Czytaj książkę: «Эффект слепого пятна. Вырвись из внутренних установок, которые запрещают заботиться о себе, доверять другим и делать то, что хочется», strona 6

Родители на пьедестале

Мать и отец Крейга были детскими психологами, и он воспринимал их профессиональную квалификацию с безоговорочным уважением. «Они были профессионалами, в доме было полно книг по воспитанию детей. Я просто решил, что они знают, что делают!» – говорит он со смехом. Такое безоговорочное принятие их слов означало, что он никогда не задумывался о том, была ли другая правда или что он упустил. Чтобы заполнить пробелы, ему нужно было спустить родителей с пьедестала, на который он их возвел, и заметить, что, даже имея самые благие намерения, они порой допускали осечки в своем подходе. Чтобы перестать следовать их видению мира, ему нужно было признать их «слепые зоны», но не для того, чтобы возложить на родителей вину, а для того, чтобы понять, что ему нужно сейчас.

Как я уже говорил в начале этой главы, для нас естественно расти, сохраняя образ непогрешимых родителей, потому что признавать их недостатки гораздо больнее. Но также стоит помнить, что любые просчеты с их стороны были ненамеренными. Родители Крейга, как и большинство родителей, дали своему сыну все, что могли дать, и сделали все, что могли, основываясь на собственном опыте и ограничиваясь собственным сознанием. Родительское воспитание предопределено «слепыми зонами» их собственных родителей и тем, что родители способны предложить. Но потребности ребенка не всегда соответствуют родительским, и хотя часто они совпадают, скорее всего, есть и такие потребности, которые остаются незамеченными или неудовлетворенными. За несколько месяцев терапии «слепая зона» Крейга стала яснее: он не замечал других людей, потому что они были скрыты от его глаз из-за отсутствия диалога с родителями. Увидев это, он начал замечать, как усвоенная им самодостаточность порой ставит его в тупик. В детстве он не знал границ и усваивал уроки с трудом:

«В детстве родители позволяли мне самому определять время отхода ко сну. Они никогда не спрашивали, сделал ли я домашнее задание или почистил ли зубы. Они говорили, что „доверяют мне“, но я даже не доверял себе! Я не знал, как правильно поступить, и поэтому всю ночь сидел за PlayStation, просто потому что мог позволить себе это. Я не высыпался, мне было трудно сосредоточиться в школе. Всех моих друзей родители в этом смысле очень контролировали, и одноклассники страшно завидовали мне, но мое положение не было похоже на свободу. Я не чувствовал себя свободным, я чувствовал себя потерянным и одиноким».

Крейг с двадцати лет начал экспериментировать с алкоголем и наркотиками³ и заводить отношения, которые он назвал бы безрассудными. Он рассказал мне, что не поступил в университет, потому что не хотел влезать в долги, но, оглядываясь назад, заметил, насколько по-другому сложилась жизнь его младшего брата, образование которого финансировал «банк мамы и папы». Крейг не любил просить о помощи, но все равно чувствовал несправедливость, когда родители помогали его брату. Из-за своей неудовлетворенности ситуацией он иногда казался слишком токсичным, и родители называли его кактусом – колючим и тяжелым для окружающих. «Конечно, я был чертовым кактусом, – размышлял он во время нашей беседы. – Я был создан для того, чтобы обходиться без помощи и в то же время заботиться о себе».

Многочисленные перспективы

Не все было так плохо. Как и обычно, мы с Крейгом сосредоточились на том, в какой помощи он нуждался, но стоит признать, что в его выученном поведении были и свои плюсы. Его способность выживать, как кактус в эмоциональной пустыне, помогла ему выработать стойкость, и эта стойкость в дальнейшем останется сильной стороной, на которую он сможет опереться. Ему просто нужно было увидеть другие варианты, чтобы иметь возможность выбирать, тогда его «слепая зона» не спровоцирует его на унизительные реакции или использование грубой силы. Он начал с того, что откровенно поговорил с женой о том, что его беспокоит, а когда его дети высказали свое мнение, он выслушал их и попытался понять их точку зрения, а не застрял в своей собственной правоте. Он перестал беречь свою команду от трудностей, которые испытывал их бизнес, и стал чаще вырабатывать с ней совместные решения. Это все не высшая математика, но такие небольшие изменения принесли Крейгу огромное облегчение, как это часто бывает в терапии «слепых пятен». Коррекция происходит с помощью нескольких изменений и мягкого сдвига перспективы, иногда на несколько градусов, но траектория, которую она задает, может изменить всю жизнь.

Крейг с трудом понимал, когда ему нужна помощь, но по-другому относился к помощи, когда дело касалось других людей, поэтому в итоге мы использовали его собственную логику против него самого, чтобы дать ему возможность измениться.

«Итак, если вы с чем-то боретесь, кого вы вините?» – спросил я его.

«Себя. Это моя ошибка, если я не справляюсь. Я бы никогда не стал перекладывать эту проблему на кого-то другого».

«А если бы кто-то из вашей команды испытывал трудности, кого бы вы тогда винили?» – спросила я.

«Ха! – Крейг рассмеялся, поняв, к чему я клоню. – Я бы тоже винил себя за это. Это моя вина, что я не заметил и не организовал более эффективную поддержку. Я всегда говорю людям, что хочу знать, есть ли у них проблемы».

«Значит, когда дело доходит до распределения ответственности, – улыбалась я, – нет абсолютно никого, кто поддерживал бы вас самого?»

Он улыбнулся в ответ, поняв, чего ему не хватало – проявления к себе той же доброты, которую он проявлял к другим.

Это новое понимание дало Крейгу не альтернативную «правильную» точку зрения, а множество перспектив – обе/и, а не либо/либо. А если есть больше одной возможности, то и истина должна быть не одна. Крейг больше не должен был уметь и знать все на свете, и могли быть случаи, когда он сам искал поддержки, так же как и предлагал ее другим, когда они в ней нуждались.

Он ушел с осознанием и пониманием, получив через терапевтические отношения поддержку, которой, как он сам даже не подозревал, ему не хватало, и редкую возможность положиться на другого человека и укрепить доверие с ним. Если бы мы проигнорировали «слепую зону» и сразу перешли к копинг-стратегиям, которые, как он думал, ему нужны, мы могли бы по ошибке нагрузить его дыхательными техниками или моделями тайм-менеджмента и упустить реальную потребность – возможность хоть раз не идти в одиночку.

Перемены или принятие?

В общем и целом жизнь предлагает нам два варианта, независимо от профиля нашей «слепой зоны»: изменить что-то или принять это. Не факт, что любой из этих вариантов будет легким. Но если мы не сможем признать, что выбор именно таков, и не примиримся с этими вариантами, мы можем попасть в липкую глухомань сопротивления, в которой мы чувствуем себя неспособными изменить ситуацию, но в равной степени не можем принять ее такой, какая она есть. Это устойчивое пространство – питательная среда для стресса и тревоги. Жить сопротивляясь – все равно что заводить двигатель, не включая передачи. Мы сжигаем топливо и никуда не едем.

«Слепая зона» Крейга не позволяла ему увидеть, что есть какой-то другой вариант, кроме как просто продолжать жить как есть. Он боролся за то, чтобы смириться с картиной, которую она ему представляла, в которой он – личность, связанная с самостоятельностью и лидерством. Крейг искал способы снять напряжение, используя физические упражнения, чтобы отвлечься, и медитацию, чтобы успокоиться. И то и другое может быть полезно в подходящих обстоятельствах, но Крейгу не нужно было искать способы и дальше терпеть существующее положение вещей, ему нужно было увидеть перспективы и изучить возможность перемен. Он игнорировал все это, пока язва желудка наконец не заставила его обратить внимание на стресс, к которому он привык, и не побудила его искать альтернативу неустанной самодостаточности, на которую он полагался раньше. Он уже отточил впечатляющий набор жизненных навыков, а теперь у него появилась возможность получить помощь, поддержку и руководство. Именно этого ему так не хватало. До сих пор его «кактусовая часть» хорошо акклиматизировалась в некоторых враждебных условиях, но он упускал возможность найти более благоприятный климат и изменить ситуацию, чтобы построить жизнь, более легкую и полную поддержки.

Добровольно или по собственному желанию?

Гладиаторы часто упрямятся до последнего, когда все идет не по плану, и могут создавать сопротивление в своем теле, что приводит к проблемам в дальнейшем и мешает им ясно мыслить об альтернативах. Наша нервная система не любит неожиданностей и не любит, когда ее принуждают к чему-то. Когда нам приходится подстраиваться под чьи-то желания или когда с нами происходит что-то, идущее вразрез с нашими желаниями, наша амигдала – область мозга миндалевидной формы – срабатывает против предполагаемой угрозы, а наша нервная система включает автоматическую защиту, независимо от того, соразмерна она обстоятельствам или нет. Это означает, что, пока мы неохотно заставляем себя быть кем-то, кем мы не являемся, или делать что-то против своей воли, нам не только приходится тратить энергию на то, чтобы быть такими или делать это, но и сжигать топливо в бесполезном сопротивлении. Хронический стресс низкого уровня поддерживает гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковую ось (HPA) в активированном состоянии и заставляет нас быть начеку, работать на повышенных оборотах, но не включая передачу, и мы никуда не двигаемся. Со временем это может привести к проблемам со здоровьем – повреждению кровеносных сосудов, повышению кровяного давления – и увеличению риска инфаркта или инсульта, или спровоцировать накопление жировой ткани, что приведет к ожирению.

Напротив, если наша нервная система воспринимает действие как добровольное, она не оказывает никакого сопротивления и ориентирует нас на выполнение задачи – как правило, с более открытым умом и более творческим подходом к решению проблем. Не важно, Гладиатор вы или нет, но, если вы иногда чувствуете, что застряли в шаблоне сопротивления, вы можете начать освобождаться от него, просто добровольно принимая участие в предстоящих задачах. Попробуйте сказать «Я выбираю» вместо «Я должен» и заметьте, как меняются ощущения в вашем теле, даже если задача не доставляет вам удовольствия.

Терапия принятия и ответственности, разработанная в 1980‑х годах Стивеном Хайесом [2], использует этот принцип для создания эмоциональной открытости и возвращения нас к гармоничным отношениям с нашими чувствами и опытом, даже если все происходит не так, как нам хотелось бы. Поэтому в следующий раз, когда вы окажетесь в пробке и почувствуете, как колотится сердце и напрягаются мышцы, вспомните, что ваш мозг не знает разницы между этим видом стресса, не угрожающим жизни, и чем-то гораздо более серьезным. Попробуйте быть там добровольцем, найдите в себе немного сочувствия и посмотрите, сможете ли вы принять истинность ситуации. Вам все равно придется там быть, так что можно и расслабиться в ожидании.

Чего вам не хватает?

Изменить или принять, но не сопротивляться.

Подумайте о ситуации, которая причиняет вам страдания. Например, отношения с кем-то из членов семьи кажутся вам тяжелыми или вы хотели бы что-то изменить в них.

Затем подумайте, стоит ли перед вами задача измениться или принять ситуацию.

Например, если вы чувствуете, что терпите или принимаете все как есть, все глубже погружаетесь в себя, чтобы справиться со стрессовыми ситуациями, или берете на себя единоличную ответственность за свой дистресс, возможно, вы забыли о возможности перемен, которая затерялась в вашей слепой зоне.

Если это так, спросите себя: «Как я хочу изменить ситуацию и каким образом?» Хотите ли вы больше времени и пространства для себя? Принятие требований вашей семьи в том виде, в котором они предъявляются вам, вызывает у вас стресс? Придумайте альтернативу, которая будет работать на вас,– может быть, это будет еженедельный телефонный звонок вместо постоянного общения вживую. Или вам нужно изменить представление семьи о том, какую роль вы будете играть, когда соберетесь вместе, и предложить способы разделить обязанности, которые когда-то были вашими?

С другой стороны, если вы постоянно пытаетесь что-то изменить в своей ситуации, но ничего не получается или вы не находите покоя в происходящих изменениях, возможно, вам нужно искать принятие. В этом случае задайте себе другой вопрос: с чем вам нужно смириться и что или кто может помочь вам отпустить ситуацию? Понимание того, что ситуация временная, может помочь вам найти компромисс или обратиться за дополнительной помощью. Это поможет вам принять то, что люди сами делают свой выбор и живут своей жизнью, и почувствовать меньшую ответственность за результаты.

Пример из практики

Мо: Мост

«Слепые зоны» Роны и Крейга возникли из-за недостаточного контроля в их семье в детстве, что привело их к нездоровым отношениям и чрезмерной ответственности и самостоятельности. У Мо все было совсем по-другому. Чрезмерный контроль, который он испытал в детстве, создал «слепую зону» вокруг власти, что сделало его уязвимым для насилия.

Мо пришел на терапию, когда у него возникли проблемы с партнершей. Им больше не было комфортно друг с другом, а жизнь превратилась в череду споров и домашних дел с тех пор, как они стали жить вместе. По словам Мо, он «унаследовал» семью в возрасте двадцати пяти лет, когда переехал к своей партнерше, женщине, у которой было трое детей от предыдущих отношений. Одна из дочерей была ненамного младше Мо, и ему было трудно найти свое место в семье.

«Младшая, ей двенадцать, она в порядке. Но средняя, Эми, – это что-то невозможное. Она хочет, чтобы я везде ее возил на такси, оставляет за собой беспорядок по всему дому, и в итоге убираю его я. Когда она занимает деньги, то никогда их не возвращает. На днях я услышал ее разговор с младшей сестрой, и она назвала меня своим рабом. Это было просто ужасно».

Он объяснил, что, когда старшая дочь партнерши поступила в университет, ему это тоже было неприятно, потому что, когда они навещали ее, Мо казалось, что это он должен был сидеть в студенческом союзе, смеяться с друзьями и строить планы. Учеба в университете никогда не была вариантом для Мо, который бросил колледж, когда его родители развелись и маме понадобились деньги. Во время наших занятий Мо постепенно начал собирать воедино опыт, который он пережил в детстве: и то, как он относился к детям своей партнерши, и то, почему он научился быть Мостом и почему их поведение так сильно его беспокоило. Все дело в том, что они напоминали ему о ребенке, которым он никогда не был.

С самого раннего детства Мо знал, как важно, чтобы его отец был счастлив. «Когда он звал меня ужинать, у меня было всего десять секунд, чтобы вымыть руки и оказаться за столом, иначе меня ждал ад!» Он вспоминает случай, когда был в наушниках в своей комнате и понял, что пропустил звонок на ужин, только когда отец ворвался в его спальню и швырнул тарелку с едой об стену.

В детстве его мать придумывала оправдания для отца, упоминая в качестве причины денежные проблемы или стресс на работе. Она тоже ходила за ним по пятам, и оба передвигались по дому как тени, стараясь не провоцировать отца и не выходить за рамки дозволенного.

Когда мы разобрались с этим, то обнаружили, что за «слепой зоной» Мо скрывались два прочно укоренившихся убеждения. Первое означало, что он смирился с тем, что власть принадлежит другим людям. Будь то романтический партнер, друг или руководитель, они будут командовать, а Мо – подчиняться. Второе означало, что бросать вызов власти опасно, и поэтому такого бросания следует избегать любой ценой. Для Мо это была двойная ситуация: он не осмеливался бросить вызов авторитету, но, храня молчание, никогда не мог проверить правильность своих предположений. Размышляя о том, как его прошлое влияет на него в настоящем, он сделал весьма глубокое наблюдение.

«Дело в том, – сказал он, – что если в вашем доме, когда вы росли, был злой человек, то, думаю, такой человек всегда будет в вашем доме».

Он не говорил это буквально, но имел в виду страх перед гневом, который травма прячет в «слепой зоне». Страх перед вспыльчивостью отца отбрасывал длинную тень, и это заставляло его ходить на цыпочках по жизни еще долго после того, как угроза миновала.

Отделение прошлого от настоящего

Мо описывал разницу между домом, в котором он вырос, и домом, в котором он живет сейчас; как он ходил на цыпочках вокруг отца и старался быть рядом с мамой и как дети его партнерши, напротив, казалось, правили всем.

Я объяснила, что в детстве он приспосабливался, чтобы обезопасить себя, оставаясь маленьким и покладистым. В то время у него не было сил бросить вызов вспыльчивости отца и выйти из воды сухим. Он не имел той безопасности, которая была у детей его партнера, умеющих переходить границы и требовать внимания. Но я также объяснила, что он продолжает жить по правилам «слепой зоны», в которых больше нет необходимости. Он по-прежнему уступал власть любому, кто ее требовал, и плыл по течению, если это позволяло избежать конфликта. Он перекладывал на других ответственность за принятие собственных решений, и в результате люди использовали его в своих интересах.

Партнерша Мо была любящим, заботливым человеком. Ей было неприятно видеть, как он расстраивается, но она, как и его собственная бессильная мать, не могла вмешаться и осудить неподобающее поведение, когда люди плохо обращались с ним. После развода она сама страдала от «слепых зон», обвиняя себя всякий раз, когда ее дочери были несчастны, и уступая их требованиям, никогда не заступаясь за Мо, когда одна из них выходила из себя. В то же время, когда мы вместе стали разбираться в ситуации, Мо смог понять, что Эми (средний ребенок в его новой семье) сама испытывает трудности. Она была пятнадцатилетней девочкой, осознающей себя, испытывающей давление школы и меняющихся дружеских отношений, и, в отличие от отца Мо, уж точно не была наделена властью. Мо воспринимал ее как хулиганку, хотя на самом деле именно она нуждалась в помощи. Ситуация была не такой, как в его детстве, и именно этого различия Мо не хватало.

Для Мо было освобождающим осознание не только того, что его чувства имеют смысл, когда он оглядывается назад, но и того, что теперь его жизнь стала другой и старые правила больше не действуют – в его доме (или в его голове) нет злого человека, вокруг которого он должен ходить на цыпочках. Освободившись от оков издевательства и обиды, он нашел новые способы взглянуть на ситуацию, которые помогли ему сделать другой выбор, опираясь на свободу воли.

По окончании терапии, чувствуя себя равным в отношениях, Мо мог принимать решения, основываясь на том, что было для него наиболее подходящим. Ему не нужно было уступать, но и не нужно было доминировать. Он не считал, что автоматически не прав, но и не настаивал на том, что его путь правильный. Слово «подходящий» стало одним из тех, на которые мы ориентировались во время наших занятий, чтобы помочь ему принимать решения, которые были бы приятными и уважительными для всех участников. Это улучшило его отношения с Эми, поскольку он смог одолжить ей денег, составив план возвращения, который устраивал их обоих. А его партнерша была благодарна ему за то, что он окликнул ее, когда она поддалась своей «слепой зоне» и исходила из чувства вины перед девочками. Таким образом, он помог ей увидеть, что она упускает, а также найти подходящие решения.

Пересмотр отношений

Мо воспользовался новым положением дел, чтобы перестроить свои отношения дома. Он спорил с Эми, когда она переходила границы, и использовал свое новое понимание для установления границ, вместо того чтобы сдаваться. В пятнадцать лет неповиновение Эми было частью ее здорового развития, но у Мо не было такой возможности, и, как и Роне с ее мужем, Мо было чему поучиться у Эми – главным образом тому, как безопасно встраивать свою точку зрения в диалог.

Мо также преодолел свой страх перед конфликтом с партнершей и выразил недовольство существующим положением вещей. Она была кормилицей и ценила его помощь с детьми, но он хотел реализовать свои собственные амбиции. К моменту окончания терапии он поступил на заочную форму обучения по специальности «разработка программного обеспечения» и с нетерпением ждал возможности вернуться к своему увлечению, которое он давно отодвинул на задний план.

«Знаете, в тот день, когда мой отец швырнул тарелку об стену, – сказал он на нашей заключительной сессии, – я разрабатывал какую-то очень крутую программу. Вот почему я не слышал, как он кричал. Я подумал, что теперь, когда я преодолел боль того момента, я могу вернуться к программированию и закончить работу». Он улыбнулся, и я думаю, что мы оба почувствовали исцеление, которое только что произошло.