Czytaj książkę: «Мундштук с русалкой»

Часть первая

В пять часов утра в одном из немногочисленных скверов старого сибирского городка собралась группа милиционеров. Внимание сотрудников было сосредоточено на большом ящике из-под папирос.

Трое сержантов с застывшими лицами придвинулись к ящику, как-то неумело обхватили его руками, но затем быстро задвинул его в распахнутые задние дверцы автомобиля.

Подполковник милиции Сергей Петрович Обручев, сидевший на переднем сиденье «москвича», достал носовой платок и стал, как обычно сосредоточенно, протирать им стекла очков. Наконец, водрузив окуляры на свой хрящеватый нос, обернулся к сидящим на заднем сиденье.

– Займись ящиком, – коротко сказал он.

Молодой худощавый человек в спортивном костюме внимательно склонил голову:

– Я понял, товарищ подполковник.

И, уже когда его подчиненный выбрался из автомашины, Обручев не удержался и поманил того к себе пальцем:

– Пока только ящиком, – многозначительно добавил он. – Особо обрати внимание на гвозди в крышке. Да, да, на те, что измазаны коричневой краской. Ну, давай!

Как только машина тронулась, Обручев заговорил с оставшимся на заднем сиденье лейтенантом.

– Юрий Викторович! Тебе надо выяснить личность убитой. Часикам к десяти вечера приезжай в морг. Я тоже подъеду туда примерно в это же время. Только упаси бог приезжать раньше! Я давно знаю Нину Ильиничну: специалист она классный; и если мы будем терпеливы, то к десяти вечера она провернет половину работы. Явимся раньше – отматерит и, не исключено, что выгонит и тебя, и меня. А в десять Нина садится пить чай, – пояснил подполковник, открывая дверцу.

***

Обручев взглянул на часы: двадцать два ноль пять. Он стукнул в дверь и сразу услышал: «Да-да, входи!»

Сергей Петрович вошел в маленькую комнатку с одним окном за белой занавеской.

– Присаживайтесь, Сергей Петрович! – Нина Ильинична кивнула Обручеву на свободную табуретку. – Вовремя. На улице начинается дождь, поэтому сначала чай попьете вместе со мной, потом о делах. А то испорчу себе аппетит, – она устало улыбнулась.

– Ну уж, – усмехнулся, присаживаясь Обручев. – Не первый год. Вот она, такая уютная комнатенка с занавесками и чай с клубничным вареньем… Приведи сюда кого с завязанными глазами, в жисть не поверит, что находится в стенах морга.

– Пейте, пейте чай, товарищ подполковник, – никак не реагируя на его слова, пододвинула к нему чайник главный судмедэксперт.

– Жизнь и смерть всюду соседствуют через какую-то стенку. Только у них она настолько тонка, что мы не видим ее своим глазом. Но та – наша, и жизнь, и смерть. А здесь чужая смерть, да еще через кирпичную стену, в другом конце коридора к тому ж. А вообще знаете, Сергей Петрович, я не перестаю удивляться сволочному и животному в человеке. Вот он, опять конкретный случай, который просто невозможно представить! Кое-что мы уже успели сделать. Понимаешь, в этом ящике оказались части от двух женских трупов, – не оборачиваясь, сообщила медэксперт. – И это совершенно точно.

Обручев вслед за Ниной Ильиничной переступил порог анатомички. Он напряженно, где-то в метре, остановился возле мраморного стола; однако отметил, как Нина Ильинична стала натягивать в углу, за распахнутой шторкой, резиновые перчатки. В это время за спиной подполковника отворилась дверь, и в зал вошли еще два медика и инспектор Юрий Ларионов. Инспектор Ларионов вновь слегка побледнел, как и тогда в сквере, когда открыли ящик. На столе лежало расчлененное и уже обмытое тело молодой женщины: голова, верхняя часть туловища, нижняя, ноги – все отдельно. Обручев заставил себя внимательно присмотреться к трупу. По всем местам расчленений шли многочисленные, блестящие металлом зажимы, и несоответствие между верхней и нижней частями туловища сразу бросалось в глаза.

– Разобрались? – Нина Ильинична накрыла труп простынею.

Лейтенант и Обручев облегченно вздохнули.

– Действительно, здесь тела двух разных людей. А чем была произведена экзекуция? – спросил подполковник.

– Мы полагаем, что топором. Обычным большим и острым топором, – первым пояснил седовласый эксперт.

– А еще, Сергей Петрович, так, – заговорила главный судмедэксперт. – Голова не принадлежит верхней части туловища, как и нижняя его часть верхней, то же самое наблюдается и с ногами. Если бы вы нашли остальное… А так, и заключение, и подробное объяснение к нему я смогу вам дать только завтра вечером.

– А что с вещами, ну с фрагментами одежды, что была на трупе, на трупах, то есть? – досадливо поморщился лейтенант.

– А можете приезжать с утра. Мы запакуем, и, пожалуйста, отдавайте на химэкспертизу. За ночь мы ее хорошенько исследуем и уже точно скажем, нет ли на ней чужой крови, – отозвался на вопрос лейтенанта второй эксперт, молчавший до этого.

***

Когда в середине дня подполковник уже сам было собирался позвонить Нине Ильиничне, телефон на столе подал нетерпеливый голос. Обручев поспешно снял трубку и сразу услышал судмедэксперта.

– Заждался, Петрович? Ну так слушай: заключение будет готово вечером, – и без всякого перехода: – Голова и нижняя часть туловища принадлежит женщине 27-29-ти лет. Другая часть и ноги – девушке, лет 18-19-ти. Причем можем утверждать, что девушка была на 7-10 сантиметров ниже женщины. Рост женщины мы тоже рассчитали, ну может, с погрешностью в сантиметр или два, – пояснила Нина Ильинична, – а конкретней получается 168 сантиметров.

Усваивая информацию, Обручев затаил дыхание, поэтому главный судмедэксперт поинтересовалась:

– Ты слышишь меня, Сергей Петрович?

– Да, да, я слушаю, – тотчас отозвался подполковник.

– Тогда далее… – Нина Ильинична медлила, и это так и прожигало подполковника изнутри. – Самое главное, у погибших установлена одна группа крови, причем полная аналогия и по части всех других составляющих ее компонентов.

– Неужели родные сестры?! – не удержавшись, воскликнул Обручев.

– Вы догадались, Обручев. Это именно так, – спокойно подтвердила Нина Ильинична. – Кстати, на одежде погибших никакой другой крови не обнаружено.

***

Подполковник изложил начальнику управления все, что ему говорила Нина Ильинична; потом долго и хмуро слушал, что втолковывал ему шеф на другом конце провода.

– Так точно, товарищ полковник! – наконец вновь заговорил Обручев. – По телевидению мы объявим сегодня вечером. Самое скверное, что до сей поры мы не знаем место происшедшей трагедии. А вдруг все происходило в разных местах, а потом преступники свезли трупы в одно место, расчленили их, поменяли фрагменты тел местами…

– Мне не понятно другое, – перебил в трубке полковник, – одинаковые платья преступники на них тоже специально надели, или все-таки они и при жизни ходили в одинаковых платьях, а? Ты с платьев начни, Сергей Петрович! А вдруг у вас в городе продавали такие?

В дверь кабинета начальника УГРО стукнули, правда, скорее ради приличия. Среди своих работников вообще не принято стучать. Дверь приоткрылась, и порог переступил младший лейтенант в портупее и сапогах.

«И чего потеет, чудак, в сапожищах?», – подумал про него Обручев.

– Разрешите доложить, товарищ подполковник! Звонил лейтенант Смирнов и просил передать, что он сейчас находится на мелкооптовой базе и проверяет по накладным, в какие организации отпускалась коричневая краска. Говорит, что краска была на ацетоновой основе, и что на базе тоже нитра и полностью идентична той, что осталась на шляпках гвоздей.

– Откуда знает? – вскинулся Обручев. – Он что, уже заключение экспертов получил? Или он сам считает себя ученым-химиком?!

– А он пояснил, товарищ подполковник! – поспешил с ответом младший лейтенант. – Инспектор Смирнов прямо с утра поднял с постели своего друга, который работает в химлаборатории института и вручил ему гвоздь в краске, а в десять утра сразу наткнулся на подобную, по его мнению, коричневую краску на базе. Ну он плеснул ее в баночку, на такси и обратно к другу. Тот и дал ему заключение…

– Я ему дам заключение! А вообще, молодец Смирнов! – не удержался Обручев. – Еще что-нибудь передавал?

– Так точно! – младший лейтенант тут же вытащил из кармана кителя блокнот и сразу открыл его на нужной странице.

– Смирнов установил, что интересующую его нитрокраску на базу завезли 29 апреля в количестве 1500 кг. За это время ее получили только три организации: горжилуправление № 2 – 300 кг, ремзавод – 600кг и прибороремонтный цех 400 кг. Кроме перечисленного больше никаких документов на отпуск краски нет, и должно бы остаться 200 кг. Сколько краски на базе осталось в действительности, Смирнов установить не успел.

– Ну спасибо, – поблагодарил Обручев младшего лейтенанта и, как только за ним закрылась дверь, срочно вызвал к себе одновременно трех сотрудников отдела.

– Ребята, собирайтесь в поход. Сейчас на мелкооптовой базе находится Смирнов. Каждый возьмите у него по чуть-чуть красочки в виде образца, а потом распределитесь, кто поедет на ремзавод, кто в прибороремонтный цех, а кто в горжилуправление № 2. Именно на эти предприятия поступала с базы интересующая нас краска. Необходимо узнать, где, кем и когда использовалась эта злополучная краска. Поинтересуйтесь, как ведется учет и отпуск лакокрасочных материалов на этих предприятиях. Руководителям представьтесь как работники БХСС. В отделе кадров ознакомьтесь с делами работников, которые по тем или иным причинам вас заинтересуют. Обратите там внимание на ранее судимых и, само собой, поинтересуйтесь, нет ли таких работников, которые отсутствуют на производстве по неизвестным причинам с известного нам числа… Один процент из ста, но не исключено, что кто-то из вас вдруг узнает, что с 1 сентября не вышла на работу женщина 27-29-ти лет, либо девушка, лет 18-19-ти. Тогда немедленно установите, почему не вышла или не вышли, а по ходу дела все остальное.

На ходу попыхивая папироской, Обручев спустился в дежурку, сказал, что забирает свободную машину и, не мешкая, вышел на улицу.

– Поехали в горбольницу, – сказал он шоферу, усаживаясь в уазик.

***

– Не ожидали, Нина Ильинична? Здравствуйте еще раз!

– Ты как чуешь, Сергей Петрович, что сейчас и нужно приехать, – отозвалась Нина Ильинична. – У меня здесь соображения возникли кое-какие… Тебе из химлаборатории еще не звонили?

– Нет, а что?

– Знаешь, я по поводу платьев, в которых были погибшие. Одинаковые платья из простого ситца в незатейливый горошек. Такие платья появились в нашем универмаге буквально за четыре дня до происшедшего. Такие вот платья из простого материала стали сейчас достаточным дефицитом. 26-го числа в прошлом месяце моя Инка купила себе точно такое… Смерть обеих наступила 29 августа, приблизительно в три часа дня. Еще по женщине я могу сказать, что перед смертью с ней был совершен насильственный половой акт в обычной форме, второй факт насилия носил форму извращения. А вот подтверждений изнасилованию девушки мы не нашли. Письменное заключение ребята завершат без меня.

***

– Рассказывай, товарищ Корнеев, что там у тебя на табачной? – проговорил Обручев. Он поерзал на стуле, достал из кармана пиджака пачку «Беломора», но закуривать не стал и положил ее на середину стола.

– Я думаю, товарищ подполковник, что рыться на фабрике в этих ящиках все равно, что искать иголку в стоге сена. Мне представляется оптимальным другой вариант: рыться в ящиках надо в торговых точках, а пока лучше созвониться с тарной базой и попросить их не забирать из магазинов табачные и прочие большие ящики.

– В твоих предположениях, лейтенант, к сожалению, есть слабые звенья, – вздохнул Обручев. – Если краска на тех гвоздях случайность, то наши поиски в этом направлении бессмысленны так и так. И второе: сколько у нас в городе продуктовых магазинов, считал?

– Тех, куда завозят табачные изделия, ровно пятьдесят, товарищ подполковник, – выложил лейтенант.

– То-то и оно! – многозначительно заключил Обручев. – Найди Крючкова и езжайте по магазинам! – неожиданно приказал он.

– Есть! – откозырял лейтенант.

– А что у нас с предприятиями, что утешительного на мелкооптовой базе? – обратился Обручев к оставшимся в кабинете офицерам.

– Я эту оставшуюся краску еле взвесил, товарищ подполковник. Грузчики с утра пьяные, – пояснил он. – Сначала, когда взвесил, было 186 кг, а должно быть двести. Давай выяснять, куда делись еще 14 кг. Кто его знает, может из этих несчастных 14 кг попала краска на гвозди, – пояснил Смирнов.

– Это правильно, товарищ Смирнов, – одобрил начальник УГРО.

– Но я нашел эти 14 килограммов, там же на складе в ведре стояли и уже коркой взялись. Правда, кто и зачем отливал, вразумительного ответа от кладовщика я так и не добился. Судимых на базе нет ни одного человека.

– Все, лейтенант? Спасибо. Присаживайтесь пока. – Обручев наконец-то достал беломорину из пачки и закурил.

Не дожидаясь новых вопросов от начальника УГРО, заговорил один из капитанов, раньше работавший в Лидиинске.

– Мы довольно детально проверили горжилуправление и прибороремонтный цех. Судимых среди их работников только двое, времяпрепровождением которых занимается капитан Лукьянов. А вот установить, где и как использовалась коричневая краска в таких учреждениях, как жилуправление и прибороремонтный цех, практически невозможно. Жилищники орудуют с краской по всему городу, то же самое и в прибороремонтном. Последние ездят по торговым точкам и предприятиям города, где ремонтируют и красят весы.

– И все-таки у меня возникла одна мысль, – заговорил Обручев. – Карпеев уже двинул в поход по магазинам, то есть туда, где есть табачные ящики. Там же, в магазинах, есть и весы, которые по ГОСТу положено красить. А из этого следует, что нам надо узнать, в каких магазинах ремонтировали весы уже после того, как в прибороремонтный цех завезли злополучную краску.

Сергей Петрович раскурил потухшую папиросу, а лейтенант Смирнов в это время сказал:

– И в этих магазинах как раз и посмотреть все ящики, а заодно и установить их наличие, – тем самым как бы заканчивая мысль начальника.

– Правильно, товарищ Смирнов! Поезжай по магазинам вслед за Корнеевым. Там с ним еще и Крючков, – подполковник какое-то время в молчании посидел за столом, потом встал, подошел к окну и, к чему-то приглядываясь на улице, сказал: – Буквально перед нашим совещанием звонили со студии телевидения. После вчерашнего объявления к ним пришла гражданка Петрова, – подполковник склонился над перекидным календарем, – 1930 года рождения. Проживает на улице Московской, дом № 42. Так вот, она заявила, что 29 августа с работы не явились две ее дочери, Света Петрова, 19-ти лет и Алла Тополюк (наверное, по мужу), 28-ми лет. Обе они работали в яслях № 3 медицинскими сестрами. Так вот, после звонка я сразу отправил туда машину, и Петрову повезли в морг на опознание. А сейчас я жду оттуда результат. И еще… как вы знаете, по одежде погибших у нас работает Ларионов. Вчера он получил сведения, что такие ситцевые платья в белый горошек поступили на базу горпромторга 24 августа в количестве 1000 штук. С базы платья попали только в два магазина города – в центральный универмаг и «Готовое платье». Ларионов и ребята из БХСС проверили, что в универмаг и в фирменный «Готовое платье» завезли ровно по 450 штук, и это было 26 августа. Вопрос: куда подевались еще сто платьев? Второй вопрос: кто из самих работников магазина приобрел себе подобные платья.

Прошло не более десяти минут, как у Обручева опустел кабинет, а за дверью уже раздались шаги, и вслед за тем сразу вошли два сержанта, которых он отправлял на студию телевидения.

– Товарищ подполковник, – сразу заговорил рыжеволосый сержант, – Петрова опознала труп: это ее дочь Алла Тополюк. Она буквально в беспамятстве кричала и рвалась. Требовала показать ей вторую, младшую дочь. Мы еле-еле посадили ее в машину и оставили дома под присмотром соседей. Она все выкрикивала имя какого-то Володьки-уголовника, которого надо расстрелять. Разговаривать с ней в таком состоянии было невозможно. Но одну деталь нам успели прояснить соседи. Муж старшей дочери где-то отбывает наказание, но никаких подробностей они не знают.

Обручев поблагодарил сержантов, а сам закрыл кабинет и направился первым делом в паспортный стол. Там у девчонок он быстренько выяснил, что мужа Петровой зовут Егором Филипповичем. После этого он позвонил в горвоенкомат. Откуда ему сообщили, что Егор Филиппович Петров, 1930 года рождения, работает в ПМК-14 трубоукладчиком. Тогда Сергей Петрович взглянул на часы: «Успею». Он с ходу захватил дежурный УАЗ и поехал к Петрову на работу.

***

Уже под вечер лейтенант Корнеев сделал в блокноте очередную пометку: это будет пятнадцатый по счету магазин, который он за сегодняшний день посетит. Он стоял на окраинной улице, из-за забора виднелась крыша какого-то сарая. Там, по всей видимости, располагались складские помещения. Лейтенант прошел в помещение магазина. Небольшой торговый зальчик с одним-единственным прилавком. Обшарпанные циферблатные весы. Полупустые полки вдоль стены. Ни продавцов, ни покупателей. Однако его услышали, когда он входил. На дверном проеме, ведущем в подсобку, колыхнулись занавески, и навстречу ему выплыла молодая полная продавщица с сочно подкрашенными глазами.

– Вам чего? – не очень приветливо поинтересовалась она.

С ответом Корнеев не спешил, а про себя отметил, что у нее исключительно мягкий и приятный голос.

– Чего нужно-то? – с удвоенным недовольством вновь поинтересовалась продавщица.

– Хочу осмотреть ваше подсобное помещение и задать несколько вопросов, – лейтенант протянул ей свое служебное удостоверение.

– А-а-а… Сотрудник! Проходите, куда от вас деться?.. Я уж о доме подумывала, а тут на тебе! – она не скрывала свою досаду.

– Мне думается, что я ненадолго, – попытался успокоить ее лейтенант. – Вопрос вот такой: поступают ли к вам папиросы? В частности, «Беломор» и «Волна», – выложил он.

– Естественно, поступают, не видели что ли на витрине? – огрызнулась она.

Подсобное помещение было тесным, сплошь заставленное картонными коробками и ящиками с соком.

Корнеев пропустил мимо ушей не очень любезный ответ и задал ей новый вопрос:

– А в чем поступают эти самые папиросы?

– Глупый вопрос, – парировала она, однако добавила: – В коробках, естественно!

У стены лежали какие-то три мешка, один на один. Девушка уселась на них, достала из кармана пачку «Опала» и спички. Потом усмехнулась, закинула ногу на ногу и прикурила. Она явно умышленно злила его.

– Я смотрю, что от стражей порядка так быстро не отделаешься, – вновь усмехнулась она и стала поудобней моститься на мешках. Полы ее халатика разошлись в разные стороны да так, что лейтенанту показалось, что он вообще надет у нее на голое тело. Корнеев непроизвольно порозовел и отвел в сторону взгляд.

– Если вас станут интересовать накладные, то ничем помочь не смогу. Все находится в кабинете директора, а ключей от него у меня нет, – как-то неожиданно заявила девушка.

– Значит, так просто от нас не отделаться, – как бы про себя пробормотал Корнеев. – А ведь и действительно, поскольку на свои вопросы я прошу точные ответы. Вот вы мне ответили, что папиросы поступают в коробках. Так в коробках или в ящиках все-таки? – сделал он ударение на последнем слове.

– Фу ты! – вздохнула она. – Это называется придирки по мелочам! – девушка снова поерзала на своем месте, но позу не изменила. – В больших фа-нер-ных я-щи-ках! – по слогам сказала она и, разведя в стороны руки, показала: – Во-от в таких!

– Спасибо, прекрасный ответ! – невозмутимо заключил Корнеев. – Раз подсобное помещение у вас маленькое, а ящики большие, то, как я понимаю, они хранятся у вас во дворе. Разрешите посмотреть на ваш двор!

– У вас странная миссия, товарищ сотрудник. То какие-то дурацкие ящики, то прогулку по двору вам подавай! Пускай бы вам заведующая экскурсии устраивала, а я всего-навсего простой советский продавец.

– Вас как зовут, девушка? – мягко спросил лейтенант, потерев массивный подбородок.

– Лариса. А что?

– Ладно, Лариса, я один похожу по вашему двору, посчитаю пустые ящики, – он взглянул на часы. – Кажется, до закрытия еще двадцать минут. Так что я успею.

Не дожидаясь того, что ему скажут, Корнеев через заднюю дверь прошел во двор магазина и, сразу среди прочей пустой тары, увидел большие фанерные ящики. Лейтенант вплотную подошел к ним. Считать было легко: по четыре вверх и так девять – значит, всего тридцать шесть. «Ладно, тридцать шесть ящиков переставить проблема небольшая», – успокоил он себя и снял сверху первые два ящика. Лейтенант быстро, но довольно внимательно осмотрел их, а когда стал опять сверху снимать очередные два ящика, непроизвольно вздрогнул. Корнеев опустил их на землю и принялся вертеть тот, что был сверху. Знакомой коричневой краской на фанерной его боковине было написано «Петя». Пониже слова «Петя» той же краской было нарисовано сердце. Лейтенант распрямил спину и в этот момент услышал сзади себя шаги. Он повернул голову: к нему подходила девушка.

– Мне пора домой, товарищ сотрудник, – без всякой интонации сообщила она бесцветным голосом.

– Да, конечно, – проявил покладистость инспектор. – У меня к тебе вопросов, Лариса, только на пять минут. Не подскажешь, что это за Петя признавался тебе в любви? – лейтенант протянул руку, указывая девушке на ящик.

– А, это… – отмахнулась она. – Да откуда я знаю, кто, где и когда рисовал эту чепуховину?! Я думала вы о чем-то серьезном, – сбавила она тон.

И все-таки Корнеев ощутил явственно, что сейчас девушка не только злится, но и нервничает. Первая ее реплика «А, это…» сказала Корнееву, что художничали для нее.

– Значит, это сердце, Лариса, было адресовано не вам? Так, так… – о чем-то своем подумал лейтенант. – Время у нас, действительно, вышло, и мне тоже нужно домой. Но я думаю, что завтра мы опять продолжим беседу.

Девушка пожала плечами:

– Завтра из отпуска выходит заведующая, с ней и беседуйте…

– Непременно. Уборщица у вас тоже есть?

– Нет, мы убираем сами. Мне пора домой, – напомнила она.

– Хорошо. До свидания.

«Похоже, что это удача. Нужно прямо сейчас ехать в горотдел, доложить Обручеву. Наверняка он еще там", – рассуждал лейтенант, забираясь в подкативший рейсовый автобус.

С Обручевым он столкнулся прямо на крыльце горотдела.

– Срочно садись в машину! – бросил подполковник при виде Корнеева. Он быстро сбежал с крыльца и первым уселся в уазике рядом с шофером. В машине уже сидели Смирнов с Крючковым.

– Кинолога отправляй живей! – крикнул в открытое окно Обручев появившемуся в дверях здания дежурному. И уже обращаясь к Корнееву:

– Ты в сорок четвертом еще не был сегодня? Только вот оттуда позвонил сторож магазина: на территории он обнаружил лежащую на земле продавщицу. Похоже, убийство! – одним духом выложил Обручев.

– Какое убийство, черт возьми! – в свою очередь воскликнул Корнеев. – Я как раз еду из сорок четвертого магазина, товарищ подполковник! Я обнаружил там папиросный ящик, разукрашенный той же коричневой краской, и ехал, чтобы доложить вам об этом, – инспектор УГРО почувствовал, как неприятный холодок пополз у него по спине. Он вдруг начал осознавать, что только что совершил какую-то непростительную ошибку! И сообщение об убийстве именно из этого магазина имеет непосредственную связь с его визитом туда.

И, словно подтверждая мысли инспектора, Обручев сказал:

– Вот именно, что ты только оттуда. С кем ты разговаривал, и кто там был? Только коротко и подробно, – приказал Обручев.

Он выслушал доклад лейтенанта, с секунду молчал, потом сказал:

– Значит, ты утверждаешь, что кроме продавщицы там абсолютно никого не было, дверь директорского кабинета была закрыта, и покупатели тоже отсутствовали! А куда выходит окно кабинета директора?

– М-м-м… кажется, во двор магазина, – отозвался Корнеев.

Поднимая пыль, уазик резко остановился у магазина, одновременно и нос в нос с каретой скорой помощи.

К машинам вышел крепенький старичок – сторож магазина, который вызвал милицию. Врачи и оперативники устремились за сторожем во двор магазина и сразу же увидели тело женщины, лежавшей на земле.

– С ней разговаривал? – негромко спросил Обручев инспектора Корнеева, который с потерянным видом переминался возле подполковника. Лейтенант молча кивнул головой.

– Умерла тридцать минут назад, – распрямившись над телом, сообщил врач скорой помощи. – Удары наносились ножом, – добавил он и стал закрывать чемоданчик. – Мгновенно умерла, да…

Девушка лежала на правом боку, прижимая к груди обе руки. Вся левая половина ее халата была окровавлена.

Послышался шум подъезжающей машины. Выяснилось, что приехали кинолог с собакой и фотограф. Затем еще звук другого мотора – это уже был медэксперт.

– Лейтенант Смирнов! Осмотрите двор и все вокруг. А вы, Крючков, выясните, где живет заведующая. Пусть захватит с собой все ключи, и вези ее сюда, – приказал подполковник.

– Я осмотрел весь магазин и подсобку, товарищ подполковник, – к Обручеву подошел пожилой старшина и развел руками. – Заперта только дверь кабинета директора.

– Пойдемте в помещение, – сказал Обручев и увлек за собой старшину и Корнеева. – Видите, лейтенант, куда выходит окно? – на ходу кивнул Сергей Петрович. И назидательно: – Окно директорского кабинета выходит во двор, и оно занавешено шторами! Когда ты переставлял ящики, тебе, по всей видимости, смотрели в спину. Так что Крючкова с заведующей мы дожидаться не станем – пусть открывают складские помещения, где хранятся материальные ценности, а дверь в кабинет мы взломаем. Вы ведь нигде не нашли ключи, товарищ старшина?

– Никак нет, Сергей Петрович, не нашел! – подтвердил старшина. – А у продавщицы их не нашли? – наивно поинтересовался он.

– В том-то и дело, что нет! Это ведь не один какой-то ключик, а должна быть целая связка! Вот Корнеев здесь только был и говорит, что продавщица работала одна, она же и за уборщицу. Заведующая, по словам погибшей, только завтра должна выйти из отпуска. Так, лейтенант? Вот и получается, что при ней должна была быть целая связка ключей: и от складов, и от всех дверей.

Обручев подергал за ручку дверь директорского кабинета и коротко приказал:

– Ломайте!

Дверь затрещала ломающимся деревом и распахнулась. Шесть глаз одновременно уставились на директорский стол, стоявший у самого окна. Непочатая бутылка водки; хлеб, сыр и колбаса лежали на газете нарезанными и нетронутыми.

– Позовите сюда фотографа, как освободится, и проводника с собакой, живо! – распорядился Обручев.

Кинолог придерживал собаку за натянутый поводок. Овчарка со знанием дела сосредоточенно обнюхала стол и один из стульев, потянула проводника чуть в сторону и сунула нос за стоявший в кабинетике одежный шкаф. После недолгого, но напряженного сопения пес выволок из-за него небольшой кусок еще влажной тряпки и сунул в руки хозяина.

Обручев склонился над стоявшей бутылкой водки; потом аккуратно, вместе с Корнеевым, осмотрели весь стол, два имеющихся стула, заглянули в одежный шкаф, оглядели дверные ручки. Следов не было, во всяком случае, явных.

– Все отпечатки ликвидировал сволочь, этой вот тряпочкой, – констатировал Корнеев.

– Ты с заключениями-то не спеши, лейтенант, – осадил его Обручев и неожиданно спросил: – Ты проверял накладные, когда и сколько сюда поступало папирос?

– Так ведь продавщица сказала, товарищ подполковник, что все накладные хранятся у заведующей, а ключей нет.

– Шляпа ты, Корнеев! Шляпа! – досадливо сказал подполковник. – Директриса месяц находится в отпуске, и тебе об этом сказали! Продавщица работает одна, как полная хозяйка! Она, что же, весь месяц не получала абсолютно никакого товара? Накладные, видишь ли, в кабинете закрыты! Преступник в нем был закрыт, вот кто! – повысил голос Обручев.

Инспектор потерянно опустил глаза, а начальник УГРО полез в стол и стал вытаскивать из него бумаги.

– Вот они, все накладные! Ты, Корнеев, не стой, а давай поищи, может, стаканы найдешь, из которых они собирались водку пить, или нож, коим сыр резали. Неужели нигде никаких следов? Старшина, узнайте, что там нового во дворе. Пригласите сюда сторожа.

Старшина вышел, зато в кабинет вошли медэксперт, а за ним лейтенант Смирнов.

– Три удара ножом, Сергей Петрович, – сходу сообщил врач. – Два проникающих в сердце, один – в левое легкое. Все три смертельны. Смерть наступила мгновенно, в 20 часов 15 минут. Труп можно увозить в морг. Добавить мне нечего.

Подполковник согласно кивнул и крикнул в проем кабинетной двери, куда вышел инспектор:

– Корнеев! Ты во сколько отсюда уехал?!

– В двадцать ноль пять, товарищ подполковник! – тотчас отозвался лейтенант, возвращаясь назад.

Сергей Петрович взял в руки бумаги и половину из них вручил Смирнову. Потом он вышел в торговый зал и прямо на прилавке стал раскладывать эти бумаги. Накладные на получение рисовой крупы, вот скумбрия в масле, здесь соль, а вот и табачные изделия. Ага, «Беломор», «Астра», «Прима», «Волна»… Накладная от 31 июля. А это что за бумажка?

– Справка о непригодности, – вслух прочел Сергей Петрович.

Это был стандартный бланк, на котором в левом верхнем углу значилось: «Татьяновский территориальный отдел госнадзора за стандартами и измерительной техникой». Далее от руки было написано, что гири 5 класса массой в 200 граммов в количестве десяти штук непригодны для дальнейшей эксплуатации как превышающие пределы допустимых погрешностей. Ниже стояла неразборчивая подпись и число, 10 августа.

«Минутку, минутку», – вслух пробормотал Обручев. Он начал потихоньку ухватывать мысль, преобразуя ее в небольшую цепочку. Корнеев нашел здесь папиросный ящик, на котором коричневой краской намазано сердце и написано имя Петя. Этой же краской заляпаны шляпки двух гвоздей на ящике, в котором мы обнаружили трупы. Краска поступила в прибороремонтный цех и, похоже, что 10 августа здесь ремонтировали весы. Ящики с папиросами поступили в магазин 31 июля. Значит, к моменту ремонта весов ящики уже здесь были! Следовательно, их вполне отсюда могли взять те, кто ремонтировал весы.

– Где же сторож, черт возьми! – заволновался Обручев.

– Здесь мы, идем товарищ начальник! – заговорил старик, появляясь в торговом зале.

– Простите, как вас зовут?

– Панин Илья Дмитриевич. А для всех дед Илья, – пояснил сторож хрипловатым голосом.