Czytaj książkę: «Остаюсь с тобой. Лайза», strona 7

Нам потребовалось забрать оставшиеся коробки, так что мы вошли практически сразу за Лайзой. Она спросила (нет, не у меня, у тех, кто стоял ближе), где можно найти кого-то из прорабов, выяснив таким образом, что у них собрание в подсобке. Лайза зацепила взглядом свежий участок, где как раз схватывалась двухкомпонентная напольная композиция, и с видом подлинного удовлетворения взяла курс на выход.

День с самого ранья выдался жарким. В перерыве, вместо того, чтобы заполнить столовую, строители и отделочники, не сговариваясь, устремились в свои бытовки. Мы с парнями побросали каски справа от двери, в одну кучу, и разместились кто где, лишь бы до каждого доставал кондиционер. Я подошёл к стеллажу, чтобы взять со своей полки вафельное полотенце, которым иногда обтирал от пота лицо и шею. И сверху на сумке, ровно посередине, увидел свою флешку. Я огляделся и, убедившись, что оставленная Лайзой «улика» никем не замечена, сунул её в накладной карман сумки.

***

Неделя выдалась для меня поистине лучшей из возможных. Мне не пришлось ждать выходных, чтобы снова увидеться с Лайзой. Я по-быстрому заскочил на квартиру, чтобы переодеться, и завязывая шнурки на туфлях, искренне сочувствовал ребятам, которым сегодня предстоял скучный вечер перед телевизором в одиноко-мужской компании.

Андрюха встал с дивана и, направляясь как бы в туалет, замешкался возле меня:

– Куда собрался?

Рассматривал меня при этом он с ироничной улыбкой бывалого.

– Свидание? – предложил он свой вариант, видя, что я не расположен откровенничать.

Я попробовал угомонить его любопытство уклончивым ответом:

– Почему бы и нет.

– Кто? – Андрей, словно участник заговора, опасливо глянул на ребят, упулившихся в телик, и шепнул: – Ирма?

Этот спасительный вариант мне самому не пришёл в голову, но было бы глупо им не воспользоваться. Тем более я знал, что девчонки сегодня не появятся, а Андрей уж точно не стал бы потом приставать к Ирме с требованием рассказать подробности.

И всё-таки я проявил осторожность во избежание казусов:

– А что? Она хорошая девчонка.

– Красавчик! – Андрей ткнул меня в плечо кулаком и вернулся к просмотру спортивного матча.

Я сидел на широкой кровати родителей Лайзы, откинувшись на подушки, и изучал стены кремового цвета, гармонирующие со светлой мебелью, таким же изголовьем и белым постельным бельём. Послышались босые шлепки по паркету. В комнату «вплыла» Лайза в накинутом на голое тело коротком халатике, который она даже не запахнула, и пояс свисал по бокам до тоненьких лодыжек. В руках она держала миску с вишней. Когда Лайза юркнула на кровать и легонько плюхнулась сверху на мои вытянутые ноги, я смекнул – ягода была размороженной. Это показалось мне странным, ведь Лайза предпочитала свежие ягоды и фрукты, на что она привела бесспорный прозаичный довод:

– Купила по дороге. Свежей не оказалось, а какой-то романтики всё же хотелось.

Она пожала плечами и стала перебирать ягоды проворными пальцами. Выбрав одну, она выудила её из общей массы и, подняв, повертела на уровне моего лица. Я, польщённый, приоткрыл рот, но Лайза быстро поднесла руку к своим губам и захватила ими вишенку. Я улыбнулся и покачал головой. Она смешно поморщилась; проглотив ягоду, послала мне хищный взгляд из-под приплясывающих бровей и погрузила пальцы в чашку.

Я разглядывал, как лёгкая ткань халата, отливающая золотом и какао, пролегла ровно вдоль грудей и талии, укрыв бёдра и колени.

– Откуда взялся халат?

Следующая вишня предназначалась уже мне. Сомкнув влажными пальцами мои губы, предварительно вложив в них кисловато-прохладную ягоду, Лайза ответила:

– Это мой, ещё со школьных времён. Я его обожала, представляешь?! – Лайза осмотрела себя и закатила глаза – очевидно, сейчас она предпочла бы расцветку поспокойнее. – Сохранился тут после переезда родителей среди моих старых вещей. Мама предоставила самой разобрать их, а я так и не занялась этим.

– Какой ты была в школе? Сильно изменилась? – я уже сам брал вишню из миски маленькими горстями и, закидывая в рот, как семечки, глотал, почти не прожевав.

– По характеру нет.

– Тут есть твои фотографии? Интересно было бы посмотреть.

– Моя мама забрала с собой половину обстановки, а ты полагаешь, что она могла оставить семейный фотоальбом? – Лайза мотнула головой и хмыкнула.

– Я всё думаю, как же она решилась на такую кардинальную смену места жительства, если тяжело расстаётся с тем, что её окружает? – выразил я искреннее изумление. Вот я, например, не легко переносил разлуку со страной, в которой родился, даже не столь продолжительную.

– Я никогда не спрашивала её об этом. Мне самой такое не пришлось переживать – что я могу помнить о нашем переезде? К тому же мама всегда следовала за отцом, полностью ему доверяла. Но вот в таких пустяках, – Лайза обвела комнату глазами, – она неисправимо сентиментальная.

– А ты тоже неохотно расстаёшься с вещами?

– Нет, я не страдаю такой привязанностью, особенно к мелочам. – Лайза откинула голову назад: – Я вообще быстро всё забываю. – Прищурившись и изображая борьбу с близорукостью, она сложила губы трубочкой, и, цокнув, выдала: – Мужчина, а вы кто и как здесь оказались?

Она рассмеялась над собственной шуткой, но я не остался в долгу: потянув осторожно за концы пояса от её халатика, я с силой перехватил её руками за спину и быстро привлёк к себе.

Лайза только и успела плотнее сжать ладонями чашку, так как боялась забрызгать постель вишнёвым соком, и взвизгнула:

– Ай! Мэтью!

Она стала вырываться, упираясь в мой лоб своей макушкой и отчаянно работая одними плечами. При этом она заливисто хохотала, а её волосы спутались и щекотали мои лицо и шею. Через несколько секунд бурного противостояния я ослабил хватку, Лайза выпрямилась и успокоилась. Тряхнув головой, от чего волосы вздыбленными пучками улеглись назад, она поставила миску перед собой – на мой живот, но больше не заглядывала в неё, потому что смотрела на меня.

– А я тебя никогда не забуду, – я обводил глазами её раскрасневшееся лицо с застывшими ямочками на щеках. – Я бы хотел видеть тебя перед собой каждый день, любовался бы.

Лайза растянула губы в широкой улыбке и, посмеиваясь, сказала:

– Я не против!

– Представляю, как мы с тобой гуляем, взявшись за руки, по моему родному городу, и так изо дня в день.

Лайза умерила весёлость и поймала мой взгляд своим, полным ласки и тепла:

– Если бы так произошло, это были бы, возможно, самые счастливые моменты в моей жизни.

Я потихоньку убрал рукой скатившуюся прядь волос с её лба и прошептал:

– Обещай, что даже на незнакомых улицах будешь смотреть только на меня.

Губы Лайзы дрогнули, и она опустила голову, как мне показалось, слабо кивнув.

«Она поедет со мной! Даже если пока и не приняла в отношении нас окончательного решения, она точно поедет со мной».

Уж не знаю, чем в этот вечер я заслужил возросшее к себе расположение, но Лайза, отбросив всякую предосторожность, подвезла меня прямо к дому. Мы сидели в темноте, держались за руки, болтали ни о чём и урывками целовались. Я был уверен, что она, поддавшись настроению, даже могла бы позвать меня сегодня к себе – остаться на ночь, но не делала этого, зная, что я откажусь. Через какое-то время она тряхнула головой, как будто освободилась из плена своих же фантазий, и резонно заявила, что мы не можем находиться тут вечно.

Я направлялся к подъезду почти вприпрыжку, а в душе чувствовал себя мальчишкой, дорвавшимся до безостановочных каруселей – такой мне сейчас виделась наша с Лайзой действительность. Пока я не заметил у самой двери тёмную фигуру, которая при моём приближении отошла чуть в сторону, аккурат под свет фонаря. Андрюха!

Он чем-то напомнил мою маму в те моменты, когда она готовилась вразумить меня нотациями, поводов для чего в нашей семье бывало очень мало.

Я не растерялся и шёл, не сбавляя шаг.

– Ты что здесь делаешь? – крикнул я.

– Да так, прошвырнуться надумал. Смотрю, а тут ты.

Андрей дождался, когда я с ним поравняюсь, и вдумчиво процедил:

– Одно из двух: либо Ирма раздобыла где-то денег и купила себе тачку, на которую ей и за целую жизнь не заработать, либо для тебя, уважаемый сослуживец, ввели персональную систему премирования, да ещё с доставкой на дом.

Слабая надежда – вдруг он вышел только что и не успел нас заметить – улетучилась. Я сохранял спокойствие, полагая, что так смогу увернуться от дальнейших подначиваний Андрея, а заодно успею придумать хоть какое-то оправдание. Я прошел мимо, не поднимая головы, и прошмыгнул в подъезд. Он проследовал за мной. Я не хотел ждать прихода лифта в его компании, поэтому завернул на лестницу.

– Я так и думал, что второй вариант окажется верным. Особенно если учесть, что Ирма уже битый час сидит на нашей кухне и роняет слёзы в своё пиво, рассказывая Толику что-то душещипательное, – Андрюха догнал меня на первом пролёте, и теперь мы шли почти в ногу.

– Отвали! – огрызнулся я.

– Я-то тут причём? Ты злись на себя.

– Не лезь не в своё дело! – я уже закипал, но продолжал с напором шагать по ступеням.

Андрей резко схватил меня за планку расстёгнутой на груди рубашки и развернул к себе. Мы оба остановились.

– Матвей, ты в своём уме? Ты с кем связался?

Я дёрнул плечом и отбросил его руку:

– Ты её совсем не знаешь.

Мы стояли друг напротив друга. Андрей собрался с мыслями первым:

– Да знаем, знаем… Дамочка, заскучавшая в объятиях мужа. А тут ты подвернулся – воздыхатель, не сводящий глаз…

Я со всей силы ударил его плечом, так что он отшатнулся в стену.

– Она не такая, – я зашагал вверх, полный решимости двинуть ему кулаком, если он скажет про Лайзу ещё хоть слово.

– Зато муж у неё ты видел какой! – крикнул Андрюха.

Позади послышались его перепрыгивающие шаги, и он схватил меня за локоть:

– Да куда ты идёшь? Тут поговорим.

Я остановился, вырвал свою руку и сделал глубокий вдох. Потом всё же повернулся. Других жильцов можно было не стесняться – между собой мы говорили по-русски.

Андрей шагнул на одну ступень вниз и продолжил без своего привычного величия над окружающими:

– Матюх, ты же понимаешь, Дуглас непростой человек. Если узнает, он тебя мало того – в два счёта выгонит. Ты что, хочешь домой не только без денег, но и с кучей проблем вернуться?

– Ты себе проблем не наживи, а обо мне можешь не беспокоиться.

– Самое время начинать. Я даже представить не мог, что ты выдашь такое. Да среди мужиков от неё у половины башню сносит, и что с того? Чем ты думал вообще?

– Андрюх, закрой рот, пока я тебе не помог.

– Ты точно рехнулся! Я тебе говорю – бросай, пока не увяз. Ты не заметишь, как тебя выбросят. За ненадобностью. Она ведь…

Он не договорил, поскольку заметил, как я весь напрягся, и разведя руки в стороны с видом сдающего позиции, попятился от меня и спустился ещё на две ступени.

Почему я ему не врезал? Даже не знаю. Меня вообще трудно назвать драчуном. Если подумать, тогда в его словах я не услышал преувеличения и высокомерия – только правдивый дружеский нагоняй.

Я поднялся в квартиру, не останавливаясь. Быстро разулся. Проходя к своему спальному месту, я не мог не заметить Ирму, с тёмными потёками под глазами, которая сидела за барным столом. По центру стояли пустые пивные стаканы, а напротив неё, сложив перед собой руки, сидел Толян. Он несколько раз обернулся ко мне с неодобрительным взглядом из-под насупленный косматых бровей. Я буркнул что-то неразборчивое – типа поздоровался, но мне, по-моему, никто не ответил. Почти сразу появился Андрей, а я метнулся в ванную комнату, залез в душ и не выходил оттуда очень долго, не желая снова увидеть Ирму. Моё ожидание, к великому облегчению, оправдалось: когда я вернулся в комнату в домашних шортах, с мокрыми волосами, её уже не было. Свет был выключен, и квартира показалась мне совсем пустой, но потом я услышал в дальнем углу неестественно громкое сопение Андрея. Неизбежному столкновению со мной он предпочёл сон, который, похоже, не спешил к нему.

***

С утра Андрей как будто не замечал меня, за исключением дежурных фраз, которыми пользовался только чтобы не вызвать чужих домыслов по поводу нашей отчуждённости. За всю смену мы даже взглядами не встретились. Я не был настроен так категорично и в принципе не питал злобы к Андрюхе, поэтому, когда вечером, за ужином, он мало-помалу «разговорился», я охотно поддержал перемирие.

Больше он не доставал меня начиткой лекций о правилах поведения в чужой семье и «безопасном» сексе – не с замужними женщинами! Уж тем более не заводил разговор на эту тему в квартире, мы ведь почти не оставались одни. Так, невзначай, на работе, в те редкие минуты, когда нас никто не слышал, задавал наводящие вопросы типа «Не образумился ли?» и всё в таком духе. Я не считал себя обязанным прислушиваться к его советам и отчитываться о своей личной жизни, поэтому коротко отвечал «да» и «нет» или делал вид, что не дослышываю его. Тогда он стал давить на мою совесть, предупредив, что своим поведением я могу подставить ребят, если Дуглас обрушит на всех свой масштабный гнев. Я ответил, что это вообще глупость несусветная, и наш обмен мнениями закончился.

Моё общение с Андреем, как вы помните, поначалу строилось не совсем гладко. Да что там – в некоторых моментах я считал его просто невыносимым! Но вместе с тем Андрей никогда, даже после того, как оставил свои придирки, не расспрашивал меня о наших с Лайзой отношениях, не просил поделиться подробностями встреч и переживаниями. Никогда! Я всегда подмечал в нём скрытую мудрость, признавал, пусть и неявно, что он знает больше меня и пережил вещи гораздо серьёзнее, чем я. Такого человека нельзя оставлять на лестнице, за дверью своей жизни. Ни в коем случае! Позже я осознал, что эта поездка помогла мне обрести не только настоящую любовь, но и крепкую дружбу.

***

Размолвка с Андреем не сказалась на моём оптимизме. Впереди ждали совместные выходные с Лайзой, и я готов был простить всем и что угодно! Нет, я не оговорился, именно выходные – оба дня я мог провести со своей девушкой! Дуглас опять укатил на какой-то симпозиум или что-то вроде того – я уже запутался в названиях, которые перечисляла Лайза всякий раз, когда назначала мне встречу. Супругу он оставил в городе в роли ответственного зама над всеми объектами на случай непредвиденных ситуаций. Свою кандидатуру на этот «пост» Лайза выдвинула сама, и назначение было ей только на руку.

В субботу мы прямо с утра заехали в супермаркет и набрали еды на двоих. Оттуда, не теряя времени, отправились в квартиру её родителей, и постель в их спальне не застилалась до сумерек, чем, кажется, были возмущены беспардонно подсматривающие за истосковавшимися влюблёнными в окно лучи солнца – палили они нещадно. Отдаваясь страсти, Лайза порой шептала, порой кричала: «Мэтью!.. Мэтью!», а я, наверное, был единственным мужчиной, который всем телом отзывался не на своё имя.

Я был готов провести с ней всю ночь. А что? Всё равно я был в некотором роде разоблачён: пусть Денис и Толян в отличие от Андрюхи не были так осведомлены на мой счёт, но уж всяко догадывались, по каким «делам» я отлучаюсь время от времени в часы, когда учреждения науки и культуры не работают, да ещё пропускаю наши гулянки. Однако Лайза не поддержала моей инициативы. Дело в том, что в их с Дугласом квартире был домашний телефон, на который предпочтительно звонили её родители. Они могли позвонить и сегодня. Она совсем не хотела заставлять их тревожиться, ещё больше – занести в почву родительской бдительности подозрения чего-то запретного, происходящего с их дочерью; если её отсутствие дома в течение дня ещё можно как-то объяснить, то с ночными отлучками провернуть это было бы намного сложнее.

И всё же прощались мы ненадолго. Сказав друг другу: «До завтра!», мы не удержались от счастливых смешков, поскольку обменялись этими фразами впервые, но смысл их согревал обоих.

В воскресенье мы посидели в ресторане – в одном из небоскрёбов, с видом на город. Уровень моей зарплаты не переставал радовать – я был в состоянии сводить Лайзу в место, которое придётся ей по душе. После мы опять отправились к океану и снова наслаждались им вдвоём, но теперь прижавшись друг к другу… Встретили закат.

В пути обратно Лайза призналась:

– С тобой бывать в любимых местах стало проще. Ты пробуждаешь во мне меня.

А потом мы занимались любовью всё в той же бывшей квартире Лайзы под звуки наших студенческих медляков, воспроизводимых её стареньким плеером. Я и не знал: Лайзе понравилось несколько лирических композиций на моей флешке, и она даже записала их на отдельный компакт-диск.

Она раскинула руки по кровати над своей головой с видимым блаженством, которое разливалось по её телу. Под густыми ресницами плескался тёплой синевы океан, и я больше не боялся погружаться в него снова и снова без спасательного жилета.

– Я счастлива, Мэтью!..

– Я тоже! Ты только не отпускай меня…

***

После выходных, наполненных Лайзой, я пребывал в не прекращающемся экстазе, и не находил себе места: два дня подряд – это уже непозволительно много в моём положении! Но до чего приятно! «Лихорадка» моя прогрессировала, найдя-таки выход – скрывшись на улице от нежелательных глаз и ушей, я набрал номер Лайзы! Сам! Впервые!

– Мэтью, что-то случилось? – она спросила шёпотом, наверное, тоже разговаривала из «укрытия».

– Я соскучился!

– О! Как мило!

– Я хочу видеть твою спину…

В трубке повисла тишина, потом послышались глухие шумы и отголоски. Когда снова наступило затишье, Лайза заговорила вполголоса:

– Хорошо, когда в очередной раз буду на объекте, постараюсь не поворачиваться к тебе лицом.

Лайза забавлялась – она знала, о чём я. На каждую нашу встречу, когда мы были близки, она надевала – не думаю, что специально – платья или кофточки, которые застёгивались сзади на длинную молнию. И каждый раз, когда раздевал её, молния разъезжалась в стороны и открывала для меня упругую, подхваченную лентой воздушного кружева, спину, вдоль которой (когда Лайза наклоняла голову вперёд, чтобы убрать волосы) проступали бугорки, как нить крупного жемчуга, протянутая от шеи к тонкой талии – она чуть-чуть не умещалась в обхвате моих ладоней. Я тянул книзу язычок замка, а вместе с тем касался её гладкой кожи, и в это время подрагивали не только мои пальцы, но и вся Лайза…

– Мэтью, ты здесь? – голос Лайзы вернул мне способность говорить.

– Я всегда рядом.

– Я знаю!

– Я люблю тебя!..

– Напомнить, сколько раз ты сказал мне это за прошедшие выходные? – промурлыкала Лайза. Я не видел её лица, но знал, что она улыбается. – Мне нужно идти. В офисе много работы.

– Да-да, конечно. Люблю тебя!

Я покорно завершил вызов, не успев сказать и половины того, что не умещалось в моей вибрирующей от сердечных ударов груди.

Наступления вечера я ждал как тяжёлого испытания, потому что внутри усиливалась качка от моего волнообразного состояния, которое то уносило в беспросветное уныние, то подбрасывало на гребень любовных подвигов и авантюр – чаще последнее. Если в общей компании на стройке у меня ещё получалось отвлекаться, то поход домой стал настоящей пыткой: пока мои соседи обсуждали, что бы приготовить на поздний ужин, я, утративший аппетита, думал, как мне увидеть Лайзу. А, может, ещё раз позвонить ей? Не забирает же муж у неё телефон, когда они оказываются дома? Абсурд какой-то – я уже представлял себе Дугласа злобным надзирателем!

За окнами стемнело, а по комнате носился запах жареных сосисок и желейных конфет – такие противоречивые гастрономические сочетания частенько прорывались у ребят. Я вертел в руке телефон, еле удерживаясь, чтобы не нажать нужную кнопку. Лайза должна меня услышать! Должна знать о моих чувствах! Того, что я говорил во время наших встреч, было явно недостаточно – нужно было показать это Лайзе! Да, именно – показать, продемонстрировать всю силу моей любви!

Я перестал крутить телефон, задумался и вспомнил наш разговор с Лайзой тогда, в первый раз, когда побывал у неё дома.

Она присела у каретки кровати, подмяв под себя подушку, и отдёрнула штору на окне. Из него приоткрылся вид на ту часть улицы, где по её проекту возводился деловой центр. Она подозвала меня. Отсюда хорошо просматривалась обожаемая Лайзой входная группа.

– Твои окна выходят прямо на нас? То есть, на объект? – спросил я с придыханием, большей частью от радости за неё.

– Да. Это вышло не специально. Участок был давно выкуплен строительной компанией Дугласа, но подходящий проект появился с моим приходом. Тогда его расчистили от прежней застройки и теперь здесь будет что-то грандиозное!

Проект Лайзы в самом деле был колоссальным и продуманным до мелочей: формат центра предполагал комплексность использования, в нём были заложены не только высокооснащённые рабочие зоны, но и места для отдыха, на стадии сдачи находилась даже собственная гостиница с рестораном, кинозалом и переговорными.

– Я в это верю! Каждое утро (встаю я рано), пока готовится завтрак, иногда и по вечерам я стою у окна в столовой и представляю… Нет, я уже вижу, как входят и выходят люди, как парковки заполняются автомобилями, а окна – вывесками и жалюзи, как подсвечиваются этажи ночью. Я знаю, у нас всё получится! – проскандировала она и сжала мою руку…

Понятия не имею, кого она тогда имела в виду – себя и Дугласа или… себя и меня. Да это и не важно! Главное – сейчас я понял, как действовать.

Я вышел на улицу и отправился на наш объект. Да, в столь поздний час, когда там оставалась только дежурная охрана. По дороге я заглянул в небольшой хозяйственный магазинчик, который обычно работал круглосуточно. Раньше недоумевал, неужели кому-то могут понадобиться салфетки или ведро в двенадцать ночи, зато теперь прекрасно понимал, как это бывает. Я купил баллончик люминисцентной краски. Пожилой продавец извинился, что в остатках был только один цвет, но я согласился забрать его. Мой план не терпел отлагательств.

Оформляя покупку, мужчина спросил:

– Готовите кому-то сюрприз?

– Да, ещё какой! – ответил я, разглядывая этикетку на баллончике.

Краску я убрал в глубокий карман ветровки, а на подходе к стройке отключил звук на телефоне и спрятал его в карман джинсов.

Мне пришлось проявить нечеловеческую любезность и состряпать самое жалостливое выражение на лице, когда я уговаривал сотрудников охраны пропустить меня. Как можно было оставить несчастного растяпу на ночь без такого необходимого устройства, как телефон, который он умудрился забыть где-то в подсобке! На вопрос о том, почему пришёл так поздно, я соврал, что не сразу хватился пропажи. Ничего преступного в моей просьбе не было, к тому же я зарекомендовал себя на объекте с самой положительной стороны, так что беспрепятственно прошёл внутрь в сопровождении двух охранников. Я знал, что обычно в ночное время несколько человек обходят прилегающую территорию, но постоянно по периметру никто не находился. Я пересёк помещение насквозь и, выйдя в служебные двери, оказался на участке, где в ряд стояли бытовки и кое-какая техника. Освещение, достаточное для передвижения, было неярким, так что я вполне мог остаться незамеченным. Баллончик болтался вместе с карманом, и мне пришлось прижать его рукой к себе. Я шёл вдоль стен, стараясь не задерживаться под потоками прожекторов. Так я оказался за выступом входной группы. Мне повезло, что строительные леса ещё не разобрали. Не так давно началось окрашивание фасада и именно в необходимой мне части – по бокам и над входом. Фасад предполагался комбинированным, и входная группа, а также некоторые другие участки должны были быть чёрными. Я скинул ветровку, чтобы не запачкаться, вынул из неё баллончик, снятую крышку которого убрал обратно в карман, и, привычно переставляя руки и ноги, пробрался на нужный уровень лесов. Их было много, довольно широкие – самое то. Света вполне хватало (в тот момент я даже не думал, что и сам хорошо освещаюсь, ведь был у цели). Уставшими от напряжения руками я распылял краску размашистыми движениями, и всё время боялся, как бы баллончик не выскользнул из рук. В некоторых местах я добавил ещё по слою краски, и теперь нужно было осмотреть всё в целом.

Внизу, отойдя подальше, я запрокинул голову и рассмотрел своё художество. Справа над углом входной конструкции на чёрном фоне бликовала надпись – фраза «Я люблю тебя!» на английском языке. Эту фразу что на русском, что на английском я знал с самого детства, ещё когда не приступал к изучению иностранных языков, но силу этих слов познал только с возрастом. Не был уверен, что из окна Лайзы она будет чётко читаться, но очень на это надеялся – буквы я старался сделать как можно крупнее. Я почесал лоб тыльной стороной затёкшей ладони, в которой всё ещё сжимал баллончик. Выглядело признание совсем не по-взрослому, а было похожим на разрисованный игрушечный домик. Но не в этом было дело – для меня было важно, чтобы Лайза знала, на что я ради неё готов!

Я чуть не забыл на перекладине лесов ветровку и, вернувшись, сразу надел её на себя, а также отряхнул перед футболки и джинсы. Уходил тем же путём, забросив пустой баллончик в бак со строительным мусором. Для пущей правдоподобности я нёс в руке свой телефон и делал вид, что пролистываю сообщения. Охранники, собравшиеся в закутке, реагировали на меня совсем вяло, провожать вышел только один. В общем, реализовать столь дерзкий план мне удалось даже легче, чем отмыть следы краски от рук.

Я старался произвести на Лайзу умопомрачительное впечатление, но не предвидел, насколько ошеломительным будет эффект от моего ночного писательства среди руководства. Утром, подойдя к посту охраны, мы стали свидетелями не только «обновлённого» фасада, но и отдалённых криков, доносившихся изнутри. Я заметил, как охранник пристально осмотрел нашу компанию, но не мог вспомнить, был ли он среди тех, кто встретился мне вчера. Я не придал значения этому, и мы ринулись внутрь, чтобы узнать, что происходит. Там уже толпились остальные рабочие и все прорабы, потупившие взгляды в пол под словесными извержениями «разоряющегося» старшего. Никто не успел пройти в подсобки, чтобы переодеться, как, словно из ниоткуда, в центр влетел разъярённый Дуглас. За ним почти бежала Лайза, и её каблуки так часто и громко ударялись о бетонную стяжку, будто их кто-то заколачивал.

Дуглас повернулся к старшему прорабу, и тот быстро указал на меня – я стоял в первом ряду.

– Что это? – Дуглас взревел так, что звук отбойного молотка не заглушил бы его. Он стоял в нескольких шагах и высверливал меня взглядом. – Как ты себе такое позволил?

Сзади показался охранник, который вчера провожал меня.

Дуглас обернулся на звук шагов и обратился уже к нему:

– Что тут у вас происходит? На объект приходит кто угодно и творит, что вздумается?

– Простите. Но он же тут работает. – Охранник выстоял под грозным взглядом Дугласа и продолжил: – Сказал, что забыл телефон.

Охранник посмотрел на меня, но без озлобленности:

– Он пробыл здесь недолго, мы бы на него не подумали, – охранник шаркнул ногой. – Потом уже просмотрели записи с камер наблюдения.

«Камеры! – я хотел шлёпнуть себя по лбу. – Схемы расположения камер у меня не было – мой план оказался неидеальным».

Вам кажется, что я повёл себя, как пустоголовый юнец, особенно сейчас, когда вместо того, чтобы готовиться к худшему, сорил саркастическими шуточками в свой же адрес? Да, если подумать, это был вовсе не сор, а буквально горы мусора, которые нужно срочно разгребать.

Я же был озабочен только тем, что думает о моём поступке Лайза, увидела ли она мою надпись сама или только после того, как им с Дугласом сообщили. Мне было не разглядеть её за широкой спиной мужа, который «конвульсивно» раскачивался из стороны в сторону.

– Зачем ты это сделал? – прорычал Дуглас и повёл челюстью вбок, как боец после сокрушительного удара. – Ты…

Андрюха, растолкав ребят, выступил вперёд и не дал ему закончить:

– Простите, я попытаюсь всё объяснить. Да, это его вина, но поверьте, он не желал причинить вред. – Я повернул голову к Андрюхе и хотел сказать, чтобы он и не думал встревать, но тот отмахнулся рукой и почти загородил меня собой: – Он хороший парень и толковый работник. Здесь все это знают. – Андрей обвёл глазами остальных, но не встретив активной поддержки – только «скомканные» возгласы одобрения – заговорил быстрее: – Он вчера вечером переписывался со своей девушкой, которая осталась дома, они давно не виделись. Поймите, парень заскучал, растрогался. В общем, романтический порыв – не более.

Я шагнул в его сторону, но Андрюха придержал меня за плечо, вытянув свою руку.

– Это моя вина, что не остановил его, когда он выскочил из дома, – подключил своё покровительство Андрей, глядя Дугласу прямо в глаза, – но я и подумать не мог, куда он пойдёт.

Андрей, наверное, смекетил, что после его тирады я, остающийся как бы в стороне, выгляжу ещё более провинившимся, и только сейчас убрал руку и отступил назад.

Я стоял перед Дугласом, широко расставив ноги, испытывая ломоту в сутулых плечах, и молча смотрел на него в упор. Он расправил сжатые губы:

– Ты приехал сюда работать, а не думать о своих романах. Я плачу тебе не за это. Ты знаешь, что такое чужое? Тебя учили к чужому не прикасаться? Или что? Может, ты тут ещё что-то моё…

Лайза оборвала его, тронув за локоть. Я решил воспользоваться паузой и прямо сейчас высказать ему всё в глаза. Про ту, которая уже давно стала моей, ещё до того, как я побывал в его спальне. И пусть он думает иначе, но она больше ему не принадлежит! Он может делать всё, что угодно, вышвырнуть меня прямо сейчас с площадки, избить до полусмерти, сделать так, чтобы мне запретили въезд в страну, но он уже ничего не изменит!

И тут я увидел её глаза. Полные страха. Но боялась она не за меня, а… меня. Я прочитал во взгляде – она просила не говорить неосторожных слов. Она просила меня молчать. Я больше не слышал пыхтения Дугласа, не видел его расширившихся зрачков в серой окантовке. И я больше не хотел открывать ему правду – говорить было не о чем. Я оглох от собственных непроизнесённых фраз и отвёл глаза, заливаясь скорбью.

Дуглас шумно вздохнул, отчего рубашка на его груди чуть не треснула.

– Учти, – он снова сделал движение сомкнутой челюстью, – весь ущерб, причинённый сотрудником, в нашей компании возмещается за его счёт. Подсчитай, сколько будет удержано из твоей зарплаты и подумай, стоило ли оно того.

– Дуглас, подожди, – еле слышно вмешалась Лайза. – Ты же знаешь, что краска на фасаде оказалась ненадлежащего качества. После нанесения она стала отшелушиваться, это показал недавний осмотр. Ты получил соответствующий отчёт. Мы уже направили производителю рекламацию.