников, красовавшихся на его голове. Зет такие видел только по телевизору, и стоили они чуть-чуть меньше Тоя. Зет взглянул на часы и, сжав зубы, что было мочи вдавил кнопку сирены.

Звуковая волна смела с дороги пыль, спугнула с неба парочку облаков и аккуратно переставила пешехода на несколько метров вперёд. Оказавшись на новом месте, тот пошатнулся, с трудом удержал равновесие, но сигару всё-таки выронил.

Внимательно осмотрев плавающую в луже сигару, пешеход не спеша развернулся и так же тщательно осмотрел сначала Тоя, а затем и сидящего за рулен Зета. После чего примерился и, пожевав губами, ловко и метко плюнул прямо на лобовое стекло.

***

Плевок, верно, попал прямо на кнопку, отключавшую у Зета мозги, поскольку тот тут же распахнул дверь и пулей выскочил из машины. Секундой позже на его затылок опустилась бейсбольная бита. В голове что-то лопнуло, перед глазами полыхнуло красным, и Зет упал на колени, в точности воспроизведя картинку с учебного плаката, на которой у какого-то несчастного вдруг отказывала на улице защита.

Что-то Зет, вероятно, пропустил, потому что следующим, что он увидел, было небо в планирующих осенних листьях и стая бродячих автокомми – откуда только взялись, – которые слетались к нему, широко разевая звуковые отверстия.

Зет скорчился на асфальте, изо всех сил зажал уши ладонями и для надёжности придавил их сверху коленями. Через секунду налетели комми, наперебой окатывая Зета звуковыми волнами. Слов было не разобрать: даже разрешённые законом сто пятьдесят децибел выдерживает далеко не каждый; комми же, пытаясь пробить защиту, могли выдать и под двести.

Сквозь красноватый туман Зет видел удивлённое лицо человека с сигарой. Тот подошёл поближе и теперь с любопытством рассматривал скорчившегося на дороге Зета, явно не представляя, какие обязанности накладывает на него данная ситуация. Очевидно, Сборы сознательных граждан его чудесным образом миновали.

Зет стиснул зубы. Вот так. Кладешь жизнь, чтобы защитить этих животных, и на тебе в благодарность. Он извернулся и, с трудом отыскав в пересохшем горле слюну, плюнул прохожему на ботинок. Ботинок моментально побагровел и сморщился. Хозяин ботинка побагровел следом и, недолго думая, с размаха пнул Зета в бок.

Поскольку никакая сила не заставила бы Зета оторвать сейчас от ушей руки, он, развернувшись на спине, тоже задействовал ноги, весьма удачно лягнув противника в пах. Прохожий моментально согнулся, и в этот миг наступила тишина. Настоящая, не покупная. И в этом мире, насквозь пропитанном, пронизанном и прошитом звуками, это было так странно, как если бы вдруг исчез воздух.

Противники – один, лежа на спине, снизу; другой, согнувшись, исподлобья и сверху – обменялись понимающими взглядами и принялись стремительно расставаться. Прохожий, согнувшись ещё больше, но зажимая теперь вместо паха лицо, крабом ускакал вбок, на своё счастье успев юркнуть в дверь ближайшего офиса, прежде чем та заблокировалась. Зет, тоже пригибаясь и пряча лицо от камер, стоял на коленях посреди улицы и растерянно озирался. В ушах у него звенело, в глазах мелькало, ноги подкашивались, но хуже всего – он совершенно забыл, откуда берутся мысли. Мучительно щурясь, он тупо смотрел в конец улицы, где явно что-то происходило, вот только он никак не мог разобрать, что именно. Тряхнув головой, он с силой сжал виски ладонями и наконец увидел, как невидимый ветер гонит к нему по дороге асфальтовую волну. Волна стремительно увеличивалась и уже начала разделяться, обхватывая задние колеса Тоя.

***

Открытая дверца машины и работающий мотор спасли его. Одним броском Зет зашвырнул тело в машину, больно приложившись о раскрытую дверцу ухом, и что было сил вдавил ногой педаль газа, одновременно вырывая заднюю передачу. Той охнул, взревел и, на ходу захлопывая дверцу, подлетел на подкатившей сзади волне, с трудом перевалился через неё и с лязгом грохнулся об асфальт в фарватере. Не снимая ноги с газа и глядя в зеркало заднего вида, Зет с рёвом проскочил до перекрёстка и, развернувшись, влился в поток машин, чтобы через двести метров свернуть в тихий переулок и заглушить двигатель. Дальше ехать он просто не мог. Руки тряслись так, что срывались с руля, во рту стоял запах крови, и страшно болела голова, особенно справа. Зет поднял руку и осторожно потрогал ухо – его не было. Зет наклонился к зеркалу. Да, действительно, не было. Начисто сбритое открытой дверцей, оно предательски осталось на месте происшествия. На месте уха теперь тихонько бурлил, начиная уже сворачиваться, маленький кровяной фонтанчик.

– Твою же мать! – тихо сказал Зет.

– Гражданин! – взвизгнул Той. – Что вы себе позволяете? Я буду вынужден…

– Заткнись, скотина, – прошипел Зет. – Разуй глаза и быстро давай аптечку.

Покрутив камерами, Той охнул и поспешно выдал аптечку. Вытряхнув её содержимое на колени, Зет надел пластырь и, трясущимися руками вскрыв упаковку:

«Удаляем без следа шрамы и порезы, подгоняем по размеру сложные протезы».

…и, трясущимися руками вскрыв упаковку:

«Свожу татуировки дёшево и ловко».

…и, трясущимися руками вскрыв упаковку:

«Пластический хирург – ваш самый лучший друг».

…и, трясущимися руками вскрыв упаковку:

«Сломали руки, ноги, шею? Скорей бегите в „Панацею“!»

…с сомнением уставился на содержимое. Квадратный кусок влажной материи, точно пиявка, яростно извивался на ладони. По размеру он вроде подходил. Зет глубоко вдохнул и, расправив тряпочку на ладони, с размаха припечатал её к ране. Что-то чмокнуло, и боль исчезла. Зет глянул в зеркало. Тряпочка надёжно присосалась к коже и удовлетворенно подрагивала, издавая тихие причмокивающие звуки. Зета передёрнуло.

Он достал сигарету и прикурил.

– Я, кажется, просил не курить в салоне, – сварливо заметил Той.

– Иди в жопу, – отозвался Зет.

Той обиженно замолчал, но ненадолго.

– И всё-таки, гражданин, что это было? – осведомился он. – Мне придётся сообщить о ненадлежащем вождении.

Зет глубоко затянулся, внимательно наблюдая, как белеют костяшки пальцев на рулевом колесе.

– Давай, – согласился он. – А я скажу, что у тебя программа поехала на почве секса и ты постоянно лепишь на капот какую-то похабщину.

– А я объясню, что поехала она от того, – злорадно ответил Той, – что вы практикуете беспорядочный и грязный секс с сослуживцами в моем салоне.

– Тебе в детстве говорили, что врать плохо?

– Не было у меня никакого детства, – отрезал Той. – Кроме того, если что-то разрешено моей программой, это никак не может быть плохо.

– Ну конечно, – отрывисто сказал Зет. – А вот…

Он глубоко вдохнул. Спорить с Тоем не годилось.

– Просто на дорогу выскочила собака, и я инстинктивно дёрнул руль в сторону. Я, ты знаешь, слишком люблю собак. Понимаю, это серьёзный недостаток, и я над этим работаю, но… Не все же сразу! Давай сначала разберёмся с алкоголем.

Той помолчал.

– Вам следует чаще посещать психоаналитика, – сообщил наконец он. – Помяните Моё слово, эти собаки не доведут вас до добра. В остальном соглашусь. Ваша нездоровая любовь к животным не станет сюрпризом для соответствующих инстанций. Пожалуй, нет никакого смысла информировать их об этом снова.

– Снова? – спросил Зет.

– Собственно, – невозмутимо отозвался Той, – я сообщал об этом уже три…

Что-то едва слышно щелкануло.

– …дцатипроцентные скидки на всю слабоалкогольную продукцию в честь дня рождения старшего кассира – сегодня в магазинчике «Свежая струя» прямо у вашего дома.

Той поперхнулся и закашлялся.

– В общем, уже сообщал.

Он вздохнул.

– Надеялся, они хотя бы запретят вам возить эту гадость на заднем сиденье. Наивный! Полюбуйтесь, что мне приходится возить теперь!

Снова вздох.

– Откровенно говоря, – пожаловался Той, – я очень расстроен. Вы совершенно не тот человек, которому следовало доверить машину моего класса. Совершенно не тот.