Czytaj książkę: «Три лица февраля», strona 2

– Полиция впоследствии сообщила, – сказала Долорес, – что была проведена графологическая экспертиза, которая признала, что почерк покойного на этом письме подлинный. И, кроме того, среди отпечатков пальцев на письме были обнаружены и отпечатки сэра Уэндерли. Они же и только они остались на пистолете, из которого был произведён выстрел. Разумеется, и жена, и слуги, и все гости в тот день, когда это всё произошло, подтвердили личность умершего. Среди гостей были уважаемые персоны – две семейные четы и одинокий мистер, работавший зубным врачом. Все они были допрошены полицией. У всех сняли отпечатки пальцев, наверное, проверяли, не был ли кто-то из них в кабинете Эдвина и не оставил ли следы после себя. Но мне показалось это чистой формальностью, ведь хозяин кабинета никого туда не пускал без своего разрешения. В его отсутствие кабинет всегда запирали на замок. У хозяина же был свой ключ, чтобы он мог пользоваться кабинетом в любое время суток. Полиция произвела в кабинете обыск, но все бумаги на столе, в столе и в сейфе, ключ от которого торчал в замке, были в порядке. Ничего не разбросано, а, наоборот, разложено в аккуратные стопки. На ключе от сейфа, столешнице и выдвижных ящиках присутствовали отпечатки пальцев Эдвина и никого более.

– Какие-нибудь ценности там хранились?

– Да, разумеется. Пачки наличных и ценные бумаги. Всё на месте.

– Спасибо. А что за пистолет? Откуда он взялся? – поинтересовался Алекс.

– Миссис Уэндерли сказала, что пистолет висел у мистера Уэндерли на стене в кабинете. Он какой-то очень старый, кажется времён первой мировой. И, если я не ошибаюсь, принадлежал его деду.

– Если с тех пор из него не стреляли, он же не пригоден был к стрельбе?

– Она сказала, что Эдвин его регулярно чистил и гордился им. Конечно, пока он висел на стене, он был не заряжен. Но в столе у мистера Уэндерли лежали патроны к нему.

– Я понимаю настроение, в котором вы пребывали в тот день, но не заметили ли вы что-то необычное в поведении окружавших вас людей, перед тем как отправиться на второй этаж к вызвавшему вас мистеру Уэндерли?

– Когда я проходила мимо гостиной, мне показалось, что там кто-то был у телефонного аппарата, как будто подслушивал разговор Эдвина, о котором я узнала чуть позже. Но когда я спустилась обратно, в гостиной уже никого не было, а Норман, опытный старый лакей, удержал меня от того, чтобы я бегала по комнатам и разносила эту весть по всему дому.

Долорес не присутствовала при беседе миссис Уэндерли с назначенным вести расследование старшим инспектором лондонской полиции Слоттером, но та при встрече с ней позже не стала скрывать, что муж строил далеко идущие планы, вот только в бизнесе его и раньше случались неудачи, и очередной срыв мог действительно переполнить чашу его небезграничного терпения.

– Честолюбия у него было хоть отбавляй, – прокомментировал Алекс. – Смириться с неудачей такому человеку гораздо труднее, чем любому другому, лишённому болезненного самолюбия. А какой врач осматривал тело Эдвина?

– Кто-то из местных, потому что прибыл он минут через двадцать, – ответила Долорес. – Потом уже, по моей просьбе, он осмотрел миссис Уэндерли, которая очнулась после обморока, но вынужденная принять участие в опознании, чувствовала себя после этого не очень хорошо. Впрочем, никаких проблем с лёгкими у неё он не обнаружил. И вообще сказал мне, что Дора – особа мнительная и что она находится под чьим-то сильным влиянием, поэтому ему не удалось ни в чём её переубедить.

– Интересное заключение врача, – принялся размышлять вслух Алекс. – То, что вы мне сообщили о характере Доры, наводит на мысль, что не Дора заставила Эдвина жениться на себе, как поступают охотницы за деньгами, а Эдвин взял и покорил её, причём без особого сопротивления с её стороны. Но отнюдь не он являлся причиной её страхов, ибо с его смертью проблем у Доры только прибавилось. Что-то вы переменились в лице, мисс, это из-за моих слов?

– Нет, совсем нет. Я вспомнила, что врач, выйдя из комнаты Доры, был чем-то смущён. Кажется, он сказал: «Не вижу ничего страшного, насколько мне дали увидеть». Он сделал при этом акцент на слове «дали».

– Наверное, ему что-то не понравилось при осмотре Доры. Он больше ничего не сказал? Тогда нам вряд ли удастся узнать причину его «смущения» из-за врачебной тайны, которую он обязан хранить.

Долорес не смогла припомнить ни одного случая, чтобы Дора раздевалась при ней, но могла поклясться, что миссис Уэндерли никогда не хромала, что у неё прямая осанка и длинные руки, совершающие плавные движения. В ней было что-то от балерины. Что там доктору могло не понравиться, было совершенно непонятно.

Зато самой Долорес не понравилось кое-что из того, что произошло дальше, после того как врач и полицейские удалились, а труп хозяина увезли в морг, чтобы произвести вскрытие.

– Кстати, что показало вскрытие? – поинтересовался у неё Алекс.

– Вскрытие? Что там обычно ищут? Наркотики, транквилизаторы… Нет, ничего не нашли.

Событиям, которые продолжали происходить на глазах Долорес в доме Уэндерли, и был посвящён её последующий рассказ.

Прежде всего, миссис Уэндерли отказалась кого-либо принимать и распорядилась на все телефонные звонки отвечать, что её нет дома. Нужно было положить конец досужим расспросам, которые только извращают факты, просочившиеся в газеты. Единственными гостями, которым слуги вынуждены были открывать двери, были представители полиции. Слугам даже запретили общаться с поставщиками продуктов, которые разгружали свой товар в полной тишине. Во всём доме снова опустили шторы, а зеркала завесили чёрной тканью. Долорес объясняла это не столько требованиями соблюдения траурных формальностей, сколько всё теми же страхами, от которых Дора не могла избавиться. По той же причине Дора не выключала свет в своей спальне даже ночью.

Тем временем страсти не улеглись и стало только хуже, когда прямо перед похоронами, состоявшимися три дня назад, впервые за длительное время появился сын сэра Уэндерли от первого брака по имени Невилл. Долорес раньше о нём ничего не слышала, ни хорошего, ни плохого. Тем неприятнее было первое впечатление от его появления. Рослый молодой балбес, не обратив никакого внимания на присутствие Долорес, набросился на хрупкую женщину:

– Это вы погубили его! Только из-за вас я лишился отца! – горячо упрекал миссис Уэндерли сын покойного.

Одет он был, что называется, «с иголочки», но с мозгами у него было далеко не так прекрасно, а с воспитанием просто из рук вон плохо. «Я бы тоже этого грубияна ни к какому приличному обществу и близко не подпустила, как, наверное, и делал его отец», – высказала своё возмущение Долорес. Не от него ли пряталась Дора и не его ли приезда боялась?

Хорошо, что ему пришлось заткнуться, так как приехали распорядители похорон и вызвали Дору на церемонию прощания, которая состоялась в ближайшей церкви. На эту церемонию прибыли солидные люди, на фоне которых Невилл приуныл и затерялся. Их было больше, чем на юбилее, но Долорес ни с кем не удалось познакомиться, так как Дора попросила её остаться дома и позаботиться о приготовлении трапезы, на которой после похорон появились только близкие друзья, уже знакомые Долорес раньше.

Причина такого поведения Невилла вскоре выяснилась. Вчера, в первой половине дня, за сутки до того, как Долорес пришла в контору к Алексу, было оглашено завещание сэра Уэндерли, в соответствии с которым всё имущество покойного, в чём бы оно ни заключалось, переходило к его вдове.

И сын сэра Уэндерли, словно почуявший, что ему здесь ловить совершенно нечего, сразу куда-то пропал. Но миссис Уэндерли, нашедшая утешение в обществе Долорес, как будто бы и не заметила его исчезновения. Пока Долорес оставалась в её доме, вдова чувствовала себя гораздо спокойнее. Да и Невилл Уэндерли не посмел бы напасть на них обеих.

– Скажите, – вмешался Алекс. – В этом завещании сын покойного никак не упоминался?

– Там была приписка, сделанная совсем недавно, – ответила Долорес. – Согласно которой, если миссис Уэндерли будет иметь какое-то отношение к насильственной смерти своего мужа, то наследником становится его сын. Но, поскольку имело место самоубийство, и покойный в своём предсмертном письме никого из родственников не винил, то эта приписка не была принята во внимание. Хотя обвинение вдовы в смерти мужа Невиллу было бы только на руку.

– Почему Эдвин добавил эту приписку? – задался Алекс вопросом, на который Долорес не могла ответить. – Чем вызвано смягчение завещания, пусть и весьма условное, в пользу сына? Эдвин начал подозревать, что его хотят убить? Впрочем, доведение до самоубийства не меньшее преступление, чем убийство… Как вы думаете, если бы Невиллу удалось узнать что-то такое о миссис Уэндерли, что не делало ей чести, он бы смолчал?

– Вряд ли. Он показался мне человеком порывистым, можно сказать, «без тормозов», а такие личности часто совершают поступки, о которых впоследствии жалеют.

– А что это за люди, так называемые «проходимцы», о которых сэр Уэндерли упоминал в своём последнем письме?

– Их уже задержала малайзийская полиция по подозрению в мошенничестве, – сообщила Долорес о том, что успела узнать от лондонской полиции. – К сожалению, эти люди, выступая от имени фирмы Уэндерли, привлекали средства честных предпринимателей, а вкладывали их в преступный бизнес. В результате счета компании арестованы, выписан огромный штраф. Местные следователи, я имею в виду людей, расследующих махинации вокруг фирмы Уэндерли, хотели поговорить и с сэром Уэндерли, но не успели. Как вы думаете, эти арестованные полицией люди могли бы сообщить нам что-то важное?

– Боюсь, что это мелкие сошки и они не скажут, что стоит за этим мошенничеством, чьи именно интересы…

Закончив рассказ, Долорес открыла папку и разложила перед удивлёнными Алексом и Ральфом свои рисунки, на которых были изображены и сам сэр Уэндерли, и его жена, и его сын, и даже гости, приехавшие на его день рождения и заставшие только мёртвое тело именинника.

– Бог мой, как здорово вы рисуете! Да вы же настоящий художник! – воскликнул Ральф.

Щёки мисс Макнил зарделись от такой похвалы. Она не смогла скрыть улыбки, благодаря которой стала ещё очаровательней. Если бы Алекс был более внимателен к ней, он удивился бы, заметив столь разительную перемену в девушке, с которой познакомился прошлым летом. Но он, в отличие от коллеги, не отрывал глаз от рисунков, а не от их создательницы.

– И правда, – присоединился к восторгам Ральфа Алекс. – Вы не хотели бы продолжить образование?

– Превратить увлечение в профессию? Что может быть скучнее? Я делаю зарисовки попутно, мне больше нравится созерцать творения природы в их первозданной чистоте. Я не смогла бы придумать ничего похожего, только повторять и копировать…

– Расскажите, пожалуйста, про гостей, которые приехали в день смерти Эдвина Уэндерли. Как они вам показались?

Долорес охотно поделилась всем, что ей удалось о них узнать. Мистер и миссис Инсуорт благодаря своему весу в обществе считались желанными гостями в доме Уэндерли. Мистер Инсуорт был крупным землевладельцем и получаемой им ренты вполне хватало на жизнь, которую многие назвали бы роскошной. Входили ли муж и жена Уэндерли в их ближний круг? Неясно, но, думается, что Эдвин Уэндерли, не имеющий столь надёжных и стабильных источников дохода, должен был считать их благосклонность за оказанную ему высокую честь. Компания, основанная Уэндерли, существовала едва ли десяток лет, в то время как основа для фамильного капитала Инсуортов был заложена ещё в прошлом веке. Только поселившись в оставленном ему дядей большом доме, Эдвин осмелился, наконец, пригласить Инсуортов к себе.

Прибыв на юбилей с небольшим опозданием, мистер Инсуорт, услышавший от слуг о произошедшем несчастии, поднялся в кабинет мистера Уэндерли один. Его супруга осталась в гостиной утешать только что ставшую вдовой миссис Уэндерли. Получивший в молодости медицинское образование, Инсуорт и хотел бы помочь хозяину, но было уже поздно и всё, что он смог сделать, это оказать содействие полиции, дав исчерпывающие показания об истории своего знакомства с умершим. Новости, касающиеся текущего состояния бизнеса сэра Уэндерли, до дорогого гостя дойти не успели и он разумно предложил полиции обратиться со всеми вопросами на эту тему в офис компании Уэндерли. У миссис Инсуорт не было никаких контактов с Эдвином Уэндерли отдельно от её мужа, и она только пожимала плечами в ответ на вопросы старшего инспектора.

Остальные гости – семейная чета Ледгрейз и доктор Лео Хаскинс – не обладали сравнимыми с мистером Инсуортом богатством и влиянием, но зато пользовались хорошей репутацией в деловых кругах. Мистер Ледгрейз владел компанией, предоставлявшей услуги кейтеринга. А стоматологический кабинет доктора Хаскинса был довольно неплохо известен служащим в Сити.

– Вы познакомились с этими людьми и что? – спросил Алекс, заметив, что Долорес продолжает грустить. – Кто-то из них послужил причиной для вашего беспокойства или вызвал у вас вопросы?

– Нет, не они. Беспокойство, как я уже говорила, вызвал Уэндерли-младший, появившийся на следующий день после трагического события. Он приехал так скоро, как будто ожидал чего-то подобного. После того, как он попытался обвинить в смерти отца его супругу, миссис Уэндерли, он немного остыл, но не соизволил даже извиниться перед нею. Наверное, он посчитал, что имеет особые права подозревать всех присутствующих. Подозревать в том, что его отца кто-то довёл до самоубийства, несмотря на то что у Невилла не было времени элементарно разобраться в обстоятельствах. В этом не таилось бы ничего необычного, если бы он не твердил всем подряд, что в доме готовится следующее убийство – и следующей жертвой станет вдова или он сам. Но фактически угроза исходила лишь от него одного.

– Любопытно, я тоже заметил на похоронах, – вставил реплику Алекс. – Что Невилл изображает из себя охотника, хотя сам больше похож на волчонка, обложенного со всех сторон. Но я не мог представить, что Дора окончательно приуныла и готова себя похоронить заживо в этом склепе, который представляет собой её дом, расплачиваясь за какие-то грехи, которые каждый из нас в том или ином объёме совершает в молодости, не особо задумываясь при этом.

– Невилл, словно играя роль педантичного сыщика, осмотрел весь дом и задал кучу вопросов каждому из домочадцев, – продолжала Долорес. – Потом он объявил нам о том, что займётся осмотром окрестностей, и, как я уже говорила… внезапно исчез. Это произошло вчера, сразу после оглашения завещания. Он не пришёл к обеду, не ночевал и утром тоже не появился. Хотя собирался провести два дня в поместье отца. Лично я почувствовала облегчение. Он до этого снимал номер в гостинице и, вероятно, вернулся в неё.

– Невилл не поделился с вами какими-то находками… или своими планами?

– Что вы! Более скрытного человека трудно себе вообразить. Сам задаёт кучу вопросов, а на любой вопрос, обращённый к нему, либо ничего не отвечает, либо выдавит из себя очередную грубость, что-то вроде «я не обязан вам отвечать». Полиция и то более откровенная.

– А что сказала полиция?

– Что сэр Уэндерли приехал в тот день домой на своей машине, сам был за рулём, это установлено по отпечаткам пальцев на руле. Машина, кстати, до сих пор стоит на том же месте, где он её оставил. Дверь на чёрную лестницу он также открывал сам, своим ключом, ключ нашли у него в кармане.

– Замок на двери чёрного хода без ключа не открывался?

– Нет, ни снаружи, ни изнутри.

– В котором часу приехал мистер Уэндерли?

– Примерно в половине второго. С утра он был в офисе, в настроении самом обычном, об этом сказали его подчинённые. Никакой нервозности не проявлял. Но что-то поменялось в ходе телефонного разговора, за которым я его застала в кабинете. Вот только что-либо конкретное расслышать мне не удалось, как я ни старалась. Говорил хозяин так тихо, что непонятно даже, слышали ли его на том конце провода или нет. Он, по-видимому, не желал, чтобы кто-то догадался о содержании этого разговора.

– Куда звонил мистер Уэндерли? Или, если звонок был входящий, то кто ему звонил и откуда, полиции удалось выяснить?

– Инспектор сказал, что звонок был из Фарнборо, графство Гэмпшир. Говорили из уличного автомата.

– Фарнборо? Там живёт кто-то из родственников или знакомых Эдвина Уэндерли?

– Супруга не смогла никого припомнить. Сын мистера Уэндерли, Невилл, вроде был приехал из Уокинга. А эта станция находится на той же железнодорожной ветке, что ведёт из Фарнборо в Лондон. Хотя, как я понимаю, данная информация ничего не доказывает. Но когда это выяснилось, Невилл уже пропал.

– Если это и в самом деле сын разговаривал с отцом, то следствию нужно его, то есть сына, разыскать. Как и куда он исчез? Ведь человек не иголка, бесследно пропасть не может.

– Я тоже так подумала и поговорила с некоторыми людьми из обслуживающего персонала. Как он выходил из дома, никто не заметил. Но вокруг дома густая растительность, укрыться за ней и скрыть от посторонних глаз свой маршрут передвижения несложно. Дорога к станции просматривается с разных сторон и на ней его тоже не видели. Осталось поговорить с дежурным по станции. Но есть и другой вариант. За домом, с обратной стороны начинается небольшая дорожка, выводящая на шоссе. А там до Лондона или в любую иную сторону может подвезти попутка.

Ральф, до того момента слушавший молча, решил поделиться своими сомнениями:

– Сэр Алекс уже упомянул, что доведение до самоубийства – тоже серьёзное преступление. Подвели партнёры по бизнесу, бывает. Если оно имело место, то Невилл рано или поздно докопается до виновных. Вопрос немного провокационный: хотим ли мы помогать Невиллу? А если это вообще дело рук самого Невилла, остро нуждавшегося в деньгах и решившего пойти на преступление, чтобы подставить ненавистную мачеху и получить наследство в обход неё?

– Тем более мы должны поскорее найти Невилла и выяснить его планы, – ответил Алекс. – И всё-таки лучше начать поиски с самого дома и хорошенько его осмотреть. Вы говорили, что в нём много комнат. Если Невилл решил спрятаться в одной из них, найти его будет непросто, но можно.

– Пожалуй, я так и сделаю, – согласилась Долорес.

– А мы поищем его в городе. Пользуясь вашим рисунком, думаю, мы не ошибемся, – уверил девушку Алекс.

– А если я поеду в город…?

– Тогда мы с Ральфом постараемся проследить за тем, чтобы вам по дороге ничего не угрожало.

***

Показания свидетелей, о которых упомянула Долорес в своём рассказе, но которые не могла знать в точности из-за закрытости следствия, содержали, будучи очищены от чисто формальных сведений о самих свидетелях, следующее.

Мистер и миссис Инсуорт показали, что знали покойного очень давно, мистер – даже со студенческих времён, в бизнесе никогда не пересекались, ведь настоящую дружбу деловые отношения только разрушают. Мистер Инсуорт держал себя уверенно, временами несколько самоуверенно, и даже его супруга, поглядывавшая на полицейских с высокомерием, старалась его не перебивать, чтобы не вызвать на его лице страдальческого выражения и не получить незамедлительно выговор за свою невежливость. Мистер Ледгрейз, напротив, без всякого аристократического апломба сообщил, что имел деловой интерес к компании Уэндерли, но пока воздерживался от участия в ней. А с Эдвином он познакомился не так давно, не больше двух лет назад, и как раз на деловом ужине. Миссис Ледгрейз, впечатлительная особа, услышав бой часов, не выдержала и зарыдала. Мужу пришлось её утешать. Выступивший последним доктор Хаскинс сообщил, что когда-то учился вместе с Эдвином, при том, что сам доктор мало что помнил с тех времён, но встретившись как-то на улице, они возобновили знакомство. Эдвин с удовольствием пополнил список пациентов доктора, а сам доктор стал желанным гостем в доме Эдвина. И тут миссис Ледгрейз решила помочь и напомнила, что доктор с Эдвином сошлись заново на почве общего увлечения – коллекционирования древних монет, за что доктор поблагодарил её, хотя и посчитал этот комментарий чистым преувеличением, под которым скрывалось обычное «холостяцкое чудачество».

Ни у кого из них не возникло никаких сомнений при опознании личности погибшего, разве что миссис Инсуорт, судя по всему, большая модница и чистюля, обратила внимание на то, что костюм Эдвина, хоть и новый, но в нескольких местах испачкан, а в доме только недавно, по словам Доры, проводили генеральную уборку. Старший инспектор согласился с ней – на коленях и локтях Эдвина были обнаружены следы пыли, как будто он что-то искал в тот день, причем в таких местах, куда не достали тряпки и швабры уборщиц. Такое могло быть, если бы он что-то искал под столом в кабинете. Но как могла прислуга не позаботиться о чистоте рабочего места хозяина, что нужно было сделать в первую очередь? Долорес чувствовала вину за собой. Ведь это она взялась проследить за подготовкой дома к приезду юбиляра. Но ведь она же лично проверяла кабинет после уборки, и под столом, как и на столе, никакой пыли не видела. Уж не поскользнулся ли хозяин на чёрной лестнице, куда зоркий глаз Долорес не успел добраться?

Отдельный разговор произошёл у старшего инспектора Слоттера с Дорой Уэндерли. Его Долорес услышала через неплотно прикрытую дверь.

– В котором часу вы сегодня встали, мадам? – спросил старший инспектор.

– В половине двенадцатого. У меня вечером разошлись нервы, и я приняла снотворное, из-за чего провалилась в сон и ничего не слышала.

– Значит, вы не звонили мужу утром, и он вам не звонил? У вас не принято, чтобы муж предупреждал о своём появлении?

– Мой муж любил устраивать сюрпризы. Не всегда улавливая готовность к таким сюрпризам со стороны другого человека…

– Когда вы в последний раз видели вашего мужа живым? В каком он был настроении?

– Последний раз? На прошлой неделе. О, вы знаете, у него настроение меняется… менялось постоянно, по нескольку раз в день…

– В нём когда-нибудь раньше проявлялись суицидальные наклонности? Не впадал ли он в тяжёлую депрессию?

– Что-то не припомню такого. Эдвин часто винил обстоятельства или других людей, но почти никогда – себя. Его уверенность в себе вызывала у многих уважение. Он всегда казался мне человеком, который в любой ситуации найдёт выход, если, конечно, его не загнали в угол. Но даже и тогда он сопротивлялся до конца. Он не умел отступать, очень не любил признаваться в своих ошибках…

«Хм, пожалуй, если такого загнать в ловушку и лишить выхода, как скорпиона, он вполне мог бы себя убить», – подумал старший инспектор и вздохнул.

– Последний вопрос на сегодня, – сказал старший инспектор и указал на телефонный аппарат в гостиной, где происходила их беседа. – Правильно ли я понимаю, что с этого аппарата можно услышать телефонный разговор, который ведётся из кабинета, и наоборот?

– Да, это удобно, можно вести разговор с одним и тем же человеком с двух трубок.

– Значит, кто-то мог услышать при желании разговор мистера Уэндерли по телефону перед тем, как…?

– Вполне. Здесь были все слуги и домочадцы, которые собрались встречать моего мужа, и если кто-то из них оказался в гостиной, то вполне мог бы… Вы на кого-то намекаете?

– Ни на кого конкретного. Просто пришло в голову. Ну что ж, благодарю вас.

Вопросы старшего инспектора закончились, но Дора не могла так просто отпустить гостей, да ей и самой не хотелось в тот вечер оставаться одной, пусть и вместе с Долорес, которую она узнала совсем недавно и не успела к ней привязаться. Обед состоялся, пусть и не для того, чтобы поздравить юбиляра. Выпили за скорейшее успокоение для его души, поговорили о том, какое это горе для всех присутствующих, ну и высказали несколько хороших слов об усопшем. Всё, как полагается. Приглашённая к общему столу Долорес молчала, ведь она совсем не знала этого человека, но хотела верить в то, что его смерть – настоящая потеря для общества. Не знала она и этих людей. Поэтому она с любопытством наблюдала за присутствующими за обеденным столом и заметила, что не для всех эта потеря была такой уж тяжёлой. Кое-кто испытывал если не удовлетворение, то облегчение. Впрочем, это неудивительно, смерть любого человека кому-нибудь да облегчает жизнь.

Разговор о делах покойного мистера Уэндерли вскоре угас, словно касаться этой темы значило подвергнуть себя риску стать следующей жертвой обстоятельств. Перешли на политику, обсудили недавнее присоединение к Европейскому Экономическому Сообществу, снизившее таможенные пошлины внутри Общего рынка, но грозившее нарастанием проблем с мигрантами. Потом плавно перевели разговор на моду и планы на ближайшее лето. После пережитого стресса у Доры начался эмоциональный спад и гости, почувствовав себя лишними в этом царстве траура, почти одновременно разъехались. Долорес проводила обессилевшую Дору в спальню и наконец смогла остаться одна, чтобы поразмышлять о том, что произошло и почему произошло в это самое время и в этом месте.

Официальное дознание не выявило ничего нового. Те же свидетели повторили практически те же показания. Коронер огласил вывод о самоубийстве. Разве что добавили результаты баллистической экспертизы, показавшие, что выстрел был совершён в упор, о чем свидетельствовали характер повреждений на одежде и следы копоти на ней.

***

После встречи с Алексом Долорес, как было условлено, вернулась в дом Уэндерли. Перед ней стояла трудная задача – обследовать весь дом, да так, чтобы никто не заметил. В доме было шестнадцать комнат, некоторые из которых ещё имели смежные тёмные комнатушки – гардеробные или кладовые. В ходе уборки в эти кладовки складывали всякие старинные безделушки, которые было жалко выбросить, но и выставлять напоказ не хотелось. Долорес сразу же исключила комнаты слуг и хозяйки – вряд ли кто-то из них скрывал бы у себя вспыльчивого и беспокойного Невилла. Спальню хозяина, расположенную рядом с его кабинетом, она обследовала первой, но поскольку в ней в самой малой степени присутствовали следы пребывания хозяина (он ночевал там всего несколько раз), то она быстро покончила с её осмотром и, спустившись на первый этаж, сделала лакею Норману замечание, что спальня открыта, и попросила запереть её.

В спальне хозяина кладовки не было, зато она была в его кабинете. Ещё в тот день, когда произошла трагедия, Долорес заметила в кабинете дверь, ведущую в смежное помещение. Но она была заперта и загорожена креслом. Сейчас всё выглядело так же, как и тогда. От полиции Долорес узнала, что в карманах погибшего был найден только ключ от чёрного хода, ключа от кладовки в них не было. Полиция свято придерживалась версии о самоубийстве Эдвина Уэндерли, особенно после официального дознания, и не стала искать ключей от смежных с кабинетом помещений, удовлетворившись объяснением, что там находится какой-то старый хлам и ничего более. Но подобные объяснения совсем не устраивали любознательную Долорес, которая не могла поверить ни в какие малозначащие детали, пока не проверит их сама.

Пока дело о самоубийстве не сходило с газетных полос, полиция не прекращала посещения дома, к ним постоянно наведывался старший инспектор Слоттер то с одними, то с другими экспертами. И часто без всякого предупреждения. Их встречал и провожал Норман. Долорес даже перестала выходить при их появлении, чтобы поздороваться и поинтересоваться новостями в расследовании. Инспектор ей как-то раз ответил в духе Невилла, и она на него обиделась. Разумеется, после этих набегов в кабинете мистера Уэндерли не осталось на месте ни одной вещи…

Но что тогда сидеть сложа руки и ждать, если все вокруг как воды в рот набрали? Есть вполне конкретная дверь и её нужно открыть. Расхрабрившись и проникнув в кабинет, пока её никто не видел, Долорес осторожно обшарила все ящики в письменном столе и комоде. Бумаги из стола и из сейфа забрала полиция, а из ключей остались только те, которыми запирались сами ящики. Но эти ключи были на месте, а пустой сейф даже не стали закрывать. И только от кладовки не было ключа. Это выглядело странно и даже подозрительно. Долорес решила обратиться к старому лакею, только не могла придумать, как завуалировать свою просьбу…

У должности Нормана было какое-то другое название, не совсем «лакей». Наверное, «дворецкий», но Долорес было всё равно, как его именуют официально, она называла его просто по имени. Как и всех слуг, запомнив их имена и пообщавшись с каждым или каждой в отдельности ещё во время уборки. Все слуги показались ей простыми людьми, открытыми и не очень, с теми или иными заморочками, но только старый ворчун Норман вызывал у неё безотчётный страх, если просьба выходила за рамки его служебных обязанностей.

Наконец, она подошла к нему и, чтобы разжалобить его, сказала дрожащим от волнения голосом:

– Милый Норман, у меня несчастье. Только вы один сможете мне помочь. Я потеряла своё колечко, оно мне дорого, так как досталось от бабушки. Я уже всё осмотрела – все комнаты, в которых побывала с момента приезда. Лестницу и коридоры. Только без толку. Может, я его уронила в кабинете хозяина? Пойдёмте со мной, а то я боюсь входить туда одна.

Норман хмыкнул, но, не почувствовав в просьбе Долорес ничего предосудительного, решил уступить её мольбам и захромал вслед за ней по лестнице.

Они вошли в кабинет и Долорес осмотрела все его уголки в присутствии лакея. Когда очередь дошла до кресла, загораживавшего дверь в кладовку, Долорес попросила у лакея помощи, чтобы вдвоём сдвинуть этот тяжёлый предмет. Но ни за креслом, ни под ним колечко так и не нашлось. Зато на поверхности пола под креслом Долорес обнаружила пыльные следы, которых никак не могло быть. Она очень удивилась, так как под всеми креслами, столами и стульями пыль тщательно вытирали, готовясь к приезду хозяина. Долорес спросила лакея «А куда ведёт эта дверь?», словно в первый раз увидела её.

– Никуда, – ответил тот мрачно. – Там, за ней, что-то вроде чулана. Хранилище старых вещей. Архив, оставшийся от дядюшки сэра Уэндерли. С тех пор, как въехал новый хозяин, дверь больше не открывали.

– А вдруг моё колечко закатилось под эту дверь? Её можно открыть? Ну пожалуйста! – взмолилась Долорес, прижав к груди руки.

– Э, милая госпожа, у меня ведь нет ключа от этой двери. Он был только у хозяина. Могу ещё спросить у хозяйки…

– Не надо, милый Норман. Наверное, колечка там нет. Ну что ж, спасибо за помощь.

– С вашего позволения я запру кабинет на ключ от греха подальше. Полиция не велела ничего трогать в нём, а тем более менять.

«Ну, после тайфуна, который здесь устроили сами полицейские, менять тут уже нечего, – подумала Долорес. – Однако, как мне всё-таки попасть в кладовку?»