Czytaj książkę: «Теория доброй воли»

Being thus be – netted round with villanies, —

Ere I could make a prologue to my brains,

They had begun the play – —I sat me down,

Devised a new commission, wrote it fair:

I once did hold it, as our statists do,

A baseness to write fair and labour’d much

How to forget that learning, but, sir, now

It did me yeoman’s service: wilt thou know

The effect of what I wrote?

– — – – – – – – – – – – –

Thus conscience does make cowards of us all;

And thus the native hue of resolution

Is sicklied o’er with the pale cast of thought,

And enterprises of great pith and moment

With this regard their currents turn awry,

And lose the name of action. – Soft you now!

The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons

Be all my sins remember’d.

– — – – – – – – – – – – –

For good Polonius’ death; and we have done but greenly,

In hugger – mugger to inter him: poor Ophelia

Divided from herself and her fair judgment

Hamlet

Под гербом стоял судейский стол. Восседали за ним трое персон. Худой писарчук. Выцветший подьячий. И госпожа судья – дама, степенная статью и лицом. <…> Скучающее выражение лица и отсутствующий взгляд судьи свидетельствовали, что степенная дама мыслями находится далеко. И что совершенно иные занимают ее вопросы и проблемы – стирка, дети, цвет занавесок, подходящее тесто для макового пирога и предвещавшие кризис счастливого супружества складки на ягодицах. Ведьмак смиренно принял тот факт, что сам он – куда менее важен. Что не конкурент подобным материям.

Анджей Сапковский, «Сезон гроз» (пер. С. В. Легеза)

Люди обязаны помнить о зле

Верить в добро и не верить наветам

Ты отвечаешь за все на Земле

Будь Человеком, Стань Человеком!

Р. Рождественский

© Евгений Любивый, 2022

ISBN 978-5-0056-0381-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Актуальность. С принятием новой редакции Конституции в 2020 г. в научном сообществе был оживлен вопрос о нравственных основаниях государственного порядка в России, отраженных, в т. ч., в Преамбуле Конституции, где отмечено «исторически сложившееся государственное единство», сохраненное благодаря «памяти предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость», утвержденное «исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями». Все перечисленные сентенции носят моралистический характер и сформулированы под влиянием традиционалистских течений предыдущих столетий. В этом отношении Конституция являет собой юридический консенсус¹ доброй воли «многонационального народа» России. Неслучайно и новая редакция Конституции была именно «одобрена», а не принята или легализована народом. Эта добрая воля пронизывает всю человеческую деятельность, направленную к созиданию. Не лишнее здесь и право: вся история законодательства представляет собой борьбу с произволом, который противопоставлен доброй воли. Добрая воля есть первичная интеллектуальная сфера человеческого мышления, в которой присутствуют элементы юридических принципов, правосознания, этики, воспитания и образования², норма семьи, особо подтвержденная в редакции 2020 г. (п. ж.1) ч. 1 ст. 72); соотношение индивидуальной и групповой воли подчеркнуто в запрете нарушения прав и свобод одних людей при осуществлении прав и свобод другими субъектами (п. 3 ст. 17). В связи с поэтической краткостью преамбулы, возникает проблема определения понятия «доброй воли» и ее соотношения, включенности в систему современных российских законодательных норм. Особенно эта задача актуальна для гражданских отношений, которые, в отличие от уголовных отклонений, затрагивают обыденную сферу общественной статики, которая, согласно законным нормам, функционирует в соответствии с главной мыслью конституционного и, последовательно, гражданского строительства – доброй волей. Вместе с рецепцией досоветских юридических норм приобретает вес право доброй воли, известное в античных и средневековых каденциях. Введение в гражданскую кодификацию в 1994 г. этико – правовых принципов официально связывалось с задачами укоренения в цивилистических отношениях «цивилизованных норм» и «добрых нравов»³. Между тем, фразы «если иное не предусмотрено», «если иное не установлено», «если иное не вытекает» употребляются в Гражданском кодексе более 500 раз, что делает эту книжку бессмысленной: любую норму можно оспорить, нивелировать, проигнорировать. Вместе с законодательным закреплением отсутствия объективности судьи в гражданском процессе⁴ (суд не истребует по собственной инициативе всех доказательств по делу и не применяет правовые нормы, не заявленные сторонами), установлением процентных неустоек при денежном долге (ст. 395 ГК РФ), такая небрежность делает гражданское законодательство – торговым, предпринимательским набором неописанных околокриминальных обычаев ведения бизнеса и необязательных к исполнению экономических формул. Упадок, инфляция⁵ правых норм налицо. В 2020 г. со всей очевидностью обнаружилось и другое. В условиях стихийного бедствия мирового масштаба российская правящая группировка готова помогать только «хозяйствующим субъектам», игнорируя людей, не занятых коммерцией. Неслучайно и введение термина «публичная власть» (Закон РФ о поправке к Конституции РФ от 14.03.2020 N 1—ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти»). Понятие публичной власти, ставшее в ст. 67 Конституции исходным по отношению к суверенитету, территории, традиции, истории, религии и детям, напрямую отсылает к участникам публично – правовых отношений, а именно коммерческим организациям и бизнесменам (ср. с п. 16 Постановления Пленума ВС РФ от 25.12.2018 N 49), закрепляя, что только они являются носителями государственного суверенитета и значимыми членами общества, в отличие от прочей «массы» – в итоге мы получаем завуалированное конституционное сословное разделение. Таким образом, имеет место отрицание ценности человеческой личности, сведение «человеческого капитала» к хозяйственной массе, оцененной в финансовой стоимости и торговой прибыли. При таком пренебрежении в обществе, установленном государственными чиновниками, невозможно создавать цивилизацию, юридически обоснованную в Преамбуле Конституции, в т. ч., и ее торгово – экономическую часть. В итоге, примитивно – торговая идеология противоречит сама себе, отрицает и уничтожает саму себя.

Отрицание этики и права – проблема современного общества, которая касается и профессиональных групп юристов, медиков, педагогов, коммерсантов, чиновников. Распад идеологической и государственной систем в 80—90—е гг. привел к взрослению поколения людей, воспитанных на воровских ценностях и антисоциальных нормах. В особо тяжких случаях это оборачивается сознательным загниванием индивидуальности, отрицанию своей, а следовательно, и чужой личности, наслаждением ничтожеством и творением зла. Неумение отделить добро от зла даже на уровне персональной оценки становится отличительной чертой нынешнего «социально одобряемого поведения». Идея свободы заменена идеей стяжания. Это противоречит нормальному естественному миропорядку: биологи доказали, что способность нейросетей к распознаванию и группировке поведения относится к высокоразвитому, человеческому типу мышления, расстройство сопереживания и сознательности является умственной болезнью (аутизмом). «Зеркальные нейроны» («нейроны обучения») объединяют волю и интересы человечества, являются ключевым компонентом в воспитании, образовании, нормальных семейных отношениях, программах социального взаимодействия, в любой разумной деятельности⁶. Эти аспекты мышления, объединенные доброй волей и правом, станут объектом изучения в нашей диссертации при разборе этико – юридических идей, разрабатываемых великими мыслителями на протяжении тысячелетий. Таким образом, современное естествознание признает результаты гуманитарных исследований, выразивших идеи о праве и доброй воле, которые в обобщенных формулировках будут изложены в выводах к первой и второй главах диссертации.

Кодексы представляют из себя мифы, с помощью которых государство утверждает свои институты. Записанный закон есть модус, который в условиях ограничения культуры памяти, обращен к юридическим отношениям будущего. Юридическое мышление формируется в столкновении правительственной инициативы, их идей и предлагаемых формул кодификаций, и права, рожденного из практики работы отдельных социальных групп⁷. Юриспруденция – искусство убеждения. Гражданское судебное разбирательство – словесный поединок, где грамотная речь является единственным инструментом доказывания. Началом процесса написания закона является обсуждение, юридическая техника второстепенна и необходима для единообразия кодификации. Право действует не только в рамках позитивизма. В судебном гражданском споре, при столкновении двух законодательных наборов аргументов, диктат нормативизма рушится в решении судьи, навеянного внутренним убеждением. Если частное усмотрение законодателя хранится на нравственных представлениях, которые признаны позитивным правом в закрепленных принципах разумности, добросовестности и справедливости, то усмотрение суда держится дополнительно на системе судебной практики. Результаты решений высших судебных инстанций составляют прецедентное право⁸. Существенную роль в формировании консенсуса доброй воли играет судебная юрисдикция, призванная разрешать споры и ситуации, причиняющие вред, и разрушающие отношения доброй воли в обществе. Обилие судебных тяжб по мельчайшим имущественным столкновениям свидетельствует об отсутствии доброй воли в отношениях людей; люди не способны договариваться, а зачастую и не хотят в силу субъектного неравенства. Тогда недобросовестное поведение становится характерным признаком судебного спора, а правда исчезает из юридических категорий. Судьи же руководствуются эмоциями⁹, ложно расцененными как рациональность. Рационализм ограничен разумом рационализатора. В условиях борьбы судебной практики, судебных постановлений, методологически разных подходов к трактовке законодательства, когда три нижестоящие инстанции могут полностью противоречить последующему прецедентному решению Верховного суда, отправляющего дело на повторное рассмотрение в суд первой инстанции, происходит закольцовывание судебной системы на саму себя.

Необходим другой подход. Сегодня юриспруденция – это дисциплина, созданная в XVII – XVIII вв. математиками, и используемая ныне гуманитариями, поэтому исходный смысл базовых терминов не поддается точным формулировкам, юридический язык забыт. В настоящем связи между людьми, при невозможности исполнения различных законодательных систем норм, сводятся к универсальным правовым и неправовым (этическим) принципам¹⁰, с помощью которых право не утрачивает монополию на регуляцию гражданских отношений, признавая моральное содержание принципарного подхода. Сегодня в России на основе сочетаний достижений правовых школ прошлого вырабатывается понятие этико – юридических принципов гражданского права¹¹. Обширный выпуск нормативно – правовых актов свидетельствует о стремлении к правовой регламентации всех элементов деятельности, что неминуемо приведет к уравниванию правовых, социальных и этических норм. Идеология «правового государства» таким образом ведет к собранию всех этих норм в базах «электронного законодательства», которое способно проникнуть во все сферы жизни. Поэтому на первый план будут выходить этико-правовые начала – принципы – которые станут верховодить над вторичными «цифровизированными» нормами. В связи с этим, «Ассоциация международного права» призывает страны мира унифицировать законы в когнитивном поле доброй воли¹². Таким образом, центральная роль доброй воли достигается благодаря внедрению и расширительному толкованию этико – правовых принципов.

Отсутствие в отечественной литературе раскрытия соотношения права и доброй воли вместе с восстановлением культурно – юридического качества категории «правосознание» после 1991 г.¹³, и преодолением гегельянско – марксистского тоталитаризма требуют изучения и развития универсальных правовых начал, касающихся этических представлений всего общества. В современной российской юридической доктрине распространен взгляд, согласно которому правовые принципы¹⁴ добросовестности, справедливости и разумности объемлют собой «нравственно – моральную» сферу человеческой деятельности, где «нравственный» – элемент субъективный, личный, указывающий на наличие сопротивления, что противопоставлено «моральному» – элементу объективному, общественному, государственному. При синонимичности этих двух терминов, между тем, доктрина не идет дальше, объединяя эти элементы в праве личности, к чему пришла еще дореволюционная правовая мысль (см. Главу 2), и нормативисты – законники не развивают более эти категории в силу ограниченности методологического подхода, – из – за упадка права даже профессиональные юристы не осознают фундаментальных «метаюридических категорий»¹⁵. Поэтому в нашем исследовании учтен фактор права личности при определении доброй воли в праве.

Универсальность этико – правовых принципов подтверждается не только позитивной практикой, но и отрицанием, периодически возникающем в истории права и юридической доктрине. Возникновение и закономерное угасание этой критики только укрепляет устойчивость этико – правовых принципов, к которым человечество постоянно возвращается¹⁶. Начало права, добрая воля – это «высшая идея», которая «характеризуется универсальностью, общей значимостью и высшей императивностью»¹⁷. Универсальность может быть гуманитарной, социальной, политической и национальной¹⁸. Юристы признают общую логику, но в вопросе об общей доброй воле мнения расходятся со значительным уклоном в отрицание. Вместе с нормативизмом, который представляет из себя отрицание положительного права, как писаного, так и неписаного, с заменой положительных юридических принципов, судебный процесс неминуемо превращается в сутяжничество, в торговое соревнование, где побеждает тот, кто перевесит барышей. Суды действуют из субъектной позиции, фактически изначально защищая одну сторону спора. Такое юридическое поведение стало образцовым. Категория доброй воли, изъясненная юридически и для юристов, обосновывает истинно правовой характер судебной деятельности. Воля судьи есть центр судебной деятельности, все прочие участники процесса содействуют его воле, но не являются ее причиной¹⁹. В моей диссертации я предлагаю и постановляю добрую волю против обоснования зла, добросовестность против жульничества, разумность против навязываемого безумия.

Наша работа направлена на развитие этого тезиса. Исследования в правоведении служат единой цели – улучшению отечественного законодательства, созданию правовым путем условий в родной стране, которые станут выше международных установок, превзойдя их морально и интеллектуально.

Итак, в соответствии с темой, актуальность диссертации обусловлена мною с юридической, этической и естественнонаучной точек зрения и обоснована правоведчески, аксиологически и эпистемологически.

Эмпирическая база диссертации. В сегодняшней западной мысли тема нравственности и доброй воли является одной из ключевых. Типична книга П. Черчленд «Совесть», в которой в эссеистической манере приводятся примеры нынешнего «политкорректного» взгляда пропагандистских групп в оценке прошлого, которое отвергается как полностью преступное и бездарное; в настоящем положительно отмечаются явления, связанные с новейшим азиаподобным интернационализмом и безапелляционно отвергаются любые попытки критиковать или обсуждать «безгрешность» внушаемой агитации²⁰. В целом, книга представляет собой возрождение средневековых психологических тенденций: лицемерное «семиотическое»²¹ отрицание идеологии в своем учении для уничтожения всех конкурирующих идеологий и установления тоталитарной воли, при которой понятие партийности исчезнет в силу запрета инакомыслия и внедрения обезличивания. Другой автор, Д. Лэндис более трезво и последовательно доказывает превосходство людей европейского типа, позволившее создать величайшую богатейшую цивилизацию и этико – правовые стандарты человечности, благодаря интеллектуальной автономии личности, осознанию согласованности природного порядка и регулярному внедрению новых мыслей и изобретений²². Два перечисленных подхода противостоят в современном западном мировоззрении, впрочем, исходя из единого источника, находясь в рамках единой тоталитарной группировки, стремящейся установить, кому можно жить, а кому нет. В текущей западной юридической мысли на первое место выходит антропологически обоснованное понятие правосознания. Сужается первичность законодательства, на первый план выступает обычай, вводится регулирование воль с помощью принципа добрых нравов²³. В современной европейском цивилистике в основу международной торговли положены принципы права – добросовестность и разумность – которые означают признанный порядок толкования, основанный на презумпции, при котором конкретное правило в сложившейся ситуации преобладает над общими указаниями²⁴. В частном европейском праве добросовестность, в первую очередь, связывается с честным ведением дел²⁵. В европейском договорном праве добросовестность, вместе со справедливостью, выступает как требование и как принцип безупречной деловой практики; также ценится доброе имя и репутация контрагента²⁶. В европейском конституционном праве²⁷ добро и добрая воля являются общепризнанными категориями. Так, в Конституции Франции (ст. 6) отмечен критерий добродетели для кандидатов к занятию государственных постов, в Конституции Германии (ст. 56) президент при принятии присяги клянется действовать добросовестно, в Конституции Италии (ст. 19, 21) свобода совести привязана к соответствию добрым нравам; добрососедство есть один из главных принципов организации Европейского Союза (ст. 8.1 Конституции), при котором финансовое управление исполняется по – доброму (п. 5 ст. 310 Договора о деятельности Европейского союза); в Преамбуле Хартии Европейского союза об основных правах заявляется о духовном²⁸ и нравственном достоянии европейских народов²⁹. Для судей Франции принят Сборник этических обязательств³⁰, что подчеркивает моральный императив в исполнении профессиональных юридических функций судопроизводственного аппарата.

Существует и обратная тенденция: в Нидерландах, наиболее развитой стране философии «новой этики», добросовестность исключена из гражданских правоотношений, с заменой ее справедливостью и разумностью³¹, что, впрочем, оставляет закон в рамках доброй воли. Таким образом, общая европейская этико-правовая тенденция сегодня заключается в том, что законы сводятся к инструкциям и техническим стандартам (искусственные нормы, по Коркунову, см. §2.1.2), а все личностные отношения межд людьми переходят в сферу регулирования моральных принципов, императивов и прецедентов совести всеобщего мышления. Это есть начало распада юридических норм на естественные, предназначенные для «высших этических групп», и технические, уготованные для нового типа рабов, созданных на основе смешения генетического и кибернетического материала. Так, европейская концепция права и европейская концепция добра, стремясь ко всеобщности, уходят от нее и не оправдывает заложенных христианским гуманизмом ценностей, что приводит к загниванию личности с переносом грубо – материалистических идей в будничную жизнь и переходом к постгуманистической пропаганде, направленной, с одной стороны, к фашистским концептам сверхчеловека, что, с другой стороны, означает изничтожение человечества как такого, что выгодно правящим классам, ведущих и мечтающих о возвращении и эволюционировании феодальных норм, при которых обслуживать верхушку будут не просто безвольные рабы и крепостные, а полуживые автоматы.

Что касается нашей страны, то властвует ошибочное мнение, что правовое развитие России бедно и законодательный опыт устарел. Недавние периоды истории называют малоизученными, а затем об их загадках просто забывают. Иначе как незнанием и ленью это мнение объяснить нельзя. Советские юристы общие начала развития законодательства называли принципами. Этот подход сохранился сейчас. Признавая положительное право, отмечу, что эта методология не позволяет рассматривать юридическую сущность в универсальности и целостности государственного порядка.

Лидер современной отечественной конституционной идеологии В. Д. Зорькин, отрицая традиционализм, призывает строить право России на основе религиозной нравственности, которая приведет к евангелической «модернизации» общественного блага с постановлением «божества Закона»³². Заметим, что плохо, когда религия³³ заменяет этику и закон, – это означает, что морали нет, поведение регулируется капризом религиозного чувства, самоцель добродетели отрицается. Поэтому необходима разработка морально – правовой теории, призванной заменить устаревшие положения религии. Принципы права, составляющие эмпирическую базу обоснования закона, являясь концептами категорий блага и правдивости (условно объединенные в категорию «доверие», которая неточна, о чем ниже), внедряются в отечественное законодательств на протяжении тридцати лет. Изучение принципов права, начатое с их введения в 90—е гг. XX в.³⁴, достигло своей логической вершины к 2010—м гг. в диссертационных исследованиях. Немаловажную роль в обосновании оценочных категорий законодательства играет разработка доктрины правовой культуры (правосознания)³⁵. Способность разбираться не только в юридических, но и в идеологических аспектах правовой культуры, характеризует профессионального легиста³⁶. В качестве базовых положений соотношения доброй воли и права отметим, что закрепленное конституционно право личности обоснованно биологически с момента зачатия³⁷. Идея права личности напрямую связана с доброй волей, желанием и стремлением действовать добродетельно. Чтобы распоряжаться правом личности, нужно обладать правосубъектностью, субъектностью владеет только тот, кто сопротивляется («Человека создает его сопротивление окружающей действительности» – А. М. Горький).

Принципы права отражают желание участников гражданского оборота действовать в соответствии с доброй волей³⁸. В судебном процессе определяется и одобряется такое поведение; добродетель находится во главе законопослушного и сознательно – активного правового образа жизни. Презумпция добропорядочности человека стоит во главе гражданского судопроизводства³⁹. Находясь идеологически между теориями правового позитивизма (традиция от Победоносцева) и социологизма (традиция от Муромцева), судебный корпус вынужден прибегать к этическим категориям для принятия наиболее правильного решения, которое отвечает требованиям политического равновесия страны и не позволит избежать ответственности криминальным элементам, которым выгодна дестабилизация государственного аппарата⁴⁰, поэтому законодательных принципов здесь недостаточно. Итак, мы видим неудовлетворенность правовыми исследованиями в области соотношения доброй воли и права в первые два десятилетия XXI в. И поэтому теперь настал новый этап исследований в этом поле – в сфере действия доброй воли в праве.

Объектом диссертации являются правовые идеи, вошедшие в категорию доброй воли или соотнесенные с ней, заключенные в правовые принципы и закрепленные в современном российском гражданском законодательстве (добросовестность, разумность, справедливость, внутреннее убеждение и усмотрение судьи). Предметно рассматриваются этико – правовые принципы, относящиеся к сфере отношений частных субъектов и затрагивающие свободный выбор доброй воли при исполнении права в гражданском судебном процессе. Право изучается через призму этики⁴¹ доброй воли. В ходе работы происходит взгляд от настоящего к прошлому с выводом к нынешнему позитивному праву, где вычленяются положения современного российского гражданского законодательства, затронувшие тематику соотношения доброй воли и права, которые были выработаны исторически в теории этики и права, и вошли в нынешнее цивилистическое законодательство.

Цель работы заключается в рассмотрении деятельности судебного института при принятии решений, основанных на толковании гражданского законодательства в соответствии с доброй волей судьи.

Для полного, последовательного и точного исследования темы проблемное поле исследования разделено на задачи:

Первая задача заключается в определении понятия «добрая воля». Для этого мною исследованы идеи правовой культуры европейских народов с древнейших времен, в т. ч. концепции ведущих мыслителей прошлого, которые ставили своей целью улучшение человеческого рода на основе добра и права.

Вторая задача состоит в определении «доброй воли» относительно отечественного судебного института. Для этого я изучаю нравственные реитерации, присущие российской юрисдикции с древнейших времен, и мнения русской гуманитарной школы по поводу того, что нужно включать в понятия добра и права.

Третья задача решается путем раскрытия этико – правовых принципов, вошедших в нынешнее российское гражданское законодательство. На основе выводов первых двух разделов работы дается ответ на вопрос, насколько эти законодательные принципы соотносятся с явлением «добрая воля».

Четвертая задача логически приводит нас к актуальному судебному институту России, к феноменам внутреннего убеждения и усмотрения судьи. В ответе на вопрос – насколько эти феномены при исполнении судебной деятельности согласуются с доброй волей – состоит достижение цели диссертации.

Определение направления исследования категории доброй воли напрямую связано с вводными понятиями права. Русскоязычные термины не соответствуют иноязычным, на которые ориентируются законодатели и связанные с составителями кодификаций представители доктрины, в силу разных гражданских отношений, сложившихся в ходе исторического развития общества. Поэтому юридический постулат, согласно которому в юриспруденции не существует синонимов, здесь абсолютно применим⁴².

Установлено, что исторически в правоприменении этические нормы аксиологически затрагивают функции воспитания, мировоззрения, интеграции, выраженные в законности, этико – правовых принципах, практике судебных решений; умение соотносить эти концепты добра и истины является искусством юриспруденции⁴³. Эти вопросы на протяжении эпохи, предшествующей научным прорывам второй половины XIX в., соотношение доброй воли и права разбирали три великих мыслителя: Аристотель, Кант и Гегель. Рассматриваемая мною категория «добрая воля» восходит к аристотелевской традиции, а не к кантовской. Аристотель стоит у основания как этики, так и правовой методологии. Учитывая юридический систематический свод древних римлян, заключим, что и этика, и право являются чисто европейскими⁴⁴ концепциями, присущими европейской цивилизации, следовательно – добрая воля, порожденная синтезом этих учений и полностью включенная в европейскую интеллектуальную сферу, представляет собой исключительно европейскую категорию, поэтому и поле исследование очерчено нами в рамках европейской этико – правовой культуры. Подчеркнем, что произведения Аристотеля представляют собой исторический пласт из ряда вариантов его творений, переработанных различными школами его последователей в соответствии с их идеологической направленностью; в т. ч. поэтому принятая в современной науке редакция сочинений Аристотеля зачастую внутренне противоречива и не лишена интерполяций (особенностями и тонкостями переводов с древних языков в разные эпохи я не касаюсь вовсе). По этой же причине первый параграф первой главы оканчивается обзором не с концом античности, а с конца классического средневековья, времени, когда греко – романская традиция закольцевалась в своем развитии и под Возрождением литературы стал пониматься культурно – текстовый слой, принятый доныне. Если Кант рассматривал добрую волю абстрактно, то заслуга Гегеля заключается в историческом обосновании доброй воли, при которой категории добра и свободы равны. Таким образом, Гегель вернул нравственность на высший уровень человеческих принципов, хотя и с долей мистицизма, унаследованного от средневековой схоластики и тягой к нравственному закрепощению личности.

Во второй половине XIX в. работала группа мыслителей, занятых поиском политико – правового универсализма, властвующего сегодня в области общественных наук на протяжении более ста лет. Это Р. Иеринг, Г. Геффдинг, Г. Спенсер, Дж. Макензи. Их труды оказали существенное влияние на объяснение соотношения доброй воли и права. Разбор учений перечисленных философов последует в первой главе.

Переходный период, вызванный великими войнами первой половины и кризисом середины XX в.⁴⁵, ставит вопрос о сути права, о том, какова будет его форма, – позитивно – нормативистская или естественно – историческая, – и о правовой идеологии – в центре которой будут либо права человека⁴⁶, либо этика доброй воли⁴⁷. В современном российском законодательстве допускается синтез этих двух правовых платформ, о чем в основной части диссертации.

Правоведы обязаны найти понятие о всеобщей истине⁴⁸; именно найти, не придумать, не внушить пропагандистские штампы, а путем философского, свободного и фундаментального познания раскрыть универсальные принципы человеческого общежития, закрепленного в мышлении и выраженного в законах и обычаях; в противном случае любое актуальное понятие права рискует быть обвиненным в произволе, защите интересов правящего класса, несправедливости, жестокости, абсурдности. Понятие доброй воли этимологически связано с категориями ценностей, достоинства, доблести, поощряемого поведения, которое приносит благо людям. В силу логической временно́й изменчивости понятий, слова из древних языков не могут быть переведены одним словом, требуется трактование и справочный материал. Это относится и к древнеримскому понятию доброй воли, «bona fide». Классическая трактовка добродетели содержится в Словаре Радлова⁴⁹, который вот уже более ста лет неоднократно переписывался и неумело сокращался («редактировался и дополнялся»), так что теперь юристы воспринимают добрую волю («гудвилл») в узком коммерческом значении как нематериальные ценности предприятия или как повод для «международной вежливости»⁵⁰. Это определение в корне неправильное, потому что в том же английском языке⁵¹ многозначный термин «fair»⁵² переводится и как добрая воля, и как и справедливость, и как честность, и как гармоничная красота, и этот термин напрямую происходит из латыни и соответствует французской юридической категории «juridiction volontaire», которая объединяет понятия свободы, права и доброй воли (на практике используется как судебное управление без принятия постановления по делу (судебная опека)⁵³). Во Франции во времена классической монархии существовала система судебной защиты, основанная на доброй воле судьи (bonne foi)⁵⁴. В немецком законодательстве более ста лет действует принцип ничтожности сделки, противоречащей добрым нравам⁵⁵. В латыни добрая воля обозначалась терминами bona fide, religiose, juste, под термином справедливость объединялись слова с корнями ben, ver, just, rect, legitim, integr. Под термином «fide» также понимался союз (федерация). Слова «доверие» и «совесть» в латыни отсутствовали⁵⁶. Опираясь на латинский первоисточник, в дальнейшем bona fides я буду переводить как «добрая воля»⁵⁷.