Czytaj książkę: «Три мышкетёра»

Глава первая,

в которой главный герой ещё раз убеждается в том, что потакание капризам прекрасных вдовушек не приводит к добру

Началась эта невероятная история с небольшой записки, полученной мною от виконтессы Шавиньоль. Виконтесса спрашивала, не сочту ли я за труд сопроводить её на бал-маскарад, который герцог Валансэ даёт в честь рождения наследника в ближайшее воскресенье. Должен сказать, что я не большой любитель подобных увеселений, но нужно иметь камень вместо сердца, чтобы отказать прелестной мышке, которая к тому же не так давно овдовела и нуждалась в утешении. Почему она выбрала в утешители именно меня, я так и не успел выяснить: помешали те самые события, которые побудили меня взяться за перо.

Выбор маскарадного костюма я возложил на своего слугу Марселя. Последний, не мудрствуя лукаво, приобрёл для меня то, что ему предложили в первой же попавшейся лавчонке: мундир цвета кофе с молоком с золотыми галунами, чёрную широкополую шляпу с двумя белыми перьями и короткий плащ того же цвета, что и мундир, украшенный гербом династии Маусов. Так, или почти так, одевались королевские мышкетёры времён Мауса XIII.

– Я прихватил ещё и вот это, – сказал Марсель, доставая из груды хлама, который он вывалил прямо на пол, какой-то металлический предмет, о назначении которого можно было только гадать.

– Что это? – спросил я.

Вместо ответа Марсель сделал выпад и с криком «Защищайтесь, сударь!» нацелил предмет мне в грудь.

Я инстинктивно отшатнулся, но скорее от неожиданности, чем от страха быть проколотым.

– Господи! Да что это? – повторил я свой вопрос, едва сдерживая смех.

– Ваша шпага, сударь. Я заплатил за неё почти столько же, сколько за всё остальное обмундирование. Этот скупердяй старьёвщик не пожелал уступить ни полшиллинга. Он утверждает, что некогда сей предмет принадлежал барону Блё дю Веркору, одному из самых знаменитых мышкетёров Мауса XIII. Барон сломал её в драке с гвардейцами кардинала Монтаньоло и выбросил за ненадобностью, а прапрапрадед старьёвщика её якобы подобрал. С тех пор она хранилась в их доме в качестве семейной реликвии. Старьёвщик сказал, что уступает её мне только потому, что в той драке был каким-то образом замешан один из предков Вашей Светлости. Вы ни о чём таком не слышали?

– Нет.

– Врёт, наверное. Все они врут, лишь бы набить цену. Но, как бы то ни было, какая-то история у этой шпаги всё равно есть, – философски заключил Марсель. (Он всегда любил немного пофилософствовать.) – Жаль, у старика не оказалось подходящих ножен. Но я всё же раздобыл для вас ножны. Отгадайте, где! В детском театре! У меня там есть одна знакомая мышка. Всего один поцелуй – и она провела меня в помещение, где хранится реквизит. К сожалению, там не нашлось ничего лучше вот этого, – и Марсель показал мне предмет, который можно было при большом желании принять за ножны, да и то лишь издали.

Очевидно, моё мнение об этом предмете театрального реквизита как-то отразилось на моём лице, потому что Марсель поспешил заметить:

– Согласен, вблизи ножны выглядят не так чтобы уж очень, бутафория она и есть бутафория, но кто станет присматриваться? Разве что вы вздумаете принять участие в конкурсе на лучший маскарадный костюм. Но вы же не станете этого делать, так ведь? Кроме того, эти ножны ничего не весят. Должно быть, сделаны из какого-то очень лёгкого металла.

Он вложил обломок шпаги в ножны и протянул его мне со словами:

– Вот подержите. Видите, какая лёгкая вещица? С настоящей шпагой вы бы измучались с непривычки. Она не даст вам танцевать.

– Я не собираюсь танцевать.

– Как знать. Дамочки вроде виконтессы Шавиньоль умеют уговаривать. Уговорила же она вас сопровождать её на бал. Так что не отвертитесь, если она того захочет.

В конце концов я вынужден был признать, что в том, что говорил мой верный слуга, был свой резон. Чтобы носить настоящую шпагу, нужна некоторая сноровка. Мне ничего не оставалось, как поблагодарить его за заботу. Однако это было ещё не всё.

– Для комплектности я хотел прихватить у старика ещё и ботфорты, но у него не оказалось вашего размера, – продолжал Марсель. – Тогда я не поленился подняться на чердак и в одном из сундуков откопал вот эти. Будут вам как раз впору. Каблуки немного сносились, но в остальном вид вполне приличный. Там же, на чердаке, я нашёл ещё вот эту перевязь. Потрогайте. Чистая змеиная кожа. Кое-где даже чешуйки ещё не стёрлись.

Мне приходилось слышать о перевязях, изготовлявшихся из кожи, сброшенной змеями. Говорят, они ценились на вес золота, особенно те, что были скроены из кожи ядовитых змей, обладающих яркой окраской. Такую перевязь из кожи изумрудного древесного удава действительно получил в подарок от королевы Марианны Чеширской один из моих предков после того, как оказал Её Величеству некую неоценимую услугу. При этом мой покрывший себя славой предок никогда не состоял в роте королевских мышкетёров.

Экипированный по всем статьям (не хватало только мышкета и пары пистолетов), я в условленный час предстал перед виконтессой Шавиньоль, которую я застал в будуаре, наносящей последние штрихи на свой туалет. Рядом хлопотала раскрасневшаяся служанка.

– Вы как нельзя кстати, граф, – приветствовала меня молодая вдова, не отходя от зеркала, в котором отражалась её изящная фигурка, – мне нужна ваша помощь.

В розовом бальном платье, перехваченном в талии широким поясом и едва достающем до щиколоток, виконтесса выглядела настолько юной и очаровательной, что я, засмотревшись, не сразу понял смысл её слов.

– Вы прелестны, – сказал я, полагая, что меня просят оценить туалет.

– Разумеется, – ответила виконтесса несколько раздражённо, – но я не об этом. Мы с Мюзеттой вот уже битых полчаса пытаемся прикрепить ключик к поясу, но он не держится. Попробуйте вы. Может, у вас получится.

– Ключик? К поясу? – удивился я.

– Ну да. К поясу. Видите, в поясе есть специальное отверстие. Возьмите у Мюзетты ключик и попробуйте продеть его в отверстие. Нужно закрепить его там, но так, чтобы он был хорошо виден и в то же время не мог выпасть.

– Но зачем? – я никак не мог взять в толк, чего она добивается.

– Затем, что этот костюм называется «механическая кукла», а раз это механическая кукла, то у неё должен из спины торчать ключ. Я понятно объясняю?

– Теперь понятно, – ответил я и принялся за работу.

С грехом пополам мне удалось закрепить ключик на поясе. Достаточно ли надёжно – этого мне не суждено было выяснить.

– Еще пять минут, и я буду готова. Вы можете подождать меня в гостиной, – милостиво разрешила виконтесса.

Я прошёл в гостиную и, устроившись на диване, приготовился к долгому ожиданию. Однако хозяйка дома меня удивила: не прошло и получаса, как она появилась в дверях гостиной. Она была в высоком голубом парике, но без маски. Ее заменял умело наложенный грим, придававший её кукольной мордашке ещё большее сходство с куклой. Нужно отдать ей должное: костюм эта мышка действительно выбрала подходящий. Рядом с ней я показался себе ещё более неловким, а мой костюм – старым и пропылённым, каким он, в сущности, и был.

Впрочем, вскоре я убедился, что моя собственная персона интересовала виконтессу меньше всего. Стоило нам войти в бальную залу, как ветреная красавица куда-то упорхнула, и я остался совсем один в окружении веселящихся масок. Не знаю почему, но безудержное веселье других мышей неизменно вызывает у меня чувство скуки. Я с горестью подумал о том, что мог бы провести этот вечер в шахматном клубе в компании моего хорошего приятеля комиссара Лимьера, и пришёл в ещё большее уныние. Не развеял мою тоску и бокал белого вина, поднесённый мне услужливым официантом.

«Может быть, ещё не поздно присоединиться к комиссару», – подумал я, доставая из потайного кармашка, вшитого в панталоны по моей просьбе, часы на золотой цепочке.

Здесь надо заметить, что эти часы были предметом моей особой гордости. Я приобрёл их всего за две недели до описываемых событий и еще не устал радоваться покупке, как мышонок не может нарадоваться новой игрушке. Я вынимал их из кармана по нескольку раз в день, чтобы лишний раз полюбоваться движением крошечных механизмов, которые были хорошо видны сквозь стеклянное окошечко в основании часов, или, надавив верхнюю пуговку, прислушивался к мелодичному звону, с которым отскакивала инкрустированная перламутром крышечка.

Нет нужды говорить, что карманные часы не были частью экипировки королевского мышкетёра, и прихватил я их лишь потому, что не хотел с ними расставаться. Тогда я ещё не знал, что этим часам предстоит сыграть определённую роль если не в моей судьбе (сказать так было бы преувеличением), то во всяком случае в моей благоустроенности.

Сейчас они показывали без пяти одиннадцать. «Слишком поздно, – подумал я. – Комиссар, если ещё не ушёл, то собирается уходить». Комиссар Лимьер действительно не имел обыкновения засиживаться допоздна в клубе, разве что когда хотел обсудить со мной какое-нибудь очередное преступление, поставившее в тупик полицию.

Я еще раз обвёл взглядом зал в надежде увидеть знакомое лицо или что-нибудь, что могло бы скрасить или оправдать моё пребывание в этом душном помещении. Например, кинжал, внезапно блеснувший в лапе одного из танцоров. Кстати сказать, убийство средь шумного бала не такая уж большая редкость. Однажды я сам был свидетелем необыкновенного преступления: прекрасная мышка была задушена в объятиях партнёра в буквальном смысле слова, причём никто из присутствующих даже не заподозрил, что парочка не просто танцует.

Как я ни старался, я не заметил ничего подозрительного. Зато я увидел свою изменчивую спутницу, развлекающуюся в компании барона Альметте, замечательного танцора и балагура. Как раз закончился очередной танец, и я решил воспользоваться случаем, чтобы напомнить весёлой вдове о моём существовании.

Увидев меня, вдовушка удивлённо заморгала своими длинными ресницами: как я и предполагал, она и думать про меня забыла.

– Замечательный вечер, не правда ли, граф? – спросила она невинно.

Я не устаю поражаться способности некоторых прелестниц делать вид, будто ничего не происходит, но виконтесса превзошла всех известных мне притворщиц. Сейчас она казалась воплощением наивности и простодушия. Мне ничего не оставалось, как согласиться с ней.

– Да, маскарад действительно удался, – сказал я и добавил, поклоном приветствуя её спутника: – Самое главное, вы не скучаете, прекрасная виконтесса. Поэтому, я надеюсь, вы не станете возражать, если я вас покину. У меня возникло одно неотложное дело. Свою карету я оставляю в ваше распоряжение. Она отвезёт вас домой, когда вы пожелаете.

Виконтесса не возражала. Более того, она даже не выказала никакого сожаления по поводу моего внезапного отъезда, что меня немного задело. Мне казалось, что я заслужил несколько слов благодарности хотя бы за то, что помог ей с ключиком. Возможно, я бы их услышал, но тут оркестр заиграл вальс, и парочка унеслась прочь.

«Тем лучше, – успокоил я своё задетое самолюбие. – Зато теперь я свободен и могу делать то, что мне по душе, а по душе мне отправиться домой и устроиться на диване с хорошей книгой и тарелочкой моего любимого грюйера».

Оказавшись снаружи, я не без облегчения вдохнул свежий ночной воздух.

– Чью карету прикажете подать? – прервал мои дыхательные упражнения дежуривший у входа лакей.

– Я сегодня без кареты, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – Меня устроит любой свободный экипаж.

– Считайте, что вам повезло, сударь. Вон тот экипаж уже с полчаса поджидает седока, – и, не дожидаясь моего ответа, лакей окликнул кучера фиакра, стоявшего неподалёку с зажжёнными фонарями:

– Эй, приятель! Вот твой пассажир.

Потом спросил, обращаясь ко мне:

– Куда прикажете вас отвезти?

Я назвал адрес, и он передал его вознице.

Через пять минут мы уже выезжали из ворот особняка. В дороге я задремал, видимо, под действием вина, выпитого на голодный желудок, и проснулся лишь когда фиакр внезапно остановился.

– Выходите, сударь. Приехали, – услышал я низкий голос.

– Сколько с меня? – спросил я, соскочив с подножки экипажа и приближаясь к вознице, но тот, вместо того чтобы ответить, хлестнул лошадей и пустил их крупной рысью. Что ни говори, поведение довольно странное для мыши, занимающейся извозом.

Какое-то время я стоял, недоуменно глядя вслед быстро удаляющемуся фиакру; потом, пожав плечами, направился ко входу в дом, нащупывая в кармане ключ от входной двери. Я не рассчитывал вернуться так скоро и потому взял ключ с собой, чтобы не будить прислугу, которая ложится рано.

Поднявшись по ступенькам, я нащупал замок (после того, как экипаж отъехал, на улице вдруг стало совсем темно) и привычным жестом вставил ключ в замочную скважину. Ключ кое-как вошёл в отверстие, но отчего-то не хотел поворачиваться. Я повторил попытку, однако замок не поддавался. Тогда я взялся за дверное кольцо и постучал в надежде, что кто-то из домочадцев услышит меня. В ответ – ни шороха. Дом стоял, погружённый во мрак. Я постучал сильнее.

– Ну кто там ещё стучит? – услышал я недовольный голос за моей спиной. – Вы что, не видите, что дверь опечатана?

Я повернулся и разглядел в окне дома напротив нечёткий силуэт, который при ближайшем рассмотрении оказался пожилой мышкой в чепчике и ночной сорочке. Очевидно, мой стук поднял её с постели.

– Как, опечатана? – спросил я, подходя поближе. Я ровным счётом ничего не понимал.

– Как, как? – проскрипела соседка. – А вот так. Пришли, да опечатали.

– Но почему?

– А я почём знаю?

– Но как же теперь попасть в дом?

– А что ты там забыл? Твои дружки уже были здесь часа три назад, да так ни с чем и ушли. Шёл бы и ты отсюда, нечего зря тревожить мирных граждан.

Меня она явно не узнавала, да и мне показалось, что эту мышку я никогда раньше не видел. Хотя, по правде говоря, я мало обращал внимания на челядь своего соседа, графа Стилтона, а, если судить по манере общения, моя собеседница, скорее всего, была из прислуги.

– Мои дружки? – переспросил я. Недоумение моё росло.

– Ну, дружки не дружки, но на них были такие же плащи.

– Вы хотите сказать, что дом пуст? – спросил я, не придав значения последнему замечанию.

– Как амбар церковной мыши.

– А слуги? Там же полно слуг.

– Про чужих слуг ничего не знаю. Они передо мной не отчитываются. Наверное, разбежались кто куда. Как только хозяина забрали, они все и убрались от греха подальше.

– Забрали? Как, забрали?

– Вот заладил! Все как, да как! А то не знаешь, как забирают. Сажают в чёрный фургон и везут в ближайшую каталажку, а, может, и ещё куда подальше. Будешь здесь шляться, и тебя увезут. Времена-то нынче неспокойные. И вообще, мне давно спать пора, – и она захлопнула окно.

Я остался один на тёмной улице.

Глава вторая,

в которой я вынужден спасаться бегством

Я терялся в догадках. Что бы всё это могло значить? Может быть, извозчик просто-напросто ошибся улицей?

Я вновь поднялся по ступенькам и задрал голову, чтобы рассмотреть лепнину, украшавшую портал. Мои глаза уже успели привыкнуть к темноте, и я узнал свой собственный герб в центре развёрнутого лепного свитка. Сомнения не было: это был мой дом. Да и тьма вокруг уже не казалась мне такой кромешной. Я довольно чётко различал очертания соседних домов, и они показались мне достаточно привычными.

«А что если соседка из окна напротив просто решила меня разыграть? – подумал я. – Отомстить мне из вредности? За то, что я своим стуком нарушил её сон?»

Эта мысль меня несколько приободрила. И тут я вспомнил о чёрном ходе, который ведёт из кухни на соседнюю улицу. Я сам нередко пользовался им, когда мне нужно было незаметно ускользнуть из дому. «Стоит попытать счастья там. Если повезёт, дверь может оказаться незапертой», – решил я и направился вниз по улице.

Переулок, соединявший две параллельные улицы, был там, где ему положено было быть, – ещё одно радостное обстоятельство, подтверждавшее мою догадку относительно вредности некоторых пожилых особ. Нужную дверь я тоже отыскал без труда. Однако в остальном меня опять ждала неудача: дверь чёрного хода оказалась запертой, и мой ключ к ней не подходил, что, впрочем, было неудивительно, поскольку это был ключ от парадного входа. Стучать было бесполезно. Вряд ли кто-то мог находиться на кухне в столь поздний час. Оставались окна спален. Спальня Марселя была на втором этаже, рядом с моей, но ведь были и другие слуги. Я оглядел фасад, выбирая, в какое окно постучать, и только тут заметил, что все окна на первом этаже имеют ставни – те самые ставни, которые я велел снять, когда стал постоянно жить в этом доме. Сейчас все ставни были закрыты, окна второго этажа тоже зияли чернотой, отчего дом казался вымершим.

Какое-то время я стоял, совершенно потерянный. В голову лезли самые невероятные мысли, и, чтобы как-то отогнать их, я решил подумать о чём-нибудь более приятном, например, о еде, и у меня тут же засосало под ложечкой. Я вспомнил, что где-то неподалёку должна находиться небольшая пиццерия, работающая допоздна. Её основными посетителями были грузчики с набережной – как раз тот контингент, что надо. В более шикарном заведении я в своём странном наряде, скорее всего, не прошёл бы фейс-контроль.

Пиццерию я отыскал не сразу. Видимо оттого, что хозяин сменил вывеску. Теперь заведение называлось «У лягушачьего болота». Я толкнул тяжёлую дверь. (Никакого швейцара в этом заведении и в помине не было). Едва я сделал шаг внутрь, как меня чуть не сбил с ног тяжёлый аромат жареного мяса. «Очевидно, здесь вместе с названием сменили и меню», – подумал я. Интерьер тоже был довольно необычным. Часть помещения занимал огромный очаг, в котором на вертелах жарились мясные тушки. Пламя от очага освещало центр комнаты, оставляя углы в полумраке. Дополнительного освещения не было. Посетителей было немного. За самым дальним столиком я приметил двух влюблённых, которые миловались, не обращая внимания на разместившуюся неподалёку шумную компанию из шести мышей. Я заметил, что все они были в головных уборах, до удивления похожих на мой. Видимо, чёрные шляпы с белыми перьями опять входили в моду.

Я облюбовал себе столик в другом конце зала, поближе к официантке в белом фартуке и чепце. Та как раз обслуживала троих господ, на головах которых красовались такие же чёрные шляпы. Вели себя эти господа (если это слово вообще применимо к субъектам подобного рода) довольно развязно: бросали обглоданные кости прямо на пол, чертыхались и смеялись громче, чем того допускают приличия, – не иначе, как над какими-то не совсем пристойными комплиментами, которые один из них, здоровенный детина ростом с взрослую крысу, отвешивал пышногрудой официантке. Последняя не столько обслуживала их, сколько старалась увернуться от простёртых к ней лап.

Понимая, что официантки мне не дождаться, я привстал, чтобы привлечь к себе внимание другого официанта или самого хозяина, который колдовал над вертелами. Но тот меня уже заметил и сделал знак, что сейчас подойдёт. И действительно, через несколько минут передо мной уже стояли бутылка вина и не очень чистый стакан. Я взглянул на этикетку: «Бургундское. Урожай 6709 года».¹ Вот так-так! Уж чего-чего, но я никак не ожидал, что в этом третьеразрядном заведении такие хорошие погреба. Такого старого вина я не пробовал никогда в жизни. Я взглянул на хозяина, не скрывая удивления:

– Кажется, вас можно поздравить. Вашим погребам может позавидовать сам король.

Хозяин поклонился:

– Всегда к вашим услугам.

В этот момент верзила за соседним столом привлёк к себе официантку и силой усадил себе на колени. Мышка пыталась высвободиться, да где там!

– Вам не кажется, что эти господа ведут себя слишком вольно? – спросил я хозяина.

– Вольно? Да полноте! Они все себя так ведут, – ответил он, даже не взглянув в сторону обладателей дурных манер.

– Но девушке это, кажется, не нравится.

– Вам-то что за дело? Ну, потискают они её немного, её от этого не убудет. Зато эти господа отменно платят. Вы вот лучше скажите мне, какой соус подать к лягушачьим лапкам? Могу предложить бешамель, провансаль или, может быть, господин предпочитает тартар?

– Всё равно, – ответил я. – Принесите что-нибудь на ваше усмотрение.

Как только хозяин удалился, притихшая на время официантка предприняла ещё одну отчаянную попытку вырваться из объятий своего обольстителя.

– Пустите, сударь! Ну пустите же! – услышал я её умоляющий голос.

– Не раньше, чем ты меня поцелуешь, моя красавица, – ответил верзила, запуская свои длинные усищи в её декольте.

Двое его приятелей, как ни в чём не бывало, продолжали потягивать вино. Их кривые усмешки говорили о том, что ситуация их немало забавляет.

Решив, что кто-то должен урезонить хулигана, я поднялся и сделал несколько шагов по направлению к весёлой компании.

– Немедленно отпустите девушку, сударь, – сказал я, едва сдерживая гнев.

Верзила поднял голову. Я видел, как менялось выражение его лица по мере того, как до него доходил смысл моих слов. Лапы его разжались, и он, стряхнув с колен девицу, начал медленно приподниматься со стула, опираясь лапами о стол, уставленный пустыми бутылками.

– А это ещё что за букашка? – спросил он, наставляя на меня свои страшные усищи длиной с абордажную саблю.

Клянусь семью святыми мышами, вторых таких усов я не встречал за всю свою жизнь. Я невольно сделал шаг назад, как будто мой грозный противник действительно мог проколоть меня ими.

– В самом деле, кто вы такой, сударь, и по какому праву вы вмешиваетесь? – подал голос один из приятелей верзилы, вставая из-за стола.

Он доставал своему другу до плеча, но, тем не менее, тоже выглядел довольно воинственно. Только теперь я обратил внимание, что на моих противниках были не только такие же шляпы, что и у меня, но и такие же мундиры и ботфорты.

Я назвал своё подлинное имя и титул, добавив, что я целиком и полностью к услугам своих новых знакомых.

Услышав моё имя, приятели недоуменно переглянулись.

– С кем имею честь? – спросил я в свою очередь.

– В гвардии Его Величества меня знают под именем Фромаж, – вежливо ответил второй мышкетёр, – а это мои друзья, Сассенаж, – он указал на верзилу, – и Шабишу.

Мы вежливо поклонились друг другу.

Тут я заметил, что в комнате вдруг стало как-то непривычно тихо. Слышно было лишь как потрескивают дрова под вертелами. Потом раздался звук отодвигаемых стульев, за которым последовал стук каблуков по каменному полу.

– Граф N? – спросил вежливый голос за моей спиной.

Я обернулся и узнал одного из господ, кутивших в компании товарищей в противоположном конце комнаты. На нем тоже был костюм королевского мышкетёра, однако я успел отметить про себя, что его мундир был обшит не золотыми, а серебряными галунами.

– Он самый, – ответил я, не переставая удивляться.

– В таком случае пожалуйте вашу шпагу, сударь. Именем короля, вы арестованы.

Это было сказано таким тоном, что я невольно потянулся за шпагой, чтобы выполнить полученный приказ. Но тут неожиданно вмешался Фромаж.

– Боюсь, что вы опоздали, Бофор, – сказал он с ухмылкой. – Мы первыми заметили Его Светлость и, следовательно, право ареста принадлежит нам. Мы сами препроводим его в тюрьму.

– Вы блефуете, Фромаж, – ответил тот, которого назвали Бофором. – У вас нет разрешения на арест беглого преступника, потому что это разрешение у меня, и я получил его из лап самого короля. Потому отойдите в сторону и не мешайте отправлению правосудия.

– С разрешением или нет, но так просто мы вам его не отдадим, – сказал Фромаж, обнажая шпагу. Настоящую.

Его товарищи последовали его примеру.

– Господа, господа! – раздался умоляющий голос хозяина заведения. – Пожалуйста, только не здесь. Если вы надумали выяснять отношения, хотя бы выйдите на улицу.

Но его никто не слушал. Тогда обладатель коллекционного бургундского переключил своё внимание на меня.

– Не угодно ли Вашей Светлости заплатить за вино прежде, чем вас арестуют? Я понимаю, вы не успели его попробовать, но ведь бутылка-то уже откупорена.

Видя, что я не реагирую – мои глаза были прикованы к участникам предстоящего поединка, причиной которого была моя скромная персона, – он молитвенно воздел лапки к прокопчённому потолку и запричитал: «Сжальтесь над бедным трактирщиком!», но тут его оттеснил верзила Сассенаж.

– Бегите, граф, спасайтесь! – протрубил он мне на ухо. – Мы их задержим.

От такого неожиданного поворота дела я совершенно опешил. По-своему истолковав мою нерешительность, гигант, прикрывая меня своим мощным торсом, стал подпихивать меня по направлению к двери.

– А вино? Кто заплатит мне за вино? – продолжал хныкать хозяин, бросаясь за нами вслед.

Я сунул лапу в карман и, нащупав там несколько монет, не глядя, швырнул их владельцу трактира. В следующий момент я почувствовал, что лечу. Это Сассенаж, решив придать мне ускорение, легонько пнул меня пониже спины. Но, видимо, он не рассчитал свою силу, потому что я, не удержавшись на ногах, приземлился на булыжную мостовую.

– Скорее же, чёрт вас побери! – услышал я за спиной громоподобный голос.

Поднимаясь, я краем глаза успел заметить огромную фигуру Сассенажа, яростно парирующего удары троих мышкетёров, которым он пытался преградить путь. На долю господ Фромажа и Шабишу оставались ещё трое. Помочь я им ничем не мог, поэтому, недолго думая, припустил в направлении, заданном мне пинком. В этот момент я знал только одно: меня собираются арестовать, и я должен бежать. Кому я не угодил и в чём провинился, – все эти вопросы я отложил на потом.