Czytaj książkę: «Точка невозвращения»

Поезда

Стук колёс поезда навевал тоску. Уже два часа он пытался заснуть, ворочаясь на полке в пустом купе. Сутки в пути утомили его, но все попытки заснуть ни к чему не привели. Наполовину прочитана книжка, прослушан плеер, выкурена пачка сигарет.

Что делать дальше – он просто не знал. А до Питера было ещё далеко.

Остались только вопросы. Зачем, для чего, нет ну почему? Бросить всё, семью, друзей, родной город и поехать в Питер. Для чего? Поступать в институт, глупость: за спиной уже три курса своего родного Универа. Может, разбитое сердце, наивно; всё у него с сердцем в порядке, никто даже не пытался дотронуться до той кучки пепла, что и являлось его душой.

Непонятный зов звал его в Питер. Сначала он был почти незаметен, но в последний год он поглотил все его интересы и планы. В голове было только одно слово: Питер. И все случайности стали подводить его к этой поездке. Непонятно откуда стали появляться деньги, мать вдруг сказала, что в Питере живёт её двоюродная сестра, а одна ссылка в Интернете вывела его на сайт «Российской Академии Истории и Философии» и решение возникло внезапно – еду и поступаю.

Только вот зачем? Что за непонятная сила сорвала его с места и изменила уже почти сложившуюся судьбу. Его судьбу.

Он не был ни по натуре, ни по духу странником или перекати-полем. Новизна импонировала ему лишь в малых дозах. Сейчас уже поздно было о чём-то спрашивать у самого себя. Всё решилось в тот момент, когда поезд тронулся с вокзала. Была, правда, дурная мысль соскочить на безлюдном полустанке и вернуться домой, но это действительно была дурная мысль.

Вначале он выходил на всех крупных стоянках, смотрел на людей, отбивался от торговцев, пускал дым сигарет в воздух чужих городов. Всё это стало туманным бессюжетным фильмом с перерывами на перегонах.

Запомнилась только одна остановка. Была ночь, и шёл проливной дождь, впервые он столкнулся с этим явлением вне стен знакомых улиц. Пустой перрон, лужи, одинокие проводницы у дверей вагонов. Сигарета намокла, и дым приобрёл незнакомый вкус. Что-то сильно кольнуло в груди, стало больно и грустно… Всё, это последняя станция в его жизни, иди куда хочешь, поезд уже не тронется, так и останется ржаветь под этим бесконечным дождем. Нет людей, только картонные фигуры, оседающие под действием воды. Опять в голове роились глупые аннотации.

Но прозвучал отрывистый гудок, и шевельнувшаяся проводница сказала:

– Садитесь, отправляемся…

Просто дождь на пустом перроне, просто плохие предчувствия, просто устал от дороги.

Хотелось душевной весны, обновления. Хотелось не бояться завтрашнего дня, знать, что и завтра всё будет без резких скачков и падений. Просто плыть в середине спокойного потока и поглядывать на небо, где его уже ждут.

Сон всё же пришёл в половине первого ночи.

***

Снятся ли сны поездам во время длинных перегонов, она не знала. А вот ей сны не снились никогда, ни дома, ни в Питере, ни даже здесь в поезде.

За окном была ночь и тёмные предгорья Урала. Половина страны промелькнула для неё за два дня, да и неинтересно ей было смотреть на чужие вокзалы, насмотрелась уже и в первый, и во второй, и в третий, и во многие другие разы. Единственное её желание было попасть домой. Усталость от столиц накапливалась уже в течение года и мешала нормально думать, разговаривать с людьми и даже учиться. И вот неделю назад она решила: всё, хватит, пора домой, к унылым домам спальных районов, к пустой квартире, где можно закрыться и никого не видеть и не слышать. Засыпать и вставать одной, редко ходить в магазин, лежать и смотреть в потолок, слушать музыку, которая действительно ей нравится. И никаких ночных клубов, хаоса, рейва, травки, колёс, вин, коньяков, водки, коктейлей, новых знакомств. И на хрен всю учебу, она в академическом отпуске – или просто сбежала.

В голове просто выключили свет.

На соседней полке сопел парень. Садили его на какой-то деревенской станции, в дым пьяного. Мать с отцом быстро купили постельное, быстро застелили, быстро уложили и ушли. А парень как упал, так и спит. Только раз пробормотал во сне что-то про Генку и собачий глаз.

Ни разу он на неё не посмотрел, ничего не сказал ей, но всё равно вносил дисбаланс в её состояние. Нервы сдали окончательно. Все люди стали для неё врагами. Очень сильно хотелось домой.

***

Рельсы содрогались под его весом, неся его голос за горизонт. Торможение, ускорение. Щекотка на стыках. Гудение проводов – тоже голос, не его, не его братьев, но очень родной. Другие машины поют свои песни для его жизни. Механика во всём – в разговорах, в молчании, в пустоте его электрического сердца.

Навстречу ему едет брат, шепчет о недолитой воде, о почтовом вагоне, прицепленном к нему, о молодом машинисте, что сейчас ведёт его. Говорит о плохом ремонте третьей колёсной пары. Жалуется.

Подбодряю его, почтовый вагон скоро отцепят, воды дольют, а машинист вырастет и всё поймёт.

Смеёмся, говорит, что пора бы на ремонт, подтянуть гайки, смазать и вообще просто отдохнуть от этих бесконечных перегонов.

***

Пустая ночная улица, засыпанная белым снегом. В конусе света придорожного фонаря стоят двое. Смотрят друг на друга.

– Кто ты? – эхом разносится по улице.

– А кто ты? – удивлённый девичий голос.

Молчат, непонимание стоит на их лицах.

– Это сон?

– Не знаю, мне раньше никогда не снились сны. А тебе снились?

– Давно, в детстве. А ты настоящая?

– Настоящая, а ты, наверное, туман, тебя нет.

– Как же меня нет, вот же я стою, и я тоже настоящий.

Стал нарастать звук стука колёс.

– Что это? Ты едешь в поезде?

– Да, а ты?

– Да.

– А куда?

– Домой.

– А я из дома…

Звук становится невыносимым. На миг они обретают невероятную четкость тел. А потом обоих разносит на белые клочья сигаретного дыма.

***

Два поезда продолжали своё движение в противоположных направлениях, унося с собой две разделённые души…

Ещё что-то помню…

– Привет, я снова здесь. Вновь стою под твоими окнами и смотрю на них. На те шёлковые шторы, что скрывали нас от мира, на открытую форточку, что уносила дым сигарет, что мы с тобой курили. Я пришёл, чтобы сказать тебе: я ничего не забыл. Я помню вкус твоих губ, что ласкали меня, и мягкость рук, и смятые одеяла, и запах твоих духов, которые ты выкинула в окно, чтоб все вокруг знали, кто душится ими.

Руки замёрзли, коробка конфет упала в тёмную лужу.

– А помнишь ту лавочку, на которой мы впервые познакомились? Я её помню. Она была исписана названиями групп, которые мы вместе прослушали, ходили на их концерты кричали их тексты на ночных улицах. Одну из них я никогда не забуду, это та самая, которая так нравилась тебе.

За домом проехала машина, донеслись звуки музыки, несущиеся из открытого окна.

– Я тогда действительно случайно зашёл в этот парк. Сел на ту лавочку. Я был слишком пьян, чтоб идти дальше. Я уже не помню повод, по которому я так много выпил, но я помню тебя. Одинокую и такую загадочную. У меня тогда действительно перехватило дыхание от этой встречи. И что было дальше, ты помнишь?

– Она ничего не помнит о тебе.

Из окна смотрел парень, совсем молодой, наверное, ещё подросток.

– Пусть так. Пусть она не помнит обо мне. Тогда спроси её, чего больше всего она так хотела в жизни? Новую гитару, новые барабаны, чтоб долбить в них назло соседям, или ещё что-то?

Шторы; они оказались совсем другие, у них был другой цвет.

– Она хотела побывать на руинах Вавилона.

– Пусть так. Значит, я всё же ошибся и кричу не в те окна и не той, что я помню. Передай своей девушке, что не стоит так поступать, как поступили со мной. Прощай.

Дорога, пустая и холодная. Всё здесь пустое и холодное. Чужое. Память, как же ты меня подводишь. Ещё один двор. Тот ли? Очень похожий. Вот они, те окна, те самые шторы.

– Привет, я снова здесь! Вновь стою под твоими окнами и вспоминаю тебя. Я купил новую гитару и барабаны. Торговец, что продал их мне, не взял денег; он попросил у меня только память, я согласился. Помнишь, как я однажды упал с твоей кровати во сне? Я потом ещё долго сидел на полу и потирал задницу. Так было больно – не так как сейчас, но всё равно больно.

Свет так и не загорелся в окне. Не тот дом, не те окна вокруг. Не то, всё не то. Но где-то рядом. Проклятый торговец забрал почти всё, что он помнил.

– Я помню тебя! Я помню нашу любовь!

Ещё один двор. Это тот самый, вон машина, что постоянно стоит там. И беседка, в которой они однажды сидели.

– Привет, я пришёл сказать тебе, что я люблю тебя! Я ведь всегда это знал, просто понял только сейчас. Помнишь, как однажды мы стояли на остановке и не могли расстаться. Шёл сильный дождь, я весь промок и ты тоже, но нам так было хорошо, что мы ничего не замечали. Тогда ещё продавали это вкусное мороженое «Ледник», почему сейчас его не продают, ты не знаешь?

Из окна смотрела женщина.

– Я помню парня, с которым мы стояли на остановке под тем дождём, но этот парень не ты, тебя я вижу первый раз, и если тебя послал тот парень, то попроси его, пусть вернётся ко мне. Я тоже всё помню.

Опять ошибся. Не тот дом. Не стоит доверять торговцам. Они всегда обманывают. Но он сказал, что она снова будет здесь, за этими шторами, и она точно будет вновь жива.

– Привет, я вновь пришёл сказать, что люблю тебя…

Сны о чём-то большем

Рывок, взрыв, боль.

И резкое пробуждение. Кошмар, предвестник страданий. Мысли, вложенные в мою голову чьими-то чужими руками.

Лучик утреннего солнца пробивался через щель между тяжёлыми бордовыми портьерами. Спальня была погружена в сумрак.

Чёрный шёлк постельного белья ещё больше оттенял этот странный сонный сумрак. В груди часто билось сердце, и что-то там сильно болело, словно кошмар, что испугал меня, ещё не растворился в утреннем луче, а только отступил в самый тёмный угол комнаты.

Встаю, раздвигаю шторы и смотрю на солнце. За стеклом окна – седой туман и смазанное небо, затянутое дымкой облаков.

Где я и кто я… вопросы заваливают мою пустую голову, но ответов нет.

Может, кто-то расскажет мне. Бросаю взгляд на спальню, но здесь я один. Большая кровать хранит только мой смятый след. Рядом с ней стоит тумба, и на ней лежит жёлтый пергамент.

Подхожу, читаю и узнаю, что здесь я один и весь дом в моём распоряжении. И странная подпись: «Твой старый друг».

Рядом с листком стоит чернильница и небрежно брошено перо.

И возникают новые вопросы: что за дом и кто он, мой старый друг.

И кто же всё-таки я?

Надеваю висящий рядом с дверью халат и иду смотреть, что за дом оставил мне мой «старый друг».

А за дверью – коридор, который приводит меня к широкой лестнице на первый этаж. Три двери в коридоре открывают мне только две пыльные спальни и одну большую ванную комнату.

Сполоснув заспанное лицо из массивного бронзового крана, я спускаюсь на первый этаж.

Здесь стоит широкий обеденный стол. На нём недопитый бокал красного вина и распечатанная бутылка. Тут же лежит пробка и сорванная печать с изображением орла в круге…

И опять пергамент с ровным размашистым подчерком. «Выпей, станет легче».

Пить действительно хотелось. Вино было густым и терпким. Налив ещё полбокала, я пошёл дальше.

Большая округлая прихожая. На вешалке рядом с резной дверью висят два чёрных пальто и большой старинный зонт. С зонта капает вода, кто-то попал под сильный дождь. Может быть, я, когда шёл сюда… а может, и не я…

Иду дальше. Следующая дверь приводит меня в библиотеку. Комната с высоким потолком и с множеством стеллажей до него, все они заставлены книгами толстыми и не очень, в тёмных обложках с золотистыми тиснениями.

Рядом с большим окном стоит кресло и читальный столик, на котором лежит раскрытая книга.

Подхожу, смотрю и вижу искусные рисунки человеческих органов. И ровные столбики чьих-то записей непонятным мне шрифтом.

Несколько закладок в книге не открывают мне ничего нового. Тот же язык и рисунки. Беру наугад книгу со стеллажа, листаю. Теперь на рисунках изображены символы, вписанные в разные узоры.

Ставлю книгу обратно, отпиваю вина и сажусь в кресло.

Довольно удобно. А за окном по-прежнему клочья тумана, из которого торчат ветви дерева. Что дальше? Кухня, подвал или что-то другое… Меланхолично пью вино, осматриваю библиотеку. Засохшие лепестки цветов рассыпаны на полу рядом с окном. След вазы на подоконнике, но самой вазы нет. И нет цветов.

Может, сходить в сад, нарвать новых, а то дом такой безжизненный и очень запущенный. Редкие следы присутствия моего старого друга, тонкие черты к портрету пустого, почти забытого дома… здесь не часто бывают гости, а может, я и есть первый гость здесь.

Встаю, иду дальше.

Пустая комната. Только один пыльный диван. Чёрная от времени роза лежит в середине его. Большое засохшее пятно чего-то бурого рядом с ним.

Ещё одна загадка падает на дно моей пустой памяти.

А дальше стена. Всё, это крыло дома закончилось.

Беру в руки засохшую розу, отрываю один лепесток и дую на него… Он улетает и теряется от моего взгляда в тени.

Резко бросаю цветок на пол и ухожу. Здесь уже ничего не изменить.

Библиотека, прихожая, обеденная комната и кухня. Большая, с множеством шкафов и каменной печью, в которой горит огонь. Массивный деревянный стол в середине. Две тарелки с недоеденным… завтраком?.. Ужином?..

Серебряная вилка, воткнутая в надкусанный кусок жареного мяса. Подсохший хлеб на белой скатерти… Всё-таки ужина…

Вижу ещё одну дверь. Открываю её, и в дом влетает холодный утренний ветер. Несколько широких каменных ступенек, дорожка, вымощенная гладкими булыжниками и непроглядная стена тумана.

Всё же ещё очень рано. Закрываю дверь и доедаю остывший ужин.

В шкафах посуда и столовые приборы и никаких продуктов, значит, должен быть подвал. Но идти искать его пока не хочется.

Вернувшись в обеденную комнату, наливаю ещё вина и иду наверх в спальню. Почему-то очень тянет в сон и не хочется даже ходить.

Прохладный шёлк постели с радостью принимает меня вновь.

Пустота… Чёрная космическая пустота растворяет меня частицу за частицей. И вот когда остается последний кусочек сознания, я просыпаюсь…

В спальне ничего не изменилось. То же солнце светит из окна, так же тихо.

Только вот… в стоящем воздухе комнаты чувствовался новый аромат – пахло табаком. Не сильно, едва уловимо, но меня этот запах подстегнул не хуже полной чашки крепкого кофе.

На тумбе стояла прямоугольная деревянная коробка. И снова лежал листок пергамента. Старый друг писал, что не стал меня будить и привёз мне подарок.

Новая открытая бутылка вина и изящный бокал. Отпив немного, я достал длинную сигару, чиркнул спичкой и выпустил под потолок облако дыма.

Выглянув в окно, я удивился: была ясная солнечная погода, от утреннего тумана не осталось и следа. В обеденной комнате – серая каменная пепельница, в которой лежит ещё тлевшая сигара.

Опять он ушёл на минуту раньше, чем я проснулся.

Открываю дверь, и лучи яркого солнца ласкают моё заспанное лицо. Прохладный ветерок играет листьями кустов в саду. Нагретый солнцем камень дорожки радует мои босые ступни.

И запах океана.

До слуха доносится рокот прибоя. Иду по дорожке через цветущий сад, открываю калитку и вижу белый песчаный пляж.

Приятное чувство радости накрывает меня. Бегу словно в детстве, в забытом мною детстве, по песку к синей дали океана.

Волны, солнце, покой.

Тихая радость окутывает меня, и я, улыбаясь, ложусь на горячий пляж. Начинает исчезать непонятное мне чувство пустоты в груди, и невольно в голове всплывает фраза: «Время лечит».

Чья это фраза? Моя или чужая, и что же может лечить время?

Шум воды успокаивает, а яркое солнце гонит прочь все мысли. Моё тело расплавляется под его приятными лучами, и нега течёт по моим венам.

Как хорошо, только одиноко…

Далёкий звук колокола разносится над пустым кладбищем. Идёт дождь. Из размытой земли виднеется белый человеческий череп. Он смотрит на меня, и мы разговариваем.

– Что тебя гложет?

– Не знаю. Пустота в сердце…

– Трудно жить. Нам, мёртвым, легче, нам хорошо. Лежишь и смотришь в небо, скоро ты сам поймёшь…

– Но я же ещё жив!

– Надолго ли? – череп смеётся. – Жизнь – это сплошная пустота в сердце, смерть – это покой и отсутствие сердца.

– А любовь? А чувства?

– Ну и где твоя любовь? Где твои чувства? Жизнь – это ещё и одиночество. Приходи к нам, мы уже ждём тебя, мы не одиноки…

Вздрагиваю и резко открываю глаза. Опять кошмар. Солнце висит над горизонтом. Сижу на пляже, смотрю на закат.

Рядом со мной стоит раскрытый этюдник с незаконченной картиной. Вижу слово, написанное на песке: «Отдыхай».

Друг опять приходил, и он же не стал дорисовывать картину. Чёрная ленточка, привязанная за край этюдника, развивается на ветру. Белые буквы на ней гласят: «Любимому сыну от матери и отца».

Неужели подарок? Ветер срывает ленту и уносит её в море. Что-то знакомое всплывает в моей памяти. Это не вешают на подарки. Что-то такое уже было со мной. Невосполнимая потеря. И в памяти всплывают слова, написанные на такой же чёрной ленте: «Любимому отцу от детей и внуков».

Я был внуком. Семья, моя семья – все в чёрном, все очень хмурые…

Семья. Где они? Почему я здесь один? Где другие люди? И кто же всё-таки я?

Смотрю на вечернее небо.

– Лежишь и смотришь в небо.

На кухне пахнет свежим чаем. В печи задорно сверкает огонь. Уютная теплота дома радует душу. Все страхи и томления отступают.

Брожу по дому с кружкой чая.

В комнате с засохшей розой вдруг начинаю плакать. Слёзы льются сами по себе, и так тоскливо.

– Вернись. Вернись ко мне…

Шепчу засохшей розе. Но кто она? Я не знаю. И от этого ещё тоскливее.

– Глупая, глупая девчонка. Глупый, глупый я.

Встаю и иду в спальню. Сон принесёт мне покой.

Мне снится время. Дни, наполненные одиночеством, проносятся мимо меня. Эти странные дни оседают в душе чёрными кристаллами и затмевают свет чувства и любви, принося исцеление душевным ранам.

Неужели всё так глупо?

Самообман, привязанность, юношество, детство, глупость.

Неразделённая любовь. Дайте и мне испить от этого кубка.

Глупость сердца, терзающая мозг.

Последний огонёк гаснет во тьме, впереди дорога, приносящая покой.

Самое дорогое во вселенной.

И вдруг я обретаю себя. Память вновь приходит ко мне. Я снова знаю, кто я такой, где живу и чем занимаюсь.

Картинки последнего фильма скользят в моей голове.

Открываю дверь машины. Сажусь за руль, сзади гремит музыка и слышны крики пьяных друзей. Кого-то тошнит у дерева.

Усмехаюсь.

Я и сам пьян до тошноты. Рядом лежит полупустая бутылка водки. А что ещё надо? Скорость и водка. Выезжаю с дачи. Впереди лежит пустая ночная трасса.

– Опять мы с тобой одни, – говорю я сам себе и усмехаюсь своему отражению в зеркале, – один на один… Мой старый друг.

Взгляд блуждает по тёмному лесу у края дороги. Несусь на всей скорости навстречу с неведомым.

И оно тоже спешит ко мне.

И вот пройдена точка невозвращения. Мир открывает мне мистическую сторону, словно гарантию того, что встреча состоится.

И она действительно состоялась.

Неведомое принимает облик толстого бетонного столба, стоящего на краю дороги. И в самый последний момент я понимаю, что это конец. Смерть. Умирая, я слышу, как кричит моё будущее, умирая вместе со мной.

Пустая ночная дорога. Тёмная фигура моего старого друга. Ветер играет с краями его пальто.

Встаю и иду к нему. Он поворачивается и уходит к горизонту. А мне так хочется посмотреть назад.

– Там только грязь и огонь, – говорит он мне.

И я не смотрю, хоть и чувствую запах гари.