Czytaj książkę: «Сдавайся, это любовь…»
Пролог
Я распахнула глаза от навалившегося неуправляемой лавиной ужаса. Стала хапать ртом воздух, будто кто-то сжал шею. В горле пересохло, голова трещала, как полено в камине. Кое-как поднялась в кровати и пошатнулась от внезапного головокружения. Странная музыка, крики и гомон заглушали все мысли, я словно в вакууме зависла, отчаянно пыталась прийти в себя, но ничего не выходило. Чистый лист, где есть я, гудящая голова и холодные скользкие простыни. Чёрт… Что за комплект такой с охлаждающим эффектом? Я притянула край простыни к лицу, вдохнула густой аромат ополаскивателя для белья и подзависла. Не тот запах… Я люблю засыпать и просыпаться в облаке свежести, оттого и меняю бельё раз в три дня, а этот аромат мне незнаком.
Меня словно парализовало! По позвоночнику побежала ледяная волна страха, а руки затряслись мелкой дрожью.
Пыталась осмотреться, но моя густая грива спутанным занавесом лежала на лице. Пальцами постаралась разделить сбившиеся в войлок пряди, волосы цеплялись за кольца, больно оттягивая кожу. Давно надо было подстричь гриву, а мне всё жалко было. Вот теперь, Люсенька, наслаждайся этими шторами, из-за которых ни черта не видно.
– Блииин! – зашипела я и, устав сражаться с ветряной мельницей, подхватила всю копну и задрала вверх единым занавесом…
До того, как зрение смогло сфокусироваться, позволив воспаленному мозгу проанализировать окружающую обстановку, я почувствовала движение за спиной. Матрас стал подозрительно проминаться, а белоснежные простыни, в которых я была завёрнута, как мамин голубец, стали натягиваться, сползать, открывая мне собственную наготу. Я машинально бросила волосы и схватила уползающий край ткани, инстинктивно пытаясь прикрыться.
Нет, теперь прикрыта, конечно, но опять ничего не вижу!
– Доброе утро… – прошелестел тихий, сонный и явно МУЖСКОЙ голос за спиной.
Я не то что вздрогнула. Да я подпрыгнула на кровати, слыша лишь дикое биение собственного сердца. Обернулась, но бесполезно это было, потому что ни черта не видела. А убрать шторку с глаз было попросту нечем! Одной рукой я сжимала обнаженную грудь, второй держала клочок простыни, опасно потрескивающий от натяжения. В голове зашуршали бредовые мысли, нехотя пробирающиеся сквозь густую пелену похмелья.
Так… Вчера я была с подругами в баре. Потом? Что было потом?
Где я?
Что делать?
Отпустить простынь или грудь?
Чёрт… Никогда не думала, что встану перед столь сложным выбором. Если отпущу грудь, то смогу поднять занавес волос, а если отпущу простынь, то покажу свою бразильскую эпиляцию какому-то мужику!
Докатились, Курочкина, просыпаемся хрен знает где… Дальше что? Панель? Алкоголизм?
Понимала, что не шевелюсь и дышу через раз, что выгляжу сейчас полной идиоткой, но ничего не могла сделать. Меня словно парализовало, я вновь и вновь прикидывала все за и против, но не могла решиться: пирожок или тити? Тити или пирожок?
Чёрт, как сложно! Мамочка! Ты же заставляла меня учить геометрию, а не метаться между двумя вариантами, где один абсурднее второго.
– Ты же в курсе, что я тебя вижу? – снова раздалось за спиной.
Этот нахал ещё и посмеивался! Затащил в свою берлогу, опоил чем-то, раздел… И смеётся? Сквозь пылающий гнев я пыталась вспомнить этот голос. Он был мне смутно знаком, но картинка всё никак не складывалась в голове.
– Ты кто? – по комнате полетел мой испуганный шепоток.
– Твой подарок, малы́ша. Я твой подарок…
– Чёрт, – зашипела я и, отпустив простынь, откинула волосы назад. Но лучше бы я этого не делала. В ворохе скомканных простыней и раскиданных по кровати подушек лежал охренительный красавчик.
Мамочка… Мамочка моя… Что происходит?
Я уже вовсе забыла про то, что оказалась голой. Судорожно растирала глаза, практически выколупывая песок осыпавшейся туши, чтобы рассмотреть лицо моего «подарка». Курочкина, что за жеребец? За такие подарки потом карму ещё полжизни отмаливать приходится, а в следующем перевоплощении и вовсе быть муравьём, или крысой придётся родиться. Б-р-р…
– Только не говори, что ты ничего не помнишь, – рассмеялся он, лениво потягиваясь. – Не огорчай меня.
Боже… Боже… Соберись, Люсенька… Да я забыла ко всем чертям, что лицо собиралась рассматривать! Честно! Прошу это зафиксировать под протокол!
Мои глаза сами заскользили по широкому развороту плеч, будто выточенным из камня мышцам рук, плеч и словно нарисованному торсу. Подушечки пальцев запекли, желая лишь одного – вновь и вновь пересчитывать кубики пресса.
Не подарок, а шоколадная конфета без обёртки, ей Богу! Во рту всё пересохло, кровь заиграла драм-н-бейс в ушах, и я уже ничего не слышала. Тыщ-тыщ-тыщ… Как кошка облизывалась на сметану. И это не фигурально…
– Людмила Аркадьевна, – протяжно протянул он моё имя, и весь хмель мигом слетел… Меня словно в прорубь бросили, а перекрестить и вытащить забыли!
Дёрнула головой и зашипела, падая грудью на кровать, чтобы сохранить хоть какие-нибудь остатки гордости. Отчаянно сгребала простынь, пытаясь прикрыться, но эта долбаная ткань отказывалась подчиняться, потому что была во власти мужчины…
Он сжимал край, медленно накручивая его на внушительный кулак. Смотрела, как сильные мужские пальцы перебирают шелковистую ткань, и готова была капать слюной. И я так засмотрелась, потеряв бдительность, что и не заметила, что ползу к нему, как раненый зверь – на лассо.
Потянула носом, ощутив, как облако тонкого мужского парфюма поглощает меня с каждым вдохом. Сама того не понимая, застонала от дерзости одновременно чего-то сладкого, как шоколад, и свежего, как морской бриз.
Слабачка! А ну соберись!!! Возьми себя в руки и прекрати вести себя как мышь, дуреющая от губительного аромата сыра. Это ловушка!
– Людмила Аркадьевна… – вновь зашептал парень за мгновение до того, как моя голова оказалась практически вжатой в его торс.
Ну ладно… Не совсем торс. И не совсем вжатой… Я просто опустила подбородок на бугор, прикрытый ворохом простыни. И что-то мне подсказывало, что с твердостью его агрегата всё отлично. Хотя… Проверить бы, конечно…
– Чибисов, мать твою! – завопила я, ужаснувшись от собственных мыслей, вскочила с кровати. Рванула дверную ручку, сама не понимая, куда и зачем бегу. Квартира была незнакомой, но на удивление светлой, современной и даже кристально чистой.
– С матушкой уже хочешь познакомиться? – хрипло засмеялся он. – Не рано?
– А ну быстро говори, как я очутилась у тебя?
– Меня Кирилл зовут, малы́ша, если вдруг ты забыла, – снова засмеялся парень, откидываясь на пышные подушки. Он идеальным Аполлоном лежал на переливающемся сатине, абсолютно не стесняясь наготы. И взгляд у него был такой въедливый, исследующий…
– Мне пофиг как тебя зовут, ясно?
Я сайгаком плясала по незнакомому пространству, вторя обезумевшим мыслям.
Сбежать?
Отведать свой «подарок»? Или я уже отведала?
Нет, всё же бежать…
– Ты территорию метишь, Люсь?
– Где мои вещи, Чибисов?
– Какие вещи, малы́ша? – он заиграл бровью, а потом быстро выпутался из кокона простыней и встал.
Я захныкала, как маленький ребёнок, пытаясь найти то, чем можно прикрыться и не смотреть на его откровенно выдающееся хозяйство! Но не могла…
Его «орудие» словно магнитом притягивало мой взгляд! Такое… такое… аппетитное? Чёрт, да что же я несу? Я как городская чумачечая голяком плясала по коридору, пока не напоролась на зеркальный шкаф… Эх! Туда и спряталась.
– Мои вещи!
– Поцелуй? Обожаю нежности по утрам, – Кирилл резко стукнул костяшками по двери, отчего перепонки зазвенели миллионом расстроенных скрипок.
– А меня как должны волновать твои извращенские предпочтения? Тёлкам своим мозг пудрить будешь, Чибисов. Гони вещи!
– Ага, щаззз… Бегу и падаю. Номер полиции подсказать? Или догадаешься? – Кирилл резко раздвинул створки, всунул голову и абсолютно по-хамски чмокнул в губы. Да так звонко! Гад! Оглушить меня хочет?
Сцепила двери пальцами, судорожно подгоняя здравые мысли. Но проблема в том, что их попросту не было… Совсем! Ни одной грёбаной здравой мысли! Голова превратилась в дуршлаг, а тело – в сладкую вату.
Старалась не думать, подсматривая за тем, как Чибисов с наскока взобрался на турник и, как ненормальный, начал подтягиваться. Его руки стали походить на рисунок из учебника по анатомии, каждая мышца была напряжена, а словно отлитые из стали вены манили пробежаться пальчиками по всей длине их замысловатых узоров. А спина… Плечи расправились огромными крыльями, словно хищник готов был напасть на свою жертву.
«Опасность! Опасность!» – скандировал мой мозг, пока я пялилась на идеальный мужской треугольник и не менее шикарную задницу. Этакий крепкий орех, который хочется проверить на зубок. Мамочка, роди меня обратно! Это вообще законно – иметь задницу круче, чем у заядлой фитнес-дивы? Нет! И ещё сто раз нет!
В тёмное пространство полупустого шкафа проникала робкая полоска света, я начала осматривать своё вынужденное убежище и вздрогнула…
Чёрт! Это что, «вас снимает скрытая камера»?
На штанге нервно громыхали вешалки с полицейской формой. Кители сверкали звездами на погонах, а пуговицы дразнили горящую от странного нервного возбуждения кожу быстрым хаотичным касанием холодного металла.
Выдохнула я, лишь увидев сиротскую чёрную мужскую майку на дальней перекладине.
Слава Богам египетским… Потому что мой ничего не сделал, чтобы вытащить Люсеньку Курочкину из этой клоаки. Но, может, ещё опомнится, а? Потому что чудо мне сейчас совсем не повредит.
Я быстро натянула майку и гордо вышагнула из своего укрытия.
Внутри все клокотало от желания убить этого обворожительного гада! Сжать пальчики на его шее и душить-душить-душить… За что? Да за всё! И за моську как с картинки, и за тело, что горячее уголька в адском пламени, и за взгляд этот блядский, от которого жар накатывает к самому горлу…
Чёрт… За что он свалился на мою голову? Ведь с момента нашего знакомства всё вверх дном перевернулось, теперь что ни куча дерьма на моём пути – там Чибисов. К бабке не ходи!
Точно… К бабке надо сходить, пусть пошепчет там что-нибудь, полынь пожжёт, лишь бы свалил уже в туман и не отсвечивал больше этот малолетка… Ну и раздвоение моей возбуждённой личности пусть вылечит, потому что это ненормально – хотеть убить и оттрахать одновременно!
Ладно, с малолеткой я немного погорячилась. Пусть на три года, но ведь младше! Младше! Мне в этом году аж тридцать семь будет, за спиной два с половиной неудавшихся брака, ипотека, кредит на подержанную тойоту и вагон неверия в Прынцев!
А у него?
А ему тридцать три, бескрайнее море возможностей, очередь из смазливых девиц и стояк, которым гвозди можно заколачивать. Вот и пусть этот «плотник» работает в какой-нибудь другой столярной мастерской, моя закрыта на учёт ошибок, упущенных шансов и так стремительно тающей молодости.
– Шикарный вид, малы́ша, – Чибисов словно устал слушать, как копошатся мои мысли, спрыгнул с турника и абсолютно бесстыже стал лапать меня глазами, будто это я голая стою, а не он. – А можно мне завернуть этот вид?
Прошлась взмокшими ладонями по майке, что из-за длины даже «пирожок» прикрывала, и выдохнула с облегчением… Всё чинно, благородно.
«Не ссы в трусы, Люсь. Разберись с придурком, и валим!» – приказала самой себе и гордо вскинула подбородок.
– Чибисов, отдай вещи, и разойдёмся, как в море корабли, – я даже руками в бока упёрлась, дабы подчеркнуть всю степень собственной решительности.
– А может, я не хочу, как корабли? Что тогда? – Кирилл внезапно сделал такой добротный шаг ко мне навстречу и застыл.
Нас разделяла всего какая-то пара миллиметров. Я слышала аромат его парфюма, ощущала жар натруженных мышц. Пульс мгновенно подскочил, а вот решительность моя пошла в крутое пике… Естественно, потому что от макушки до пяток молнией Зевса меня током прошибало. Вновь и вновь… Разряд пронизывал каждую клетку тела. Во рту всё пересохло, а ноги стремительно теряли силу.
Я затряслась мелкой дрожью, боясь посмотреть ему в глаза. Уставилась на его мощную шею и плечевые мышцы, не доверяя самой себе. Чувствовала, как напрягаю глаза, а они сопротивляются, то и дело косясь вниз, чтобы вновь увидеть «крепость молодого духа».
– Поцелуй, Люсенька. По-хорошему прошу, – Чибисов зашептал, едва касаясь губами моего лба, а меня аж передёрнуло. Соски вмиг стали болезненно твёрдыми, а то, как из-за частого сердцебиения они касались его груди, раздражая нежную кожу о шероховатость ткани, выводило из себя!
Это что за на хрен тут творится? Я словно оголённый провод колыхалась рядом с ним! Как десятиклассница перед первым «ой» с сыном маминой подруги!
Соберись, Люся! Соберись!
– А то что, Чибисов?
– Людмила Аркадьевна, – мужчина с грацией тигра стал кружить вокруг меня.
Его взгляд был пугающими. Огромные глаза потеряли цвет, и я даже не помнила его, потому что все пространство заняли зрачки… Он был похож на маньяка. В черных кругляшах сношались черти и изредка ради забавы поджаривали друг друга на костре.
«Опасность! Опасность! Люся, дура тупорылая, беги отсюда, пока не поздно!!!!» – мозг мог сколько угодно раз посылать мне эту здравую мысль, но я не слушала, потому что просто не могла!
Прибитая, стояла в центре его квартиры и дышала через раз. А когда он заходил мне за спину, и вовсе замирала. Что ещё от него можно ожидать? Петлю на шею? Ножичек к горлу? Вот же повезло, быть под старую жопу изнасилованной в квартире наглого мента! Проводи – не проводи реформы, а мент – он и в Африке мент! Чёрт… А как я оказалась в его квартире? Мы что??? Того…? Уже меня… Бля! Мозг, просыпайся, давай, подкидывай мне картинки вчерашней пятницы!!!
Как только Чибисов дал очередной круг почета вокруг меня, я жалобно застонала, столкнувшись с собственным отражением в ростовом зеркале в углу гостиной. Майка, которую я нацепила на себя, была абсолютно прозрачной… Испещрённая миллиардом мелких дырочек ткань даже не делала попыток скрыть и мои увесистые, оттого и «унылые» бедончики, и игривую полоску, слава Богу, свежей эпиляции. В ярком утреннем свете я была снова голой… в центре незнакомой квартиры под прицелом двух сумасбродных глаз.
– Чибисов, отдай вещи, – я повторяла одно и то же, как забуксовавший патефон. Слова выстрелами вылетали изо рта, совершая последние попытки остановить это безумие.
– Люсенька, постой ещё вот так. Как Афродита в центре холостяцкой берлоги. Ты, между прочим, сорвала девственную плеву с моей квартирки, поэтому, как порядочная девушка, обязана нам приготовить завтрак. Ладно… – Кирилл сделал пару шагов назад, позволив вдохнуть полной грудью, чем-то брякнул и через мгновение снова вернулся за спину. – Сам приготовлю, ты просто стони от удовольствия и ротик открывай…
– А спину тебе вареньем не намазать? – взвизгнула я и уже хотела было броситься бежать, как мои руки взмыли вверх. Левое запястье обожгло холодом металла, и меня будто подбросили в воздухе, а затем раздался отвратительный скрежет, не предвещавший ничего хорошего.
– Чибисов!!!! – орала я, смотря, как и вокруг второго запястья захлопывается браслет наручников. Этот придурок умудрился подвесить меня на турнике! Я даже стоять нормально не могла! Еле касалась пальчиками пола, шипя от резкой боли. Кожу сжимали холодные браслеты, а эта дебильная майка задралась до середины живота.
– Курочкина, а ведь я предупреждал. Поцеловала бы, и всё, считай, уже дома, в тёплой кроватке. А сейчас… Соррян, короче, – Кирилл, увернувшись от моей ноги, проскользнул на кухню и включил кофемашину. Он встал у барной стойки, облокотился, мечтательно подставив под подбородок кулаки. – Ну, красота же… Ей Богу, идеал женщины.
– Придурок! И шутки у тебя соответствующие!
– Пыхти-пыхти… Это только возбуждает меня, Людмила Аркадьевна. Ты же давно уже поняла, чем сильнее сопротивляешься, тем сильнее я хочу тебя. Да? Поэтому ты и играешь со мной, как кошка. Вот только, малы́ша, я не мышка. Далеко не мышка, – Кирилл взял чашечку и стал смаковать кофе, а мне ещё обидней стало. Я хотела взглядом дыру прожечь в его голове – пустой и абсолютно бесполезной. Свои погоны он плечами носит, а значит, черепушка ему не нужна! Эх… Хотела прожечь голову, но взгляд упал ниже, под столешницу…
Я, как рыбка, хапала обжигающий воздух. Сначала стало холодно, а потом внезапно жарко. По телу испуганным табуном побежали мурашки, а живот вновь стянуло в странном спазме абсолютно неуместного возбуждения. Я даже ноги свела вместе, лишь бы не закапать его пол из светлого дерева.
– Ой… А что такое? Что это мы заёрзали? Уж не угодила ли ты в собственную ловушку? – Чибисов, сука, оказался внимательным. Оттого и улыбка его стала такой похотливо-довольной. Он сделал ещё глоток, а потом, оттолкнувшись от столешницы рукой, пошёл в мою сторону. Потянул носом, как охотник, поймавший след раненого зверя, и оскалился.
– Людмила Аркадьевна, поздравляю, теперь ваша очередь быть мышкой. И я уже иду желать вам доброго утречка…
Какое утро? Какое??? Мама, забери меня!!!
Мамочки…
Глава 1
– За свободу!!!! – голосила моя подруга Аннушка Лисицына, отплясывая на столе ночного клуба. Она поливала сверху всех шампанским, думая, что веселее ничего быть не может. Дурочка, но ничего, завтра протрезвеет, и пройдёт, а теперь пусть резвится, лишь бы не плакала.
– Ань, давай уже спускайся, – я гоготала так, что стоять могла, только вцепившись руками в барную стойку. Бармены аплодировали, улюлюкали и подначивали мою подругу вовсе снять платье. Но Лисица хоть и была в дровинушку, но честь свою блюла, как матушка завещала, чем огорчала собравшуюся толпу мужиков.
– Пошлю его на … небо за звёздочкой! – горланила она уже в сотый раз одну и ту же песню, от которой тошнило не только меня, но и весь бар «Чёрная вода». Диджей в последний раз вместо ста рублей содрал с неё пятьсот, за моральный ущерб, очевидно. – Никаких больше мужиков! Курочкина, я тебе слово даю! Вот те … крест.
– Зарекалась девка не е**ться, за**алась девка зарекаться, – я вовремя подхватила Аньку за щиколотку, стянула с лакированной поверхности и потащила к нашему столику, потому что всё это время она бесплатно сверкала труселями за чужим. Вернее, на чужом. – Прошу прощения, джентльмены. Больше вас не потревожим.
Я подмигнула ошалелым мужикам, одному даже протёрла ладошкой покрывшуюся испариной лысину и скрылась в толпе.
– Ань, это всего лишь развод, а не миллион, выигранный в лотерее, прибереги феерию для более существенного повода! – я еле дотащила её до нашего дивана, где дожидались нас подруги. – Ника, этой разведёнке больше ни-ни! Или сами пойдёте её честь караулить.
– Эх, чёрствая ты стала, Курочкина! Сама-то уже три развода пережила, а мне порадоваться не даёшь нормально, – Анька села рядом со своей сестрой Машей, звонко чмокнула ту в лоб и снова стала размахивать свидетельством о разводе, как белым флагом капитуляции.
– Вообще-то два, но зришь в корень, – признаться, настроение было дерьмовей некуда, и сколько бы я не заливала его шампанским, легче не становилось. Надо было дома остаться, хотя… Не обмыть развод очередной подруги – грех. А у меня своих полно, этот явно лишний.
– Люсь? – Ника откровенно грохнула челюстью. – Кура на ощип?
– Это ещё кто кого ощипывает, – я осушила бокал и кивнула официанту, взмахнув пустой бутылкой. – Он же за последний год только тратит! То стартап какой-то замутил, прогорел, естественно, а Люся долг его возвращала банку. В прошлом году в совместную закупку шмотья из Китая ввязался, дальше догадаетесь. А сейчас он курсы кулинарные оканчивает у какого-то звёздного повара, шефом всея Руси стать желает или ресторатором, я уж не помню. Да он всё желает, кроме как работать на дядю. Короче, эта содержанка с увядшим на фоне неудач либидо меня уже достала. Знаете, вот все говорят, как сложно найти любовь, а я считаю, что сложнее не убить её.
– Чё, прям увяло? – Анька даже смеяться перестала, только изредка икала, то и дело припадая губами к пустому бокалу.
– Пустыня Сахара…
– Так заведи себе кого-нибудь, для плотских утех, – Ника заиграла бровями. – Давай, Курочкина, вижу тебя, как облупленную! Рассказывай…
– Да завела, вот только на душе кошки скребут каждый раз, когда возвращаюсь домой. Вижу это недоразумение в семейниках, которые без ума и памяти строчит ему маменька, и прям стыдно становится. А трусы ещё в рисунок такой гаденький. То ли рябина, то ли календула… Хрен их, чокнутых подпольных аптекарей, разберешь! – я почти выхватила бутылку из рук официанта, зубами вытащила пробку и стала разливать по бокалам. – Он смотрит мне в глаза и душу выворачивает. Меня ноги домой не несут уже, придумываю дела, встречи, забиваю выходные активностью, а потом, выжатая как лимон, снова плетусь в понедельник на работу.
– Чё, прям не взбалтывает твою чернильницу своим пёрышком? – зашептала Аня.
– Да он уж и забыл, где та чернильница находится, я только пятна оттирать в туалете успеваю и порнушку, вклеенную в сканворды выбрасываю, конспиролог хренов. А он, падла, новые кладёт! И ведь не стыдно… А я вот знаю, что его либидо убивает. И трусы эти парашютами, чтобы кокушкам дышать было чем, и матушка, освоившаяся в моей гостиной. Она ж из своего мухосранска раз в два месяца приезжает, а живет потом все полтора.
Я только сейчас поняла, насколько взвинчена. Одно лишь упоминание о моем весёлом семействе вызывает мигрень и заставляет трезветь. Но проблема в том, что пока они оккупировали мой дом, трезветь не хочу Я!
– Люсь, ты ж у нас бой-баба, прихлопни этого таракана, и адьёс, амигос! В чём проблема? – Машка выдохнула облако кальянного дыма, смеясь, как Ника кашляет и руками разгоняет его.
– Солдат ребенка не обидит. Слышали фразу? Так вот, я – солдат! – взмахнула бутылкой и завопила: – Боженька, ну где все мужики-то нормальные? Ну, хоть одного бы! Одного! Хочу сильного, смелого, горячего настолько, чтоб прикуривать можно было… И член чтоб прямой был крепкий, как стрела индейца! Я буду очень хорошей девочкой… Клянусь. Аминь!
И как раз в момент, так сказать, воссоединения с Богом, из моей руки вылетела бутылка.
– Ой… Мамочки!!! – верещали девки, пока мы, как заколдованные, отслеживали траекторию полёта.
Объект вроде опознанный, так красиво летящий, но, сука, опасный для жизни… Да и остатков шампанского жалко. Пока мои пьяные мысли судорожно перебивают страх, бутылка теряется из виду, но зато слух взрывает звон бьющейся посуды и отборный мат…
Мужские голоса возмущённо бухали, а мне вдруг зябко как-то стало. Я начала отчаянно хохотать, делая вид, что Вероника отлично пошутила, игнорируя дичайший ужас на лицах подруг и огромные блюдца ошеломленных глаз, направленных мне за спину.
– Гражданочка, не вы потеряли? – горячее дыхание ошпарило шею. Вдоль позвоночника вальсом пошли мурашки, а мелкие волоски стали дыбиться и щекотать кожу.
