Безумный угар. Жертва

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Безумный угар. Жертва
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Часть первая. В тихом омуте

Глава 1

Не знаю, как со мной могло подобное произойти. Всё складывалось неспешно и незаметно для восприятия. Ты вроде бы еще вчера мечтал, планировал свою судьбу на годы вперед, имел много энергии для новых свершений, но сегодня, проснувшись ранним утром, ты желаешь лишь одного – чтобы предстоящий день, приносящий только утомление, быстрее закончился. Со вчера прошли многие годы. Поначалу было даже забавно проводить время с друзьями и принимать участие в каких-то юношеских перипетиях. Но после студенчества задор через пару-тройку лет стал угасать, веселая молодая жизнь стала приедаться. Некоторые друзья будто бы притворно приняли облик серьезных людей и урезонили свою бравурность, перестав дурачиться и непринужденно обсуждать кого-то из ближнего окружения после очередной вечеринки. Принять серьезный облик пришлось и мне… В какой-то момент новой жизни дни стали сливаться воедино. Я перестал отличать друг от друга недели, а потом счет пошел на месяцы. Думать о проблеме ускользающего времени, как бы это странно не звучало, мне не хватало времени. Да и вообще особо не хотелось думать, ведь у тебя уже сложился распорядок, и ты безропотно ему следовал. Знал, что с понедельника по пятницу работа, а затем пара выходных, где можно расслабиться в кровати, отгородившись от недельной суеты, изредка можно было повидаться со старыми друзьями, чтобы посетовать на проблемы, возникающие в новой серьезной жизни.

Тот день тоже должен был стать одним из тех, которые по своей событийности не оставляют в памяти ничего примечательного. На улице властвовал мерзкий октябрь, который, кроме как постоянных дождей и холодного пронизывающего ветра, ничего не привносил в жизнь городского обывателя. Ощутимый вклад в душевное уныние добавляла тоска о солнечном лете, минувшем, словно один миг. Там ровно с июня по август стояла жаркая знойная пора.

Я находился в небольшой комнате на третьем этаже проектного института. Помимо меня здесь сидели трое таких же трудяг, поэтому о просторе нашего помещения говорить не придется. Окно выходило на дворовую территорию жилых домов, которая своей мрачностью и запустением отлично гармонировала с таким временем года, как осень.

Стрелки настенных часов неохотно приближались к долгожданной отметке пять вечера. Я без интереса смотрел в компьютерный монитор, то и дело щелкая мышью, то и дело вбивая в проект кое-какие расчеты – в общем, без энтузиазма имитировал рабочую деятельность, мысленно ожидая окончания рабочего дня.

В 16:30 раздался звонок мобильного телефона, который слегка привел меня в чувства, вернув понимание того, что я еще живой человек, а не запрограммированная машина, которая пять дней в неделю куда-то ходит и выполняет чужие прихоти. Номер телефона, высветившейся на дисплее был незнакомым, но это не остановило от ответа на звонок. Уже в коридоре, куда я предусмотрительно выскочил из кабинета, чтобы не отвлекать коллег, до меня из трубки донесся бодрый мужской голос.

– Добрый день, – произнес звонивший. – Дмитрий Александрович?

– Да, – с подозрением ответил я.

В силу своего возраста, двадцати восьми лет, так презентабельно ко мне редко кто обращался. Поэтому всякий раз, когда звонивший незнакомец начинал разговор с почтения, во мне тут же, как по щелчку пальцев, включался защитный режим, отгораживающий меня от назойливых торговцев кредитами или еще какими-то убыточными вещами. Мне не терпелось распрощаться с незнакомцем, но, к сожалению, разговор принял иной оборот.

– Меня зовут Кнутов Иван Сергеевич. Я из уголовного розыска, – так же бодро протараторил мужчина.

– Откуда? – с долей недоверия произнес я.

– Из уголовного розыска, – теперь медленнее, четко проговаривая каждую букву, произнес собеседник.

Ранее запущенный «защитный режим» никоим образом не уберег мою впечатлительную натуру от испуга. Хотя, думаю, тут дело не во впечатлительности. Подобная комбинация слов почти у каждого здравомыслящего человека ассоциируется с чем-то плохим.

– Чем могу быть полезен? – ответил я, словно чужим голосом.

– Вы, наверное, слышали об убийстве девушки в конце августа. Многие газеты тогда писали об этом.

«УБИЙСТВЕ» – устрашающим эхом раздалось в голове. На несколько секунд я потерял способность понимать людей. Полицейский продолжил свое бодрое повествование, из которого я не запомнил ровным счетом ничего.

– Ну, так сможете сегодня?

– Что смогу? – сквозь сбитое дыхание вырвалось из меня.

– Встретиться для разговора. Я сейчас на машине, и чтобы ускорить опрос людей из списка, объезжаю всех.

– Какого списка?! – истерически выпалил я.

– Что же вы меня совсем не слушаете, Дмитрий Александрович. Список тех, чьи мобильные номера попали в зону пеленгации недалеко от места преступления.

– Но я совсем ничего не знаю об этом происшествии. – Мне было тягостно произносить слова «преступление» или «убийство», поэтому я интуитивно подобрал более деликатный вариант.

– Давайте, при встрече это и выясним.

– Я сегодня не могу. У меня много дел. Мне вечером нужно навестить больную сестру.

Естественно, никакой больной сестры не существовало. Такое понятие, как здравомыслие, куда-то вдруг запропастилось, я находился в полуобморочном состоянии, когда рассудочная деятельность отказывает тебе в принятии решений, и ты с серой пеленой на глазах действуешь совсем неосознанно, по инстинктам, которые нацелены только на спасение и бегство.

– Будь по-вашему, – с долей разочарования сказал он. – Хотите ехать в участок – езжайте.

– Да! Так будет лучше, если я приеду сам!

– Тогда до завтра. Записывайте адрес.

– Завтра?! – испуганно провозгласил я.

– Ну, а что же нам тянуть кота за одно место. Дела на то и существуют, чтобы их решать быстрее.

Полицейский продиктовал адрес, который я из-за своего взвинченного состояния толком не запомнил, уповая на то, что на крайний случай могу уточнить его в интернете. Затем он попрощался и бросил трубку.

Дорога домой протекала в полнейшей прострации, как будто происходящее было во сне. Моя память не запечатлела деталей того, как я вышел из офиса – сказал ли я что-то на прощание ребятам или нет, совсем вылетело из головы мое появление на остановке и проезд в автобусе, который по обыкновению в часы пик сопровождался невыносимой толкучкой. Причиной беспамятства был страх и как его следствие напряженный мыслительный процесс: я пытался вспомнить свою августовскую жизнь, места, которые посещал, новых людей, которые могли появляться в моем окружении, но, к сожалению, ничего наталкивающего на здравое объяснение причин попадания в тревожные списки полицейского не приходило на ум.

Рассудок ко мне вернулся только у дома, на подходе к подъе́здной двери, где я столкнулся с соседями, проживающими на этаж выше.

– Здарово, сосед! – добродушно провозгласили мне.

Я вздрогнул и поднял взгляд. Слова принадлежали Михаилу, крупному мужчине с заметным брюшком, который вечно ходил в коричневой футболке с нагрудным карманом и широких черных штангах, но сейчас, ввиду прохладной погоды, он утеплился еще и осенней курткой, молния которой была расстегнута. Мужчина не выглядел толстым, скорее производил впечатление тяжелоатлета, забросившего спорт лет так десять назад.

– Здравствуйте, – сдержанно ответил я и хотел было продолжить свой путь, но мне будто невзначай преградили дорогу, давая понять, что разговор на том не окончен.

Компанию здоровяку составляла его жена или подружка, не знаю уж, кем она приходилась ему на самом деле. Звали женщину довольно непривычно на слух, – Изольда. И это крайне странное имя для наших мест прекрасно сочеталось с ее покладистым и молчаливым характером. И здесь слово молчаливый использовано по своему прямому назначению – я ни разу не слышал ее голоса. Они были примерно одного возраста, думаю, им было около сорока пяти. И, несмотря на свои неюные годы, темноволосая пассия Михаила сохранила хорошую фигуру и имела завидную гладкость лица, которая, на мой непрофессиональный взгляд, объяснялась инъекциями ботокса.

– Куда же ты так спешишь, сосед? – с задором поинтересовался Михаил, когда я попытался обойти необычную пару.

– Да так, дела, – витиевато ответил я. – Могу я пройти.

Но меня будто и не слышали.

– Изольда мне все уши про тебя прожужжала, – с легкой усмешкой произнес Михаил и по-отечески обнял свою спутницу. – Говорит, может, мы его тогда чем-то обидели, что он больше к нам не заходит.

– Неужели? – удивился я, а затем посмотрел на его подружку. Выражение лица той по-прежнему оставалось хладнокровным, словно у манекена из бутика. Но ее ошарашенные глаза были в полнейшем разладе со спокойным положением лицевых мышц. Они то и дело бегали туда-сюда, будто внутри женщины бушевал настоящий пожар. А когда наши взгляды пересеклись, ее широко раскрытые глаза застыли и принялись сверлить во мне сквозную дыру.

Пока ее муженек продолжал тарахтеть о своем, мы с его пассией несколько секунд нелепо смотрели друг на друга – я с неловкостью, она, как казалось, с вожделением.

– Так ты обижен чем-то на нас? – поинтересовался Михаил, в конце неувлекательной тирады.

– Нет… Конечно, нет. Всё в порядке, – неуверенно ответил я и наконец-то высвободился от гипнотического взгляда его сумасшедшей подружки.

– Это очень хорошо. Это очень хорошо, – повторил он, вероятно, оттягивая время для раздумий. Затем заявил следующее:

– Как говорится, что происходит в Вегасе, остается в Вегасе.

Мужчина улыбнулся так широко, что стали видны золотые коронки крайних зубов. Эта идиотская улыбка вкупе с фразой из голливудских фильмом вызвали у меня чувство стыда, совершенно не остывшего, хотя со странного застолья с парой Михаила и Изольды времени прошло порядком.

– Предложение, значит, такое, – продолжил он. – Сегодня футбол. А все нормальные мужики любят футбол. Ты ведь нормальный мужик, я вижу.

 

Вдруг он довольно резво и совершенно беззастенчиво обхватил мое худое плечо и принялся наминать его своей здоровенной ладонью, якобы оценивая мою несуществующую мышечную массу.

– Глянь, какая бицуха, Изольда! Ты только посмотри, Изольда! – провозгласил Михаил.

Но та осталась равнодушной к призывам муженька.

– Качаешься? – спросил Михаил, продолжая сжимать мою руку.

– Нет, – ответил я и наконец-то высвободился из неприятного захвата.

– Да ладно тебе, не скромничай, – снова широко заулыбался Михаил, а затем произнес те же вводные слова, что и прежде:

– Предложение, значит, такое. Купим пивка и посидим у нас по-семейному, поболеем за наших хромых миллионеров. Как тебе такой план, сосед?

Это слово «сосед» ужасно резало слух, а он будто специально произносил его при каждой удобной и неудобной возможности, наверняка, чтобы позлить. Хотя прекрасно был осведомлен о моем имени.

– План отличный. Но сегодня совсем никак. У меня на работе страшный завал. Нужно непременно закончить проект к завтрашнему дню, – выдал я уже заезженную отмазку, с которой не раз увиливал от назойливой парочки.

– Как же так?! Работа. Работа. Снова эта работа. И жизни никакой, – с негодованием провозгласил Михаил.

Я лишь театрально развел руки, показывая – «ну что я могу поделать, раз так велит руководство».

– Изольда, ну хоть ты повлияй на него, – не успокаивался Михаил. – А то с этой работой сосед совсем не выползает из своей каморки в люди, так сказать, в высший свет.

Но та будто и не слышала призыва, она продолжала только смотреть, словно остальные человеческие чувства ей были неведомы.

– Ладно, мне пора идти, – затем сказал я с наигранным разочарованием. – Эти проекты совсем задрали меня. Хорошего вам вечера.

Но ответной вежливости я не дождался, на прощание мне сообщили другое:

– Да-а, – протянул Михаил. – Поспать тебе сегодня точно не придётся.

И это звучало очень хитро, словно странная парочка задумала каким-то образом поспособствовать моей бессоннице.

В подъезде, на цокольной площадке десятиэтажного панельного дома, как всегда было мрачно, причиной тому являлась перегоревшая неведомо когда лампочка, что свисала на проводе с потолка. Я, минуя лифт, быстро поднялся по лестнице на четвертый этаж и попал в свою скромную двухкомнатную квартиру, которую снимал на протяжении года. А та парочка заехала месяц назад, и почти сразу проявила инициативу отметить новоселье именно с соседом снизу. Тогда я с наивной и доверчивой улыбкой принял их предложение «посидеть по-скромному», и был изрядно разочарован, если выразиться мягко. Что происходило внутри их обители, сложно объяснить логически – это было самым настоящим абсурдом, о котором мне неприятно вспоминать. В тот раз Михаил как ни в чём не бывало предложил вступить в сексуальную связь с Изольдой, а он в свою очередь намеривался понаблюдать за нами со стороны. Столь шокирующее заявление было озвучено после моей пятиминутной отлучки в туалет. К тому моменту оба этих клиента успели раздеться и сидели в зале за праздничным столом абсолютно голыми, преспокойно смотря телевизор. Не знаю уж, в какой спешке они скидывали одежду, когда я справлял нужду, но точно могу сказать, с какой скоростью я покинул их квартиру. Молниеносно! Сейчас при достаточно частых случайных встречах с ними, острое чувство неловкости почему-то одолевает только меня, а эти двое извращенцев сохраняют завидную выдержку.

***

Несмотря на пустой желудок, чувство голода меня никак не тревожило. Аппетит отсутствовал из-за недавнего звонка полицейского. Поэтому вместо кухни я сразу же направился в комнату к ноутбуку. Схватив его, я разместился на кровати в уличной одежде, за исключением ветровки, которую повесил на крючок в прихожей.

Из-за нетерпения докопаться до истины, каким образом моя скромная персона умудрилась попасть в списки свидетелей или подозреваемых, процесс загрузки ноутбука казался вечным. И вот, наконец, на экране появилась домашняя страница, и я нервными щелчками мышки запустил браузер, где затем в поисковой строке вбил запрос: «Убийство девушки. Август». Представшие глазам ужасные фотографии женских изуродованных тел чуть было до конца не уничтожили всяческую рассудочную деятельность в моей голове. Продолжать дальнейшие поиски совершенно не хотелось. Но все-таки собравшись с духом, я поставил необходимую галочку в строке запроса, чтобы тот дал только результаты происшествий в нашем городе. Тут картина кардинально преобразилась, – подобное в малых провинциальных городах редкое явление. И сразу дышать стало намного легче, а в глубине души я наивно понадеялся, что никакого убийства не было вовсе, а звонок полицейского не более, как шутка случайного идиота. Но седьмая строка в поисковике вернула прежнюю тревогу:

«Утром 29 августа на берегу реки в районе поселка «Снегири» было обнаружено бездыханное тело девушки. Жуткую находку сделал житель нашего города, отправившийся на рыбалку. На место происшествия прибыли сотрудники полиции. Они зафиксировали на жертве многочисленные ссадины и кровоподтеки. Личность и обстоятельства гибели несчастной предстоит выяснить оперативникам».

На фотографии из статьи была изображена обнаженная девушка, лежавшая в неестественном положении с раскинутыми в стороны конечностями. Ее лицо и оголенные части тела были заретушированы цензурой.

После прочтения я выскочил на балкон и дрожащей рукой вытянул из пачки, лежавшей на подоконнике, сигарету. Курил я очень редко, в основном во время употребления спиртных напитков или вот по таким, несчастливым поводам. Почему-то во время стрессовых ситуаций сигаретный дым не кажется противным, а сама сигарета заканчивается в разы быстрее. Так произошло и сейчас, поэтому я следом закурил вторую.

На улице по обыкновению было спокойно, люди возвращались с работы, автомобильная стоянка дома напротив постепенно заполнялась. Я уже не курил, просто стоял и смотрел на свой район. Меня обдавало прохладным октябрьским ветром, врывавшимся из открытого окна, но чувства зябкости я не испытывал, ведь был разгорячен мыслью, что накануне убийства я, и вправду, был в том поселке, и весьма бурно отмечал вечер пятницы, не только в загородном доме моего друга, но и захаживал в компании девушки на злополучный берег реки.

К двенадцати ночи я приготовился ко сну – принял теплый душ и выпил успокаивающего чая, чтобы хоть как-то остановить навязчивые мысли. Отчасти мне удалось расслабиться, но как только я погрузился в постель, то тревожность вернулась вновь. Сон долго не приходил, ведь мозг, совершенно не интересуясь самочувствием хозяина, непрерывно прокручивал веселые моменты той вечеринки вместе с пугающей фотографией девушки на берегу, словно намереваясь всё соединить воедино. Около полутора часов я находился в дремотном бреду, когда услышал разгоряченный голос сверху, от пыла которого вздрогнул всем телом. В тот момент показалось, что стены нашего дома слеплены из картона или еще каких-то тонких материалов – так четко и громко раздался соседский крик.

– Ах ты грязная сука! – заревел Михаил.

После послышались глухие удары и звук падения чего-то увесистого на пол, от которого, казалось, задрожал весь «картонный дом». Я поднял корпус и испуганно посмотрел наверх. «Что за херня там происходит?» – пробормотал я.

Минуты две из их квартиры не доносилось ни шороха. Я снова лег на спину и закрыл глаза, пытаясь отгородить свою совесть от семейных разборок соседей сверху, как вдруг раздался мужской плачь навзрыд, хотя было бы логичней услышать женский. Если, конечно, его подружка еще была способна после шумного падения на какую-либо жизнедеятельность. После некоторых сомнений я резво вскочил с кровати и схватил мобильный телефон с целью сообщить в правоохранительные органы о возникших опасениях. Но следующая примирительная риторика Михаила и факт того, что Изольда при встречах со мной была немой как рыба, остудили порыв выполнить гражданский долг.

– Какой я дурак! Какой я дурак! Ты сильно ушиблась, моя дорогая?! – сквозь рыдания громко произнес Михаил.

Дальше он говорил тише и неразборчиво около минуты, но затем снова прогорланил во весь голос:

– Прости меня! Прости, моя Изольда! Ты единственный луч света в этом мраке земного абсурда! Я люблю тебя, Изольда! Пусть знают об этом все!

Бесспорно, его театральные высказывания во втором часу ночи попахивали сумасшествием, но знание того, на какие извращения способны эти двое, у меня в момент его словесных излияний на лице не дрогнула ни одна мышца. И я, удостоверившись, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, что его пассия жива, попытался вновь отгородиться от лихого дня и уснуть.

Не знаю, какой промежуток времени я был в беспамятстве, когда нарастающий скрип пружин и грубые мужские стоны вторглись в мой мирный сон и заставили открыть глаза. «У них точно не всё в порядке с головой! – промелькнула злая мысль. – Я съеду из этой чёртовой квартиры куда угодно, лишь бы подальше от них!»

Минут пять он «шпилил» ее под собственные охи и ахи, а в самом конце взял такую ноту, которую не в состоянии осилить ни один оперный певец в мире. Михаил был прав, когда кинул мне на прощание фразу, что поспать сегодня, и впрямь, не придется.

Глава 2

Наступило утро. Будильник прозвенел в семь часов, хотя особой надобности в нём не было, ведь я так и провалялся в кровати с бредовыми мыслями, которые мешали нормальному сну. Открыв глаза, я отметил, что сегодня октябрь вновь не порадует горожан солнцем и дивной погодой. На улице стоял полумрак и завывал холодный ветер, а по окнам стучал мерзкий осенний дождь. Даже если откинуть горькие обстоятельства, обрушившиеся внезапно на мою судьбу, то утренний подъем мало бы для кого стал радужным.

На кухне я вскипятил чайник и сделал растворимый кофе. О какой было еде я даже не помышлял, в состоянии страха и неизвестности стенки моего желудка трусливо сжались, и вряд ли бы без приключений пропустили внутрь что-либо, кроме жидкости.

«Эти дебилы сверху, наверняка, еще сладко дрыхнут, – зло подумал я, когда неспешно потягивал кофе за кухонным столом. – А мне совершенно разбитому придется переться на работу и долгие часы беспокойно ёрзать в кресле в предвкушении вечернего похода в полицейский участок». Ничего хорошего от которого ждать не приходилось.

Факт того, что ожидание беды хуже самой беды, для меня являлось прописной истиной. Но я и предполагать не мог насколько это бывает мучительным. Мои руки целый рабочий день находились в беспокойстве – они заметно дрожали при любой манипуляции с внешними предметами, следствием чего стала залитая чаем клавиатура, которая затем вышла из строя. Да и честно признаться, в ней тогда совершенно не было необходимости, ведь о какой-то производственной деятельности не было и мысли. «Скоро идти на допрос. Как вести себя? Отрицать, что я был на берегу реки? Или рассказать всё как было?» – крутились подобные вопросы голове. К сожалению, ответа на них не находилось. Любой из вариантов при детальном рассмотрении казался провальным. А когда мыслительный процесс доходил до пика трагичности, мое сердце билось с такой частотой, что тут же появлялся страх сердечного приступа. Я откидывался на кресле и принимался жадно поглощать воздух, иногда это происходило с шумом. Моя восприимчивость была полностью отрешена от будничных хлопот, поэтому не знаю, как на меня реагировали коллеги, но они непременно проявляли обеспокоенность странным поведением до этого спокойного и неприметного молодого человека.

В два часа дня я отпросился у начальства и сразу же покинул офис.

Полицейское отделение по левобережному округу находилось на восточной окраине города. Дорога туда принесла мало удовольствия, ведь пришлось добираться с двумя пересадками в автобусах, забитыми под завязку. Само здание полиции располагалось во дворах, среди старых пятиэтажных домов из кирпича, пожелтевшего от беспощадного времени. В своем большинстве это были коммунальные квартиры и молодожёнки, – район не из престижных, если выразиться мягко. Сам полицейский участок представлял из себя двухэтажное здание, облицованное светло-коричневыми панелями снизу и белыми сверху. Внутри ремонт был не так свеж, как снаружи, виделось легкое запустение. Я подошел к окошку дежурного сотрудника и поинтересовался, где можно найти Кнутова И.С. В ответ меня попросили предъявить паспорт. После сотрудник внес мои данные в журнал учета посещений. Затем он пояснил, что старшего лейтенанта Кнутова можно обнаружить на втором этаже в кабинете №214. И я, поблагодарив полицейского, отправился к лестнице.

В коридоре перед дверью кабинета никого не было. Я нерешительно постучался и, затаив дыхание, открыл дверь.

– Здравствуйте, к вам можно? – пролепетал я двум сотрудникам полиции в штатском. Они находились в небольшой прокуренной напрочь комнате. Один сидел слева у окна и в наглую дымил сигаретой, дым которой плавно поднимался из-за допотопного компьютерного монитора, другой был рядом со входом, по правую руку от меня. Третье пустующее рабочее место располагалось тоже у окна напротив курящего.

 

– Вам кого? – деловито произнес сотрудник, который курил.

– Мне… – я прокашлялся. – Где я могу найти Кнутова Ивана Сергеевича?

– Это ко мне, – вновь озвучил курящий. – А вас как зовут?

– Я Маслов Дима… Точнее Дмитрий Александрович.

– А-а! – воодушевленно произнес старший лейтенант Кнутов. – Вы вовремя, Дмитрий Александрович. Я уже подумывал, не позвонить ли вам. Вдруг вы запамятовали о нашей встрече, увлекшись заботами о больной родственнице. Как она, кстати, поживает?

– Кто? – испуганно выдал я, ведь в моей голове крутился только образ убитой девушки.

– Ваша сестра.

– А-а, сестра, – с облегчением сказал я. – Сегодня уже получше.

Я продолжил неуверенно тесниться в дверном проеме. Честно сказать, это место совсем не казалось уютным – на стенах были старенькие светлые обои с мелким рисунком, побеленные потолки имели желтые разводы около водосточных труб, сами трубы, выкрашенные бледно-желтой краской, были облуплены во многих местах. Слева от входа в комнату находился перекошенный гардеробный шкаф, по периметру располагалось три рабочих стола с компьютерами, хаотично закиданными разной макулатурой, а прямо напротив меня были замызганные окна, прикрытые потрепанным тюлем.

– Проходите смелее. Что же вы робеете? – пригласил меня старший лейтенант Кнутов. – Не надо робеть. Жизнь она такая, будешь мямлить – она тебя нагнет!

После этих, на мой скромный взгляд, нелепых слов я неспешно зашагал к его рабочему столу. Он резво затушил сигарету и бросил ее в мусорное ведро под столом.

– Присаживайтесь, – вежливо предложил он, когда я сблизился с ним.

Я окинул брезгливым взглядом стул, на который мне предстояло сесть. Он был обляпан чем только можно, на его сером тканевом сиденье явственно проступали белые пятна, схожие со следами соли на высохшей от пота одежде. Кнутов заметил мое замешательство.

– Согласен. Виноват. Возьмите вон тот. Все равно наш обалдуй сегодня не придет, – широко улыбнувшись, он указал на пустующее рабочее место напротив.

Я отставил обляпанный стул в сторону и принес кресло, отсутствующего сотрудника, которое, надо сказать, было немногим чище.

– Такс-с, – прошипел он, постучав пальцами по столу, когда я наконец-то уселся, – давайте приступим.

На вид ему было около пятидесяти лет. Он имел густые черные волосы, просеянные сединой, и такие же густые усы на круглом, пухленьком лице. Телосложение его было коренастым, рост около метра семидесяти пяти. Своими повадками и небрежным обликом он походил скорее на слесаря с завода, только что отрубившего смену с гаечным ключом в обнимку, чем на полицейского.

– Вы говорите, что вас зовут Маслов Дмитрий Александрович, – зачем-то он вновь озвучил мое полное имя, но сейчас это было сказано таинственным образом.

– Да, всё верно.

– Это хорошо, – задумчиво произнес он. – Давайте так, Дмитрий, а лучше Дима, перейдем на ты. Я человек простой, не приемлю всей этой псевдоуважительной чуши. Так ведь намного проще вести диалог. Как вам такой вариант? Хотя нет, тебе? – заулыбался Кнутов.

– Я не против, – скромно ответил я.

– Ну и отлично. Обращайся ко мне Иван, Ваня, без разницы, – сказав то, Кнутов протянул руку, которую не без доли неловкости я поспешил пожать.

Признаю, его неординарный дружелюбный подход сказался благотворно на нервозности: беспокойные зажимы в теле ослабили хватку, и я почувствовал себя комфортнее в этом чужом и мрачном кабинете. Сложилось такое ложное ощущение, что человек, протянувший мне только что руку, способен на понимание и сострадание во всех жизненных перипетиях, и поэтому я могу без страха говорить ему о любых вещах, в каком бы нелепом свете они меня не выставляли.

– Можешь закурить если хочешь, – он протянул мне открытую пачку сигарет. – Разговор нас ожидает не из приятных. Мне то уже привычно, я с этим дерьмом каждый день вожусь. А тебе, как новичку, Дим, наверно, слегка не по себе?

– Да, – не сразу ответил я. – Есть такой момент.

Он по-доброму усмехнулся:

– А я о чём толкую. Ты бери-бери. Не куришь что ли?

– Мне немного неловко курить здесь.

– Я тебя умоляю, Дим, – мгновенно он состроил уничижительную гримасу. – Здесь все свои.

Не без доли сомнения я вытянул одну сигарету из пачки и вставил в зубы. Кнутов тут же поднес к моему лицу язычок пламени от зажигалки, и через секунду я уже ощущал грубый сигаретный вкус во рту.

– Двадцать восьмое августа, – вдруг произнес он. – Пятница, насколько я помню, была. Ты парень еще молодой, наверное, приветствуешь разные тусовки в клубах, на природе, может, предпочитаешь собираться с друзьями? Чем занимался, короче, в тот день, Дим?

Иллюзия спокойствия и доверчивости мигом спала, когда пришло осознание того, к чему с виду добродушный человек, так вкрадчиво и тактично подводил. Я посмотрел на него испуганным взглядом, который непременно дал повод собеседнику заподозрить мои дальнейшие слова в нечистоплотности. Ответ ему последовал не сразу.

– Двадцать восьмое августа? – затем как пришибленный озвучил я. – Не помню. Это же было давно. Что я тогда делал? – спросил я будто бы у себя. – Так быстро и не приходит ничего на ум.

– Дима, а ты хорошо подумай. Ведь отдыхал с друзьями, что греха таить.

– Ну, если это была пятница, то, возможно, и отдыхал с друзьями. В этом нет ничего необычного, – с напускным спокойствием ответил я.

Кнутов ухмыльнулся.

– А я и не говорил о необычности ситуации, заметь. Об этом заговорил ты… Ладно, не будем об этом. Что уж тут ходить вокруг да около, ты прекрасно понял к чему я, так сказать, ласково пытался подойти, чтобы не ранить твоих изнеженных чувств, – посмеялся он.

Почему-то его звонкий смех самым мерзким образом тронул неведомые взору струны моей души, и вдруг стало так невыносимо и отвратительно быть здесь, на нелепом допросе, к делу которого, как я думал тогда, не имею никакого отношения.

Из-за поворота, который принял диалог, я совсем позабыл о сигарете – она бесполезно тлела в моей правой руке. Когда понял свое упущение, то вместо табака обнаружил серый столбик пепла, державшийся на честном слове на нетронутом огнем сигаретном фильтре. Я было хотел стряхнуть пепел на пол (других пристойных вариантов не было), но как только я дернулся, он рассыпался на какой-то лежащей на столе документ, не знаю уж, какой важности. Кнутов не заметил моей оплошности, ведь был строго сосредоточен на лице допрашиваемого. Я, делая вид, что у меня всё под контролем, поднес остатки сигареты к губам и затянулся.

– Ты не обращай внимания на него, Дим, – подал голос второй постоялец кабинета №214, который до этого что-то усердно набирал на компьютерной клавиатуре. – Наш Иван – рубашка-парень, несмотря на свои неюные годы. Как ляпнет что, хоть стой – хоть падай.

Я судорожно повернул голову в сторону говорившего и заметил на его губах приветливую улыбку.

– Да все нормально, – ответил я.

– Семён, ты работал там? – язвительно сказал Кнутов. – Так работай! У нас здесь все на мази, пацан в состоянии сам отличить шутку от колкости.

– Дима, держись, – продолжая улыбаться, второй постоялец показал жест поддержки сложенными крест-накрест ладонями.

– Майор Игнатов, я сейчас встану – ты ляжешь! И мне наплевать, что ты выше по званию! – шутливо пригрозил Кнутов.

– Всё-всё, – Семён поднял руки вверх, обозначая свою сдачу. – Занимайтесь, не буду вам мешать.

Второй сотрудник полиции был гораздо моложе Кнутова, и поэтому было неожиданным узнать, что его звание выше. Он имел светлые короткие волосы, худое лицо с большой родинкой у носа и костлявое телосложение. Некоторые остряки подобных персонажей называют «вешалка», отмечая, как широко и угловато сидит на его плечах пиджак или же другая одежда.