Czytaj książkę: «Остаюсь с тобой. Лайза», strona 6

С отелем мне очень помогли девчонки из нашей компании. Они ведь работали в этой сфере и «отрекомендовали» несколько мест. Я, так сказать, собрал необходимые сведения ещё в воскресенье, когда мы вышли на вечернюю прогулку всей гурьбой, но вёл расспросы с подчёркнутым проявлением обыкновенного любопытства, так что подозрений к себе не вызвал. Кстати, в том отеле, куда я пригласил Лайзу, ни одна из них даже не работала, поскольку, как они утверждали, в его штат был жёсткий отбор на любую должность. В статусе отеля я убедился, когда по телефону предварительно уточнял цены. Только представьте, каково мне было, войдя во внушительный холл, увидеть Лайзу, уже приготовившуюся оплатить номер. Несомненно, она специально приехала чуть раньше. Я спешно подошёл к администратору и, обговорив детали, стал расплачиваться. Лайза смотрела на меня немигающим взглядом, в котором так и застыло: «Зачем ты так?» Конечно, для неё озвученная сумма была мелочью в кармане, а для меня – прорехой в распланированном бюджете, но вступая в отношения с такой девушкой, я принимал на себя обязательства по обеспечению её благополучия.

Номер оказался шикарнее, чем я ожидал! Если бы тут побывали мои соседи по квартире, и будь мы чуточку полегкомысленнее, то, не раздумывая, каждую неделю скидывались бы с зарплаты, пусть и по очереди снимали его на сутки, чтобы прилипнуть к виду из окна и заказать еду в этом невообразимом месте! Стыдно признаться, но я на какое-то время так оторопел, словно забыл, зачем мы сюда пришли, и ходил по комнатам, трогая всё, открывая и закрывая, принюхиваясь и запоминая. Хорошо хоть камеру на телефоне при Лайзе не включил! Однако Лайза не разделяла моего восторга. Я сразу заметил, как неуютно она себя почувствовала, только шагнув за порог. Она, конечно, изо всех сил старалась делать вид, что наслаждается своим пребыванием здесь, со мной, но выглядела отнюдь не одухотворённой. Я видел, как она несколько раз провела рукой по простыням, прежде чем опуститься на кровать, и сделала это так, как будто ощупывала их; свои вещи Лайза сложила на столик, аккуратно подобрав, чтобы они не касались пола; в ванной комнате она маневрировала от раковины к душу с… нет, не брезгливостью, а опаской что ли, стараясь не прикасаться к ненужным предметам. Я не мог понять, в чём заключается причина такого её состояния, даже предположил, что отчасти поэтому она не любит сопровождать Дугласа в поездках. По итогу я решил, что на неё действуют новизна ситуации и не остывшее ещё раздражение от нарушения мной первоначальных планов, и старался быть ещё обходительнее и ласковее, если это вообще было возможно. Я даже боялся утомить Лайзу своей заботой, и меня уж точно нельзя было обвинить в том, что я мог намеренно доставить ей неудобства.

В машине, пристёгивая ремень безопасности, Лайза разоткровенничалась, хотя я не требовал никаких объяснений:

– Мэтью, прости, но я не могу так. Это у меня ещё с детства. Для меня остаться где-то ночевать, пользоваться не своими вещами… Прости, пожалуйста, но я так не могу. И эти взгляды повсюду… Я не могу.

Было заметно, как она стремилась не накалить обстановку, и всё же стало очевидным, какое облегчение она испытала от того, что мы больше не в номере отеля и у неё получилось выговориться.

– Что ты предлагаешь? – спросил я с искренней готовностью найти решение проблемы.

Лайза откинулась на спинку водительского сиденья и упёрла вытянутую руку в руль:

– Не знаю. Давай потом, хорошо?

Она примирительно сузила глаза, а я ведь даже не думал сердиться. Ей нужно было время. Я сам впервые пребывал в таком щекотливом положении и с каждой нашей встречей осознавал, как всё непросто. Совсем непросто.

Я решил не давить, и в ответ на благодарную улыбку Лайзы принялся усердно растягивать свой ремень безопасности.

***

Моя рабочая неделя завершилась, а из представителей застройщика на объекте так никто и не появился. Кого я хотел увидеть в первую очередь, вы уже, наверное, догадались. В субботу мой телефон молчал. Утром меня этим буквально парализовало: не было желания подниматься, планировать какие-то дела, куда-то идти. Я не стал звонить Лайзе. Во-первых, мне не хотелось, чтобы она оказалась в неловкой ситуации, что вполне могло произойти: я не знал, в городе ли Дуглас, но это было самым вероятным. Во-вторых, когда мы прощались, Лайза обещала, что непременно позвонит в самое ближайшее время. У нас оставался нерешённый вопрос, поэтому я был уверен, что так она и сделает.

Но телефон не издавал ни звука. К обеду я перекусил хлопьями с йогуртом и мало-помалу стал придумывать себе полезные занятия. Я достал и разложил на столе бесчисленные календари, буклеты, брошюры, учебники и другую литературу, которую успел приобрести в процессе своих экскурсий и походов по магазинам. Перед собой я раскрыл ежедневник и, придвинувшись на стуле, стал дополнять прерванные записи, добавляя краткие пометки, что-то по памяти даже зарисовывал и изображал схематически. Сам отметил, что писать стал реже и короче с тех пор, как начал активнее общаться с Лайзой. Ругать себя за такое «послабление» было бесполезно – не помогло бы. Я бросил бы даже защиту диссертации, если бы услышал звонок от Лайзы.

А его не было. Пацаны, привыкшие к моим заплывам в пучину познания, не беспокоили. Денис сегодня работал, поэтому некому было сыпать остротами в мою согнувшуюся спину.

Терпению наступал конец! Больше невозможно было маскировать беспокойство под благовидным времяпрепровождением. Я сгрёб всё со стола, распихал по ящикам и полкам, а затем подошёл к двери и, надев туфли, схватил с вешалки ветровку.

– Ты куда? – услышал я Андрюху, и только сейчас до меня дошло, что я собирался уйти, не проронив ни слова.

– Пройдусь, – бросил я, поворачивая ручку.

– А с нами не судьба? Мы же через час выдвигаемся к девчонкам. Они сами нас пригласили, ты забыл?

– Да, забыл, – отрезал я.

– Да что с тобой? – не унимался Андрей. – Хоть поедим нормально.

Очевидно, последний аргумент он применил как единственный, способный возыметь действие, исходя из моего настроения.

– Приятного аппетита, – попытался отшутиться я, так как признавал, что парни не виноваты в моём внутреннем раздрае – они даже не были в курсе того, что послужило ему причиной. – Совсем забыл: думал сегодня сходить в картинную галерею. Это далеко отсюда. Сейчас проверил свои записи – там как раз что-то намечается.

«Что-то намечается!» Лучше было не дожидаться следующего вопроса, чтобы не пускаться в лабиринты своего словарного запаса в поисках подходящего названия для вымышленного мероприятия.

Я, естественно, не пошёл ни на какие выставки, а прошатался по городу до самого вечера. Домой я вернулся на автобусе, так как уже окутанный сумерками обнаружил, что нахожусь в не знакомом мне районе. Я отчётливо помнил, как пил кофе из автомата, но совершенно забыл, ел ли хоть что-то. Все мои думки крутились вокруг одной единственной: «Почему она не звонит?» И сколько бы различных объяснений я ни находил сему факту, вполне реалистичных, я не смог отделаться от мысли, что Лайза, мягко говоря, осталась не в восторге от нашего свидания в отеле. На которое, между прочим, я её уговорил. Считай принудил! Я и представить себе не мог, что жительнице большого города, раскрепощённой и свободной от предрассудков – такой я воспринимал Лайзу – покажется чрезвычайно неприятным пребывание в одном из фешенебельных отелей. И в этом тоже была моя вина. Оказывается, я был недостаточно чутким, не проявил к своей девушке должного такта. Пенять можно было только на себя, особенно если Лайза больше вообще не позвонит и не появится на стройке. Как можно было картину взаимного счастья перечеркнуть одним банальным промахом?! Безусловно, Лайза заслуживала возвышенного к себе отношения, а я поступил как эгоист, думая прежде всего о собственном внутреннем спокойствии. Может, поэтому она решила больше не тратить своего времени на мужчину, который его явно не заслуживает. Вечер, проведённый в пустой квартире, стал своеобразным для меня наказанием: слоняясь из угла в угол, я прокрутил в голове столько нелицеприятных высказываний в свой адрес от лица Лайзы, что не оставалось ничего, кроме как попробовать смыть с себя клеймо непростительной оплошности струями плохо отрегулированного душа и лечь спать.

Того, что Лайза позвонит в воскресенье, я уже не ждал. Этого и не случилось. Её жизнь шла своим чередом. Моя – под откос. Нет, я не запил, не поскандалил с соседями, не скрылся в неизвестном направлении. Но внутри у меня было такое ощущение, что ничего хорошего, светлого, а значит -связанного с Лайзой, уже не будет. Смирившись с наступлением неизбежной расплаты за зашкалившую самоуверенность, я тем не менее поддержал идею приятелей сходить в наш излюбленный бар, который находился возле работы, и воскресный вечер не ощущался таким уж унылым. По крайней мере пока мы шли вдоль улицы, по которой меня ещё недавно везла Лайза, чтобы показать, насколько я ей дорог. Теперь-то я понимал, что ввела она меня к себе домой не из беспринципности, а оттого, что посчитала достойным максимального к себе приближения. Я же не оценил её стремления, не оценил Лайзу… И, наверное, выражался так коряво, когда настаивал на встрече не у неё, как будто приглашал в отель случайную подружку из кабака. Я сам всё испортил. Бессильная надежда ещё теплилась в моей душе, но исключительно на правах болеутоляющего.

В баре было шумно и людно. Не темно, но только за счёт частых вспышек светомузыки. Такие вечера мы считали особенными: кто хотел выпить и поболтать, спокойно занимали свободные места и подзывали официанта, горящие желанием подвигаться – добро пожаловать на танцпол, который, кстати, располагался повсюду, даже между столиков! Жаждущих знакомств и общения тоже не ждало разочарование – запросто можно было встретить не только новые лица, но и своих приятелей. Я, как обычно, занял позицию «пригубить и поговорить», и мы с Андрюхой и другими ребятами заняли сразу для всех длинный стол в конце зала, укомплектованный угловым диваном и стульями. Девчонки и правда встретили в кругу танцующих знакомую парочку и пригласили их присоединиться к нам. Вечер обещал быть насыщенным!

Нам принесли напитки – в основном пиво и коктейли с тоником; не пила алкоголь только очередная подруга Андрея, которую мы видели впервые: ей надлежало быть в форме перед ответственной встречей, намеченной на утро понедельника, поэтому она заказала воду с лимоном. Андрей не переставал удивлять своей непосредственностью и лёгким отношением к жизни! Дома его терпеливо ждала девушка Алёна, с которой он за редким исключением каждый вечер перед сном переписывался не меньше часа (у него здесь был ноутбук, и я, случалось, засыпал, отвернувшись от мигающего экрана к стенке); она докладывала ему, что почти никуда не выходит из их съёмной квартиры, он же постоянно крутился с разными девчонками.

Я постепенно влился в общее застолье и не заметил, как отключился от своих разбитых чувств.

Когда где-нибудь оказывалась Ирма, практически все взгляды были устремлены на неё. Едва успели прокатиться первые аккорды мелодии (зазвучала популярная песня – ну очень «зажигательная»), а Ирма уже покоряла танцпол своей неуёмной харизмой. Ещё неделю назад я видел её с огненно-рыжей шапкой из волос на голове, а сейчас она размахивала блондинистыми прядями, из-под которых выглядывали тёмно-шоколадные покороче. Когда я только приехал в страну, она вообще ходила с разноцветными косичками ниже плеч. Как быстро она меняла всё – цвет волос и ногтей, стрижку, длину ресниц. И мне кажется, делала это самостоятельно, не прибегая к услугам профессионалов. Даже наряды её выглядели как продукт креативного самовыражения хозяйки: сегодня, например, она была в коротком топике, криво обработанный край которого стягивался под пышной грудью, и низкопосаженных на круглых бёдрах джинсах – в косых разрезах с бахромой из выбившихся ниток и украшенных вышивками и надписями, нанесёнными, по-моему, акриловыми красками. Одежда оголяла живот и, когда Ирма извивалась в танце, во впадинке пупка посверкивал блестящий камушек; похожий отсвечивал на пуговице джинсов. Повышенное внимание привлекали бесконечные цепочки и шнурочки на её шее, запястьях, лодыжках подкачанных длинных ног. Броский макияж не оставлял шансов даже тем, кто и после продолжительной борьбы с собой собирался, скрепив силу воли, пройти мимо – один взмах сиренево-голубых ресниц и закушенная губа, покрытая блеском цвета фуксии, пригвождали на месте.

Танцевала она хорошо! Даже её походка состояла из лёгких покачиваний и перескоков. Когда подружки спрашивали, где она научилась так двигаться и откуда у неё склонность ко всему яркому, выразительному, она отвечала, что впитывала это с южным загаром с самого рождения. Нас, выросших вдали от раскалённых уличных термометров и обрывистых подступов к тёплому морю, она отчаянно жалела и чуть ли не каждого звала в гости. Все смотрели на Ирму, хотя вокруг неё кружились такие же молодые и развесёлые любительницы дискотек. Она знала о своём магнетизме и, ощущая всеобщее внимание, купалась в нём! Одни следили за ней с немым обожанием, другие – с откровенным желанием, сидящие за нашим столом – с тайной гордостью за то, что эта обольстительница пришла с нами. И как будто чувствуя последнее, она призывно вертела бёдрами в нашу сторону, посылала разгорячённые взгляды и изображала губами поцелуйчики.

Когда в глазах начало рябить – от выпитого залпом и от мельтешения танцующих – я, кивнув Андрюхе на дверь, вышел из душного помещения. Там я полной грудью глотнул уличного воздуха и присел на ступеньки, ведущие в бар. Майка прилипла к телу, и я рукой стал потряхивать её за край выреза у горла, чтобы она просохла. Стук сзади, цокот тонких каблучков – и рядом со мной, на ступень ниже, опустилась Ирма. Она сцепила ладони в замок, обхватив ими свою коленку, и разглядывала меня из-под косой чёлки. Я отпустил майку и уставился на проезжую часть.

– Тебе стало нехорошо? Или скучно? – Ирма изогнула шею и склонила голову, точно физически пыталась проникнуть в моё подсознание. Её тело густо лоснилось то ли от пота, то ли от обилия блёсток.

– Просто душно, – надеюсь, не слишком бестактно ответил я. В голове гудело – гремели отголоски музыки, и каждое слово давалось мне с трудом.

– Я-то подумала… – Ирма тряхнула волосами и, взъерошив их рукой, приняла ещё более доброжелательный вид. – Матвей, слушай, я уже догадалась, что дома тебя ждёт твоя девушка, и ты парень надёжный, верный. – По-моему, она цепко ухватилась за возможность оправдать моё безразличие к ней, и ждала ответной реакции, а приняв молчание за подтверждение придуманной ею же версии, продолжила: – Но почему ты совсем не даёшь себе расслабиться? Ты только подумай: мы молодые, свободные. Почему бы не позволить себе насладиться жизнью по полной? Ты посмотри, как все вокруг отрываются, не парятся!

А я смотрел на выступ высотного дома, что стоял на углу, почти напротив. Вглядывался в темноту, растворяющую стены подъезда, и ждал, вдруг в рассеянном потоке уличного фонаря появится хрупкая фигурка в чёрном, с подлетающими от лёгкого ветра кончиками волос. Но нет, она сейчас там, высоко, в объятиях своего мужа, такая далёкая и такая моя. А совсем рядом сидела изнывающая от избытка неразделённой страсти Ирма, которая была мне абсолютно не нужна…

Я встал и медленно побрёл вдоль витрин и столбов освещения. Вслед мне Ирма не то фыркнула, не то выругалась, и я ещё не успел дойти до поворота, как позади хлопнула дверь бара.

***

Наполовину бессонная ночь проводила меня на работу не в лучшем виде, я даже бриться не стал. Внутренне ощущал, каким помятым, с опухшими глазами, предстал перед старшим прорабом и остальными рабочими. Трудился я, превозмогая внутреннюю усталость, и в конечном счёте меня отправили привести в порядок газон вокруг центрального входа. Возвращаясь из-за угла за очередной порцией мусора, я увидел, как мужчины в наглаженных рубашках и брюках, а впереди них Лайза входят в здание. Она успела скользнуть по мне отрешённым взглядом и скрылась вместе со всеми. Поначалу не хотел, но всё же замедлился и стал «пробираться» ко входу. Благо, меня никто не контролировал – работы и внутри хватало. Я надеялся услышать что-нибудь обнадёживающее или увидеть Лайзу поближе. Когда уже просто бессмысленно было копошиться на одном месте – примерно через полчаса – я отошёл за пустыми мешками, и в этот момент до меня донёсся её обволакивающий голос:

– Я подожду вас снаружи, у входной группы!

– Вашей любимой? – послышалось безобидное подтрунивание кого-то из мужчин.

Я замер на месте, тем более здесь меня не было видно.

Но Лайза обошла широкий выступ и нашла меня.

– Вот ты где. Привет!

– Лайза… – протянул я, забыв об элементарных приличиях.

– Ты наказан? – она обвела взглядом пыльные мешки и садовый инвентарь, рассредоточенный по траве.

– Нет, это… Это моя работа на сегодня.

– И на завтра?

– Надеюсь, нет. – Я перехватил её сочувствующий взгляд: – Предпочитаю заниматься чем-то более… созидательным.

– Так что насчёт завтра? – Лайза скрестила руки, показав уголки локтей, и, щурясь от солнца, посмотрела в сторону, изображая заинтересованность чем-то вдалеке.

– Что завтра? – не понял я.

– Завтрашний вечер у тебя свободен?

– Ах, это! Да, конечно.

Я готов был плясать, так как до меня наконец дошло, что Лайзе есть чем занять наш вечер. Научиться бы уже быстрее схватывать её намёки.

– Я напишу тебе адрес сообщением. Доберёшься туда сам, и я подъеду.

– Это что? Какое-то общественное место?

– Почему? Жилой дом.

Она умела решать проблемы, пока я страдал (надо отдать должное – совсем не ерундой), и делала это лучше меня. Пора было привыкнуть. И начать исправляться.

– Ты что-то придумала? – я напрягся – не окажемся ли мы в одном из их с Дугласом гнёздышек.

– Доверься мне.

Забывшись, она взяла меня за подбородок, а потом отдёрнула руку. Но взгляд не перевела. Напротив, детально просканировала моё лицо и спросила с беспокойством:

– Плохо спал?

Я не успел ответить: она засеменила от меня, едва заслышав голоса на парковке.

В следующий раз я увидел её выходящей из машины, когда ждал у дома, который она указала мне в переписке. Он находился в одном из старых районов, по стилю и плотности застройки сильно отличающемся от того, в котором жили мы с Лайзой. Я ломал голову над тем, куда она поведёт меня сегодня. Мы по обыкновению воспользовались лифтом и вышли в нешироком коридоре, с несколькими квартирами. Снова одну из дверей Лайза уверенно открыла и, увидев, как я застыл в нерешительности, даже пустила вперёд, но без церемоний – просто подтолкнула рукой в спину.

Эта квартира выглядела скромнее, но показалась мне уютнее, чем та, в которой жили Дуглас и Лайза. Стены в тёплых тонах – жёлтые, бежевые, персиковые, паркет медово-оранжевый. Мебель преобладала из дерева, хотя её было не так много, в основном крупногабаритные шкафы, комоды, стулья. В квартире встречалось совсем незначительное количество мелких предметов интерьера; на окнах висели однотонные занавески и шторы, и всё же выглядела она не сильно обжитой. Пока я прохаживался по комнатам и не торопился выяснить, чьим жилищем Лайза решила воспользоваться (я надеялся, с ведома собственников), она по-хозяйски поправляла диванные подушки, завела механическую шкатулку, которая стояла на тумбочке в комнате с односпальной кроватью, спокойно трогала вещи и вообще прекрасно ориентировалась. Думаю, Лайза уловила, как я измучился любопытством, но боялся спросить что-то невпопад. Она прислонилась к арке, разделявшей столовую и гостиную:

– Это квартира моих родителей. Я тебе рассказывала, что не так давно они перебрались за город. Сейчас у них просторный коттедж с террасой, большущим садом и бассейном. До этого мы жили здесь.

Значит, опустевшей, а не малообжитой показалась мне здешняя атмосфера.

– Ты жила тут до твоего замужества?

«К чему было это уточнять?!!!»

Лайза отреагировала нормально:

– Да. Училась я в городе, поэтому отлучаться из дома надолго не приходилось. Ты, наверное, уже понял, что я росла абсолютно домашней девочкой.

Как она это умела? Я сразу забыл всю неловкость. Лайза посмотрела на экран телефона, который держала в руке. Я вспомнил о времени – оно убегало вперёд, не спрашивая. «И как только она меня терпит?!» Я подошёл ближе и притянул её к себе. Отведённый час или больше я могу провести с ней и всё остальное неважно. Я не буду выяснять, во сколько её будет ждать дома Дуглас и дома ли он сегодня вообще – я больше не повторю своих ошибок! А уже допущенные буду учиться исправлять так же оперативно, как умела моя любимая.

Лайза за руку проводила меня в спальню своих родителей, где чуть ли не половину комнаты занимала аккуратно застеленная кровать. Я считал, что мы поступаем не совсем тактично, но, вспомнив альтернативу – односпальную кровать в комнате самой Лайзы и фигурный неразборный диван с жёсткими подлокотниками в гостиной, подавил в себе зачатки потревоженной деликатности.

– Значит, здесь и прошло твоё детство? – спросил я у сидящей на противоположном краю кровати Лайзы.

Она подогнула под себя ноги и выглядела очень мило в небрежно накинутой простыне. Лайза смотрела вокруг с видом, который не вызывал сомнений – она хорошо знала каждый сантиметр тканей, каждый изгиб в резьбе на дверцах, все-все звуки и запахи. Её мама, оказывается, забрала в новый дом какую-то часть вещей, даже небольшую мебель, особо полюбившуюся, и сейчас периодически навещала квартиру и поддерживала в ней некое состояние ухоженности, чего совсем не понимала Лайза.

– Да, – прервала свою задумчивость Лайза. – Точнее с того дня, как мы обзавелись собственной квартирой. В первые же годы.

Она указала рукой на дверной проём спальни:

– Ежедневно практически вот там я стояла, опережая будильник, такая растрёпанная малышка, и повелительно требовала внимания к себе с самого утра! Мама говорит, это было то ещё зрелище!

От смеха Лайза залилась румянцем.

– Почему у вас с Дугласом нет детей? – я совершенно не взял в ум, что они женаты меньше года, но вопрос уже прозвучал.

Она сразу посерьёзнела:

– Знаешь, Мэтью, я думаю… я решила, что мой ребёнок появится тогда, когда наступит самый лучший момент. Это случится тогда, когда создадутся самые лучшие условия. И это не будет зависеть от меня. Он родится, когда подсознательно буду готова я и когда будет готов сам малыш. Потом, надо учитывать, что не всё сводится ко мне. – Лайза говорила сбивчиво, мне трудно было разобрать её путаный английский. – Ребёнок должен родиться в то самое время и от того самого мужчины.

– Неужели Дуглас – не подходящий для этого мужчина? – я не преследовал цели оскорбить его, а спросил искренне, пытаясь разобраться в причинах замешательства Лайзы.

– Дуглас очень достойный человек. – Лайза опустила глаза и стала рассматривать узор на простыне, край которой разгладила пальцами.

Я задал вопрос, не подумав. Просто она предавалась воспоминаниям о своём детстве, проведённом под бережной опекой родителей, так проникновенно, что мне показалось, ей самой не хватает возможности проявить к кому-то привязанность и заботу. Наблюдая за Лайзой и боясь спугнуть её умиротворение, я рассудил, что в некоторых странах супруги начинают готовиться к рождению детей, когда им далеко за тридцать. Кого-то удерживает необходимость завершить образование, может остро стоять карьерный вопрос, существуют и другие обстоятельства. Я знал, что Дугласу многим больше тридцати, но Лайза была ещё так молода и, возможно, действительно не чувствовала себя готовой к материнству.

«Ты будешь замечательной матерью», – подумал я и придвинулся ближе, чтобы обнять.

Кому-то из вас Лайза может показаться сумасбродной натурой, оторванной от реальности, пребывающей в абстрактных мечтаниях и придумывающей для себя несбыточные цели, но поверьте, она отлично разбиралась в жизни и всегда знала, чего хочет.

***

Странно, но ни Андрей, ни двое других моих соквартирантов не интересовались, куда я отлучаюсь после работы. Вероятнее всего они решили, что это легко объясняется необходимостью обогащать свой «исследовательский» опыт (мне так было бы проще). Тем более у них велась настолько необузданная личная жизнь, что они могли вовсе не заметить моего отсутствия ночь напролёт.

Оставшиеся будни я отдал работе (но только физически – в голове моей обосновалась любовь), а вот суббота моя целиком принадлежала Лайзе. Так я планировал, но позже выяснилось, что от меня примут только первую её половину. Мы собрались посетить городской музей, а после я рассчитывал уговорить Лайзу на поход в театр.

– Мэтью, тебе придётся обедать без меня, – сообщила она у входа в музей, расправляя ажурные рукава своей блузки, спадающие на кисти рук тонким белым шитьём. – Я уеду: мы с Дугласом приглашены на ужин к его родным. Мне нужно подготовиться к вечеру.

– Дуглас дома? – я придержал дверь за объемную деревянную ручку с металлическими набалдашниками.

Лайза кивнула, не отвлекаясь от своего занятия.

– Что ты ему сказала, когда уходила? – я поражался невозмутимости Лайзы.

– Что иду в музей. Я сказала правду.

Она закончила свои прихорашивания и, положив руку на сумочку, которая свисала на узком ремешке с её плеча, не могла наглядеться, как ткань блузки идеально сочетается с белой кожей сумки.

– Завтра? – поддержал её краткость я.

Она мотнула головой, чем дала понять, что воскресенье мы проводим врозь. Только сеанс созерцания произведений искусства помог мне совладать с подступившей горечью. Я учился привыкать к тому, какими редкими были моменты, которые могла подарить нам обоим Лайза.

Отпустив тяжёлую дверь, я покидал здание музея в полном восторге! Вот теперь я мог смело рассказывать Андрею о своих впечатлениях от экспонатов, не боясь быть пойманным на вранье, ведь сегодня я посетил выставку и не одну.

Лайза развила приличную скорость и рассекала по городу с опущенным стеклом. Её подкрученные волосы развевались на ветру так эффектно, а картинки на заднем фоне живо сменяли друг друга, словно я смотрел кино. Лайзе понравился наш просветительный поход, впечатления от него даже сумели скрасить безудержно приближавшийся момент расставания. Мы договорились, что она высадит меня в центральной части города, и я смогу посмотреть места, до сих пор остававшиеся мной не охваченными. Виднелся поворот, где мне предстояло выйти, и я вознамерился наговорить Лайзе кучу нежностей на прощание, как раньше записывали целые монологи своим любимым на кассету для магнитофона. И тут некстати стал надрываться мой телефон. Увидев, что на экране высветился номер Толика, я скинул вызов – он крайне редко звонил по чему-то стоящему. Сейчас мог и подождать.

– Это русская композиция? – спросила Лайза.

– Что, прости?

Она кивнула головой на мой телефон:

– Та, что сейчас звучала.

Лайза имела в виду мелодию моего звонка – песню российской поп-группы. Я даже не сам её установил – племянница, которой я имел неосторожность дать телефон «просто посмотреть». Я так и не поменял настройки – песня меня не напрягала.

– Да, российских исполнителей.

– У тебя есть ещё что-нибудь из российской музыки?

Проявленный Лайзой интерес удивил меня, ведь сама она слушала совсем другое направление. Я сделал такой вывод исходя из того, что в её автомобиле всегда играла классика, при чём настолько тихо, что порой я не мог точно разобрать, какое именно произведение звучит, хотя многие из них были мне хорошо знакомы. Сомневаюсь, что она слушала популярную зарубежную музыку, по крайней мере не часто.

– У меня в телефоне есть и другие записи. Я сюда флеш-накопитель привёз, вот там больше музыки, при чём в основном русская.

– Ты можешь дать мне послушать? – Лайза и правда была заинтересована.

– Тебе повезло – у меня всё с собой, – я достал из кармана пухлый бумажник – не от денег, а от мелочей, что я сумел в него запихать, в том числе ключ от квартиры – и вынул из внутреннего кармашка складную флешку. Её я прихватил из дома не только ради песен: я всегда имел при себе компактный носитель информации, ведь он мог понадобиться и здесь, для моего самообразования. Пока стояли на светофоре, я думал, куда-бы её пристроить, и положил в подстаканник, приговаривая:

– Надеюсь, ребята как-нибудь переживут разлуку, а то для нас это, считай, единственный источник родной поп-культуры в квартире, привезённый прямо оттуда. Они постоянно берут её послушать, иногда мы слушаем вместе за домашними делами или ужином. Ностальгируем!

– У них нет своих?

– Я оказался самым предусмотрительным в этом плане.

Лайза бегло глянула на флешку, как будто хотела убедиться, что я действительно оставил её в машине, и подытожила:

– Верну, когда перепишу себе.

Машина дёрнулась вперёд, и я откинулся на сиденье. Мысленно я пожалел пацанов, предвидя, что ждать скорого возвращения флешки не стоит, хотя сам был готов отдать её Лайзе навсегда, если бы там, кроме аудиофайлов, не было информации по учёбе. Не успел я додумать мысль, как Лайза чмокнула меня в уголок губ и указала на дверь. Она выпроводила меня беспечной улыбкой и горящими глазами, а потом сорвалась с места.

На следующий день было не до музыки. Денис принёс от девчонок сборник анекдотов на английском, и до самого вечера в нашей квартире раздавались взрывы хохота. Как я ни старался остаться в стороне от этого развлечения, чтобы заняться сортировкой по папкам фотографий, накопленных в телефоне (ни на одной из них не было Лайзы – она не разрешала себя фотографировать; прежде не встречал девушку, которая бы не «болела» позированием перед камерой), меня то и дело дёргали, прося перевести отдельные фразы и выражения поточнее.

Утро понедельника напоминало все остальные. Признаться, для меня теперь все дни, проведённые не с Лайзой, были похожими один на другой. Перед обедом разнообразия всё же добавилось. Мы с Андрюхой работали у центрального входа – нам дали задание подготовить площадку под укладку тротуарной плитки. Неожиданно где-то совсем рядом громко заиграла в исполнении российской музыкальной группы песня на русском языке, которая у нас с начала весны попадала во все хит-парады.

Андрюха, порядком измотанный тяжёлой работой, нервно бросил увесистый картонный мешок на землю, и вспыхнул:

– Меня Алёнка дома достала этой песней! Тут-то она откуда?

Осмотревшись по сторонам, мы выявили источник: на парковку только что подкатила машина Лайзы. Мелодия перестала звучать прямо перед тем, как Лайза вышла и хлопнула дверцей. Она появилась на объекте одна, в руках держала, кажется, сложенные вдвое плакаты (отсюда было плохо видно), и прошествовала внутрь, кивнув нам головой в качестве приветствия. Я ответил тем же; Андрюха вежливо помахал рукой, но вслед ей смотрел ещё долго – капитально обалдевший.