Czytaj książkę: «Теперь и навсегда»

© Евгения Николова, 2020

ISBN 978-5-0051-8663-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
       Я не хочу, чтоб свет узнал
Мою таинственную повесть
Как я любил, за что страдал
Тому судья лишь бог да совесть!..            М. Ю. Лермонтов
 

1

Лёгкая кaрета бодро подскакивала по неровной, широкой дороге, ведущей к долине. Занавески окошек висели плотно и крестьяне, которые шли к реке, напрасно поворачивались и пытались увидеть, кто внутри. Когда приблизился к деревне, экипаж замедлил ход и повернул вдоль реки. Остановился в широком месте, с которого вниз спускалась крутая тропа к реке, там поили скот, стирали белье. Здесь из -за густых кустов трудно было заметить карету, зато с кареты хорошо был виден просторный, солнечный двор последнего дома в деревне.

Извозчик расстегнул лошадей и повёл по тропе к реке. Сразу маленькая рука еле-еле дёрнула занавеску окошка и пёстрые, зелёного блеска глаза начали обшаривать двор. Дом был большой, двор – обширный, с аккуратно расставленными постройками – амбар, конюшня, коровник. С чистого, только- что подметённого порога, начинались живописные цветные грядки, за домом – широкий, бережно подержанный огород. Тем временем в хозяйстве шла кипучая работа. Поседевшая женщина в тёмной косынке, повязанной низко, почти на глаза, убирала сорняк в саду.

Молодая, румяная, простоволосая девушка выносила ведро, с только что выдоенным молоком, сбросив в сторону плотную, соломенно-русую косу. Двое босых ребятишек, в одних рубашках с прутом гонялись за ленивым котом.

На самом деле, здесь эта картина была обычной и неспокойные глаза, которые смотрели через окошко кареты, давно привыкли к ней. Однако они искали чего- то другого. С досадою и с нетерпением осматривали двор и сразу устремились к дровянику, когда из него вышел молодой человек с топором, завернул рукава и начал колоть дрова.

Как только он появился, рука мгновенно опустила занавеску и лицо дёрнулось с испугом назад, но лишь через секунду стремительно и с жадностью прилипло к стеклу. Глаза расширились и начали с напряжением следить за режущим воздух топором. Каждый удар звенел в ушах, отзывался в сердце и всё быстрее стучало оно в груди. Всё быстрее Сергей ударял топором, хрустело расколотое дерево. Со слезами на глазах она приклеилась щекой к стеклу и оно вспотело от горячего вздоха. Бриллиантовая серьга ослепительно блеснула на солнце. Он взглянул туда, она встрепенулась, отодвинулась от окошка и тяжело опустилась на сиденье, закрыв рот ладонью. Сколько времени прошло – она не знала, сердце отстукивало время быстро, громко стучало в висках. Извозчик начал скрипеть ярмом, застегнул лошадей, крикнул, поехали. Целая вечность!

Александра вздохнула. Сколько времени прошло, она не знала, как долгого это длилось и когда все это началось?

Ей казалось, что миг тому назад. Ведь не в первый раз по дороге в церковь подъезжает она на карете к этому дому в конце деревни. Сколько раз её маленький экипаж останавливался здесь, чтобы напоить лошадей? Каждый ли день? Много ли дней? Много ли прошло с того дня, когда увидела его впервые, приехавшего в Подгорное с поставками из деревни? И тогда, стоя у высокого окна, она безразлично смотрела в никуда. И тогда глаза искали чего-то неведомого, ей самой непонятного. Может быть тогда так же блеснули бриллианты на солнце, может быть из-за отблеска Сергей поднял глаза и увидел высоко за окном силуэт молодой графини. Наверное поэтому он всё время бросает взгляд на окошко, но не удаётся ему разглядеть лицо, спрятанное за кружевной занавеской. Много времени прошло – словно целая вечность прошла за один лишь короткий миг…

Александра сжимала глаза, мяла руками какой -то бантик и нечаянно оторвала его с платья. С досадой посмотрела – на сиденье подскакивал маленький пакетик. Не задумываясь, рассеянно начала рвать бумагу, мысли её были далеко. Она открыла коробку – в ней был маленький круглый медальон из серебра на длинной цепочке. Мысли вернулись к ней – да, ювелир послал его, чтобы внутри она положила свой портрет – как подарок жениху – застаревшему, но пословично богатому князю Перекрестову, изысканному дворянину, блестящему светскому человеку, желанному собеседнику в каждом салоне и особенно близкому к императорской семье. Он увидел её только один раз (может быть поэтому ему нужен портрет – со злостью подумала она), но влюбился с первого взгляда и согласился жениться на ней без приданого только из- за её молодости и красоты. Её отец, старый граф Борис Старовский был добрым, но безрассудно беспорядочным и расточительным человеком. Почти полностью разорённый, он ипотекировал или продал всю свою провинциальную недвижимость кроме усадьбы Подгорное и чтобы уменьшить свои огромные расходы по хозяйству, был вынужден приехать на некоторое время из своего московского дома в деревню и дожидаться выгодного замужества дочери. На это замужество надеялась теперь вся семья, от него зависели займы и залоги, а также выгодные браки остальных братьев и сестёр. Пока женщины скучали, лишенные блеска светской жизни, мужчины проводили спокойные и безмятежные дни – охотясь и обедая в компании местных помещиков, мелких торговцев и управляющих – не совсем отборного, но достаточно приятного для старого графа общества. Александра небрежно крутила медальон на пальце. Мысли тяжелели, водили её назад, к реке, к миру, которого не знала, к нему. Он, наверное, про неё не знал, наверное, не ждал её встретить. Не думал, наверное, о ней в короткие летние ночи, там, в поле, возле шалашей, когда вечерком девушки пели косарям упоительные песни о любви, плели венки… и сладко, заманчиво пахли степные цветы, и буйный огонь обжигал, и краснели щеки. Ей слышались эти песни, когда тайком выходила ночью и ездила верхом по степи до полного истощения. Но он не знал, не знал про неё… От гнева и бессилия, её глаза налились слезами, но она проглотила их и лицо приняло обычное гордое, самоуверенное, чуть холодное выражение.

2

Ночь была душной, тяжёлой от летнего зноя, земля выпускала тепло и сладкий запах трав. Ночь была лунной, с большой, опалово – белой, неподвижной луной. Повсюду, куда мог достичь взгляд, серебряный свет заливал степь, манил глаза. Была одна из тех ночей, в которые трудно уснуть. Было светло и из-за света Александра пряталась под тенями крыши заднего крыльца. Оседланная лошадь ждала её всторону, у стены конюшни, в тени старой, усыпанной ароматным цветом липы. Кругом никого не было видно, ни подкупного слуги, ни горничной Насти. Наверное, она, как услужливая соучастница, уже тихонько похрапывала, накрывшись до головы на скамейке. Александра босиком, в одной ночной рубашке и широком плаще, осторожно развязала поводья. Лошадь, узнав свою хозяйку, медленно пошла по знакомой дороге. За поворотом дорога стремительно спускалась вниз, к равнине и отсюда её уже не было видно. Александра ловко вскочила в седло и помчалась вдаль.

Как раз это и нужно было ей, в такую жаркую лунную ночь – мчаться, развеяв волосы на ветру, по необъятной степи, далеко-далеко, куда только достигал взгляд, к луне. Высокая, молодая трава как будто прикасалась к небу и широко, властно разливалась дивная, серебряная река. Надо вдыхать полной грудью горький запах стоптанных копытами цветов. Разве можно уснуть в такую ночь? Задыхаясь, взволнованная, Александра вошла в рощу возле реки, за ней начинались луга. Она знала – теперь косцы спали в поле и он был там, там где – то за рощей. Она бросила томный взгляд туда. Спит ли он в эту волшебную ночь? Погрузившись в свои мысли, она спустилась с коня у самого берега глубокого пруда. Заманчиво блестели серебристые волны, жарко, сладостно пахла тёплая земля- влагою, скошенной травой, полынью, чем-то, пленительным, тайным… Пламенеющая от езды, незаметно, медленно Александра вошла в реку. Как бы во сне, в заколдованный лес увлекла, увела за собой её вода, она закрыла свои и снова увидела его глаза – цвета василька, устремлённые на неё, глубокие, холодные, непонятные, как вода. Она вздрогнула, открыла глаза и увидела его. Он стоял на берегу как во сне и пристально, с изумлением смотрел на неё. Сколько раз она себе представляла этот миг, сколько раз он ей снился. Во сне ли видит его или наяву? Он стоял там. Александра снова закрыла, снова открыла глаза – он стоял там. Вдруг опомнилась, густой румянец залил её лицо. Она заплыла к тенистому берегу пруда, туда, откуда спустилась в воду, быстро запахнула плащ, вдруг ей стало холодно, мокро, стыдно, мелко задрожала. Взглянула на него, снова застыла, глядя в его глаза, опять утонула в глубокую, холодную, незнакомую воду. Это был он, о нём она мечтала, он снился ей в тёплые ночи и на него смотрела она в забвении через окошко кареты. С усилием спустила взгляд с его глаз, медленно, нерешительно пошла к лошади, еле, дрожащей рукой схватила поводья. Сергей быстро пересек ей дорогу, сильно сжал её запястье.

– Кто ты?

От боли она пришла в себя, злостно стрельнула его глазами. Уже был рядом, она ощущала его дыхание, его глаза, его губы, так близко… Растерявшись, Александра не думала, на нее набрасывались беспорадочные мысли. Она моргнула глазами, чтобы прогнать их, но в голове снова гремело – он был здесь, настоящий, перед ней, не в мечтах, не во сне. Рука его была тёплой, от него пахло скошенной травой, табаком, чем-то, от чего кружилась голова. Она закрыла глаза, нечаянно поцеловала его, нехотя опустила поводья, и почувствовав какую-то непонятную слабость, прислонилась к нему. Сергей подхватил её и на руках понёс через лес.

Александра в третий раз утонула.

В старом, заброшенном шалаше возле реки косари иногда отдыхали днем, но не ночевали из-за полуразрушенной кровли. Теперь, под широкой дырой крыши, на сене, Сергей рассматривал облитое лунным светом лицо спящей Александры. Лежавшая на спине, с ладонью под щекой, слегка откинувшая голову в сторону, с расстеленными тёмными кудрями и в серебристой на лунном свете рубашке, она была похожа на волшебное, лесное создание из старинной сказки. Сергей недоумевал, откуда она взялась – белая, прозрачная, нереальная. Долго всматривался он в её лицо с любопытством и недоверием. Неужели ему принадлежала эта женщина, которую он так легко, как во сне, принёс на руках в шалаш? Или это была русалка из лесного омута, которую девки разбудили песнями и гадалками? Он боялся прикоснуться к ней, разбудить её, ему казалось, что она вот-вот превратится в серебристую пыль в его руках. Кончиками пальцев поднял одну из тёмных кудрей, накрутил на палец, коснулся её губами и долго, долго стоял так, пока луна зашла и уставшим, наконец закрыл глаза. Когда опять их открыл, она, как это бывает с русалками, исчезла, кажется побоявшись солнечного света.

Графиня Александра Борисовна, дочь достойного графа Старовского, последнего представителя древнего дворянского рода, влетела в дом, как была, босой, с разброшенными волосами под спущенным капюшоном, через задний подъезд. Пылающая от стыда и злости, она поднялась сразу наверх, в комнату и заперла за собой дверь. Отругала плачущую и побледневшую Настю, которая всю ночь ждала, дрожащая на посту у двери. Приказала, чтобы сильно растопили баню и лишь когда Настя вышла, сняла капюшон с головы и торопливо начала убирать с волос соломки, ядовито рвала вместе с ними заплетённые пряди. Потом в бане, приказала так нахлестать венком, что её нежная кожа вся загорелась, а она, повернувшись к стене, прикусывала губы до крови и плакала без голоса. Во время чая графиня Александра явилась в новом бледно-лиловом платье и с фиалками в тщательно причёсанных волосах. Выражение её лица снова стало, как всегда, гордым и слегка надменным, только глаза казались как-то бóльшими, открытыми и блестели новым, мягким карим блеском.