3 июня 1545 года вестибюль дворца Фонтенбло был по-праздничному украшен дорогими шпалерами и лионскими шелками. В центре, под балдахином из голубого дамаска с золотыми лилиями королевской династии Франции возвышалась выставка с девятью ступенями. На них были выставлены золотые кубки работы итальянского ювелира Бенвенуто Челлини, резные изделия из слоновой кости, в том числе, фигурки нимф и гладиаторов, и просто драгоценные камни разной формы и огранки, поражающие чистотой цвета и разнообразием. Но особое внимание, конечно, привлекали сосуды и щиты, принадлежавшие когда-то Карлу Великому и Людовику Святому.

– Эта выставка, – писал хронист, – была настолько бесценной, что там, казалось, было собрано содержимое сокровищниц всех монархов Европы.

Охраняла же драгоценную выставку швейцарская стража. Кроме того, рядом находились специальные люди, которые могли поведать историю выставленных вещей иностранным гостям. К королевским покоям срочно была пристроена галерея, ведущая в часовню Святой Троицы и украшенная геральдическими щитами с гербами и символами Франциска I Валуа и Генриха VIII Тюдора, королей Франции и Англии. Пол галереи устилали персидские ковры, которые тогда были ещё большой редкостью.

Вся эта роскошь предназначена была поразить гостей, прибывших на крещение внучки французского короля, родившейся 2 апреля 1545 года здесь же, в Фонтенбло. Свои чёрные волосы она унаследовала от отца, будущего короля Франции Генриха II, а карие блестящие глаза и пухлые щёчки – от матери, флорентийки Екатерины Медичи. Принцессе посчастливилось появиться на свет в более удачное время, чем её старшему брату Франциску, названному в честь деда. Тогда, год назад, король вёл войну одновременно с Карлом V и Генрихом VIII, и радоваться первому внуку ему просто было некогда. Теперь же, когда были заключены мир с императором и перемирие с англичанами, французский двор собирался с пышностью отметить крещение принцессы. В Фонтенбло как раз приехали послы короля Англии, чтобы подтвердить под присягой недавно заключённый договор и Франциск I, воспользовавшись этим, передал через них предложение Генриху VIII:

– Не хотите ли, брат мой, стать крёстным дочери дофина?

– Почту за честь, сэр! – согласился тот, довольный прекращением военных действий с Францией,

Эти двое были давними соперниками, и если Генрих опередил Франциска в количестве жён, то на любовном ристалище королю-рыцарю не было равных.

В назначенный день по галерее в часовню двинулась торжественная процессия. Впереди шли двести гвардейцев в богатом облачении и с боевыми топориками. За ними по двое следовали герольды в накидках с гербами и жезлами в руках, которые предшествовали принцам крови и высшим чиновникам в мантиях. Принцессу же в качестве представителя Генриха VIII нёс лорд Чейни, смотритель Пяти портов и главный казначей Англии, в окружении охраны из четырёх французских дворян. Последними в сопровождении придворных дам в роскошных нарядах шествовали две крёстные матери принцессы – Элеонора Австрийская, вторая супруга Франциска I, и его племянница Жанна д’Альбре, будущая королева Наварры. У ворот часовни процессию встретил кардинал де Бурбон, избранный для совершения обряда, а также вереница других кардиналов и архиепископов в полном торжественном облачении и в митрах. Под звуки церковных гимнов прелат принял от посла принцессу и направился с ней к купели, установленной перед главным алтарём. Что же касается Франциска I, то он вместе с родителями девочки, дофином Генрихом Валуа и дофиной Екатериной Медичи, наблюдал за свершением обряда из застеклённой галереи, выстроенной справа от купели. Как только кардинал де Бурбон спросил, какое имя должна была получить принцесса, вперёд выступили два посла и гаркнули во всю глотку:

– Елизавета!!

Ясно, что англичане действовали из лучших побуждений, желая быть услышанными в такой толпе. Тем не менее, в зале возникло замешательство. Первым опомнился король Франциск I, который громко расхохотался. Недоумённо взглянув на него, дофин затем перевёл взгляд на жену. Весёлая флорентийка с удовольствием бы поддержала свёкра, но при виде постной мины мужа ограничилась улыбкой.

– Едва это истинно королевское имя было произнесено, – вспоминал хронист, – как оно тут же несколько раз было громко повторено герольдами Франции и Англии под звуки труб, фанфар и пушечных салютов.

Вечером французский король устроил роскошный пир, а затем на суд присутствующих были представлены балетные и театральные постановки. На следующий день состоялась постановочная битва между отрядами дофина и графа де Лаваля. Причём, если Генрих со своими людьми облачился в светлые доспехи с изображением полумесяца, личного герба своей любовницы Дианы де Пуатье, то на чёрных латах Лаваля, одного из самых изысканных придворных, красовалось изображение феникса, эмблемы Клод де Фуа, дамы из свиты королевы. В конце концов, под громкие аплодисменты зрителей, сражение закончилось бегством графа и его людей с поля боя.

– Первым среди тех, кто выказал особую отвагу, – свидетельствовал тот же хронист, – был предводитель отряда, облачённого в белые доспехи. Он сражался с таким совершенством и грацией, что ослепил взоры всех зрителей, которые вынуждены были признать, что этот храбрый кавалер, каковым оказался наш дофин Генрих, без лести, получил пальму первенства и вкусил торжество победы.

После крещения принцессы её мать, Екатерина Медичи, решила, что девочке лучше будет в замке Сен-Жермен, где уже находился её брат. Там для Елизаветы был создан собственный маленький двор. Причём все должности получили верные флорентийке люди. Король Франциск I практически не вмешивался в дела воспитания внуков потому, что последние три года его жизни были омрачены болезнью и мучительными сожалениями. А ведь его царствование, начало которому положила победоносная битва под Мариньяно, открывшая французам путь в Италию, сулило быть таким славным и счастливым! Но потом случились поражение под Павией, плен и бесконечные войны, закончившиеся потерей почти всех завоёванных территорий. Правда, после поражений в битвах король-рыцарь мог всегда найти утешение в объятиях своей официальной фаворитки герцогини д’Этамп и других дам. Недаром ему приписывали знаменитое изречение:

– Королевский двор без прекрасной дамы, что год без весны и весна без роз!

Но и тут его ждало разочарование, выразившееся в другом высказывании:

– Все женщины меняются.

Его первая супруга, Клод Французская, бабушка Елизаветы, от которой принцесса унаследовала свой добрый нрав и простоту в обращении «даже с низшими», рано умерла. А вторая, набожная и меланхоличная королева Элеонора Австрийская, сестра императора, не имела влияния при дворе. По мере старения Франциска I политикой всё больше приходилось заниматься дофину. Четыре года, которые Генрих в детстве провёл в испанской тюрьме в качестве заложника вместо отца, превратили его в угрюмого меланхолика. Когда принц вернулся домой, Франциск просто не узнал сына:

– Он проводит всё время в одиночестве, мало общается с придворными и большую часть дня копается в саду!

После чего попросил Диану де Пуатье, вдову Великого сенешаля Нормандии, немного «пообтесать» принца.

– Доверьтесь мне, я сделаю его своим рыцарем! – успокоила короля Диана.

И заодно сделала Генриха своим любовником, таким образов, «перевыполнив» свои обязательства. К тому времени дофин уже был женат на наследнице флорентийских банкиров Медичи. Долгое время у них не было детей, хотя в результате одной интрижки на стороне у Генриха родилась дочь, которую он, конечно же, назвал Дианой. Екатерине грозил развод, когда в дело решительно вмешалась любовница мужа:

– Вы должны чаще навещать дофину в её спальне!

– Но я люблю только Вас! – возразил Генрих, обняв её за талию.

– Не забывайте о своём долге! – одёрнула своего «ученика» Диана. – Ведь Франции нужны наследники!

Результат не заставил себя долго ждать: всего у Екатерины родилось десять детей.

Хотя свою жену дофин не любил, дети были его радостью. Он был добрым и любящим отцом. Играл с детьми и наблюдал за их играми, с гордостью следил за их достижениями. Екатерина тоже заботилась об их здоровье, обучении и воспитании. В свой черёд, мать внушала детям благоговение, уважение, они старались доставить ей удовольствие, но когда искали сердечного тепла, то обращались к отцу. Поэтому флорентийка страдала из-за невозможности стать ближе детям. Мешала этому любовница Генриха. Её кузен, Жан д’Юмьер, получил привилегию на управление детской в Сен-Жермене. Благодаря чему Диана играла самую активную роль в воспитании детей дофина и засыпала д’Юмьера, наперебой с Екатериной, письмами со своими рекомендациями.

– Я прочла, – например, писала она госпоже д’Юмьер, – письмо, в котором Вы сообщили мне, что мадам Клод этой ночью плохо чувствовала себя из-за кашля, которым мы все здесь страдаем. Однако же эта болезнь не опасна, тем более, что её старшая сестра уже этим переболела. Королева напишет Вам о своём мнении на этот счёт.

Самыми близкими Елизавете людьми, кроме родителей, в раннем детстве были её кормилица Екатерина де Лузель и главная камеристка Клод де Нана. А гувернанткой и первой дамой принцессы назначили Луизу Бретонскую, вдову барона Кастельно и Клермон-Лодева, которую при дворе попросту называли: «госпожой де Клермон». В свиту Елизаветы также входили камердинеры, горничные и музыканты. Хорошенькая и внешне здоровая малышка составляла резкий контраст с хилым и слабым братом. Тем не менее, в детстве Елизавета давала некоторый повод для беспокойства близким из-за склонности подхватывать от своих братьев и сестёр все хвори по кругу. К счастью, Екатерина Медичи, которая провела ранние годы в монастырях Флоренции, где монахи славились своим искусством врачевания, поручила заботу о здоровье своих детей знаменитому лекарю Жану Фернелю. Благодаря его мастерству большинство внуков Франциска I смогли встретить свою юность, а некоторые даже дожили до зрелого возраста и вступили на порог старости.

Одни современники отмечали застенчивость и даже робость маленькой Елизаветы, другие же описывали её как хорошенькую и весёлую девочку.

– В детские годы эта принцесса, – утверждал Брантом, известный писатель и современник Елизаветы, – обещала великие дела.

Старшая дочь короля рано проявила блестящие способности. Помимо истории, географии, искусства, литературы, астрономии, философии, риторики и музыки, она также обучалась вышивке и ткачеству, и даже изучала медицину. Её духовным наставником стал аббат Сент-Этьен. Вскоре между аббатом и его юной ученицей, отличавшейся послушанием и быстрым умом, возникли тёплые отношения. В возрасте семи лет Сент-Этьен начал обучать её латыни. Но больше Елизавета преуспела в итальянском языке. Ещё она очень любила уроки танцев. Как и других королевских детей, её учил танцевать Поль де Реж. Интересно, что Генрих II собственноручно написал письмо о его назначении, адресованное д’Юмьеру.

– Мой кузен, – говорилось в нём, – предъявитель сего письма, некто Поль де Реж, хороший танцор, и, насколько мне известно, честный и благовоспитанный человек. Поэтому я решил поручить ему обучение танцам моего сына, дофина, моей дочери, королевы Шотландии, и всех юных дам и кавалеров, которые состоят у них на службе, а также остальных моих детей. В связи с этим Вы приставите упомянутого де Режа к моему сыну; и обеспечите его едой и жильём наравне с моими офицерами, позаботившись о том, чтобы он был постоянно занят и не тратил время зря.

Елизавета любила не только музыку и танцы, но и сонеты поэта Пьера Ронсара, а также брала уроки рисования у придворного художника Франсуа Клуэ, которого по-приятельски называла «Жанэ» (прозвище от имени отца, тоже художника Жана Клуэ).

Кончина Франциска I 31 марта 1547 года привела к переменам не только в государстве, но и в «королевском питомнике». Спустя несколько месяцев, 12 ноября того же года, у нового короля Генриха II и Екатерины Медичи родилась ещё одна дочь, Клод, которую крестили послы швейцарских кантонов. Если её появление в Сен-Жермене почти никак не повлияло на жизнь Елизаветы и её брата, то прибытие во Францию в июле следующего 1548 года маленькой королевы Шотландской сыграло значительную роль в их судьбе. Особенно в судьбе дофина Франциска, потому что Марию Стюарт привезли для него, в качестве будущей жены.

Глава 2

В тени шотландки

Елизавете тогда исполнилось три года, а Марии – почти шесть лет. По приказу Генриха II шотландку поместили в одну спальню с его старшей дочерью, хотя из-за разницы в возрасте они обучались под руководством разных наставников.

Мария играла в комнате с другими детьми, когда в комнату вошла Екатерина Медичи и стала пристально наблюдать за маленькой девочкой. Наконец, Мария не выдержала пристального взгляда незнакомки, подошла к ней и надменно спросила:

– Знаете ли Вы, мадам, что находитесь в одной комнате с королевой Шотландии?

На что Екатерина спокойно произнесла:

– Знаете ли Вы, что находитесь в комнате с королевой Франции?

После чего покинула детскую.

Приезд Марии Стюарт стал неприятным сюрпризом для флорентийки, тщетно протестовавшей против её помолвки с четырёхлетним Франциском. Честолюбивая Екатерина опасалась возвышения дома Гизов, из которого происходила мать Марии Стюарт.

– Нашей маленькой шотландской королеве стоит лишь улыбнуться, как все французы сразу теряют голову, – презрительно заметила она при виде того, с каким рвением самые почтенные кавалеры двора старались завладеть вниманием очаровательной девочки.

Руководить воспитанием и двором юной королевы Шотландской должна была её бабушка герцогиня де Гиз. Но спустя год после приезда Марии её заменила Франсуаза де Брезе, старшая дочь Дианы де Пуатье, которая также стала главной гувернанткой дочерей короля вместо Луизы де Бретань. Назначить её на эту должность предложил герцог де Гиз, брат которого женился на сестре Роберта IV де Ла Марка, мужа Франсуазы де Брезе. Хотя Екатерина Медичи не питала личной неприязни к дочери Дианы, это назначение вызвало у неё бурное негодование. С тех пор в её душе зародилась ненависть к Гизам, которая распространилась и на их племянницу. Чтобы нейтрализовать влияние Дианы на своих дочерей, Екатерина приставила к ним учёного итальянца Корбинелли, обучавшему принцесс искусству стихосложения, а также истории.

Король Генрих II выделял Марию среди других и восхищался ею больше, чем собственными детьми:

– Это самый прелестный ребёнок, которого мне только доводилось видеть!

А маленькая шотландка особенно гордилась своим знанием древних языков. Сохранилась рукопись или сборник из восьмидесяти шести эссе, написанных Марией сначала по-французски, а затем переведённых на латынь. Почти все они имеют вид посланий или наставлений, адресованных Елизавете. И даже нередко принимают форму выговора своей младшей подруги за лень в учёбе или отсутствие терпения. Правда, как только принцесса проявляла прилежание, Мария тут же спешила поздравить её за усердие:

– Услышав от нашей госпожи, моей возлюбленной сестры, что теперь ты хорошо учишься, я очень обрадовалась и молю тебя и дальше упорствовать в этом, как о величайшем благе, которое может случиться с тобой в этом мире. Ибо дары, которыми мы обязаны природе, недолговечны, и с возрастом она лишит нас их. Фортуна также может лишить своей благосклонности: но то добро, которое дарует Добродетель (а её добиваются только усердным изучением книг), бессмертно и останется с нами навсегда.

Возможно, если бы Мария помнила те мудрые изречения из своих школьных сочинений, её царствование могло бы быть гораздо счастливее. Цитаты различных авторов, как древних, так и современных, на которые ссылалась при этом шотландка, свидетельствуют об её высокой эрудиции.

– Вчера Вы были поражены, сестра моя, – пишет Мария Стюарт в своём другом послании, – что в воскресенье я покинула приёмную королевы, чтобы удалиться в свой кабинет. Причина была в том, что в течение последних двух дней я читала сочинение, написанное Эразмом и озаглавленное «Диалог», который так прекрасен, так остроумен и так практичен, что его невозможно превзойти.

Время от времени она также обращается к дофину, своему наречённому, к Клод, сестре Елизаветы, и к своему дяде, кардиналу Лотарингскому, всегда выбирая в качестве предмета своей темы какой-нибудь случай из своей повседневной жизни.

Тем временем детская в Сен-Жермене постепенно пополнялась другими братьями и сёстрами Елизаветы: Карл Максимилиан, Эдвард Александр, Маргарита и Эркюль обучались под руководством всё тех же учителей. В определённое время все дети собирались вместе в большом зале замка, чтобы развлечься.

В возрасте десяти лет Елизавете позволили присутствовать на приёмах у матери, когда двор останавливался в Сен-Жермене. Король и королева гордились своей старшей дочерью, поведение и манеры которой даже в этом раннем возрасте отличались серьёзностью, великодушием и изяществом. Правда, она была немного ленива и любила поспать. Придворные считали любимицей Екатерины хромую и горбатую Клод, которой требовалось больше заботы и внимания, чем остальным детям, тем не менее, только Елизавете позволяли безнаказанно сбегать из школьной комнаты в покои королевы.

– Почему Вы покинули своего наставника, дочь моя? – добродушно спрашивала флорентийка.

– Потому что мне надоело слушать, мадам, как на протяжении часа королева Мария обсуждала с господином Амио какой-то отрывок из Эразма! И вообще она желает говорить со мной только на латыни!

– В таком случае, проводите больше времени с Вашей сестрой. Хотя она не так умна, как королева Шотландская, зато гораздо добрее.

– Я люблю Клод. Но разве не лучше пытаться догнать того, кто тебя опережает, чем топтаться на месте в ожидании того, кто тебя никогда не догонит?

Сидя рядом с Екатериной или отдыхая на вышитой подушке у её ног, принцесса с восхищением наблюдала за поведением матери, когда та давала частные аудиенции послам или другим знатным особам. Такое же сильное впечатление поначалу флорентийка произвела и на Марию Стюарт. Несмотря на ту холодную сдержанность, с которой к ней всегда относилась будущая свекровь, шотландка старалась завоевать её благосклонность своей покорностью и, подобно Елизавете, всегда предпочитала общество Екатерины своим младшим подругам. Однажды флорентийка спросила её:

– Почему Вы вместо того, чтобы присоединиться к играм принцесс, остались стоять рядом с нами?

В ответ Мария сказала:

– Мадам, правда, с ними я могла бы получить большое удовольствие, но ничему не научилась бы; а здесь, видя приветливость и любезнейшее обращение Вашего Величества, я получаю благодеяние и являюсь свидетельницей примера, который должен приносить мне пользу на протяжении всей жизни.

Однако её покорность не умилостивила Екатерину, недовольную огромным влиянием Марии и её дядюшек Гизов на дофина. Шотландка же, повзрослев, стала проявлять пренебрежение к Екатерине, называя её «толстой флорентийкой», «банкиршей» и «торговкой» и высмеивая её манеру речи, акцент и походку.

Один из дядюшек Марии, кардинал Лотарингский, был духовником не только своей племянницы, но и принцесс. Крестной матерью же Елизаветы, как известно, стала Жанна д’Альбре, которую принцесса очень любила. Жизнерадостная, прямая и искренняя, та оказала большое влияние на свою крестницу. Среди подруг детства Елизаветы, кроме Марии Стюарт и сестры Клод, следует назвать Анну де Бурбон, дочь герцога де Монпасье. Приязнь принцессы к ней объяснялась тем, что мать Анны, герцогиня де Монпасье, была наперсницей Екатерины. А для Елизаветы мнение матери было важнее всего. Кроме того, в Сен-Жермене воспитывалось ещё несколько девочек её возраста из знатных семей, в том числе, Кларисса Строцци, дочь маршала Строцци, флорентийца и кузена королевы.

Даже первое публичное появление Елизаветы было связано со свадьбой Марии Стюарт. Екатерина Медичи привезла всех королевских детей в Париж, где в воскресенье 24 апреля 1558 года состоялась церемония бракосочетания. Собор Нотр-Дам и дворец архиепископа Парижского соединили высокой, около 4 метров, деревянной галерей, по которой должна была пройти свадебная процессия. Галерея соединялась с огромным помостом, выстроенным у входа, и шла дальше внутри самого собора вплоть до алтаря. Над ней тянулся бархатный навес лазурного цвета с вышитыми золотыми геральдическими лилиями, но с боков галерея была открыта, так что все могли видеть жениха с невестой и тех, кто их сопровождал. Место на помосте заняли иностранные послы и сановники, простые парижане огромными толпами заполнили всё пространство кругом, и праздник начался. Первыми, в десять утра, появились швейцарские алебардщики, и полчаса под музыку демонстрировали своё умение владеть оружием. Затем, по команде дяди невесты, герцога Гиза, который был распорядителем торжества, появились музыканты в красных и жёлтых костюмах. После их выступления торжественно двинулась свадебная процессия – разодетые придворные кавалеры, принцы и принцессы крови, за ними – представители церкви. Далее следовал жених в сопровождении своих младших братьев (будущих королей Карла IX и Генриха III) и Антуана Бурбона, короля Наваррского. Генрих II вёл невесту, а замыкала шествие Екатерина Медичи в сопровождении принца Конде, брата короля Наваррского, и своих фрейлин. Что же касается Елизаветы, то она шла со своей сестрой Клод в свадебной процессии следом за матерью. К сожалению, четырнадцатилетний Франциск был мал ростом, имел одутловатое лицо и нездоровый вид. Зато пятнадцатилетняя невеста выделялась своим высоким ростом и красотой. Согласно рассказам одних историков, в тот день на ней было белое платье, дивно оттенявшее её рыжеватые волосы и нежную кожу. (Правда, другие считали, что она оделась в белое во время обручения).

– Это плохая примета, – шептались придворные, – ведь траурный цвет французских королев именно белый!

Однако счастливая Мария не думала об этом. Её шею украшал подарок короля, большая драгоценная подвеска с его инициалами, волосы юной невесты были распущены по плечам, а голову венчала небольшая золотая корона, полностью усыпанная жемчугом, бриллиантами, сапфирами, рубинами и изумрудами. Писатель Брантом писал:

– В то величественное утро, когда она шла к венцу, была она в тысячу раз прекраснее богини, спустившейся с небес.

Жениха и невесту встретил у входа архиепископ Парижский, и препроводил в королевскую часовню. Там они преклонили колена на золотые парчовые подушки, и приняли причастие. В то время, пока шла торжественная церемония, горожанам несколько раз бросали золотые и серебряные монеты от имени короля и королевы Шотландии. После венчания свадебная процессия отправилась обратно во дворец архиепископа на свадебный обед, за которым последовал бал в зале Святого Людовика в Лувре. Золотая корона Марии стала слишком давить ей на лоб, поэтому один из придворных держал её над головой королевы Шотландии (и дофины Франции) в течение почти всего обеда, а на балу Мария танцевала уже без короны. Елизавета исполнила танец вместе с новобрачной, как всегда, восхитив зрителей своей грацией. При этом принцесса очень ловко управлялась со своим шлейфом длиной шесть ярдов, который нёс за ней по коридорам дворца паж. Затем Елизавета совершила во второй раз тот же самый «подвиг», станцевав уже со своей крёстной, Жанной д’Альбре. Но на этом праздник не закончился. После бала, в пять часов, свадебная процессия направилась в официальную резиденцию городского управления, на другой конец Ситэ, причём маршрут был проложен подлиннее, чтобы парижане могли полюбоваться на кортеж. Мария ехала в позолоченном экипаже вместе со своей свекровью, Екатериной Медичи, Франциск и король Генрих сопровождали их верхом на конях с очень богатой упряжью. Роскошный банкет навсегда врезался в память тем, кто на нём присутствовал. Семь прекрасных девушек в роскошных костюмах, которые изображали семь планет, спели эпиталаму. Потом появились двадцать пять пони с позолоченной упряжью, на которых ехали королевские дети «в сияющих одеждах». За ними белые пони влекли повозки, на которых ехали актёры в образах античных богинь и муз, и все они славили новобрачных. Кульминацией представления стало морское сражение. В зал въехали шесть кораблей, убранных парчой и алым бархатом, с серебряными мачтами и парусами из серебристого газа. Они были механическими, и двигались по раскрашенному полотну, изображавшему морские волны, а тончайшие паруса надувались от ветра (скрытых мехов). На палубе каждого корабля было по два сиденья, одно занимал капитан, чьё лицо было скрыто под маской, другое же было пустым. Совершив семь кругов по залу, каждый корабль остановился перед дамой, по выбору своего капитана. Дофин – перед своей матерью, королевой, а король – перед Марией. Когда суда, на этот раз со своими прекрасными пассажирками, вновь объехали зал, зрителям пояснили, что перед ними – плавание за Золотым руном, которое возглавлял Язон (Франциск). Захватив руно-Марию, отныне он «создаст империю», которая будет включать Францию, Англию и Шотландию.

После свадьбы Мария Стюарт покинула Сен-Жермен и теперь уже стала официально именоваться не просто: «королева Шотландская», а «королева-дофина». Елизавета, конечно, завидовала ей и мечтала о прекрасном принце, который со временем тоже сделает её королевой. Однако, несмотря на все свои достоинства, она до поры до времени уступала во всём своей старшей подруге, которая была коронованной королевой, тогда как сама Елизавета была «просто» дочерью Франции.