Cytaty z książki «Праздник, который всегда с тобой»

Я ел устрицы, отдающие морем, со слабым металлическим привкусом, смывая его холодным белым вином, так что оставался только морской вкус сочного мяса, пил сок из раковин и его тоже запивал прохладным вином; чувство опустошенности исчезло, я повеселел и стал строить планы.

Париж никогда не кончается, и воспоминания каждого человека, который жил в нем, отличаются от воспоминаний любого другого. Мы всегда возвращались туда, кем бы мы ни были, как бы он ни изменился, независимо от того, насколько трудно или легко было до него добраться. Он всегда того стоит и всегда воздавал нам за то, что мы ему приносили.

Хотчнером: «Если тебе повезло в молодости жить в Париже, то, где бы ты ни очутился потом, он остается с тобой, потому что Париж – это переходящий праздник».

Люди разбиваются на трассах, а в большом мире некоторые все еще разбивают

Набрести на целый новый мир литературы, располагая временем для чтения в таком городе, как Париж, где можно было хорошо жить и работать, даже если ты беден, – это как будто тебе досталось целое сокровище. Это сокровище можно было взять с собой в путешествие, и в горах Швейцарии и Италии, где мы жили, пока не открыли для себя Шрунс в высокогорной долине в австрийском Форарльберге, всегда были книги, так что ты жил в новооткрытом мире снегов, лесов, ледников, с его зимними трудностями, в горной хи

стал памятью и даже состоянием бытия, частью тебя, которая пребудет с тобой всегда, и, куда бы тебя ни занесло, как бы ни жил ты после этого, ты ее никогда не утратишь.

Говорят, во всех нас заложены семена того, что мы сделаем, но мне всегда казалось, что у тех, кто шутит при жизни, семена покрыты лучшей почвой и навозом высшей категории.

Хозяйкам мы тоже, кажется, понравились; с нами обходились как с хорошими воспитанными умненькими детьми, и я чувствовал, что нам прощают то, что мы любим друг друга и женаты – с этим время разберется, – и когда жена пригласила их к нам на чай, они согласились прийти. Когда они пришли к нам, мы, кажется, еще больше им понравились; впрочем, возможно потому, что квартирка была маленькая и мы были гораздо ближе друг к другу.

Женщины-пьянчуги назывались «poivrottes

Пансион стоил около двух долларов в день за троих, но австрийский шиллинг падал из-за инфляции, и комната с едой обходилась все дешевле. Такой отчаянной инфляции и нищеты, как в Германии, здесь не было. Курс шиллинга колебался, но, в общем, шел вниз