Czytaj książkę: «ЧОП «ЗАРЯ». Книга третья»

«Столичный вестник»

Специальный выпускъ! Срочно в номеръ!

«Весенний бал у Медниковых. Интрига сезона: кому достанется рука наследницы великого рода?»

«Не пора ли очистить Енисейскую губернию? Почему Орден медлит?»

«Египетская выставка в Эрмитаже! Уникальная экспозиция мумий!»

«В ночлежных домах на Хитровке опять пропадают люди. Криминал или фобосы?»

«Стерляжья уха, белуга в рассоле и поросёнок с хреном – пальчики оближешь или новое меню в купеческом клубе».

«Ежегодное обновление рейтинга охотников Ордена. Новые имена и герои».

ГЛАВА1

– Любезный, заказывать что-то еще будете? – из-за барной стойки лениво, чем-то чавкая и растягивая слова, крикнул мне мужичок с усиками, бывший в этом чудесном заведении одновременно и барменом, и официантом. – Еще чаю подать? Отсели бы от окна, сквозит там.

– Двойной давай, с чабрецом и малиновым вареньем, – я положил на стол раскрытую газету и обернулся к бармену. – И какой-нибудь крендель давай, с повидлом.

Я поежился. От окна и правда шел довольно плотный поток холодного воздуха, а кое-где прорывались и снежинки. Кружились, играя в солнечных лучах, и оседали на стол и газету, которую я очень старательно читал последний час.

Перевернув страницу, я достал нож и, стараясь не привлекать к себе внимание бармена, проделал новую неровную дырочку. Поднял газету, посмотрел в окно и, не удовлетворившись результатом, увеличил отверстие.

Одним глазом скакал по заголовкам и картинкам, а вторым внимательно смотрел на народ, толпящийся под вывеской: «Зубные врачи для бедных». Там я уже был – скрывался в очереди бедолаг и грелся возле бочек с горелым мусором. Недолго: слишком много не только нервных типов, но и реально нуждающихся тоже хотели тепла.

Я не выделялся: старый ватник, дырявые ватные стеганые штаны и шапка-ушанка с одним оторванным ухом, грецкий орех за щекой и грязная повязка, прикрывающая «опухоль». В очереди меня легко приняли за своего, и биться за место у костра, привлекая внимание охраны дракой, не хотелось.

Вариант отправить на слежку Белку отработал себя несколько часов назад. Пробраться внутрь и убедиться, что Дантиста нет на месте, она согласилась, а вот караулить внутри или снаружи – отказалась. Либо скучно, либо холодно.

Так что теперь я сидел в трактире через дорогу, дрянном и полупустом, так как местные завсегдатаи пока трудились где-то на городских производствах. С одной стороны, я наслаждался жизнью: почти тепло, вкусный крепкий чай, свежие булки с крендельками, и никто не пытается тебя убить. Это временно, конечно, но все равно хорошо.

С другой стороны, еще вчера я щеголял в новом модном прикиде: короткий тулупчик, очень похожий на куртку военного летчика из моего прошлого мира, напичканную всякими технологиями. Только если у нас это всякие там «гортексы», мембраны и утеплители, то здесь «начинка» была магической.

Невесомый, будто бомбер из гагачьего пуха, с аккуратным меховым воротником, но теплый настолько, что крещенские морозы кажутся слегка прохладными первомайскими ночами. К куртке прилагались плотные брюки-карго с карманами, в которых оказалось удобно хранить патроны для дробовика. Брюки также были утепленные и непромокаемые. И крепкие ботинки, которые мне чуть ли не подарили, учитывая, сколько я потратил. Когда дорвался, наконец, до лавки магических редкостей мадам Дюпонд.

Я спустил почти весь дополнительный бонус, который нам выплатил Исаев за изгнание химеры и помощь с сектантами. Потратил бы весь, да и основной гонорар в придачу, но Захар возник, как черт из табакерки, и перехватил банковский чек прямо перед моим носом.

А вот то, что Исаев выдал налом, я забрал себе. Повезло, что у Захара рука уже занята была. Поделили на всех, и моя часть в итоге осела в кассе у мадам Дюпонд. Но я ни разу не пожалел. Особенно когда на одной из полок увидел блокнот – точь-в-точь такой же, какой был у деда.

– А это что? – с максимально не заинтересованным видом поинтересовался я, хотя внутри поднималась волна жаркого интереса. Вот только меня уже дважды развели, заметив мой интерес, и поэтому теперь я осторожничал.

Поняв, что у меня есть деньги и я готов их тратить, в зал спустилась сама владелица. Мадам Дюпонд оказалась ни разу не француженкой, а вполне себе нашей, родной, в по-деревенски милой женщиной. Деревенский шарм маленькой бойкой мадам придавали большие формы или грамотно подобранный корсет. Не исключено, что он тоже был магическим. На вид мадам было около пятидесяти лет, и свой возраст она косметикой не скрывала. Кажется, ей доставляла удовольствие роль доброй тетушки, которая желает племяннику, то есть мне, только лучшего.

– О, мон шери, у молодого барина отменный вкус, – проворковала «тетушка», чередуя французские слова с русскими. – Это премилая занятная вещица. Записная тетрадь ручной работы мусье де Фуа. Во всей губернии только два экземпляра, ля уник, так сказать. Мне чудом удалось их получить. Вы слышали про мусье де Фуа?

– К сожалению, не довелось, но зато я слышал про фуа-гра, – ответил я уже начал уставать от милейшей «тетушки». – А в чем же уникальность?

– Фуа-гра? Ах, а вы шутник! – притворно засмеялась мадам Дюпонд. – Как же я вам завидую, молодой человек! Вся жизнь впереди, вас ждет столько интересного, столько знакомств. Этьен де Фуа – один из немногих иностранных мастеров, допущенных к императорскому двору. Будете в столице, заглядывайте к нему в мастерскую.

– Всенепременно, – кивнул я и, строя из себя гусара, попытался клацнуть пятками. – Но все же, что в нем особенного?

– Кожа высочайшего качества, французская бумага, магический замок крови… Ах, но это и так видно. А вот то, что не видно, – это заклинание поиска. Блокнот невозможно потерять! Владелец всегда знает, где он.

– А-а-а, ясно… – я не смог сдержать вздох разочарования. – Только владелец?

– Конечно, иначе в чем смысл? – не поняла мадам Дюпонд и задумалась, морща носик. – Возможно, мастер де Фуа больше сможет про это рассказать. Навестите его, я дам вам рекомендацию.

***

Я вынырнул из воспоминаний, когда в прорези газеты заметил движение и необычное оживление в очереди бедняков с больными зубами. Подъехала черная моторка, из которой вышли три незнакомых мне головореза и одна из самураек. Красотка была также спортивна и одета не по погоде, но под короткой курточкой теперь топорщилось нечто похожее на бронежилет. Она сразу же осмотрелась, должно быть, прощупывая ауры присутствующих. До меня ее «сканер» достать не мог, но я не поленился и создал защиту. Банши научила не просто скрывать себя, а обманом копировать кого-то рядом. Так что самурайка увидит двух похожих, совершенно непримечательных барменов.

Ничего подозрительного не заметив, девушка рявкнула на мужика, приставшего к ней с вопросом, когда же, наконец, откроется клиника. А затем скрылась внутри, забрав с собой одного бойца, а двоих оставив у входа. Где-то через минуту на крыше клиники появился охранник со снайперской винтовкой.

Я хмыкнул. Будем надеяться, что это приготовления к приезду босса. А то мы замучились уже его искать.

Дантист скрывался. Ни здесь, ни в других местах в городе, про которые знал Гидеон, его не было. В совпадения или неожиданные срочные дела я не верил и не льстил себе, что стоматолог боится нас. Скорее всего, что он опасался мести Черной Барыни, которая могла обвинить его в своих неудачах.

Если это так, то мне же лучше. У меня возник план, как прихлопнуть двух вражеских зайцев одним махом в одном месте. А то надоело все время оглядываться!

Засада Исаева ожидаемо не сработала, и Барыня все еще была в моем списке.

Хорошо еще, что сектантов оттуда можно смело вычеркивать. Павловский мертв, а большая часть его приспешников теперь где-то вместе с ним жарится теперь в аду. Пару доходяг мы взяли в плен, но допросить пока нормально не получается: говорить не могут.

Исаевские спецы пробовали и пытки, и гипноз, но всё без толку: сектантов никто не научил ни читать, ни писать. Разве что кивать в ответ на вопросы и тыкать пальцем в карту – это да, это они могут.

И вроде Исаев вместе со стражей накрыли пару точек с остатками сектантов. Кого-то взяли живыми, но опять натолкнулись на сложности в общении. И все для того, чтобы выйти на заказчика.

Мы в этом уже не участвовали. Собрали трофеи, подлатались и поехали домой, чтобы перед поездкой в столицу закрыть долги. Как по банковской закладной, чтобы в Москве нас ждало дедово имение, так и с Дантистом, который, как назло, портил нам все планы своей скрытностью.

Впрочем, я зря время все равно не терял. Всю дорогу до Белого Яра и потом каждый день, пока мы искали Дантиста, я пытался вскрыть «буханку».

Объяснить, как она сама приехала к шахте, мы так и не смогли. В тот момент Гидеон уже был сильно пьян, Захар обновлял в кузне свои железяки, а Стеча отмокал в бане. И получается, что, когда возникла опасность и бойцы Исаева помчались на помощь, никто из чоповцев участвовать в этом не мог, и фобос в уазике взял все в свои призрачные руки. Докатился до шахты, развернулся и открыл огонь из пулемета. Не особо метко, но в нужный момент шороху навел.

Странненько. Но чем дольше мы об этом думали, тем больше других странностей вспоминали. Хотя бы тот случай, когда Гидеон задавил «сумоиста» возле городской бани и клялся, что моторка сама поехала. Стеча припомнил злобные рычания, которые раньше казались нам обычной перегазовкой.

Вариантов было два: либо подцепили где-то потустороннюю сущность, либо она была там с самого начала. С самого моего появления в этом мире. С того самого момента, как дед пожертвовал жизнью, чтобы меня вытащить.

И при таком раскладе слова: «Гордей вложил в нее душу» обретали новый неожиданный смысл. Захар соотнес резкий характер, хулиганские замашки, необузданность и ярость с «поведением» моторки. Все подтвердили, что от «буханки» всем этим так перло. Но это и помешало мне с самого начала почувствовать подвох, потому что я всегда был такого мнения об продукции завода «УАЗ». Может и зря, но речь же об ощущениях, к которым еще примешивалось некое родство душ.

И я поверил, что дух деда помогает нам. Но была проблема.

Вызвать его на разговор не получалось. Никаких тебе: «Здравствуй, дедушка! Поделись мудростью!»

«Буханка» на контакт не шла. Я точно чувствовал, что в ней есть что-то агрессивное, но дружественное к нам. Может, не целиком фобос, как Муха или Ларс, но какая-то его часть. Например, воспоминания или фантомный след от его сильного желания вернуть меня и отомстить за сына. Я ощущал ауру, колючую энергию, но… будто спящую.

Еще я пробовал найти рецепт того коктейля, который впопыхах намешал и принял возле шахты. Три дня после него спать не мог: сердце стучало, но, кроме воспоминаний о клубных тусовках и энергетиках с водкой, ничего в голову так и не пришло. Аж бесило!

Видимо, в тот момент я вышел за рамки, потянулся к новому уровню, превозмог себя, но переборщил. Мышца, которая отвечала за фобосов, надорвалась.

Я тренировался. Если уж рвать жилы, то сразу же и наращивать.

Взял себе за правило: каждое утро выходил на ринг с Мухой. Дрался с ним, расходуя силу на двоих, бегал, прыгал и далее по списку тренировок из стандартной программы боксера.

А каждый вечер проводилась у меня «работа с «буханкой». Выходила какая-то лютая смесь медитации, пантомимы и боя с тенью. Но дед не сдавался: либо я что-то делал не так, либо и здесь включалась его характерная упертость. Но, как говорится, на каждую упертую задницу, найдется свой бампер от уазика.

Я решил, раз он не выходит из душелова, значит, надо подселить к нему кого-то другого. Зона комфорта – штука довольно ограниченная. Первым на задание добровольцем отправился Муха. Подсадить его у меня получилось: механизм душелова прекрасно работал с моторкой, хоть я и не мог также легко визуализировать для себя, как фляжку, и выяснить, сколько там мест и что происходит.

Кузов немного потрясло, будто машина на пять минут стала стиральной, а потом рыкнул и чихнул двигатель, и из выхлопной трубы вылетело небольшое темное облачко в виде взъерошенного Мухи.

«Не, брат, бесполезняк, лучше пойдем еще одну химеру приговорим…» – пробухтел в голове Муха и спрятался обратно во фляжку.

Но я так просто не сдался. Прочистил в итоге всю выхлопную систему, которая в здешнем мире, по сути, не функционировала. Банку выхлопную разорвало или что там могло сломаться, но звук был такой, будто «буханке» прямоток прикрутили, и на ее рычание весь дом сбежался! Хором предположили, что деймосы напали.

Добил деда Ланс. Уж не знаю, на каком уровне поговорили старики, но не зря ж говорят, что рыбак рыбака… Образ Гордея проявился на лобовом стекле: слабенький, будто засохшие следы от дождевых капель, но узнаваемый. Суровый бородатый дед, обозленный и выражающий свое недовольство рычанием мотора и длинным протяжным гудком. Когда заметил меня, притих, лицо подобрело, а взгляд и улыбку можно было расшифровать как: «Внук, я рядом. Не останавливайся, я прикрою».

В нагрудном кармане сразу потеплел жетон Ордена.

Новехонький серебряный жетон действующего, так сказать, лицензированного охотника. А не рекрута, как раньше, – этот вопрос мы решили первым делом, как оказались в Ордене.

На одной стороне – чеканный имперский герб и церковные знаки, а на другой – гравировка в виде силуэта уазика, внутри которого уже выбит герб семьи Гордеевых.

Это было небольшое отступление от правил, но помогла протекция Исаева, когда нас восстанавливали в правах. Помимо статуса, такие жетоны имели ряд дополнительных свойств и могли выступать в роли аккумуляторов силы. Не полноценный «повербанк», но оружие последнего рывка.

***

Я позвал официанта и попросил еще стакан горячего чая.

Э-эх, переборщили мы тогда с празднованием! Если бы первым делом за Дантистом пришли, а потом уже в Орден, может, и не пришлось бы уже третий день в засаде сидеть.

Захар остался в поместье, чтобы подготовить нас к переезду, а остальной ЧОП жаждал попасть на прием к стоматологу.

Стеча шарится в городе, пытается что-нибудь вызнать. Но он не местный, что с одной стороны хорошо: можно кем угодно прикидываться, а с другой стороны – он не знает, у кого спрашивать. Гидеон в «буханке» где-то в переулках на соседней улице, следит за черным входом. Банши дрыхнет после ночной смены.

– Ну наконец-то! Зубодерню щас откроют, сколько дней-то уже народ ждет, – прогундел официант над ухом, ставя на стол новый стакан и кивая на марлю, торчащую у меня из кармана. – У тебя-то, поди, уже даже болеть перестало? Газетку-то уже до дыр прочитал.

– Да, не болит еще, – поморщился я и погладил челюсть. – А с чего решил, что откроют?

– Так топить начали, вишь, дым из трубы попер.

Я развернулся к окну, сдвинул стакан, от которого шел пар, и присмотрелся к дому напротив. И правда, над трубой курился дымок – обычный, светлый и жиденький, не такой, будто самурайка какие-то вещдоки уничтожает. На первом этаже, там, где драли зубы, чуть в сторону отошла штора, но сразу же запахнулась плотнее. В комнате все еще было темновато. На мой взгляд, не похоже, что там готовились к приему пациентов.

На улицу вышел охранник: из тех, кто постоянно был в здании. Растолкал бедняков, проходя к бочке, и выбросил туда какой-то мусор. Замер рядом и закурил, высматривая что-то на перекрестке.

– Пойду и я, а то вдруг свою очередь пропущу, – сообщил я официанту, бросил пару монет на стол и начал одеваться.

Вернул за щеку грецкий орех, замотал голову и, закутавшись в ватник, побрел через дорогу к толпе. Тихонько влился между подмороженными людьми, протиснулся поближе к бочке и поправил шапку: а то совсем ничего не видно.

Послышался звук моторки. Охранник бросил бычок и стал теснить людей от входа. Ну! Неужели дождались?

Машина остановилась, хлопнули двери, очередь колыхнулась: люди пытались одновременно не потерять свое место, убраться с прохода и разглядеть, кто же приехал. Мне пришлось встать на цыпочки и… разочарованно плюнуть.

Никто из моторки и носа не показал, наоборот, из здания вышла самурайка и приблизилась к машине.

– Расходитесь, приема не будет! – махнула она рукой, как регулировщик на перекрестке. – Доктор в отпуске.

Послышались вздохи, жалобные возгласы, но народ не торопился по домам. Будто все решили, что их обманывают, и думали: «Я уйду, а вдруг откроется?» Это заставило людей теснее жаться к двери. Меня кто-то толкнул, я обернулся с мыслью: «Идите, идите, я вам уже на спину плюнул», и внезапно увидел лакированные ботинки.

В толпе чумазых бедняков, через одного чуть ли не в лаптях, в сторону двери пробирались два черных модных «штиблета». Мелькали в разрезе длинной облезлой шубы, заляпанной чем-то темным.

ГЛАВА 2

Я сжал в кулаке жетон – еще одна новая фишка охотника с лицензией, – чтобы отправить сигнал команде, что мне нужна помощь. Разумеется, без координат, голосовых сообщений и регистраций по смс, но все и так заранее знали, где я нахожусь.

Человек в ботинках ускользал от меня. А толпа, решившая, что я пру на прием к зубодеру без очереди, возмутилась и загустела, ощетинившись локтями. Мне на помощь пришел мэйн, выдав капельку силы, которую я трансформировал в волну необъяснимой тревоги перед собой. Кто-то пискнул, другой схватился за щеку от пульсирующей боли в зубном нерве, третий побледнел и осел на пол, но при этом отполз в сторонку, освобождая мне проход.

В почти лысую, вероятно, некогда бывшую кроличьей, шубу я вцепился уже в дверном проеме. Пихнул «бульдогом» под ребра и толкнул вперед, отправив владельца штиблет кувыркаться через порожек. Отмахнулся от растерявшегося охранника ударом рукоятки по лбу – бил не целясь, знал, что Муха подкорректирует (мы такое уже тренировали), заскочил внутрь и захлопнул дверь за собой.

Я не очень представлял себе наш разговор. Злился на Дантиста за подставу и бесился из-за долга деда, а еще понимал, что не хочу оставлять за спиной бандита, который знает мою историю. Вопрос нужно было закрывать раз и навсегда. Как именно? Ну как пойдет! Точно не будем жать друг другу мизинчики и приговаривать: «Мирись, мирись и больше не дерись…»

Дантист меня уже ждал. Он стоял в центре зала, широко и твердо расставив ноги. Полы распахнутой шубы он отвел в стороны, демонстрируя кожаный жилет с двумя рядами рукояток метательных ножей. Он улыбался во все тридцать два отбеленных зуба, и смотрел с прищуром. По взмаху его руки у меня за спиной щелкнул дверной замок.

– Не хочу, чтобы нам помешали, – одновременно со словами, Дантист резко выбросил метательный нож.

Сработали рефлексы Мухи: я дернулся, прыгнул за ширму, заменявшую гардероб, и дважды выстрелил из «бульдога». Мы сдвинулись и опять обменялись выстрелами и бросками: он метал ножи с какой-то невероятной, почти пулеметной скоростью, а я прыгал, кувыркался и стрелял в ответ.

Одна пуля прошила его драную шубу, вырвав клок свалявшегося меха, еще одна чавкнула Дантиста по лопатке, судя по звуку попав в какую-то броню. Все остальное – мимо, просто всадил в пыльную штукатурку.

Много слухов ходило про способности Нечаева. Кто-то говорил, что он стихийник, другие закатывали глаза и божились, что он некромант, третьи косились за спину и шептали, что он умеет телепортироваться или развивать бешеную скорость. По мнению Гидеона, правды не знал никто, ибо в основном все дела решали самурайки, а те, кому довелось испытать способности Дантиста, говорить уже не могли.

После первого обмена любезностями я был готов поверить в запредельную скорость. Я хоть и достал его одним выстрелом из пяти, но здесь и Муха помог, выложившись на максимум, и эффект неожиданности сыграл в мою пользу. Не ждал Дантист от меня такого ответа.

«Шустрый гаденыш», – выдохнул Муха, а я скосил глаза на ровный разрез на своем плече, из которого торчала вата, а потом оглянулся на глубоко загнанный нож в деревянной панели за спиной.

«Дилетанты, кто же так работает? Сломайте ему хотя бы ногу сначала, ну!» – прокомментировал Ларс, и я улыбнулся.

Дантист потянулся, заглядывая себе за спину, небрежно скривился, а затем, глядя уже на меня, презрительно усмехнулся. Я на это щелчком пальца, будто соринку, сбил кусочек ваты из разреза и размял шею. Чувствовал себя героем киношного боевика девяностых, когда так: «Кряк, куй, вау!» – изобразишь что-то, в позу встанешь и сложенной ладошкой этак помашешь, типа приманивая.

Дантист игру принял.

Между нами было несколько метров – без разбега не достать. Я сделал несколько шагов вправо, он отзеркалил, и мы начали кружить по залу вокруг длинного стола, где записывали посетителей. Краем глаза я изучал обстановку: искал то, что может мне помочь, и заодно просчитывал степень опасности.

Высоченный потолок с толстой бронзовой люстрой, висящей на уровне внутреннего балкона на втором этаже, который шел вдоль боковой стены. Наверху видны двери, и еще несколько на первом этаже: кабинет Дантиста и что-то типа кладовок.

Вдоль высоких занавесок стоял длинный, узкий стол (или широкий подоконник) с инструментами и сваленной на подставках-полочках медициной. Перед ним три рабочих кресла, накрепко привинченные к полу толстыми болтами. Пара медицинских тележек на колесиках со свернутыми, еще чистыми полотенцами, и двойной конторский стол. Стулья к нему сейчас горкой стояли у стены возле тлеющего камина.

В прошлый раз, когда я был здесь, все мое внимание перетянул зубодерный процесс. Уж больно это напоминало жуткую пыточную безумных медиков. Грязно-белые халаты, заляпанные кровью, судороги лаптей, выглядывающих из-за спин докторов. Жалобный вой и тяжелый запах кровавого гноя.

Сейчас хоть пахло терпимо и не витало в воздухе смертельное отчаяние людей, добровольно пришедших на пытки во имя здоровья.

Бр-р-р, не люблю стоматологов! А противный визг бормашины, словно прокладывающей путь прямо в твой мозг, просто ненавижу.

Нечаев будто прочитал мои мысли.

Мы как раз сместились так, что у него за спиной оказались рабочие места. Пыточные кресла с кожаными ремнями на ручках, тазики с засохшими грязными бинтами и ватными тампонами и окровавленные инструменты. Не считая зеркальца на ножке, самым безобидным там был овальный пинцет для выдирания зубов с крестовой ручкой для фиксации зажима.

Но Дантист подобрал не его, а странную штуку, похожую на длинную трубку с толстым моторчиком на конце. Щелкнул там чем-то, и на стальном боку зажглись магические символы, а из трубки выехал длинный острый бур, очень похожий на сверло. Щелкнул еще раз – и вся конструкция пришла в движение. Загудел встроенный моторчик, а сверло начало вращаться с бешеной скоростью.

Диалог, подгоняемый этим шуруповертом, явно сворачивал в какую-то не ту сторону.

Я отбросил «будьдог» и скинул рваный ватник. Достал из-за спины штык от винчестера и поправил запасной нож, который приобрел во время неудержимого шопинга. Практически та самая легендарная финка НКВД от тех самых кизлярских мастеров!

На финку указал Муха. Он чуть из душелова не выпрыгнул, своим нетерпением распугав других покупателей. Его мнение я уважал. Да и Ларс похвалил, что было для него не свойственно. Хотя мы, даже по моим меркам, отдали за нож целое состояние, а Захару и вовсе лучше об этом не знать, а то его кондрашка хватит. Но клинок был хорош. Таким и колбасу перед Исаевым нарезать не стыдно, и в рукопашную на химеру броситься не страшно.

Мы опять сшиблись с Дантистом, получилось что-то типа разведки боем: подскочить, кольнуть или порезать, увернуться от контратаки, отскочить, еще раз отскочить и уже самому контратаковать.

Дантист был в прекрасной форме. Муха славился боксерскими боевыми танцами, но в лице Нечаева он встретил не просто достойного противника, а мастера высочайшего уровня. Это тоже был танец: прыжки и развороты, выпады бормашиной и четкие, резкие вертушки перемежались с полетом шубы, которая будто жила своей жизнью.

Я не успевал. Муха не успевал. Когда я умудрялся достать Нечаева: зацепить локтем, коленом или кончиком штыка, он возвращал урон в двойном размере. Почти любой мой удар штыком либо высекал искры из магического шуруповерта, либо пролетал совсем далеко не только от жизненно важных органов, но и вообще от каких-либо органов.

Я смог сблизиться, отбил сверло в сторону, попробовал пырнуть, но потерял контроль над своей рукой. Мы сцепились в замке, не давая друг другу воспользоваться оружием. Я выгнулся и, раскачавшись на амплитуде, пробил лбом в лицо Дантиста.

Но в следующий момент уже летел по полу, отброшенный неизвестным приемом. Скользил на заднице, не успевал встать, но давил пятками в плитку, стараясь отскочить от Нечаева, тыкавшего в меня сверху бормашиной. Я скрылся под столом и призвал Ларса. Квадратный кусок столешницы со скрежетом и грохотом оторвался от ножек и, врезавшись в Дантиста, протащил его несколько метров, пока не развалился в щепки.

– Вот это другое дело! – Нечаев встряхнулся, отбросил бормашину с погнутым сверлом, вытащил из-за спины два тонких стилета и, раскинув руки в стороны, начал строить из себя дирижера. – Ты наконец разогрелся? Готов потанцевать, пока нам никто не помешал?

Я не стал отвечать, мне и внутренних монологов было достаточно. А Дантист, похоже, расстроился, не получив ни хейта, ни агрессивного троллинга в виде остроумных ответов, и стал сам себя раскачивать, продолжая дирижировать и что-то бубнить себе под нос. «Калинку-малинку», что ли?

«Я хотел ему его же бур в зад запихнуть, но дирижманская палка тоже подойдет…» – Муха повел меня в сторону, чтобы подобрать штык.

«Плохому танцору и яйца мешают… Но эффективней сломать ногу. Поверьте опытному ученому, я такое исследовал, когда вы еще под стол пешком ходили. Хотя о чем это я? Только что из-под него выбрались…» – проворчал Ларс.

– Сюда иди, плохого танцора из тебя сейчас будем делать! – шутливо поклонился я и сделал кривой пируэт штыком, изобразив в воздухе два круга, а потом проткнул их, типа это воздушные шары.

Дантист рванул на меня. На танец это больше не было похоже, больше на фигурное катание: он прыгнул вперед и вбок, резко сменил траекторию, попытался опять уйти с линии возможного огня. Но дернулся, будто его за задницу ущипнули, вытянулся по стойке смирно, замер с застывшим удивленным лицом и медленно завалился вперед, грохнувшись лбом об пол.

Спина Нечаева, как у дикобраза, была утыкана стальными «иглами». Плешивый, правда, дикобраз попался: иголки и все те инструментально-пыточные фиговины, похожие на скальпели и заточенные шпатели, шли по периметру спины, огибая бронежилет. Несколько штук впились по бокам, с десяток торчали в заднице, и еще несколько – в шее. Еще где-то дюжина рассыпалась по полу, так и не пробив бронированный жилет под шубой.

«Тоже вариант! Я чутка подправил: там над лопаткой точка есть одна интересная, парализует ненадолго, а потом все – привет, оттанцевался…» – По мне прошла волна гордости, распиравшая Ларса.

«Ха! Это я чутка подправил, а то вы ниже пояса-то и не целились…» – хихикнул Муха.

Нечаев был жив. Его скрючило, изо рта шла кровь. Он силился что-то сказать, но только хрипел, пуская слюни и судорожно дергал щекой. Сегодня, похоже, не день диалога. Да и чтобы я ему сказал? Он сделал свой выбор, я – свой.

Я сгреб в кучу выпавшие кортики и нагнулся все-таки сказать пару слов на прощание.

Дантист скривился, пытаясь что-то изобразить, скосил взгляд куда-то вверх за мою спину, и наконец его лицо замерло в гаденькой ухмылке. Гаденькой и очень злорадной.

За спиной раздались хлопки. Не овации, а подчеркнуто медленные, будто ленивые, размеренные удары в ладоши.

– Браво! Матвей, браво! – раздался голос моей старой знакомой. – Даже жалко его, дурачка, очень уж хотел тебя готовым мне преподнести. А я ведь не верила, что он второй раз тебя сможет заманить.

На балкончике второго этажа стояла Черная Барыня. С виду уставшая, бледная, даже без намека на прежний румянец на щеках, но заподозрить ее в слабости и решить, что она не опасна, было бы большой ошибкой.

Я выругался. Зачем тогда был весь этот маскарад? Сидел бы Дантист на месте и просто ждал бы меня! Если только они подумали, что мы не рискнем в лоб лезть на всю банду? Резонно.

– Матвей, ты знаешь, что мне нужно, – сообщила Барыня и распахнула накидку, демонстрируя свой арсенал. – И есть два варианта, как я это получу.

– А жеваной морковкой тебе в ухо не плюнуть? – Ларс так возмутился видом Барыни, что цапнул первое попавшееся из моих воспоминаний и даванул на психику так, что вроде как бы и не я сказал, но губы сами двигались.

– Что? Почему в ухо? – переспросил Барыня и вздохнула. – Не тяни время, просто нарисуй формулу или я сама заберу ее из твоей головы. И так как я с призраками общаться не умею, ты в этот момент будешь еще жив. Но уверяю, тебе эта процедура не понравится.

Я не тянул время, хотя в тот момент, когда сработал «виброотклик» в жетоне, означавший, что наши где-то рядом, все получилось само собой.

– В ухо, чтобы лучше тебя слышать! Лучше расскажи подробнее о вариантах, – ответил я, сопротивляясь настырному Ларсу, бубнившему у меня за ухом: «Ну кто так хамит? Тебя вообще жизнь, что ли, не научила?» Пришлось мне исправляться. – Интересует тот вариант, в котором я остаюсь жив, а ты, курица дутая, идешь на хер аккурат в отделение стражи, плачешь там и сдаешься. Такой есть?

Щеки Барыни стали еще бледнее, а белки в глазах затянула черная муть. Ларс нервно хихикнул: «Возможно, про курицу ты перегнул…»

Я услышал стук во входную дверь. Кто-то с той стороны пытался ее вскрыть. Звукоизоляция в здании была на уровне, скорее всего, чтобы соседей не пугать воплями больных. Я подозревал, что даже пальбу из «бульдога» никто на улице не услышал. Но сейчас долбили напрямую: первый раз – с ноги, второй – уже чем-то железным.

Хотел подойти открыть, но вовремя вспомнил, что там еще Банши, и, наоборот, отступил подальше. Покосился на Барыню, с которой начало происходить что-то странное: ее прикрытые веки дрожали, губы двигались в бесшумной молитве, а вокруг нее начинали появляться черные сгустки.

Тоненькие ленточки росли, удлинялись, и в какой-то момент начали кружиться вокруг женщины, слепо тыкаясь друг в друга. Сперва отскакивали, будто обжигаясь, но потом с удвоенной скоростью стремились обратно. Сплетались, становились толще и продолжали окутывать тело Барыни. Ее ноги почти полностью скрылись в коконе из черных сгустков-щупалец.

Ждать, чем все это закончится, я не стал. Воспользовался щедро предложенной силой Ларса и метнул вверх кортики, и следом за ними все, что торчало из уже мертвого Дантиста. Перестарался: его тело подкинуло почти на метр.