Czytaj książkę: «Следи за знаками судьбы», strona 5
Как монета упадёт
Когда в утро приезда Трашкины уселись за стол в доме Марьи Кузьминичны, она поглядела на гостей и засмеялась:
– Вот нипочём, Наташа, не догадалась бы, что вы родственники!
– Ну да, я в отца, Лёня – в свою мать, а Сашенька – в свою. А они между собой не родственники.
– И вовсе я на бабушку похожа, – надулась правнучка. – У меня волосики бабушкины и вот нос!
– Носы у нас скорее с бабой Машей одинаковые, – носатые старухи переглянулись и засмеялись. – А волосы – действительно. Брюнетки мы с тобой! Правда, я крашеная. Ну, неважно!
За всю свою жизнь Наталье Алексеевне в деревне бывать не приходилось. Так только, мимо проезжала. Родной Успенск, в котором безвылазно прожила семнадцать лет, потом пять лет учёбы в Москве, потом Утятин. А эта деревня с первого взгляда влюбила в себя. Выехали они глубокой ночью, в дороге она дремала, но вышла из дрёмы, когда машина свернула с шоссе на грунтовую дорогу. За посадками началось свекловичное поле, потом проскочили мимо сосновой рощицы, потом дорога пошла под уклон, а вокруг только трава с торчащими кое-где из земли валунами. Потом еще некоторое время ехали вдоль оврага, потом внизу показалась вода. А на берегу у воды – бревенчатая банька. Впереди над водой – высокий берег, а на нем домики. А когда проехали так называемые пороги, у которых плескалась вода, въехали по ведущей на холм дороге, миновали крайний домик и остановились у палисадника следующего, где уже стояла в ожидании Марья Кузьминична, Наталья Алексеевна почувствовала необыкновенное умиротворение и уверенность, что всё теперь будет хорошо.
Кожевников вместе с Лёней быстро сгрузил их вещи и уехал, отказавшись от приглашения хозяйки перекусить. Спящую Сашу перенесли на кровать в щитовой домик за яблонями. Сонный Лёня бухнулся на вторую кровать и моментально уснул. Наталье Алексеевне хозяйка сказала:
– Рановато я встала, но теперь не усну. Пойдём-ка чаю попьём, а потом я на огород по холодку. И давай, рассказывай всё как есть.
Знакомы они были не близко. Так же, как с Анной Ивановной, в хирургии двадцать пять лет назад познакомились. Но Анна с ней тесно общалась, обтирала, кормила, на ноги ставила. А Марья Кузьминична только на операции ассистировала. Потом ещё перевязки делала, швы и ожоги обрабатывала. При внешней грубости чувствовалась в ней доброта и надёжность. И позднее проявляла участие. Поэтому Наталья Алексеевна без утайки всё рассказала.
– Прав Серёжка, – вздохнула Марья Кузьминична. – Вовремя вы смылись, в покое вас не оставят. Этот, который привёз, он не сдаст?
– Исключено, – твёрдо отрезала Наталья Алексеевна. – Сосед. Проверен временем. Я ему по гроб жизни обязана.
– Одного не пойму, как внук твой уехать согласился. Обычно мужики грудь вперёд, мол, баб прячем, а сами шашку наголо.
– Пришлось ему ещё одну историю рассказать. Сашеньку уже похищали. Весной мы в гостях у Кожевниковых были. Вот этот самый, что нас привёз. Через дом они живут. Мы в доме отмечали день рождения, ребятишки наши во дворе играли. Периодически выходили проверять, как они там. В какой-то момент Таисия Андреевна вышла: «Где Саша?» Дети смеются: в сарае на куче стружек задремала. Искала – не нашла. Все во двор высыпали, искали, мы с Таисией по своим дворам пробежали – нет. Вызвали полицию. Они несерьёзно подошли сначала. Потом стали искать. Собаку привезли из области. Да чего там, всё же затоптано! Потом просмотрели камеры особняка, что наискосок от них. За всё время из двора вышел только один мужчина с большой дорожной сумкой и подался в нашу сторону. А улица заворачивает, тротуар у дома Золотухиных уже не просматривается. Ох, Маша, что я перенесла за эти два дня!
– А внуку почему не сообщила?
– Я позвонила, не сразу, правда, на следующий день. Трубку взял не он, сосед по палате. Сказал, Лёня на уколах. Оказалось, у него пневмония. И что, сорвётся внук больной Сашу искать, толку-то от него здесь! Ну, и не сказала. А через день Сашенька сама объявилась. Влетела в отделение полиции в пригороде Уремовска, за ней цыганские ребятишки бежали. В полицейского вцепилась: «Отведите меня к бабушке!» Сначала, не разобравшись, они её чуть из отделения не выгнали вместе с остальными, потом спросили, как зовут. Мне позвонили… ох, Маша! Нас с Кожевниковыми на полицейской машине везли с мигалками. Я думала, у меня сердце разорвётся, пока её не увидела!
– И что выяснили?
– Ни-че-го! Там с самого начала всё было неправильно. Главные подозреваемые – я и Кожевниковы.
– Как так?!
– А вот так. У них стереотип такой: обычно детей крадут родственники. К делу сразу подключилась область, похищение ребёнка – событие чрезвычайное. Свои бы хоть на Кожевникова не подумали, он в городе человек известный. В общем, во двор похититель не входил, только выходил. Значит, пришёл через забор. Ребёнка усыпил. Чем – неизвестно, след от укола есть, но через два дня в крови ничего не обнаружили. Как его дети не увидели – ума не приложу. Саша ничего не помнит, проснулась в чужом доме – и всё. Стала плакать, ей дали «Чупа-чупс». Кормили, не обижали. Когда просилась к бабушке, обещали, что она скоро за ней приедет. С ребятишками играла. На третий день они все побежали в парк на детскую площадку, и тут она увидела отделение и полицейских у входа. И побежала к ним. У цыган на момент похищения безупречное алиби. Какой-то там конфликт из-за земли, и в то время их переписывала полиция. За девочкой, говорят, какой-то мужик попросил приглядеть, мол, внучка это. Через пару дней приедет с матерью ребёнка и заберёт. В общем, преступление не раскрыто, а мне ещё некоторое время опека нервы мотала.
– Валька Акименко?
– Она самая. А через пару месяцев её сынок моего Лёню отравил. Совпадение? Вот я и говорю внуку: мне не под силу Сашеньку защитить. Сиди на этом острове с дочерью, а я буду дома ремонт делать и наблюдать, кто вами интересуется. На меня никто ни разу не покусился. И соседи подстрахуют.
– За детей не опасайся, у нас тут тихо. За всё время, что я тут живу, только один раз нас враги захватили1. Ничего, отбились, народ тут боевой. А теперь ещё один житель прибавился. Крайний домик отставной военный купил. С виду неказистый, а разденется – мышцы буграми. Как-то спокойнее рядом с ним. И Тимоша на противоположном конце деревни. Он москвич, крутой программист, внуку твоему будет компания. Остальные старики. Маруська только помоложе нас, но алкашня.
За два дня, проведённые во Втором Рясово, Наталья Алексеевна убедилась, что ни один шпион, как обещал Сергей Сергеевич, сюда просочиться не сможет. Деревня представляла собой ряд домов вдоль дороги. За дорогой – высокий крутой берег старицы, за домами – огороды, полого уходящие к реке. Через реку, вроде бы, неширокую и неглубокую, перебраться нельзя из-за быстрого течения и порогов ниже по течению. А через старицу – из-за топкого противоположного берега. Единственный путь – по дороге, которую затапливает несколько раз в год из-за дождей, и тогда деревня становится островом.
– Будь я богатеем, скупила бы здешние земли и построила бы здесь замок с подъёмным мостом, – пошутила она за вечерним чаем, на котором присутствовали ближние соседи
– Да не дай бог, – вырвалось у нового соседа Марьи Кузьминичны Германа, мрачноватого мужчины средних лет. – Накличете.
И тут позвонил Иван Иванович:
– Есть новости. Слишком серьёзные. Всё при личной встрече.
– Я буду завтра, – ответила она и, обращаясь ко всем, сказала. – Проблемы с ценой на стройматериалы. Придётся завтра с первым автобусом уезжать.
– Ба, и чего ты ремонт затеяла, нормальный у тебя дом, – попенял ей Лёня.
– А вот хочется!
– Я до остановки вас подвезу, – обещал сосед.
Автобусы в деревню, понятное дело, не ходили. До ближайшего села было пять километров. Утром, отъехав от деревни, Герман спросил:
– Простите, у вас проблемы?
– Ну, стройка – это всегда, знаете ли…
– Да ладно, я ведь рядом сидел. Не хотите – не говорите. Но почему внук не в курсе? Он ведь взрослый парень!
– Он здесь, чтобы дочь оберегать. Всё остальное неважно.
– Ей что-то угрожает?
Скрывать не было смысла. Она ответила коротко:
– Её похищали…
Он шумно выдохнул и некоторое время молчал. Потом сказал:
– Ладно, я пригляжу за ними. А вы что, все проблемы надеетесь одна решить?
– Я не одна. Мир не без добрых людей.
Она это сказала? Она, всю жизнь державшаяся ото всех на расстоянии, сказала, что не одинока?
От автостанции до адвокатской конторы – только на другую сторону перейти. Звякнул колокольчик. Наталья Алексеевна кивнула в ответ на кивок секретарши у входа и прошла в кабинет Ивана Ивановича. Он рукой на стул указал, прижимая к уху трубку телефона:
– Саша, я не настаиваю. Если тебе некогда, я ведь могу и начальство твоё озадачить.
– Да здесь я уже, – распахнув дверь, сказал от порога Огородников. – Уж много лет, как вы не начальник, но командуете мной по-прежнему.
– Хреновый я был начальник, – бросая трубку на стол, оскалил зубы адвокат – Поэтому буду говорить неприятные вещи.
– Я вижу, к вам Наталья Алексеевна обратилась? Не понимаю. Следствие ведётся, вас почти не беспокоят…
– Какое точное определение – не беспокоят!
– А что не так?
– Ты, Саша, присаживайся и давай по-людски. Что тебе Архангельск по поводу личности убитой сообщил?
– Да ничего там. Приехала полгода назад из Среднеуральска, временная регистрация, работала в колл-центре. На работе характеризуется положительно, но там такой режим, что общаться некогда. Да и сама она была не слишком общительна. Всё.
– Всё, Саша? А ничего, что она ещё год назад померла?
Удар Огородников держать умел. Пока до Натальи Алексеевны доходил смысл произнесённого, он сорвался с места, метнулся до окна, несколько секунд постоял, отвернувшись, потом назад:
– Показывайте.
– Вот, в почте.
По кивку Ивана Иванович она тоже подошла к столу и уставилась на экран. Но ничего не видела. Адвокат её состояние понял и пояснил:
– Я запросил сведения о ней по месту рождения. Галина Владленовна Савельева родилась там двадцать семь лет назад. Инвалид детства. Диабет по первому типу. Как водится, после восемнадцати лет группу сняли. Работала операционисткой на почте. Инсулин ей вводился автоматически помпой такой специальной, знаете, на живот крепится ремнём? Срок годности аппарата истёк, сахар скаканул, кома и смерть. Ничего криминального. Вот свидетельство о смерти. Вот экспертиза медицинского оборудования. Вот несколько фотографий, по моей просьбе из семейного альбома переснято.
– Ни капли не похожа, – растерянно сказала Наталья Алексеевна.
– Поэтому ваша так красилась. Под фотографию на паспорте. Я же говорил, ей светлые волосы подходят.
– Документы как пропали? – спросил Огородников.
– Незадолго перед смертью потеряла паспорт. Получила новый. Но, когда умерла, старый паспорт обнаружился дома, а новый не нашли. Мать давно умерла, Галина жила с отцом, после похорон дочери он запил и через полгода допился до смерти. Остался брат, который значительно старше, жил со своей семьёй отдельно, с сестрой и отцом почти не общался. Об окружении рассказать ничего не мог. Соседи говорят, что Савельевы были необщительными, и никто к ним не ходил. Ну, до запоя отца, дальше там был проходной двор.
– Ясно, документы спёр и продал кто-то из собутыльников, тут концов не найдёшь. Зачем фальшивой Галине замужество было нужно, легализоваться? Если так, то теперь Трашкины никому не интересны.
– Ты уверен?
– Что опять не так?
– Детский праздник в «Озёрном».
– А что, там дети нафантазировали… подождите… там Саша Трашкина была? Я убью этого Кожевникова! Вот что мне делать с этими сынками вышестоящих пап? Но, может…
– Не может. Смотри.
– Это вам Стёпка дал? Ну, гад! А эта дрянь под куклу вырядилась!
– Узнал, Саша?
– Мода у девчонок на неё, как у моих сверстниц на Барби. У племянницы такая, сам дарил на девять лет. Вроде бы, научена за чужими не ходить, но за этой бы не удержалась! Ладно, я пошёл. Спасибо, благодетель, фронт работ мне определил!
– Дядя, – сказала ему вслед Наталья Алексеевна.
– Что?
– Фальшивый дядя вам к фронту.
– Блин! Орала на меня Таисия Андреевна! Как его теперь…
– А что, он разве не заходил к вам?
– Ну, заходил…
– Таисия Андреевна, тут к бабке не ходи, он паспорт чужой на руках имел, – объяснил ей Иван Иванович.
– Но по паспорту его можно в аэропорту отследить… даже если он по настоящему паспорту летал.
– И не факт, что летал.
– Как?
– Посмотрели расписание, как скоро из Архангельска можно до вас добраться. Судя по опозданию, подошли ответственно, даже проследили, когда самолёт в Новогорске приземлился. Наверняка за вами наблюдали, пока вы уезжать не собрались. Не исключено, что тут можно маленькую несостыковку обнаружить во времени.
– То есть дядя был местный?
– Может, из нашей области, может, из Новогорска или Энска. Но ясно, что не издалека. С Архангельском вы вряд ли разговаривали.
– Минуточку, – она даже глаза прикрыла, чтобы лучше думалось, – Да, точно, я не с ним разговаривала!
– Как не с ним?
– Он позвонил Лёне, требовал, чтобы покойницу в Архангельск увезли. Лёня блеял, возражений не находил. Я трубку взяла, дядю отбрила. Потом он перезвонил, сказал, что прилетит на похороны. Потом позвонил, что только что приземлился… да, точно, тут можно вашу нестыковку найти, не мог он за это время доехать! С Золотухиной поговорите, она со мной была. К отпеванию мы прибыли в пять минут одиннадцатого. А главное, что живьём я говорила с другим человеком!
– Не понял.
– По тембру голоса я различий не заметила. А вот по скорости… речь того, что по телефону, была, как говорится, «сто слов в минуту». А этот, что приезжал, говорил раздражённо, но степенно. Он так быстро говорить просто не умеет. И ещё. Дядю никто не фотографировал, но мы по дороге с кладбища заезжали за хлебом в мини-пекарню Левана.
– Ага, там рядом ювелирный. Спасибо. Мне бы с вашим внуком ещё пообщаться, кое-что уточнить.
– Нет, он уехал. Иван Иванович уточнял, его спрашивайте.
– В Архангельск? Может…
– Не может. Не в Архангельск.
– Ваше право, – вздохнул Огородников, уходя.
Иван Иванович встал и прошёлся по кабинету. Наталье Алексеевне даже интересно стало, отчего он так мнётся, хотя понимала, что есть ещё какие-то неприятные новости.
– Ну уж, добивайте!
– Вы хорошо знали первую жену вашего внука?
Ах, вот отчего он так мается!
Да вообще, можно сказать, не знала! Тогда, пять лет назад, она вышла из самолёта чуть живая. Он несколько раз заходил на посадку и вновь кружил над аэродромом. Когда Наталья Алексеевна спустилась на землю, от пронзительного ветра её моментально просквозило. Пассажиры гуськом потянулись по заледеневшему полю. Потом долго ждали, когда наконец подадут багаж. Со своей новой дорожной сумкой она вышла в стеклянные двери прямо на улицу и сразу наткнулась взглядом на знакомое лицо. Внук родной! Что же, её так и будет корёжить при его виде? Окликнула по имени, он с недоумением всё заглядывал ей в лицо, пока шли к такси.
Жилище молодых поразило. Очень маленькая однокомнатная квартирка на первом этаже пятиэтажки, невероятно захламлённая. Она оглянулась на внука. Бомжем он не выглядел, но жильё! Новой тут была только большая кровать, стоящая посередине комнаты. Заглянула на кухню. Да…
Внук захлопал дверцами холодильника и навесного шкафчика, предлагая позавтракать. Ещё по дороге она узнала от него о состоянии Моники и дочери. Жена пришла в себя, но пока недвижима. Дочь назвали Сашей в память покойной матери Моники. Вес набирает, дышит самостоятельно. За завтраком она спросила у Лёни, съёмная ли квартира. Нет, ответил он, когда Моника закончила школу, тётка купила эту однушку, чтобы отселить её из большой общей квартиры. То есть она четвёртый год живёт среди барахла какой-то совсем посторонней бабки?! И после недолгого дневного сна Наталья Алексеевна принялась разбирать завалы.
Когда вечером Лёня вернулся домой, его в прихожей встретила гора узлов, мешков и картонных ящиков. Он молча перетаскал всё это в мусорные контейнеры. Подавая ему ужин, Наталья Алексеевна поняла, что он обижен её хозяйничаньем, и спросила: «Ты что, всерьёз собрался поселить на этой помойке больную жену и новорождённую дочь? Нет уж, завтра будем делать ремонт!» С утра он убежал в больницу к жене, а она – в магазин строительных материалов. Внука поразила бабушкины способность и желание делать всё своими руками: есть же специально обученные люди! На это она ему заметила: «Лучше жалеть себя, делая что-нибудь для себя, чем лёжа на диване и глядя в потолок». И предложила ему денег на коляску. «Нет, деньги у меня есть, я просто не знаю, что покупать». Да, деньги у него были. Внук был бесхозяйственным, но не был лодырем. В девятнадцать лет он умудрялся после занятий в институте заскочить в какую-то свою контору, там получить задание, потом примчаться в больницу, посидеть с женой, вернуться домой и усесться за компьютер.
В самом начале один раз бабушка посетила больницу. Моника встретила её враждебным взглядом. Точно таким же она сверлила мужа. Во взгляде читалось: вы здоровы и счастливы, а я… Уже пообщавшись с врачом, Наталья Алексеевна знала прогноз, поэтому не обиделась. В коридоре её остановила Тоня: «Тётя Наташа, вы не волнуйтесь, я за ней присмотрю. Занимайтесь ребёнком». С ребёнком пришлось даже две ночи ночевать в гостинице, потому что после ремонта дома невыносимо воняло краской, а при первом же визите в детскую больницу им предъявили ультиматум: или забирайте, или оформляем в дом малютки. От этих слов у неё сжалось сердце, и она сказала: «Лёня, оформляй выписку, а я за приданным».
Почти месяц она жила в Архангельске. Спала урывками, вставая к беспокойному ребёнку, готовила, убирала, стирала, собирала передачи Монике. Внук жил на кухне: сидел до полночи за компьютером, гонял чаи, там же засыпал на надувном матрасе. Поговорить им было некогда, она только исподволь учила внука готовить, убирать, покупать продукты, экономить, удивляясь, почему его не научили этому в семье. Когда выписали Монику, перебралась на кухню сама вместе с Сашенькой. Продержалась четыре дня. Моника слишком зациклилась на себе, дочь её раздражала. И Наталья Алексеевна, выйдя как-то с коляской, дождалась внука и предложила ему временно расстаться: мол, у них южнее, уже тепло, ребёнку там будет лучше, бабушке привычнее, а молодым просторнее. И на следующий день её встречали Кожевниковы в Новогорском аэропорту. И Таисия Андреевна, конечно, куда же без неё.
Только после возвращения Лёни из больницы они начали разговаривать. Теперь она знала об интернате, поэтому на ужимки адвоката отреагировала резко:
– Вы хотите сказать, что Моника была проституткой? Ну, как сказать… вот живёт ребёнок, мать у неё одинокая, но довольно обеспеченная, переводчик с испанского. Дочь языку небезуспешно учит. Вдруг мать помирает, родная её сестра прибирает к рукам квартиру и добро, а одиннадцатилетнюю племянницу – в интернат. У девочки способности к языкам, испанский старается не забывать, английский в школе успешно изучает. С остальными предметами весьма посредственно. После школы тётка покупает ей однокомнатную клетушку, а учительница английского пристраивает в торгово-закупочную фирму переводчицей. И вот семнадцатилетняя девочка, действительно, работает переводчицей. Иногда её подкладывают приезжающим иностранным партнёрам. Несовершеннолетнюю девочку, которую в сиротском заведении не научили варить щи и мыть посуду, зато научили слушаться старших. Это как, проституция? Через два года они встречаются с Лёней, с которым знакомы по интернату, она покидает службу и садится дома. В двадцать один год Моника, будучи беременной, попадает в аварию. Её прокесарили, ребёнок жив, а она с повреждённым позвоночником остаётся прикованной к инвалидной коляске. Прожила в таком состоянии два года. У вас дочь. Поставьте её в такую ситуацию и осуждайте!
– У меня три дочери. Извините. Адвокаты не осуждают, они защищают. Я просто к тому, что Архангельск я отработал полностью.
– Прощаемся?
– Не обижайтесь. У меня дело Семёнова.
– Вы будете защищать этого упыря?
– Наоборот, я на другой стороне. То, что я сделал по вашему делу, это просто по велению души… не улыбайтесь, с Сергеича я не так уж много содрал, а за ваши деньги я бы сразу работать не взялся. Мне бы интересно дальше покопать, но в конторе нет бывших сыщиков, только мальчик и девочка после университета. Могу вам рассказать, как бы я действовал дальше. Интересует?
Наталья Алексеевна грустно кивнула.
– Моя средняя дочь, она юристом стать собирается, так вот, она бы вам сейчас про бритву Оккама рассказала. Не слыхали? Это простыми словами принцип бережливости. То есть если существует несколько версий события, то не фиг их все рассматривать. Отсеки экзотические и начинай с самых правдоподобных. Не зная этой бритвы, я на своей милицейской службе только так и резал. Знаете анекдот, когда студенты чтобы решить, что делать, монету бросают и варианты перечисляют: если орлом упадёт, если решкой, если на ребро встанет, если в воздухе повиснет. Так вот, давайте предположим причины этого покушения на вашу семью, оставим самые экзотические напоследок и проверим реальные сначала.
– Кто бы знал причины…
– Перечислим события, разделив их по объектам нападения. Начнём с вашего внука. Первое покушение?
– Отравление.
– Вовсе нет. Свадьба. Замуж выходят по любви, из выгоды и для статуса, что, в общем-то, тоже выгода. Но любимого не поручают случайным придуркам усыпить серьёзным сердечным средством, если, конечно, отравительница не дура. Она дура?
– Нет. Скорее, даже наоборот. Очень быстро соображала, я с ней в разговоре терялась.
– В нашем случае её любовь – это монета, повисшая в воздухе. Отбрасываем. Статус. Не Венера, конечно, но выйти замуж для молодой ухоженной женщины не проблема. Почему именно за Трашкина? Не артист, не хоккеист, не банкир, не граф. Конечно, мы можем чего-то не знать. Но пока оцениваем как монету, вставшую на ребро. Отбрасываем. Выгода. Был бы он изобретателем какого-нибудь крутого компьютерного вируса, но нет. На работе характеризуется положительно, но не более того. Леонид зарабатывает нормально, но… средненько для провинции, в общем. Я тут акт вскрытия посмотрел. Знаете, как специалист её возраст определяет? 34–37 лет. И не делайте больших глаз, вы ещё не видели оценки её зубного протезирования и косметических операций. Нет, она внешность не меняла, а улучшала: абдоминопластика, мастопексия с имплантами, тьфу, я это выговорил? Круговая подтяжка лица… короче, баба набирала вес, а потом лишнее обрезала и кожу натягивала. Стоило это всё дороже квартиры, в которой муж владеет половиной. Что она надеялась получить от этого брака?
– Сашеньку…
– Вы сказали. Переходим к девочке. Первый раз её пытались похитить в апреле. Лёня не помнит точно, но где-то весной он с Галей познакомился. Сначала не обратил внимания, потом несколько раз случайно пересеклись, разговаривали.
– Ясно. Она его завлекла как Отелло Дездемону.
– Что?
– Разговорами. О жизни полусиротской. Сказала, что в интернате воспитывалась, как и он. Чтобы родственную душу почувствовал. О семейных ценностях. О том, что дочери нужна нормальная семья.
– В общем, она продвинулась к намеченной цели. Вы ведь не возражали, что девочка уедет с ними? И тут что-то пошло не так. Возник какой-то неучтённый фактор. Два жанра перемешались. С одной стороны – длительная многоходовка: свадьба, удочерение, что потом? Отстранение отца.
– Ох…
– Не обязательно физическое устранение. Можно как-то незаметнее…
– Ага, споить, на иглу посадить!
– Можно интригами и хитрыми речами отдалить. Ладно, не отвлекайтесь! И после такой сложной игры вдруг незащищённый секс, инфекция, которая больше для бомжа характерна, обращение к местным придуркам, применение очень опасного препарата, добровольная встреча с опасным человеком, которая привела к гибели. Такое впечатление, что её подменили. Смотрим с другой стороны: укол, вынос в сумке, после большого шума спрятал в большой цыганской семье, благо девочка тёмненькая. Слишком авантюрно и спонтанно. А теперь посчитаем число задействованных лиц. Как минимум две женщины: псевдо-Галя и китайская кукла. Мужики: похититель с сумкой, убийца, фальшивый дядя…
– А если это один и тот же?
– Фальшивый дядя – отдельная история. Он чист, иначе бы здесь не появился, в полицию бы не пошёл. А вот двое первых могут быть одним. Ещё один – водитель китайской куклы. Тоже может быть тем же, но не дядей. Теперь посчитаем расходы. Ваша фальшивая невестка – женщина дорогая, за копейки её не наймёшь…
– Дядя тоже не бедный. Вещи на нём дорогие, но не ряженый, чувствует себя в них привычно. Деньги мне совал. Не наши и немало.
– Ага. И китайская кукла. Для разовой акции надевает карнавальный прикид, причём тоже не дешёвый, скорее всего, по заказу шит. Да и похититель с сумкой нормально одет. Я бы сказал, что тут действовали две команды. Одна хотела удочерить, другая похитить. В какой-то момент их траектории пересеклись, и получилась большая суматоха. Вам-то она на пользу, ребёнок с вами. А теперь подведём итог. Две банды охотятся за одним ребёнком. Что такого ценного в девочке? У вас есть какие-то предположения? Точно нет? Тогда, извините, я выскажу самое реалистическое: это не ваш ребёнок.
– Так, минуточку, сейчас я ваше либретто напою. Насчёт подмены в роддоме, увы, не прокатит, Сашенька – точная копия матери. Значит, остаётся преступная связь. Моника родила от условного графа, он при смерти и решил передать своей незаконнорождённой дочери имение, бриллианты и банковский вклад. А почти вдовствующей графине всё это дорого как память о графе, и они посылают за ребёнком каждый свою банду.
– Нет уж, извините, графине при таком раскладе ребёнок не нужен.
– Да, к счастью, никто не пытался Сашеньку убить, – сжав подрагивающими руками ручки сумочки, сказала Наталья Алексеевна. – Вношу в сценарий изменение: две банды наняты теми, кто собирается стать опекунами наследницы. А теперь реальность: пять лет назад я делала тест ДНК. И нет, я тогда ничего не знала о прошлом Моники. И не собиралась отказываться от Сашеньки. Я взяла её на руки – я её приняла. Это сделано в целях профилактических. А вдруг бы Лёне надоело жить с больной женой? Как говорила моя мама, мужики любят детей тем, чем их делают. И ещё… ну, вы мою историю знаете. Этот тест был между мной и правнучкой, хотя и не совсем точный из-за отдалённости родства, но четвёртую степень подтвердил…
– Понял. Попутно он подтвердил, что ваш внук в самом деле ваш. Ладно, эта версия гляделась по крайней мере решкой, но не прокатила. Тогда остаются только деньги. Очень реалистичный орёл. За Сашей стоят большие деньги. Наследство. Ищем наследодателей. Это легче всего сделать через тех, кто на девочку покушался. Но что-то подсказывает мне, что если их и найдут, то нескоро. Так что переберите свою родню. Родню Моники по моему запросу отработали. Там тётка уже умерла, её дочь, унаследовавшая всё неправедно полученное, спилась и почти всё спустила.
– Если что-то от моих, то между ней и ими стоят предыдущие поколения: её отец, дед, я сама.
– И тут не всё так линейно. У нас наследственное право без выкрутасов, либо завещание, либо очерёдность, а вот на Западе… там тоже есть очерёдность, но воля наследодателя может быть изложена весьма витиевато, хоть музею, хоть собачке, хоть на самых идиотских условиях. Одна наша землячка, кстати, тоже на Чирка живёт, так вот она пострадала из-та того, что чёртова зарубежная феминистка завещала своё добро той из родственниц, которая на момент открытия наследства будет не замужем2. В вашем случае может быть какой-нибудь родственник, который не любит вас, но желает завещать свои сокровища кровным родным. Есть у вас родственник, который вас не любит?
