Czytaj książkę: «Ангарский маньяк. Двойная жизнь «хорошего человека»»

Czcionka:

Плохим людям для достижения своих целей не нужно ничего, кроме того, чтобы хорошие люди смотрели и ничего не делали.
Дж. Ст. Милль

Если вы, например, решили куда-то в ночной клуб пойти с друзьями и задержались, то, наверное, вы позаботитесь о том, чтобы спокойно и безопасно добраться до дома. Ваши друзья проводят вас. А если вы у кого-то из друзей задержались, то они должны вас никуда не пускать и спать у себя положить, разве нет?
Из интервью М. Попкова

Пролог

Ангарск.

2011 год

Артем Дубынин увидел то самое двухэтажное здание по правую сторону. Пару часов назад теплый летний день сменился омерзительной моросью, из-за которой одежда моментально промокает насквозь и заставляет дрожать от холода даже тех, кто каждый год легко переносит шесть месяцев в морозном мраке Ангарска. Ужасно хотелось поскорее оказаться дома, но Артем все же бросил беглый взгляд на роскошный особняк, который в свете фонаря выглядел будто дом с привидениями из романа XIX века.

Все знали эти сталинские двухэтажки – с прогнившими деревянными перекрытиями, проваливающимся полом, затхлым темным коридором-кишкой и воняющей водой в трубах. Все прекрасно знали о том, каковы эти дома изнутри, но их обманчиво парадный вид не мог не привлекать внимания. Именно эти дома и создавали неповторимую атмосферу городков в окрестностях Иркутска. Великое наследие ГУЛАГа: красивая старая площадь с башней, на которую местный умелец установил огромные часы, эти прогнившие изнутри двухэтажные особняки, выглядящие как старинные дворянские усадьбы, и множество огромных зданий, окруженных глухим забором с колючей проволокой. Большие здания с угрожающе высокими трубами – это нефтехимические предприятия. Россыпь уродливых бараков, надежно скрытых за глухими заборами, – это колонии. Силами заключенных из этих бараков и были построены и заводы, и каменные особняки с деревянными перекрытиями, и даже центральная площадь. Наверное, поэтому на улицах Ангарска раньше жителей поселилась безысходная усталость, затмевавшая даже злость и ярость, которые, несомненно, не раз обуревали узников лагерей. Но еще до усталости здесь поселились надзиратели. Они тоже жили в наспех сколоченных и продуваемых всеми ветрами деревянных бараках. Единственное, о чем мечтали надзиратели, – нормальное жилье. Те же бараки, но только чтобы из кирпича и с личной ванной обязательно.

Сотрудники Главного управления лагерей виртуозно владели лишь одним навыком – они умели усмирять. Гнев, радость или злость – неважно, эти люди знали, что любая эмоция способна привести человека к срыву, что чревато бунтом. В тайге, на бескрайних просторах и без единого забора (они еще не были построены) чувства могли повлечь за собой море неприятностей, за которые потом пришлось бы отчитываться. Надзиратели требовали от узников беспрекословного подчинения. Без тени эмоций на лицах заключенные должны были покорно принимать свою судьбу. Нужно построить завод и наладить нефтехимическое производство? Прекрасно. Построить дворец? Превосходно. Убить товарища, чей взгляд еще не остановился? Тоже весело. Когда Ангарск был построен, первыми его жителями были люди с навсегда остановившимся взглядом. Они-то как раз и жили в таких двухэтажных особняках. Проблема этих особняков была лишь в том, что как бы сильно ни хотелось их жильцам жить в благородных имениях, внутри они всегда оставались бараками, с кирпичными стенами, правда.

Артем резко свернул и припарковался. На дворе был поздний вечер, и в доме горело всего два окна. Тусклый свет на первом этаже открывал взору до предела захламленную комнату. Было ясно, что там никто давно уже не живет, и помещение используется исключительно как кладовка. В окне на втором этаже была видна кухня, стыдливо прикрытая белыми в цветочек занавесками. Впрочем, в небольшом зазоре между ними, сквозь который лился ледяной синий свет от телевизора, виднелся кусок стола с дымящейся огромной чашкой. Артему казалось, что он буквально видит седые всполохи пара от горячего чая. Он посмотрел на экран телефона и стал вспоминать график работы Елены. Согласно его подсчетам, сегодня она должна была быть на дежурстве. Следовательно, дома сейчас может быть только дочь.

– Да нет меня дома, вы же знаете, что я уже месяца два как съехала оттуда! – разозлилась девушка, когда Артем ей позвонил.

– А кто сейчас у вас дома тогда? – поинтересовался он.

– Я не влезаю в дела матери, она свободная женщина. Может, грабитель, может, кандидат в мужья. Мне-то какое до этого дело? – продолжала злиться девушка.

Он вежливо поблагодарил и отключился. В этот момент в окне мелькнула чья-то тень. Пришлось на этот раз звонить Елене. Не такая уж она свободная. Вчера он видел, как она утирала фальшивые слезы, упрашивая охранника пропустить ее на свидание с мужем. Если бы не вульгарная блузка с расплывшимися в районе груди кроваво-красными цветами, то была бы буквально олицетворением горькой женской доли. «Может, грабитель, а может, и кандидат в мужья…» – прозвучали в голове слова дочери Елены и Михаила Попкова. Как можно быть столь безразличным человеком? Артем поморщился от собственных глупых мыслей – конечно можно.

– Слушаю, – раздался в трубке встревоженный голос.

– Елена? Вы ведь сегодня на дежурстве, верно? – спросил он.

– Верно, – осторожно согласилась женщина.

– Я просто смотрю, у вас дома свет горит и, кажется, кто-то ходит по квартире, – пояснил Артем.

– Когда кажется, креститься надо. Какое вам вообще дело до моей жизни?! Если в чем-то подозреваете, арестовывайте и допрашивайте, а просто так я с вами говорить не хочу! – взвизгнула Елена и бросила трубку. Спустя еще секунд десять свет в окне погас.

Он сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться, а затем как можно тише попытался открыть дверь. В окне кто-то истерично метался, но может, это были тени от трепещущих от ветра занавесок. Он распахнул дверь, взлетел на второй этаж и оказался посреди широкого темного коридора со скрипучим дощатым полом. В другом его конце мерцала тусклым светом лампочка, которую отчего-то поленились украсть. В нос ударил устойчивый запах плесени и гнилых труб вперемешку с ароматом кислых щей из чьей-то квартиры. Артем не бывал в таких домах очень давно и позабыл о том, как тошнотворно влияет на него это сочетание запахов плохой еды и гнили.

За дешевой китайской железной дверью слышались то шаги, то чей-то шепот, то стук падающих предметов. Он хотел было нажать на дверной звонок, но вовремя остановился и решил все же поступить так, как положено. Будет правильно позвонить сначала следователю из прокуратуры, чтобы получить санкцию на дальнейшие действия. Артем нажал на кнопку вызова, а затем с опаской взглянул на хлипкую китайскую дверь, то ли из железа, то ли из рисовой бумаги. Если в квартире кто-то есть, он сейчас сможет его услышать. Отходить от двери тоже не хотелось: длинный пыльный коридор с обеих сторон заканчивался лестницей, и если отойти, ночной гость мог уйти незамеченным. Артем все ж сделал несколько шагов подальше от квартиры.

– Слушаю, – послышался в трубке тихий голос следователя.

– Дубынин беспокоит. Тут такое дело… К Елене Попковой в гости кто-то заглянул. Она сейчас на работе и говорит, что никого на ночь глядя не ждала. Я что-то беспокоюсь. Это ж и подельник может быть. И хулиган, решивший спалить квартиру… – начал тараторить оперативник. Он сам чувствовал, как с каждым следующим словом градус напряжения в разговоре возрастает.

– А ты не беспокойся, – фыркнул следователь. – У тебя подозреваемый в изоляторе, а чем его жена занимается, тебя касаться не должно.

– Подельник… – выдавил он из себя, пытаясь как-то отделаться от надвигающейся лавины сжигающей ярости. Из динамика телефона вдруг стали доноситься осипшие гудки: Василий Доморадов сбросил вызов.

Казалось, темный коридор оцепенел от напряжения, хотя на первый взгляд ничего не происходило. Тусклая лампочка мерцала вдалеке. Возле пары входных дверей все так же громоздился хлам, состоящий в основном из громоздких детских вещей вроде трехколесных велосипедов, горшков, санок и самокатов. Все это было раскрашено в ядовитые цвета, к которым так неравнодушны производители из Китая. Здесь, в затхлом темном коридоре, все эти санки с нарисованными на них желтыми и розовыми пчелками выглядели пугающе. Покрытые красно-коричневой масляной краской половицы то и дело скрипели, давая понять, что под толстым слоем казенной краски скрывается труха. Ужасно хотелось малодушно выйти на улицу, но оперативник понимал, что не простит себе этой ошибки. Ему нужно было зайти внутрь.

Артем осторожно вернулся к двери квартиры Попковых и встал перед ней, не зная, что делать дальше. Он беспомощно посмотрел на экран телефона и еще раз набрал номер следователя. На секунду почудилось, что из-за двери идет какой-то звук, а в следующее мгновение она издала характерный щелчок и отворилась. В открывшемся проеме было видно, что в квартире перед дверью стоит человек. Оперативник вздрогнул и осторожно потянул ручку двери на себя.

– Зачем ты сюда пришел? – прозвучал голос из темноты. Артему стало не по себе. Так бывает, когда слышишь знакомый голос в незнакомом месте. Перед ним стоял следователь прокуратуры Василий Доморадов.

– А вы зачем сюда пришли? – оторопело спросил Дубынин.

– Что ты тут глупости несешь? Знаешь вообще, сколько ночь в гостинице стоит? А зарплата у меня какая? А что мне скажут, если я в грязной рубашке на работу ходить стану? – зачастил Василий. В его словах было так много страха вперемешку с раздражением, что было сложно уловить суть сказанного. До Артема долетала лишь интонация. – Леночка мне разрешила прийти и постирать вещи у себя. Святая женщина. Что ты-то здесь развел? Ты в курсе, что слежка за сотрудником прокуратуры – подсудное дело?..

Доморадов, говоря все это, двигался вперед, тесня к выходу и Артема. Когда они уже оказались на лестнице, до оперативника стал постепенно долетать смысл сказанного. Он все еще был в бешенстве, но теперь к нему добавился тягучий, липкий страх, который тут же стал оставлять следы на мыслях, крутящихся сейчас в ускоренном режиме.

Артем поднял телефон к уху, демонстративно посмотрел на висящую на уличном фонаре камеру наружного слежения и начал звонить начальнику отделения. К удивлению Артема, тот не стал его отчитывать за поздний звонок, а сразу велел изложить суть дела.

– Езжай в отделение и пиши рапорт о случившемся, – сказал, помолчав, начальник.

– Не понял, – севшим голосом ответил Артем.

– Слежка за сотрудником прокуратуры – подсудное дело, – коротко пояснил начальник, повторив слова ночного гостя квартиры Попковых.

– Да я не… – начал было Дубынин.

– Для этого и нужен рапорт.

Артем со злости ударил по рулю и поехал писать рапорт. Ни о каком сне речи уже не шло. Оперативник налил себе огромную кружку чая, сел за стол на кухне и попытался осмыслить случившееся. В этот момент к нему тихонько подошла его любимая овчарка и интеллигентно положила ему голову на колени.

– Не время же гулять, ты чего? – недовольным шепотом зашипел Дубынин.

Собака грустно посмотрела на него, скроив при этом максимально трогательную и несчастную морду.

– Да что с тобой делать… – прошипел Артем, сдергивая поводок с крючка на стене. В этот момент на кухню выбежала заспанная дочка и удивленно посмотрела на отца.

– На улицу хочет, – шепотом пояснил Артем и поспешил выйти.

Ночь уже сменилась серой утренней дымкой. Собака радостно выбежала на улицу, а потом вдруг потянула поводок в сторону деревянного стола с лавочками, за которым обычно летом старики играли в шахматы и карты. Артем благодарно посмотрел на собаку и тяжело уселся на одну из лавочек. Серая дымка потихоньку начала белеть, а затем по небу вдруг разлилась ядовито-розовая краска, напомнившая о ярко-розовых санках в пятидесятилетней пыли.

Через несколько часов Артем приехал на работу с рапортом и в полной боевой готовности. У входа в здание стоял и курил приятель оперативника Виктор. Артем заметил, что Виктор как-то изменился в лице, когда его увидел.

– Знаешь, что вчера произошло? – чуть не задыхаясь от переизбытка информации, спросил Артем. Только сейчас ему стало ясно, как нужно было это с кем-то обсудить. Виктор слушал молча и не перебивал. Мимо проходили сослуживцы, коротко кивали и исчезали за истертой дверью, которая едва держалась на петлях. Обычно кто-то всегда останавливался и пытался влиться в разговор в середине монолога. Любопытство и жажда информации – необходимые любому оперативнику качества. Впрочем, куда важнее уметь следовать правилам и приходить на работу вовремя.

– Странная история, короче говоря, – заключил Виктор, когда Артем закончил рассказ.

В этот момент у Артема зазвонил телефон. На экране высветился номер начальника отделения. Такие звонки никогда не предвещали ничего хорошего. Виктор не обратил внимания на то, что собеседник отвлекся. Он с выражением вселенского безразличия щелчком отбросил догоревший бычок сигареты и, не прощаясь, развернулся и пошел ко входу. Артем недоуменно проводил глазами удаляющуюся фигуру, а затем сосредоточился на предстоящем разговоре с начальником. Встретив Артема у входа в свой кабинет, он задал несколько уточняющих вопросов о том, что случилось накануне, после чего небрежным жестом указал куда-то в глубь своего кабинета, тем самым приглашая Артема пройти внутрь.

– Ты отстранен на время, пока не уезжай никуда из города, – коротко сказал начальник, как только дверь за ними закрылась. – Послушай. У тебя еще есть шанс сделать вид, что ничего не было. И тогда ничего и не будет, – уже совсем другим тоном добавил он.

Дубынин прекрасно знал, что этот тон используют обычно в тех случаях, когда жизненно необходимо, чтобы задержанный подписал то, чего ему подписывать не нужно.

– У меня следователь ночует в квартире жены подозреваемого, вам не кажется, что вы отстраняете не того человека? – возмутился Артем.

– Слежка за сотрудником прокуратуры – подсудное дело, – в очередной раз процитировал начальник. – Разговор окончен.

С этими словами он прошел к своему столу, а оперативник так и остался в дверях, не зная, что на все это сказать. Дубынин ехал сегодня на работу с ощущением того, что все сделал правильно. Не так часто в профессиональной жизни ты чувствуешь подобное: всегда есть то, что можно было бы сделать лучше, – но ведь не в этот раз! Он обратил внимание на некоторые странности, и оказалось, что не зря.

– А где можно найти Доморадова? – поинтересовался Артем спустя минуту неловкого молчания.

– Попкова твоего допрашивает, – пожал плечами начальник отделения, – он как приехал в семь утра, так и стал его допрашивать.

Он не стал отрицать факт нахождения в квартире подозреваемого, но ссылался на то, что его жены в этот момент в квартире не было. Это выглядело максимально странно. Начал зачем-то потом рассказывать про то, что ему вещи нужно было постирать.
Артем Дубынин

* * *

Ангарск. 1992 год

Центральное отделение милиции

– Девочка пропала, дочка моя… – с порога стала завывать посетительница. В нос тут же ударил запах перегара, табака и пота. Мужчина в кабинете скривился, но быстро замаскировал отвращение улыбкой вежливости, поднял глаза и увидел перед собой заплаканную женщину лет сорока, с одутловатым, болезненным лицом. Ее огромный пуховик заполнил собой весь кабинет.

– Погулять, наверное, пошла, а вы забыли, – предположил дежурный Попков.

– Ей пять лет, куда она, по-вашему, гулять могла отправиться? – вспыхнула женщина.

Дежурный недоверчиво взглянул на ночную гостью, но затем все же отодвинул в сторону кипу бумаг перед собой, взял ручку и стал что-то быстро записывать. Незадачливая мамаша год назад развелась и пребывала в поиске нового отца для ребенка. Предыдущие ухажеры ее дочь не приняли, а вот нынешний сожитель утверждал, что против детей ничего не имеет.

– Все только ради дочки. Если бы не она, то у меня бы совсем другая жизнь сложилась, но ради детей все нужно по-другому складывать… – без конца повторяла посетительница.

Кандидат в отцы в тот день был в дурном настроении, и мать отправила дочку погулять, пока мужчина не выпьет и не утихомирится. При этом женщина пообещала, что заберет ее, когда «будет можно», а вот откуда именно – не уточнила. По рассказу было понятно, что она по какой-то своей болезненной инфантильности полагала, что малышка все это время так и будет стоять где-то на лестнице, пока мать про нее не вспомнит. Ребенка нигде не было, и мамаша подумала, что ребенка пригласила к себе соседка.

– …Соседка говорит, что и не знает ничего. Украла дочку, украла. Точно. У нее детей своих нет… – выла она, картинно заламывая руки и наполняя комнатку парами дешевого алкоголя.

Дежурный встал, схватил куртку.

– Пойдемте дочку вашу искать, – бросил он, уже выходя из кабинета.

В середине зимы непроглядная тьма затапливала Ангарск уже к шести вечера. В такую погоду на улице пятилетнему ребенку делать нечего. Дежурный усадил ее в служебную машину и повез домой. За те десять минут, что они ехали, женщина успела заснуть и даже немного похрапывала, когда они заехали во двор дома. Сожитель дамы, как и предполагалось, находился в квартире в бессознательном состоянии. Старуха из соседней квартиры вспомнила о том, что видела в коридоре ребенка с санками. Это дало хоть какое-то понимание того, откуда начинать поиски. Горка, с которой катались дети, располагалась на приличном расстоянии от дома. В Ангарске не слишком плотная застройка, и ее легко можно было разглядеть в окно, однако дойти до нее пятилетнему ребенку с санками было бы не так уж просто.

Дежурный поблагодарил соседку и вернулся к машине. В салоне продолжала храпеть незадачливая мать, которая «все это делала только ради ребенка». Похоже, кроме дежурного милиции, никому не было дела до того, куда пропал пятилетний ребенок.

Всю ночь Михаил Попков осматривал детские площадки, дворы и гаражи вокруг, опрашивал редких прохожих, а потом снова бегал по району вокруг горки в поисках пропавшего ребенка. Кто-то вспомнил о том, что какая-то малышка долго каталась здесь на санках и говорила, что сейчас за ней придет мама. Через два часа поисков Михаил заметил темную фигуру у машины. Он ринулся в ту сторону, понимая, что через полчаса уже может сразу ехать в больницу с обморожением. Вряд ли ребенок смог бы так много времени провести на улице. Тут же вспомнилась сказка про девочку со спичками откуда-то из детства. Тень вдалеке вдруг уменьшилась вполовину, а затем вновь выросла. Михаил разглядел очертания зимней куртки. Это оказался крупный мужчина, стоящий на фоне черной машины «ВАЗ-2107».

– Наконец-то, весь бензин из-за нее сжег. Вы ведь девочку ищете? – мужчина не спрашивал, а, скорее, утверждал.

Попков увидел, что он держит на руках маленькую спящую девочку. Михаил кивнул. Когда он брал девочку на руки, она что-то выронила. Здоровяк, фыркнув, опустился на корточки, выудил из снега какую-то игрушку и протянул ее дежурному.

– Смотрю, ребенок уже пару часов без присмотра катается. Я как раз своего выгуливал. Спросил девочку, где родители, а она стала говорить, что за ней мать сейчас приедет. Еще через час предложил ей с нами домой поехать, а она ни в какую. Мама, говорит, придет и искать ее будет. Хотел сам ее отвести домой, а она адреса не помнит. В итоге сначала в машине час прождали, а потом все же домой к нам поехали… – рассказывал мужчина.

Преодолевая брезгливость, Михаил растолкал храпящую в салоне служебной машины женщину. Он передал ей в руки почти невесомого ребенка, но та тут же согнулась, уронила девочку в снег и начала ее будить, требуя, чтобы та сама шла до дома, а «то и так уже дел натворила». Вдобавок ко всему вместо благодарности мамаша стала требовать назад санки, которых дежурный и в глаза не видел.

Чтобы не сорваться, Попков поспешил сесть в машину и завести мотор. Подъехав к отделению, он нашел у себя в кармане игрушку, оброненную девочкой. Это был довольно пугающего вида клоун с трясущейся головой. Он напомнил дежурному Гуинплена, персонажа из романа Гюго. С недавнего времени Попкова прозвали так в отделении, поэтому ему показалось забавным поставить игрушку себе на приборную панель – как напоминание о том, что он сделал в жизни что-то хорошее.

Где-то через месяц Михаил пришел в морг за какими-то бумагами и столкнулся там с той самой нерадивой мамашей. Ребенок все-таки умер: сожитель, как водится, допился до чертей и зашиб девочку.

– Значит, судьба у нее была такая, за грехи наши ответ держать невинным, – плакала и причитала она, рассказывая о случившемся. Она говорила без остановки, пока не обвинила дежурного в том, что зря он искал ребенка, да еще и санки украл. Если бы санки остались, то она бы дочку погулять на горку отправила. А если бы тогда ее найти не удалось, то у нее хотя бы муж остался, а теперь вот ни дочери, ни мужа, да и поплакать даже некому…

– …Или выпить не с кем, – закончил за нее дежурный. Собеседница осеклась, а у дежурного уже было непроницаемое лицо с гримасой отвращения – с таким он обычно принимал людей на дежурстве.

Это неправильно с точки зрения Уголовного кодекса, с точки зрения общепринятых традиций, с точки зрения правил поведения в обществе, в стране. В некоторых странах раньше блудных женщин забивали камнями, но даже если бы я сейчас жил в такой стране, это не стало бы моим оправданием. При этом в любом обществе осуждают поведение распутной женщины.
Михаил Попков