Czytaj książkę: «О любви.О жизни… с болью 2», strona 3
Как дальше
Я сижу на полу в кухне и собираю фото, рассыпавшиеся из коробки, выпрыгнувшей на меня с антресоли. Как же больно. Но не от удара по голове, а от того, что держала в руках.
Фотографии. Старые,про которые уже давно позабыла.На них тот, кто разбил мое сердце на такие крохотные осколки, которые не смогла склеить, хотя прошло уже восемь лет после нашего расставания.
В голове сразу всплывает картина . Я стою в переходе у метро Лиговский проспект и рыдаю на плече подруги. Первый раз за долгие-долгие годы я плакала на людях . Плакала, выпуская из слезных каналов все то, что держала , терпела, давила в себе долгое время. Проблема только в том, что красиво плакать я не умела никогда. Губы и нос распухают, глаза, и так не сильно большие, становятся как прорезь на заднице у свиньи копилки и обязательно сопли, текущие из носа прямо в рот. В кино такое точно не покажут, если это не фильм ужасов.
Но я плакала, потому что было до чертиков больно.
Если отмотать время на 12 лет назад, то тогда я была счастлива. Почему? Потому что встретила его – самую большую и единственную любовь моей жизни . По крайней мере пока что. Про то, что эта самая любовь превратится в самую большую боль я тогда не знала, да и не поверила бы, если б кто такое сказал.
Меня пригласил на день рождения парнишка, с которым когда-то сидели за одной партой в школе. Знаю, что он не ровно ко мне дышал и , несмотря на то, что мы учились на тот момент в разных институтах, не оставлял надежды завоевать мой мышечный орган под названием сердце. Парадокс, этот орган в тот день был завоеван, но не им.
Когда я вошла в комнату полную разношерстной публики, то сразу же увидела того, о ком болит мое сердце до сих пор.
Голубоглазый парень со светло-русыми волнистыми волосами, собранными в небрежный хвост. Он стоял в центре комнаты в окружении нескольких девушек и смеялся, рассказывая им скорее всего что-то банально-романтически-смешное. Одно поняла сразу- он любит быть в центре внимания и умеет привлекать его.Со стороны выглядело забавно, так как девушек явно не особо интересовало то, о чем идет речь. Они жеманничали, накручивали на пальчики локоны, которые специально вытаскивали из причесок, облизывали губы и томно смотрели на оратора. Я ухмыльнулась и прошла в комнату, чтобы поздравить Витьку.
Когда мы болтали с бывшим одноклассником, то неожиданно почувствовала, как меня обдало горячей волной. И за моей спиной раздался низкий, немного глухой голос.
– Вить, представишь нас? Кто эта прелестная незнакомка?
Я обернулась и увидела его. Наши взгляды встретились и на секунду у меня закружилась голова и как-то резко подзабылось , как правильно дышать.
– Саша,– сказал он и протянул мне руку.
Я смотрела на него, как завороженная. Какая-то неимоверная сила, энергия или я не знаю, что это вообще такое, исходило от него. В эту же секунду осознала, что , если он мне скажет прыгнуть в горячий котёл, я пойду и сделаю это без колебаний.
– Вика,– медленно ответила, протягивая в ответ руку.
По коже побежали мурашки, а он смотрел всё так же мне в глаза и сжимал мои холодные и дрожащие пальцы. Что это? Он удав, а я кролик?
С этого момента Саша поселился в моей голове. Днями и ночами думать могла только о нем.
Первая позвонила, просто чтобы услышать его голос. Первая пригласила на свидание, первая поцеловала.
Саша позволял себя любить, восхищаться.Он привык ко вниманию, которого у него было с лихвой. Красивый, харизматичный, музыкант. Девушек у него было на любой вкус и фасон, как у дурака фантиков. Но все отношения -одноразовые.
Я бегала за ним, как собачонка. Звонила, приезжала, чтобы убрать в квартире, приготовить еду, сделать уколы , когда он лечился то от одного, то от другого венерического заболевания. Надо же..Мне не было противно делать это. Но одно негласное правило никогда не нарушалось- никогда он не допускал нашей близости. Поцелуи, объятия- да, сколько угодно, но не больше.
– Ну почему? Неужели ты меня не хочешь? Не поверю в это никогда. За мной толпа всегда бегает и только ты отталкиваешь!– прокричала как-то, когда в очередной раз он не захотел зайти за ту невидимую грань, что сам и провел между нами.
Саша подошёл ко мне, обнял, прижал к себе и сказал тихо на ухо:
– Потому что я плохой, а ты хорошая. Не нужен тебе я.
Это была пощёчина. Почему он знает лучше , что нужно именно мне?
Прошло два года после того, как Саша сказал мне эти слова, но наши отношения не продвинулись ни на шаг. Всё так же прислуживала ему и довольствовалась теми крохами, которые кидал мне.
Не знаю, какой переломный момент наступил в его жизни, но однажды это случилось. Неожиданно, страстно, нежно. Так, как себе и представляла.
Я выпорхнула из квартиры самая счастливая, самая радостная и мне казалось, что даже суровые лица людей в метро улыбаются в тот вечер. Тогда началась наша короткая, но яркая история. Мы созванивались по сто раз в день, ходили вместе на его выступления, в гости к друзьям и наслаждались тем счастьем, которое грело нас.
Но прошло пол года и он мне первый раз изменил.
– Это было случайно. Я был пьян . Это большая ошибка. Прости, я так виноват.
Конечно были слёзы и я …простила. Простила и за вторую измену, и за третью, а потом просто перестала считать. Прощала даже тогда, когда он прекратил извиняться за свои похождения.
Первый раз ушла от него, когда он после концерта при мне начал целовать какую-то соску. Не знаю, проглотила бы я это , если бы не видели наши общие знакомые, но всё возможно. Я выбежала на мороз в одной кофте и стояла, дрожа у клуба минут десять, пока за мной не вышел Сашкин барабанщик и не протянул куртку.Мой любимый даже не удосужился выйти.
Было тяжело, но я не велась ни на звонки, ни на подосланных знакомых, которые всеми силами пытались заставить с ним поговорить. Зачем? Он же не обознался тогда в темном клубе, а значит…
Но судьба испытывала меня на прочность и экзамен этот я с треском провалила. Мы с Сашкой оказались на праздновании нового года в одной компании. Совершенно случайно. Я согласилась прийти в последний момент, а он заявился вообще без приглашения.
Когда увидела его, то выпила пол литра водки и завалилась спать на диване в дальней комнате загородного дома, где это всё новогоднее мракобесие творилось. Но , проснувшись от страшного сушняка ночью,обнаружила Сашку, сидящего у моих ног. Он сидел и смотрел на меня.
– Ты такая красивая,-шепотом сказал он и заплакал.
Тогда мы помирились и вроде как всё забылось и пошло своим чередом. Мы съехались.Сашка работал, выступал. Я училась и варила борщи. Как-то летним вечером любимый позвонил и сказал, что ему срочно надо к другу, который страдает от неразделённой любви и что останется ночевать у него. Я поверила. А через час позвонил мой двоюродный брат и сказал, что Сашка в эту самую секунду за стенкой его квартиры жарит какую-то дамочку.
Взяв такси, примчалась и увидела всё своими глазами.
Так мы расстались во второй, но не в последний раз.
Следующие три месяца были адом, которые закончились тем, что позвонила Сашке сама.
– Я не могу без тебя.
– Но ты понимаешь, что я не изменюсь?
– Да, понимаю.
– И ты будешь терпеть?
– Да.
Я плакала в подушку, когда он уходил с ночёвкой то к одной, то к другой. Понимала, что с ними только секс, а со мной "семья". Но хотела ли я тогда такой " семьи"? Нет. Хотела ли я быть с ним? Да. Плата за мою любовь была высокой.
– Брось меня, Вик. Я сам не смогу уйти,-сказал мне как-то Сашка в подпитии.
Мне было больно смотреть на шатающегося парня, которого боготворила. На его пьяные, как-будто плавающие , глазки . Он рушил свою жизнь на моих глазах. А я добровольно летела с ним в пропасть. Что-то в ту секунду переломилось и, сама не ожидая от себя, пошла собирать вещи.
Сашка сидел на диване и смотрел, как я молча складываю свои футболки,трусики, носки, тапочки. Когда вышла с собранной косметичкой из ванной, то увидела, что он спит. Он просто уснул. Обида захлестнула с огромной силой. Я стояла над ним и смотрела на любимое лицо, на губы, которые целовала, на руки, которые обнимали. Слеза скатилась по щеке и упала ему на лоб.
Я стерла ее и накрыла Сашу пледом. Поцеловала в лоб и вышла из квартиры, оставив ключи в почтовом ящике.
Так, восемь лет назад , я обрела свободу с обрезанными крыльями. Физически я была не с ним, но он не уходил из моей головы ни на минуту. Каждый день просыпалась с мыслями о нем, засыпала , думая, что мне так не хватает его объятий, тепла и ласки. Про слезы в подушку не буду упоминать, так как это часть исцеления, через который уверенно стала проходить.
Шли годы и я научилась жить с болью. У меня появился парень. Потом второй, третий…Я осознавала, что веду себя с ними так же, как когда-то Сашка вел себя с девушкам, вел себя со мной. Свидания, кино, букеты, конфеты. А потом, когда уже начиналось близкое общение, то просто блокировала на телефоне или писала, что нам не по пути. Все они были одноразовыми. Не знаю, что искала, но не любви, а его . Сашку.
Одним зимним вечером, когда пришла после очередного свидания, мне позвонил знакомый и стал кричать что-то нечленораздельное в телефон:
– Да не тараторь ты, Дылда. Скажи нормально, что случилось?– резко оборвала его.
Тогда Дылда выдохнул и стал срывающимся голосом говорить:
– Вик, прости, я не знаю, как так вышло. Вик, что делать-то? Сашка отъехал по ходу.
– Что за бред? Ты что принял?– спросила с улыбкой , но в душе начинало подниматься непонятное чувство.
Не тревога. Отчаяние? Безысходность? Я не понимала.
– Да мы с ним вместе, того, приняли. Я не знаю,что делать. Он лежит весь синий и какой-то твёрдый. Что делать-то?
Что делать? Я медик, понимала, что это действительно конец, но душа отказывалась верить.
– Адрес. Я вызову скорую и приеду.
Всё было как во сне. Приехала быстрее скорой и зашла в квартиру. Дылды уже не было внутри, что и понятно , но он оставил открытой дверь. Я зашла тихо, как будто боялась потревожить Сашкин сон. В квартире был какой-то странный, чужой запах. Тогда подумала, что так могут пахнуть отчаяние и одиночество.
Зайдя в нашу бывшую спальню, увидела его на полу. Он лежал такой спокойный, умиротворенный.На руке не снятый жгут, из вены торчал пустой шприц. Голубые глаза смотрели куда-то сквозь время и пространство.
– Сашка, -прошептала и сползла вниз по стенке на пол рядом с ним.
Я держала его холодную руку и смотрела в глаза. Мне надо было их закрыть, но не хватало сил для простого движения. Казалось, что закрой их, то он и вправду умрёт,а так он просто лежит и сочиняет новую песню, как когда-то , когда мы были вместе.
Не знаю, сколько просидела так, но медики, появившиеся в квартире, вывели меня из оцепенения.
Вопросы, вопросы. Потом полиция и снова вопросы, вопросы. Всё сухо и формально. А он лежал под белой простыней. Кто-то сделал это за меня. Закрыл ему веки. На всегда.
Когда проносили его тело мимо, то меня как-будто выключили.Как мне рассказывали потом в скорой, я бросилась к носилкам и стала кричать, что он живой и надо реанимировать. Сорвала простыню и начала делать массаж сердца и искусственное дыхание. Меня оттаскивали от него трое полицейских и только когда врач сделал укол, обмякла и его смогли унести.
Прошло уже несколько лет. Я убрала все вещи, которые напоминали о нем, перестала общаться с теми, кто напоминал о нем, бывать в " наших" местах , прошла терапию, но эта коробка…Я смотрю на наши фото, на которых мы такие счастливые и это рвет меня на части. До сих пор не понимаю, мне хуже без него, чем с ним или наоборот?
Детская сказка
Алла с трудом открыла глаза и ощутила , как тошнота подкатила к горлу. Глаза удавалось держать открытыми , прилагая зверские усилия, как казалось на тот момент.
Приглушенный свет в реанимационной палате глаза хоть и не резал, но всё равно казался неимоверно ярким. Голова раскалывалась. Женщина провела сухим языком по таким же сухим губам. Как же хотелось пить. Алла попыталась было позвать кого-то , но поняла, что больше слабого сипения, выдать ничего не получается.
К рукам присобачены капельницы, какие-то проводочки, мерзко пищащий аппарат над кроватью. Где-то должна быть кнопка вызова персонала. Она это точно знала. Свежи ещё воспоминания о том времени, когда бабушка так же лежала в похожей палате. Но где же искать эту кнопку?
Тут Аллу как-будто ударило током. Аппарат над головой стал страшно пищать. Она резко схватилась за живот. Нет, только не это....
Стон вырвался наружу и повис где-то высоко над потолком. Слезы сразу же полились из глаз. Откуда только взялась жидкость в организме на них?
Алла закусила губу, но жуткий рёв всё равно преодолел эту преграду.
Живот пропал. Ее заметный, аккуратный и любимый животик. Она уже чувствовала движения малыша, разговаривала с ним, гладила, представляла их жизнь впятером.Она, муж , двое старших сыновей и этот крошка. Кто это был? Девочка? Мальчик? На последнем узи они решили с мужем не узнавать пол и сделать себе сюрприз. Но сюрприз пропал. Его больше нет.
Буквально через секунду в палату вбежала медсестра.
– Сейчас,сейчас, – говорила она и что-то нажимала на аппарате.
Женщина схватила пухленькую миловидную сестричку за руку. Слова как-будто все пропали, утонули в горе и страхе. Но глаза…Алла держала медсестру и мычала.
– Так надо было,– попыталась медсестра успокоить ее.
Но как успокоить человека, который только что потерял часть сердца? Алла начала рычать, выдрала иглу от капельницы из руки и стала срывать провода.
Медсестра схватила вырывающуюся женщину за руки и придавила к кровати.
– На помощь! Позовите врача!– кричала та, всё сильнее и сильнее вдавливая в кровать Аллу.
Сопротивляться было бесполезно. Силы оказались неравны.
Через несколько секунд в палате уже толпились врач, санитары и ещё какие-то люди в белых халатах.
Алла почувствовала укол в ноге и потом всё стало каким-то тихим, мирным. Боль ушла, ушли злость, ненависть, страдания. Внутри ,на месте той пустоты , которая теперь занимала место малыша, появилось безразличие.
Может быть это и не плохо? Лучше так, чем , когда тебе рвёт душу на миллиметровые кусочки медленно и методично боль потери.
– Вот так .Поспать тебе надо. Силы восстановить. А то потеряла два литра крови,– тихо приговаривала медсестра, закрепляя иглу от капельницы пластырем и возвращая отброшенные проводки на место.
Алла смотрела на потолок и чувствовала, что погружается в сон.
Ей снились дети, которые бегали рядом с ней. Кудрявая светловолосая девочка лет двух, рядом с ней сидел мальчик с темными волосами постарше, чуть поодаль две девочки-близняшки приблизительно 10 лет рисовали классики на асфальте, а рядом с ними группа из разновозрастных мальчишек играла в футбол.
Алла стояла среди этих детей и считала. Ровно 12. Какое-то знакомое число. Но что оно означает?
– Девочка, а почему ты одна? Где твоя мама?– спросила она, присаживаясь к малышке.
– Ты моя мама,– ответила та , улыбаясь.
Алла оторопела и увидела, как все остальные дети обернулись в ее сторону.
Все они были чем-то похожи друг на друга. Похожие разрезы глаз, уши, губы. Они все молча смотрели на Аллу и улыбались. Она выпрямилась и открыла от удивления рот.
– Мама,– подошёл к ней самый старший мальчик , которому на вид было лет 13-14,– мы знаем, что ты нас всех помнишь. Ты никого из нас не забывала.
– Как мама?– не поняла Алла.
Две девочки, рисовавшие на асфальте, бросили мелки, подбежали к ней и обняли.
Женщина стояла и рассматривала их макушки на головах, которые крепко вдавливались в ее бока.
– Мамочка, наконец-то мы тебя можем обнять, – хором защебетали они.
Алла некоторое время решала, погладить их или нет. Комичная ситуация , какие-то дети, явно родные братья и сестры, называют ее мамой. Но какое-то странное чувство внутри говорило ей, что она действительно их мать.
Когда она начала гладить девочек по головам, то ощутила неимоверные счастье и радость в душе.
– Мама, я Первый, – проговорил тот самый мальчик, который начал разговор.-Эти две девочки твои пятая и шестая. А вот эта малышка…Она двенадцатая, последняя. Она должна была родится у тебя через пару месяцев. Мы все здесь.
Алла не могла поверить своим ушам и глазам. И начала понимать, что это те самые малыши, которых она потеряла.
Самый первый 14 лет назад. Потом родился старший сын, потом была череда неудачных беременностей, среди которых должны были родится близняшки. Их она доносила до 20 недели, а потом отслойка плаценты и знакомая пустота во чреве.После родился второй сын, и снова и снова потери.Сегодня был ровно двенадцатый малыш.
– Не может быть, -прошептала Алла.
– Мам, спасибо тебе, что ты нас любила и любишь. Спасибо, что ты нас ждала и оплакивала. Мам, мы ждали тебя , но не так скоро. Ты нужна там, Вите и Серёжке,– сказал Первый.
Женщина заплакала. Но плакала не от горя, а от счастья, что видит всех своих деток. Она обнимала, целовала каждого, чувствуя родной запах.
– Мам, нам здесь хорошо, – картавя, сказала самая маленькая. – Мне было хорошо с тобой тоже, честно, но я подожду тебя лучше здесь.
Маленькие ручки обняли за шею. Алла зарылась носом в волосах этого ангелочка, у которого, как и у всех этих деток, не было имени. Был только порядковый номер.
– Мам, до встречи, -прокричали дети, когда ее выдергивали из сна в палате реанимации врачи.
Боль пронзила грудь и Алла открыла глаза.
– Всё, завели, -выдохнув сказал врач, вытирая локтем пот со лба.– С возвращением , Алла Павловна. Напугали же вы нас.
Алла смотрела на врача и улыбалась.
– Я видела их всех. Им там хорошо и они меня ждут, но не сейчас,– она сделала паузу.– Только им надо имена наконец-то дать. Младшую назову Милой.
Врач повернулся и спросил куда-то в сторону:
– Когда вы успели сказать, что плод был женского пола?
Из угла послышался взволнованный голос мужа:
– Я не говорил. Я пришёл только час назад. Она спала, а потом у нее сердце остановилось.
Пухленькая медсестра тоже помотала головой.
Алла не смотрела на них. Она смотрела на потолок. Если убрать несколько этажей и крышу, то можно увидеть огромное синее небо, на котором живут ее солнышки, ее ангелочки. Это теперь их дом. И когда придёт время, то они будут все вместе.
Пить или не пить?
Я сижу за столом на кухне и кручу в трясущихся руках пустой граненый стакан. Над столом лениво светит люстра, в которой горит всего лишь одна лампочка из трех. Надо бы поменять, но когда? Нет ни времени , ни желания, если честно.
Подшился я три года назад и за это время ни разу ни капли в рот не брал. А сейчас сижу и медитирую на стакан. В морозилке томится бутылка водки, которую засунул туда, придя из магазина.
Зачем я это делаю? Для чего? Столько сил потребовалось для того, чтобы избавиться от пагубной привычки. И вот снова собираюсь погрузиться в эту пучину, упасть на дно или как там ещё про таких , как я говорят? В общем, из человека превратиться в морального урода и алкаша.
Я хочу выпить, но боюсь. И правильно делаю. Знаю, что только пригублю, не смогу уже остановиться. Буду бухать и корить себя за это. Но только тогда, когда начну выходить из запоя. В процессе точно не до этого будет.
Почему я сижу здесь с пустым стаканом, вместо того, чтобы читать книгу, готовиться к завтрашним занятиям в школе? Я слаб. Вот и всё. И моя слабость прорезалась вчера, когда увидел ее. Через 5 лет после расставания.
Я сидел в кабинете школы и ждал родителей на собрание. Да, надо проводить его иногда, хоть это и не самое приятное времяпрепровождение. Ни для меня, ни тем более для родителей.
Видел, как в мой класс, где преподаю физику, стали стекаться взрослые люди. Конечно же многие пришли с опозданием, поэтому всегда назначаю собрания на пол часа раньше, чтобы к нужному часу все уже были на местах.
Женщины и мужчины рассаживались по местам. Когда проводил самое первое родительское собрание моего класса, то было интересно играть в игру под названием " угадай, кто чей" и почти всех удалось угадать. Но это собрание было уже третьим или четвертым, так что я сидел , уткнувшись носом в свои записи.
Когда часы показали, что уже прошло двадцать минут, то оторвался от своих неинтересных и ненужных дел,чтобы поздороваться и увидел ее.
Серые грустные глаза смотрели на меня пристально и , как мне показалось , с укором. Всё ещё с укором. Ее , когда-то светло-русые волосы, теперь были рыжими, на губах яркая помада,глаза с нарощенными ресницами. Я застыл и смотрел на нее, пытаясь найти хоть немного от той Анютки, которую когда-то любил.В ней изменилось все, кроме глаз.
– Добрый вечер, дорогие родители ,– прокашлявшись и стряхнув с себя пелену воспоминаний, сказал я .– Кто не помнит или мало ли не знает, меня зовут Максим Леонидович . Я классный руководитель ваших детей , а по совместительству ещё и учитель физики, с которой у доброй половины класса сложности. Но обо всем по порядку.
Я стоял и рассказывал о том, что планировал, потом мне задавали вопросы и в самом конце, каждый должен был подойти и сдать по списку деньги на охрану, новые занавески( сотые наверное уже за все мои годы работы в школе) и на елку, которую планировали в этом году.
Родители подходили, называли имена и клали мне купюры, которые пересчитывал и складывал то в один конверт, то в другой.
Когда подошла Анютка , в кабинете кроме нас никого не осталось.
Она протянула мне деньги и сказал:
– За Григорьева Витю.
Я поднял голову и посмотрел в ее глаза.
– Привет. Как дела?
Она улыбнулась только одним уголком губ и ответила достаточно холодно.
– Все прекрасно.
Почему она подошла самая последняя? Ждала , когда все уйдут, чтобы что? Сказать что-то или услышать от меня какие-то слова? Я не знал, поэтому молчал и смотрел в ее глаза.
– Дырку во мне не сделай,– довольно грубо проговорила она, нетерпеливо постукивая пальчиками с нарощенными ногтями, по парте.
– И не планировал.
Она протянула мне деньги. А я не мог перестать смотреть в ее глаза.
– Послушай, Макс, давай без всяких там непоняток. Ты меня бросил, я пережила это и все. На этом точка. Нам с тобой всё равно придётся видеться иногда из-за Вити.
– Ты с его отцом теперь?
Хотел спросить равнодушно, как бы между прочим, но не получилось. Голос предательски дрогнул.
– Да, я теперь Григорьева. Уже два года как. И мать Витиного братика. Так что, показывай, где расписаться и бывай.
Какое-то странное чувство захлестнуло всего меня. Я видел , как когда-то любимая девушка, стояла совсем рядом , но мы были с ней далеко. Расстояние в 20 сантиметров превратилось в километры и года.
Я встал со своего места, подошёл к ней , положил руку на талию и поцеловал. Голова сразу же закружилась от вкуса ее поцелуя. Я вспомнил , как любил целовать ее, ласкать и просыпаться рядом. Как каждое утро, она говорила мне " здаровки", когда заходил на кухню, где она жарила яичницу или варила овсянку. Как же сладки эти воспоминания, как волнительны.
Анютка оттолкнула меня, тяжело дыша, вытерла губы тыльной стороной руки и сплюнула на пол.
– Послушай, может ты чего-то не понял, но я давно тебя вычеркнула из своей жизни. Да, нам придётся несколько лет встречаться в школе на собраниях,явно чаще, чем хотелось бы ,но тебя для меня нет. Ты -пустое место. Или тебе напомнить, какой ты урод? Тебе напомнить, как я застукала тебя со своей сестрой в нашей постели? Напомнить, как у меня выкидыш случился после этого и я пролежала в реанимации три дня, потому что была жуткая кровопотеря, а ты в это время бухал со своими дружками? Напомнить, что , когда я вышла из больницы, ты меня избил, после того, как я прогнала твоих собутыльников? Нет? Не надо? Я рада, что твоя память вернулась.
Я смотрел на нее и в горле стоял ком. Глаза Анютки заставили меня забыть о том, что я натворил и кем был. Как же сильно обидел ее тогда. Я смотрел на нее и видел ту боль, которая горела в ней до сих пор, хотя огонь ярости стал значительно меньше. Она не простила. И не простит.
– Если ещё раз ко мне притронешься, расскажу мужу и подниму скандал и тогда тебя вышвырнут отсюда с таким свистом, что тебе и не снилось. Прощай, Ромео недобитый.
Анютка твёрдой походкой направилась к двери и захлопнула ее со всей силой.
Я присел на край парты и воспоминания стали кинолентой пробегать в моей голове.
Я увидел две полоски на ее тесте , который она прятала от меня. В тот вечер Аня хотела сделать мне подарок, а я остался пить у соседа. Пришёл, а на столе , рядом с уже прогоревшими свечами, лежала коробочка и в ней тест. Помню, когда ее рвало, меня это бесило. Бесило, что она говорила о ребенке, как-будто во всем мире теперь только он, а меня нет. Я растворился , как личность, как существо. Тогда, когда она вытирала рот полотенцем в ванной после очередного приступа рвоты, первый раз ее ударил. Нет, не сильно, слегка. Да, разбил губу, но это был не я , а тот алкоголик, который сидел во мне в то время.
А с сестрой вообще получилось случайно. Она пришла забрать что-то из Анютиных вещей, я предложил ей выпить, она согласилась. Потом плохо помню, что было, но вот момент, когда я ритмично двигался на ней и меня чем-то ударили по спине, всплыл в памяти моментально. Это Аня пришла неожиданно рано и застукала нас. Дальше была больница, реанимация, а я сидел дома и пил. Пил, потому , что убил своего ребенка и чуть не убил любимую женщину. Дальше всё, как в тумане. Только помню, что она проклинала меня , когда вытаскивала из квартиры свои чемоданы и пакеты с вещами под чутким надзором старшего брата и отца.
Я пил. И пил по-черному несколько лет, пока не осознал, что жизнь моя не стоит дороже той самой бутылки, что покупаю. Здоровье уже тоже не позволяло больше пить. Я завязал. В тот день, когда вышел из нарколожки, верил, что это навсегда.
Но сегодня у меня в руках стакан, пока ещё пустой, в морозилке водка, воспоминания о прошлом, о счастливых днях вместе в Анюткой и дилемма. Пить или не пить.