Czytaj książkę: «Соблазнённая»

Czcionka:

©Адамс Э… 2021

* * *

Пролог

Забегая немного вперёд…

Было уже довольно поздно. Сегодня Эмилия задержалась с чтением книги немногим дольше обычного, будучи не в силах оторваться от занимательного рассказа. Отложив книгу в сторону, она потянулась, вытягиваясь стройным, гибким телом вверх, и размяла затёкшую шею руками. Чёрные волнистые волосы тёмным каскадом заструились по плечам, придавая облику девушки кокетливый вид. Она шла по пустынным коридорам, удерживая в руке небольшой фонарь, освещающий пространство замка, тонувшего в полуночной тьме.

Наверняка любой посчитал бы волнующей фигурку юной прелестницы, одетой лишь в лёгкую сорочку и халат мягкого бежевого цвета. Полный жадного любопытства взгляд пробежал бы по тонким чертам лица, заостряя внимание на мягких пухлых губах и тёмных глазах, мерцающих загадочным блеском из-за огонька фонаря, отражающегося в глубине зрачков.

Но все обитатели уже давно разбрелись по своим комнатам, даже слуги вернулись в часть замка, отведённую под их нужды. А единственный мужчина, чьё мнение о ней волновало бы Эмилию, наверняка сидел сейчас в своём кабинете, склоняясь над очередным законопроектом, или предавался глубоким размышлениям, потягивая бренди. На одно мгновение в её голове промелькнула мысль пробраться на его территорию, презрев все договорённости и наплевав на правила совместного проживания.

Но то была прихоть, мгновенно вспыхнувшая и угаснувшая от одного-единственного звука голоса разума. Ради чего, холодно вопрошал он? Чтобы ещё раз насладиться видом ледяного равнодушия и окунуться с головой в снисходительное презрение, наполнявшее его до самых краёв? Эмилия вздохнула немного глубже и направилась к себе всё тем же уверенным шагом, не догадываясь, что через каких-то несколько минут окажется застигнутой врасплох, что в дом ворвутся красные мундиры, громко сотрясающие ночной воздух криками «Именем короля!»… Что она будет стоять посреди развороченного кабинета, с бессильной злобой глядя, как солдаты переворачивают всё вверх дном, вытряхивая содержимое ящиков её стола, и нагло разглядывают личную переписку. Сейчас она спокойна и собранна, в голове неспешно вились самые разнообразные мысли о приятных сердцу мелочах, но совсем скоро она окажется лицом к лицу с бедой, накрывшей чёрной хищной тенью супружескую чету.

Но что будет самым неприятным, царапнувшим по ней больнее всего, это всё то же равнодушие и отстранённость супруга, спокойно взирающего на творящийся вокруг беспредел. Он ещё не собирался ложиться спать, оттого встретил незваных гостей одетым в домашний костюм, лишь на жакете было расстёгнуто на пару пуговиц больше обыкновенного. А вот ей не было позволено даже придать своему облику более приличествующий вид – настигли на пороге собственной спальни и провели полураздетой под наглыми взглядами солдафонов.

– Почему ты ничего не предпринимаешь? – всё же она метнулась птицей к супругу, потягивающему спиртное из бокала. Он не ответил, лишь проводил взглядом полетевшую на пол резную деревянную шкатулку, сброшенную на пол без всяких церемоний.

– Почему ты стоишь с таким видом, будто не происходит ничего из ряда вон выходящего?

Эмилию уже трясло от негодования, она не удержалась и схватила мужа за руку, желая привлечь его внимание.

– Успокойтесь, Эмилия, – с лёгкой брезгливой гримасой на лице он осторожно высвободил свою кисть из захвата её руки, покрытой холодным потом страха.

Голосом своим он намеренно подчеркнул обращение на «вы». О, как ей хотелось взять и влепить ему это «вы» в лицо, словно хлёсткую пощёчину! Всегда «вы» – на публике, при прислуге и наедине. Холодное, равнодушное «вы», полное презрения и потаённой насмешки. И, словно сжалившись над ней и её потрясённым видом, добавил:

– Своей неприязнью и вспыльчивостью вы сделаете только хуже. Ваши действия могут быть расценены как сопротивление интересам короны, а последствия могут быть необратимыми не только для вас самих, но и для меня в том числе.

– Можешь сколько угодно делать вид, будто тебе нет никакого дела до того, что творится в твоём доме прямо сейчас. Но я не собираюсь позволять этим мужланам ковыряться в моей личной переписке и пятнать своими руками принадлежащее мне! – злобно проговорила она в лицо супругу и решительным шагом направилась в сторону командующего погромом, как раз выламывающего замок одного из ящиков секретера.

– Я бы попросила вас бережнее относиться к предметам, вам не принадлежащим! – её голос поднялся, на миг перекрыв гвалт чужих голосов, но сразу же утонул в грохоте и перебранке.

Слова Эмилии не возымели никакого эффекта, каждый из присутствующих продолжал перетрясать содержимое кабинета. Она сделала шаг вперёд и вырвала из рук солдата личные письма, читаемые им с глумливой улыбкой на лице.

– Не смейте совать нос в личную переписку, – раздражённо прошипела она, прижимая к груди письма.

– Эй, что с этой делать? – солдат схватил её за локоть и дёрнул на себя. – Оказывает сопротивление!

Сильные пальцы до боли сжали локоть, не давая дёрнуться в сторону. Командующий небольшим отрядом обернулся на грубый окрик и неторопливо подошёл, смерив Эмилию взглядом с головы до ног.

– Держитесь подле вашего супруга и не мешайтесь под ногами.

– Лучше вам и вашим людям держаться подальше… – закончить предложение она не успела. Щёку и губу обжёг удар перчаткой, зажатой в руках мужчины.

– Уведите её прочь!

Солдат встряхнул Эмилию и потянул, принуждая идти вперёд, толкнул в сторону супруга, безразлично наблюдавшего за безобразной сценой, вершившейся на его глазах, но не пошевелившего и пальцем, чтобы прекратить это.

– Держите свою жёнушку крепче.

Солдат ухмыльнулся и присоединился к товарищам, усердно копошащимся в чужом имуществе, словно черви в гнилом мясе. Эмилию сотрясала крупная дрожь, а ноги едва не подгибались. Она не могла понять, почему супруг так спокоен, словно происходящее здесь и сейчас его ни в коей мере не касается.

Он равнодушно потягивал спиртное и не обращал никакого внимания на молодую жену, находящуюся на грани нервного срыва. Наконец нечто похожее на сострадание проявилось на его лице, и он обратился вполголоса к Эмилии, но слова его были далеки от тех, что хотела от него услышать:

– Хватит убиваться, лучше выпейте вина. Неизвестно, когда в следующий раз вам представится такая возможность.

Эмилия ошарашенно посмотрела на лицо супруга и отодвинулась от него, настолько была сильна неприязнь, резко возникшая по отношению к нему. Тем временем командующий отрядом солдат выпотрошил потайной ящик и, схватив лежавшие в нём листы бумаги, исписанные мелким аккуратным почерком, издал торжествующий возглас.

– Это написано вами, не так ли?

Он в два счёта преодолел пространство кабинета и сейчас тряс бумагами, тыча ими едва ли не в лицо Эмилии.

– Это написано вашей рукой? – повторил он свой вопрос, теряя терпение.

– Вы не имеете никакого права… – начала было Эмилия, но супруг положил ей руку на плечо, отвечая вместо неё:

– Да, это почерк моей жены.

Командующий в ответ широко улыбнулся и махнул рукой, призывая к себе подчинённого, только того жеста и ожидавшего.

– Отвечаешь головой за эти бумаги. Собрать всю личную переписку супружеской пары и в кратчайшие сроки доставить в управление…

Солдат слегка поклонился и поспешно ринулся исполнять приказания своего командира, а тот обернулся к замершей супружеской чете и, выпятив грудь колесом от гордости, начал зачитывать монотонным голосом:

– Действуя от имени короля и согласно его приказу, я считаю нужным задержать вас обоих по подозрению в заговоре с целью низвержения Его Величества, а также по подозрению в подстрекательской деятельности и подрыве авторитета парламента…

Командующий отрядом зачитывал стандартную форму обращения, перечисляя обвинения, сыпавшиеся как из рога изобилия. Эмилия стояла, поражённая его словами, и тяжестью обвинений, ложившихся на неё и её супруга, но более всего её поразила фраза:

– …водворить вас в места предварительного заключения на всё время разбирательства без возможности оспорить это решение.

– Возмутительно!

Она вздёрнула подбородок повыше, полыхая от негодования: как правило, аристократов их уровня не мешали с грязью и чернью и в виде предварительного наказания применяли лишь домашний арест, ограничивая возможности передвижения провинившихся стенами их домов. Разумеется, к тем, кто представлял особую опасность, приставляли постоянную охрану, но…

– Ни-ког-да ранее людей нашего круга не заключали под стражу до выяснения обстоятельств, – отчеканила она, – наша вина не доказана, а значит, относиться подобным образом к нам противозаконно.

– Уже нет, – ухмыльнулся командир отряда, явно испытывающий удовольствие, – указ был подписан пару дней назад… У вас будет время ознакомиться с ним на месте вашего заключения.

Он отвернулся и крикнул куда-то в сторону:

– Заковать их и увести!

– Нет! – вырвался возмущённый крик из горла девушки, когда к ней шагнула высокая крепкая фигура солдата с кандалами в руках. – Вы не можете… вот так…

Слова вдруг начали путаться и стояли комом в горле. Она хотела сказать, что никто не вправе подвергать её подобному унижению – уводить из стен поместья в одном лишь неглиже.

– Насчёт своего внешнего вида не беспокойтесь. На месте вам выдадут одежду, более соответствующую вашему новому статусу, чем та, что надета на вас сейчас.

Нет-нет-нет… Этого просто не может быть, потрясённо носилась одна-единственная мысль по кругу в её голове, но на тонких запястьях леденящим металлом кандалов уже сомкнулась реальность, с каждым мгновением всё больше напоминающая дурной, вязкий кошмар, из которого никак не выбраться.

Глава 1. Пикник

– Вы не находите это платье несколько фривольным для подобного мероприятия? – осмелилась подать голос горничная, но тут же сконфузилась под насмешливым взглядом Эмилии. – Простите, пожалуйста.

– Не забывайся, – холодно приструнила Эмилия прислугу, тотчас же решив сменить её. Похоже, служанка начала забываться, приняв за проявление дружбы бессмысленный трёп, обмен мелкими сплетнями и колкие замечания, изредка вскользь роняемые Эмилией в сторону той или иной особы. Или того больше – прислуга решила, что она ровня ей?

Красавица, сидевшая у туалетного столика, обратила взор на своё отражение, отметив, каким предвкушением блестят тёмные глаза, выделявшиеся на молочной коже лица. Тщательно осмотрела кожу, выискивая признаки мелких веснушек, и с облегчением вздохнула, не обнаружив ни одной. Она всё время боялась испортить фарфоровую белизну кожи этими крошечными, но такими отвратительными рыжеватыми пятнышками, возникающими летом под действием солнечных лучей у большинства из её знакомых. Оттого с замиранием сердца вглядывалась в своё отражение каждое утро, боясь обнаружить изъян, который пришлось бы маскировать косметикой, презираемой ею.

Возможно, когда первый цвет юности перейдёт в иную стадию красоты, ей тоже придётся прибегнуть к ухищрениям чудодейственных баночек с известным и понятным всем содержимым. Но до сих пор она обходилась лишь яркой внешностью, которой одарила её природа, внутренне посмеиваясь над ровесницами, накладывающими слои пудры и румян, тщательно подкрашивающими глаза ежедневно, просто для того чтобы не выглядеть бледным увядшим цветком.

Замечание служанки всё же несколько покоробило Эмилию, и она ещё раз придирчиво осмотрела наряд, тщательно отобранный задолго до этого. Времени что-то кардинально менять или, хуже того, судорожно метаться в поисках нового платья не было, но она решила непредвзято оценить его со стороны, чтобы иметь возможность искусно подобранным аксессуаром исправить ситуацию.

Но нет, тревоги были напрасны, как и сомнительный вопрос прислуги: белое лёгкое платье до пят идеально сидело на фигуре, выгодно подчёркивая все её преимущества. Под фривольностью служанка, скорее всего, имела в виду отсутствие прочного каркаса корсета и твёрдого лифа, на замену которым пришла лишь материя, плотно обтягивающая тело до талии, но не стесняющая его движений. Подобный фасон платьев ещё не получил широкого распространения среди модниц по большей части оттого, что необходимо было обладать идеальной, без малейших изъянов, фигурой. Оно не подразумевало наличие корсета, выставляя на всеобщее обозрение естественные параметры талии, не утянутой настолько, что было трудно даже вздохнуть.

Несомненно, найдутся злые языки, даже из числа близких приятельниц, которые обсудят её за спиной, не преминув указать на несуществующие недостатки. Но так или иначе внимание большинства будет привлечено к ней, как восхищённое мужское, так и завистливое женское. В последний раз оглядела себя в зеркале в полный рост и милостиво разрешила присмиревшей горничной собрать вьющиеся тёмные волосы в незамысловатую, кокетливую причёску, оставив несколько прядей свободными, словно они выбились совершенно случайно. Со сборами было покончено – осталось только надеть нитку белого жемчуга и серьги из него же, дополнив образ ажурными перчатками до локтя, лёгкой сумочкой и небольшим зонтиком.

В дверь комнаты настойчиво постучали – два раза, небольшая пауза, затем ещё два раза. Отец, радостно улыбнулась Эмилия, дав знак прислуге отворить дверь. Она оказалась права. За дверью стоял Эдвард Тиммонс, как всегда, гладко выбритый и сдержанный, лишь тёмные глаза, немного выцветшие от времени, выдавали его бойкую, живую натуру.

– Прелестница моя, – привычно обратился он с ласковой улыбкой к дочери, довольно оглядывая её со всех сторон с гордостью во взгляде, – боюсь, после посещения мероприятия мне придётся просить полисменов выделить дополнительную охрану у входа в поместье. Иначе нам не дадут покоя желающие добиться твоей руки, число которых неизменно возрастёт в разы уже через пару-тройку часов.

Эмилия улыбнулась, целуя отца в щёку, слабо пахнущую свежим парфюмом. Матери они лишились несколько лет назад, но отец до сих пор так и не обзавёлся супругой, несмотря на то что Эдварда то и дело зачисляли в число самых желанных вдовцов их округа. Преклонный возраст не был помехой желающим связать себя с ним узами брака – подобравшись к началу седьмого десятка, Эдвард Тиммонс всё ещё производил благоприятное впечатление. Но после смерти жены он переключил всё своё внимание на единственную и горячо любимую дочь, возможно иногда позволяя и спуская ей с рук слишком многое.

– Я готова, мы можем выезжать.

– С большой охотой, – отец галантно подставил локоть и повёл свою дочь вниз с такой гордостью, будто сейчас находился под пристальным взором всего королевского двора, а не просто прошёл мимо прислуги, застывшей в подобострастном поклоне.

Экипаж, запряжённый парой пегих резвых лошадок уже дожидался хозяев во дворе поместья. Эмилия, поддерживаемая всё ещё крепкой рукой отца, уселась внутри, аккуратно расправляя платье, чтобы не допустить появления на утреннем пикнике в растрёпанном виде. Отец ловко забрался внутрь, и экипаж плавно тронулся с места.

– Томпсоны обещали устроить неплохой приём, – оправляя галстук, заметил отец.

– Главное, чтобы на нём не было скучно, как обычно, – немного капризно заметила Эмилия, морщась при воспоминании о прошлом приёме, на котором присутствовали все сливки общества в лице мужчин преклонного возраста и их чопорных супруг. Молодых людей и девушек можно было по пальцам пересчитать, и они сбились в пару небольших компаний, позёвывая от скуки.

– Только не в этот раз, – уверенно заявил отец, – насколько мне известно, в числе приглашённых немало достойных молодых людей.

– Приятное известие, потому что местные завсегдатаи светских раутов приелись до ужаса.

– Ты просто слишком капризна, молодая леди.

– Не капризна, а избирательна. Я хочу видеть рядом с собой человека, замечательного во многом, а в некоторых моментах даже исключительного. Разве так плохо желать лучшего и не размениваться на недостойных моего внимания?

– Хо-хо, – добродушно затрясся от смеха отец, – иногда мне начинает казаться, что я тебя слишком сильно разбаловал и посеял не те семена, давшие чересчур буйное развитие своим росткам. Нужно говорить «желаю видеть рядом человека достойного», а не «не обращать внимания на недостойных»…

– Какая разница? – пожала плечами Эмилия. – Смысл один и тот же, разве нет?

– У тебя так очаровательно выходит изображать из себя глупышку, что я сделаю вид, будто поверил в твою недогадливость.

– Ты же сам говорил, что не стоит выставлять напоказ собственный ум, бахвалясь его остротой?

– Но в то же время и не стоит водить людей за нос, изображая из себя недалёкую пустышку.

Эмилия рассмеялась: иногда болтать с отцом было приятно, мысленно скрещивая шпаги, но сегодня ей хотелось развеяться и не забивать голову подобными вопросами. Чересчур хорошая стояла погода этим июльским днём, и в воздухе витал тот особенный аромат, едва учуяв который сразу становится ясно – грядущий день принесёт немало сюрпризов, и, хотелось бы в это верить, приятных.

За ненавязчивой беседой время, проведённое в дороге до усадьбы Томпсонов, пролетело незаметно. Эмилия вылезла из экипажа, с любопытством оглядывая окрестности: в последний раз ей довелось тут бывать ещё зимой, когда всё утопало в снегу. Насколько она могла сейчас заметить, фасад здания обновили, перед ним разбили приветливые лужайки, усадив клумбы цветами, и привели в порядок деревья, придав им опрятный вид.

Видно, Томпсоны очень сильно хотели произвести хорошее впечатление на приезжих гостей: всюду сновала прислуга в кипенно-белых передниках и фартуках, на головах у девушек красовались аккуратные чепчики, а каждый подъезжающий экипаж встречал специально отведённый для этого слуга. Но самое интересное должно было открыться немногим позднее, когда все гости потянутся в сад, расположенный за домом. По словам знающих людей, Томпсоны, значительно улучшившие своё материальное положение, превратили его в образец садового искусства.

Эмилия оглянулась, заметив среди приглашённых некоторые знакомые лица, как, например, близкую приятельницу Анну, уже спешившую ей навстречу. Она улыбнулась ей, приветствуя издали коротким кивком головы, и отвлеклась на молодых людей, кинувшихся уделить внимание Эмилии, наперебой сыпавших комплиментами.

Она мило улыбалась, уделяя каждому из них ровно столько внимания, чтобы каждый из них почувствовал себя чуточку польщённым и немного особенным, но всё же не подавая им исключительного права надежды на большее. Когда с приевшимися ухажёрами было окончено, к ней присоединилась приятельница, принявшаяся болтать практически сразу же, стремясь как можно быстрее поделиться с ней информацией. А если быть честным, то просто последними сплетнями: кто уже успел опростоволоситься перед съехавшимися гостями, кто чересчур вычурно вырядился или неудачно подобрал аксессуары…

Обычная светская болтовня – едва ли она могла назвать Анну своей близкой подругой. Надо было признать, что таковых у неё попросту не было. Причину для себя она определила уже давно: элементарная зависть со стороны сотоварок, не столь щедро наделённых природной красотой и пользующихся меньшим успехом у противоположного пола. Потому они сбивались в стайки и холодно приветствовали Эмилию, явно принимаясь её обсуждать между собой, стоило ей удалиться на приличное расстояние.

Эмилии льстило подобное отношение, она давно научилась оборачивать даже невыгодное положение или брошенное кем-то острое словцо в свою пользу. Оттого она сейчас степенно шла по тропинкам с видом победительницы. С отцом она рассталась практически сразу же после приезда – вдвоём они поприветствовали хозяев и разделились, каждый примыкая к своему привычному кругу общения.

Всё же стоило признать, что приём удался на славу – пожалуй, одно из лучших мероприятий этого сезона, на котором ей доводилось побывать. Просторный сад преобразился до неузнаваемости: Томпсоны даже велели вырыть посередине него небольшой искусственный пруд, и сейчас несколько пар забавлялись тем, что переплывали его на небольших лодках, соревнуясь в скорости.

Под приятной тенью деревьев были расставлены небольшие круглые столики, уставленные плетёными корзинами с фруктами, а слуги разносили напитки и лёгкие закуски. Вокруг царила непринуждённая атмосфера лёгкости и праздника. И судя по лицам гостей, словно светящимся от радости, не одна Эмилия так считала.

Оказывается, всё это время Томпсонам выйти на должный уровень мешало не отсутствие вкуса, как раньше считала Эмилия, а банальное отсутствие финансов. Прискорбная несправедливость, тем не менее разрешившаяся. Она поймала себя на мысли, что сейчас другими глазами посмотрела на супружескую чету Томпсонов и их отпрысков, признавая за ними некие заслуги, которым ранее не придавала значения. Как раз сейчас Томпсон-старший со своим сыном беседовал с незнакомым мужчиной неподалёку от места, где расположилась Эмилия.

– Кто это? – взгляд Эмилии зацепился за высокую поджарую фигуру незнакомого мужчины, стоявшего боком к ним.

С её места хорошо был виден профиль мужчины с острым прямым носом. Тёмные волосы были коротко пострижены, среди людей их круга так коротко никто не стригся. Его короткая стрижка смотрелась почти вызывающе, как и его манера держаться: поза казалась расслабленной, но ей чудилась в этой расслабленности какая-то расчётливость и собранность, готовность мгновенно отреагировать и броситься вперёд. Странные мысли, подумалось ей, с одного-единственного взгляда строить подобные предположения о совершенно незнакомом человеке.

– Ты про Хромого? – мгновенно отозвалась приятельница Эмилии, Анна.

– Про кого? – не поняла Эмилия вопроса Анны, продолжая рассматривать мужчину.

– Про того, на кого ты сейчас смотришь, – хохотнула Анна, обмахиваясь веером.

– Он хромой? – протянула Эмилия, понимая, что разочарование сквозит в её голосе слишком явно, чтобы не быть услышанным и понятым приятельницей.

– Да, – подхватила Анна, обрадовавшись тому, что в этот раз она служит источником информации и сплетен, а не Эмилия.

– А по первому взгляду не скажешь…

– Подожди немного. Начнёт двигаться – сама всё увидишь…

И словно в подтверждение её слов, мужчина коротко кивнул головой, прощаясь с собеседниками, и тронулся с места, направляясь в другую сторону. Анна была права – он хромал, припадая на левую ногу. Стоило признать, что он не волочил за собой ногу, но всё же хромота довольно сильно бросалась в глаза.

Мужчина, словно почувствовав, что служит предметом для обсуждения, поднял глаза и безошибочно определил сплетничающих девиц, вперив в них холодный взгляд: мельком осмотрел Анну, а на Эмилии его взгляд задержался дольше, чем того требовали приличия при беглом осмотре едва знакомого человека. Краска бросилась в лицо, но отводить поспешно взгляд в сторону или опускать глаза она не стала.

Эмилия рассматривала лицо мужчины с интересом, отмечая, что его едва ли можно назвать красивым или даже просто привлекательным: слишком резкие, хищные черты лица, к тому же то ли шрам на лбу, то ли просто он так сильно хмурился. В какой-то момент ей показалось, что он направится прямиком к ней и огорошит каким-нибудь неудобным вопросом, но он прервал зрительный контакт и медленно прошествовал в другую сторону, к группе мужчин, бурно обсуждавших последние политические сплетни.

– Бестактный наглец, – наконец проронила Эмилия, вздыхая с облегчением, едва он повернулся к ним спиной.

– Ещё какой, – возбуждённо прошептала Анна, приближаясь к приятельнице.

Эмилия уловила отчётливый запах пудры, смешанный с ароматом клубники и немного кислым запахом пота, исходящим от Анны, затянутой в тугой корсет и платье из плотной ткани. А всё ради того, чтобы казаться стройнее. Глупышка, с её комплекцией такие уловки не помогут, подумала Эмилия, но всё же прислушалась к подруге, торопливо делящейся с ней сведениями.

Анна болтала много, часто сбиваясь и хихикая, многое сочиняя на ходу, как поняла Эмилия, чтобы сделать свой рассказ наиболее впечатляющим, потому приходилось мгновенно отсеивать расхожие домыслы от доподлинно известных фактов, объединяя их в короткую справку. Максимилиан Ровере, тридцати восьми лет, обладает достаточным состоянием, но, что называется, замарался в ремесле, недостойном аристократа, – занимается поставками вина откуда-то с юга.

В этом городе он скорее гость, чем постоянный житель, чаще всего проездом. Снискал славу отшельника и крайне негостеприимного хозяина, не считающего нужным придерживаться правил приличия и элементарной вежливости. Вдовец, возбуждённо зашептала Анна, причём жена умерла то ли от болезни, то ли от банальной передозировки наркотиками, то ли оттого, что он отравил уродину-жену, присвоив её состояние.

– Это всего лишь слухи или факты? – взгляд Эмилии против воли отыскал фигуру мужчины и следил за перемещениями Максимилиана по обширной территории сада.

– Про смерть жены? Скажу сразу, что мало кто её видел, он практически не выводил её в свет и держал взаперти. С чего бы, спрашивается? Явно только потому, что она не блистала умом или красотой. А с её смертью явно дело нечисто, так что фигура крайне занимательная, но нежелательная в нашем обществе. Обратила внимание, что он не может подолгу задержаться в обществе ни одной из собранных здесь групп? Его игнорируют.

– Тогда почему он в числе приглашённых? – усмехнулась Эмилия.

– Капитал, связи, – беспечно отозвалась Анна, – говорят, что он является денежным гарантом не одного из ныне присутствующих…

«Всё понятно!» – пронеслось в голове Эмилии. Зачастую за кажущимся пренебрежением общества стоит банальная зависть. Возможно, многие предпочли бы и вовсе не пересекаться с Максимилианом, но им приходилось это делать, поскольку некоторые находились в зависимости от прихоти эксцентричного мужчины.

Именно так определила его личность для себя Эмилия, переключаясь на других гостей, некоторые из которых были ей незнакомы. Как, например, рослый статный блондин, одетый в светлый костюм песочно-бежевого цвета. Он стоял лицом к подругам, но был увлечён беседой, потому можно было изредка рассматривать его, не опасаясь быть замеченной. Чудо как хорош, с улыбкой подумала Эмилия: классический овал открытого лица, немного пухловатые губы. Улыбка практически не сходила с его лица, освещая его и делая заметными ямочки на щеках. Интересно, какого цвет его глаза? Голубые или зелёные?

– А это Лаэрт Солсбури, – вновь перехватила взгляд Эмилии Анна, принявшись рассказывать и о нём.

Но здесь уже Анне было практически нечем крыть: Эмилия и сама была наслышана об этом молодом человеке, подававшем большие надежды в политике, пленившем сердце не одной красавицы, но всё ещё не обзаведшимся женой к своим тридцати с небольшим годам. Эмилия была наслышана о Лаэрте, но впервые видела его вживую, наслаждаясь его красотой, чуть отстранённой, как у ангелов на фресках, и какой-то холодной, несмотря на широкую открытую улыбку. Было бы неплохо поближе с ним познакомиться, пронеслось в её голове.

Навряд ли она отдавала себе отчёт в том, стоило это делать или нет и как со стороны выглядело бы их «непреднамеренное знакомство». Но в этот самый момент в её очаровательной головке начал складываться план. Незамысловатый и кое-где шитый белыми нитками. Но там, где ей недостаёт опыта, можно сделать ставку на природную красоту: огромные карие глаза, пухлые красные губки и стройную, тонкую фигурку с волнующими глаз округлостями грудей и идеально плавной линией бёдер, подчёркнутых свободно струящимся белым платьем.

Она была красива и пленяла мужчин своей красотой, выглядевшей столь безобидно и кротко, что практически каждый считал своим долгом уберечь её от посягательств других самцов. Не единожды она слышала из мужских уст волнительные и столь желанные для многих представительниц женского пола клятвы в вечной любви, но едва ли многие из них волновали её по-настоящему.

Они лишь тешили самолюбие и приятно будоражили кровь ровно до того момента, когда в воздухе повисало последнее сказанное слово, а на неё устремлялся ожидающий взгляд мужских глаз. Скучно и предсказуемо, впрочем, как и всегда. От поклонников не было отбою, как и тех, кто претендовал на её руку, но своенравная красавица, бывшая единственной и горячо обожаемой дочерью своего отца, могла сколько угодно в своё удовольствие воротить чудесный носик от завидных женихов. Размениваться по мелочам было не в её стиле, так говорила она самой себе и ждала чего-то необыкновенного, достойного её по всем параметрам. И кажется, что совсем недавно она обнаружила подобного мужчину.