Czytaj książkę: «Ларе-и-т’аэ»

Пролог

Лето едва перевалило на последнюю свою треть, и в воздухе не ощущалось никакого, даже самого незаметного дыхания осени – вот разве только рассвет вступал в свои права по-осеннему медлительно. В его неторопливых лучах розовели смущенным румянцем крутобокие яблоки. Смущались они, очевидно, неожиданного соседства: совсем рядом с яблоками торчали из листвы две заспанные, но исполненные энтузиазма физиономии. Ладно, хоть Аркье нашел себе заделье – в последнюю минуту вновь проверить, в порядке ли лошади… в который уже раз за утро. Зато Ниест и Лэккеан честь-честью расселись на ветке, словно именно там и полагается сидеть юным многообещающим эльфам перед самым отбытием посольства.

Эннеари искоса взглянул на яблоню – украдкой, чтобы Лэккеан и Ниест не заметили, что на них смотрят и не вообразили себе невесть чего. Иначе в их мудрые головы всенепременно взбредет, будто Эннеари одобряет такое несолидное поведение. Ведь если смотрит и молчит, значит, одобряет. А если не молчать и попросить их слезть с яблони… Эннеари только рукой махнул. Совершенно бесполезная затея. Покуда эта парочка восседает на ветке, он хотя бы знает, где они – а вот если их оттуда согнать, то ни одной живой душе не может быть ведомо, куда они улизнут и что станут там вытворять. Мальчишки, ну как есть мальчишки! Никакого с ними сладу. Ни на миг нельзя их без пригляду оставить. Похоже, в Найлиссе Эннеари с ними еще хлебнет горяченького… а ведь не взять их с собой ну никак невозможно. Во-первых, Лерметт, не увидев их в числе прочих участников посольства, наверняка спросит, куда они подевались – и что на такой вопрос отвечать? Дома сидят, по деревьям лазают – одним словом, должной солидностью не обзавелись, а значит, для посольства негодны? Смех, да и только. Можно подумать, Лерметт и сам не знает, что такое неразлучная троица – Аркье, Ниест и Лэккеан. Уж чего-чего, а разумного поведения он от них ну никак не ожидает. Притом же они к Лерметту потянулись всей душой – кто, как не он, спас их сначала от мучительной смерти, а потом от гнева Эннеари? Нет, что ни говори, а нет у Эннеари такого права – не допустить юнцов до встречи с их кумиром… да и возможности такой тоже нет. Хоть бы он и вздумал им запретить – даже если они не догадаются воззвать к Праву Королевы, то уж утянуться следом за Эннеари без спросу они всяко смекнут. Они ведь Лерметта готовы на руках носить… может, стоит намекнуть им, что Лерметт даже в бытность свою всего-навсего принцем уважал сан полномочного посла и не лазил по деревьям, не окончив посольства?

Эннеари вздохнул и перевел взгляд на лужайку. По тяжелой, налитой соками всего лета траве бродили остальные участники посольства, разодетые кто во что горазд. Алое, лазурное, огненно-рыжее, фиолетовое… только двое остались верны традиционному для эльфов зеленому цвету. Часа, назначенного для отъезда, ждать оставалось совсем уже недолго, но Эннеари впервые в жизни казалось, что время замерло, остановилось, что оно совсем не движется – а то и пустилось вспять, лелея злоехидное намерение в кои-то веки обмануть всех и вся.

С усилием отогнав эту нелепую мысль, Эннеари снова чуть приметно вздохнул и без всякой нужды одернул манжеты своей белоснежной рубашки. Излюбленный его наряд, простая белая рубашка при узких черных штанах… точная копия прошлогоднего одеяния Лерметта. Вот только синий плащ прикрывает собой плечи новоявленного посла, а не…

Эннеари яростно стиснул губы до ледяной белизны, и непрошенное мысленное видение сгинуло.

– Ты все-таки решил не надевать зеленого? – поинтересовался король Ренган.

Эннеари едва не вздрогнул. Это же надо так задуматься – отец подошел к нему совсем вплотную, а он и не услышал.

– Конечно, – ответил Эннеари. – Хорош бы я был в синем посольском плаще поверх зеленых одежд. Красота, да и только.

– А остальные? – поинтересовался Ренган, устремив на сына спокойный взгляд.

– Мы же все-таки с посольством едем, – пожал плечами Эннеари. – Нам лишние осложнения в дороге и вовсе ни к чему. Сам подумай – едет по дорогам Найлисса этакая орава эльфов, и все одним цветом, словно воинский отряд… что люди о нас подумают? Особенно после всего, что стряслось прошлым летом…

– А-а, – протянул Ренган удивительно невинным тоном. – А я-то думал, ты боишься, что твоего Лерметта упрекать станут – дескать, откуда к тебе столько лягушек понаехало?

Эннеари от неожиданности поперхнулся смехом.

– По-моему, – заявил он, откашлявшись и утерев с глаз выступившие слезы смеха, – на самом деле ты о моем посольстве больше меня беспокоишься.

Ренган помедлил немного и утвердительно улыбнулся в ответ.

– И почему бы, а? – поинтересовался Эннеари.

– Да потому, что я догадываюсь, зачем ты едешь, – ответил король. – Нет, не догадываюсь – знаю.

Сердце Эннеари отчаянно трепыхнулось в груди и замерло. Неужели… да нет же, нет, быть того не может!

– Ты о чем? – спросил он как можно небрежнее.

– Арьен… – Улыбка отца была полна такого печального и мудрого понимания, что у Эннеари захватило дух. – Как я мог не догадаться? Я ведь вижу, кого ты взял с собой – этого уже одного достаточно. Да и потом – а разве могло быть иначе? Разве мыслимо представить себе, чтоб ты не попытался?

Эннеари опустил голову.

– Арьен, я ведь ни единого мгновения не сомневался, что именно это ты и сделаешь. Когда я повстречал Лавелля, для него это случилось непоправимо поздно. А вот Лерметт – дело иное, верно?

– Да, – ответил Эннеари, не подымая головы. Он и предположить не мог, что отец разгадал его до самого дна души.

– Удачи тебе, – очень серьезно произнес Ренган. – Удачи.

Глава 1
Посольские ворота

Какой-то назойливый звук тихо зудел на грани слышимости, мешая сосредоточиться. Илмерран с подозрением уставился на кончик своего пера – волосок, что ли, прилип и поскрипывает? Да нет, перо вроде бы в порядке. Никаких волосков и песчинок не видать. Да и очинено перо на совесть. Нечему тут скрипеть.

На всякий случай Илмерран вынул перо из зажима, вставил новое из только что распечатанной пачки, обмакнул его остро зачиненный расщепленный кончик в чернильницу и на мгновение замер, вновь собираясь с мыслями.

Звук повторился.

Ну конечно! И как только Илмеррану могло прийти в голову, что у него скрипит перо? Разве у гнома может перо скрипеть? Разве у гнома в его рабочем кабинете может хоть что-нибудь отвлекать от дела? Не перо это скрипит и не комар зудит – нет и не может быть в кабинете Илмеррана никаких комаров. Здесь тихо и покойно, как и должно быть в рабочем кабинете любого уважающего себя гнома. Вне всякого сомнения, настырный звук исходит снаружи, из-за дверей.

Илмерран решительно обмакнул перо в чернильницу еще раз, подумал немного и так же решительно отложил перо. Нет, хочешь не хочешь, а надо разобраться, что же там снаружи творится. Все равно он не сможет нормально работать, пока не избавится от этой докуки. С чем-нибудь несложным, вроде расчета ежегодного государственного бюджета, он бы управился шутя, невзирая ни на какую помеху – даже вздумай пьяный в доску бродячий менестрель под самым ухом у Илмеррана настраивать свою раздребезженную лютню, которая отродясь не могла извлечь из себя ни одной нефальшивой ноты. Так то – бюджет. Всего-то навсего. Дело простое, незатейливое. А вот нынешняя его работа… к приезду короля все расчеты должны быть не только закончены, но и перебелены – и Илмеррану даже думать страшно, что может случиться, если он ошибется хоть в самой малейшей малости. Да, конечно, он всегда проверял и перепроверял написанное им не единожды. Да, за последние двести тридцать восемь лет он не допустил ни единой ошибки, не сделал ни единой помарки. Но и работы настолько сложной у него еще не было.

Илмерран осторожно подошел к дверям и прислушался.

Так и есть!

– Занят Его Всезнайство, занят! – яростным шепотом втолковывал кому-то паж. – Ну сколько можно повторять – занят!

Его Всезнайство! Илмерран тихо фыркнул. Арамейльский университет поименовал его доктором и почетным доктором различных наук. Сородичи уважительно называют его Наставником Королей. Его величество Риенн, ныне покойный король, назвал Илмеррана первым советником. А титулуют его тем нелепым прозванием, которым Лерметт, будучи еще малолетним принцем, наградил своего наставника на третий же день знакомства. И посейчас еще именно так он его и зовет. Остальные, впрочем, тоже, хоть и не в лицо – зато заглазно с легкой руки Лерметта никто его иначе и не называет. Нахальный мальчишка. Никакого почтения к сединам своего учителя – ну то есть совершенно никакого.

Илмерран хмыкнул, приосанился и распахнул двери.

– Свободен Его Всезнайство, – величаво проворчал он. – Что там у вас?

Возле пажа, бдительно оберегающего его покой от докучливых посетителей, переминался с ноги на ногу незнакомый Илмеррану юнец с выгоревшей на солнце почти добела шевелюрой и густо загорелым лицом. Судя по его пропыленной одежде и пятнышкам самой разнообразной по минеральному происхождению грязи, густо усеявшим дорожные сапоги, гонец – причем проскакавший дня два без отдыха. Илмерран принахмурился. Да что же такого неотложного могло случиться?

– Посольство… – выдохнул гонец. – Эльфийское посольство… они уже выехали!

Ну что же. Приятно сознавать, что по крайней мере еще одного своего воспитанника Илмерран хоть к какому-то подобию пунктуальности приучил.

– Они уже и Луговину проехали! – трагически простонал гонец. – А его величество все еще не вернулся.

– Ничего страшного, – с облегчением произнес Илмерран. – его величество вернется точно к сроку. Вы свободны, юноша. Идите отдыхать – вы в этом крайне нуждаетесь. Я распоряжусь, чтобы дворец начали готовить к приему послов.

Успокоенный гонец поблагодарил и удалился восвояси, а Илмерран призадумался, да так и остался стоять в дверях. Легко сказать – вернется к сроку – а ну как нет? Конечно, Лерметт – мальчик на редкость обязательный, тем более для человека. Уж если он сказал, к которому часу какого дня вернется, на стол можно смело подавать к его приезду горячий обед минута в минуту. Но все-таки… мало ли какие непредвиденные случайности могут приключиться в дороге? Что с того, что Лерметт никогда и никуда не опаздывал – все когда-нибудь происходит впервые.

Но даже если король и опоздает к приезду эльфов – что тут такого? Разве Илмерран не найдет, чем занять своих бывших воспитанников, чтобы не заскучали – с пользой занять, с толком! Парочку лекций из истории Найлисса – небольших, всего-то часов по восемь каждая – потом беглый экзамен… ну, а там, глядишь, король уже и вернется.

Илмерран вошел в свой кабинет и тщательно прикрыл за собой двери.

Гуси были повсюду. Их было много, и они были наглые. Нет, не то чтобы они шипели, щипались, налетали на смирно идущих коней, вроде свирепого деревенского петуха, виденного эльфами третьего дня, или как иначе нахальничали над проезжими. Просто они были действительно повсюду. Коню копыто поставить некуда: поднимет ногу, чтобы ступить – а опускать ее куда, не на гуся же! Здешние гуси явно имели свое понятие, кто тут главный, и прохода, а уж тем более проезда, не давали никому. И кто сказал, будто гусь – птица осторожная? Вранье, вранье! Гусь – птица наглая.

Еще ведь и гуси какие – Эннеари подобных сроду не видывал. Крупные, откормленные, как и подобает гусям домашним – а сами не белые, а серые, и перо у них мелкое, как у диких. И вдобавок на груди пуховых перьев столько, что кроющие просто дыбом стоят – издали ну точь-в-точь видится, будто взяли парик, перьев в него понавтыкали, да и натянули на эту пернатую несуразицу. И как им только не тяжело носить такой нагрудник – да кстати, и зачем?

Зачем нагрудник гусю, Эннеари так и не догадался – ни в тот раз, ни после. А вот зачем нагрудник гусевладельцам, он понял очень и очень скоро. Едва только эльфийским всадникам удалось с умопомрачительной скоростью три шага в минуту преодолеть забитую гусями улочку и завернуть за угол, как их глазам тут же предстало зрелище, не оставляющее места для сомнений: загорелая девчонка, почти уже взрослая девушка, обирала пух с груди распростертого у нее на коленях гуся и тут же складывала в привесной карман. Гусь относился к этой процедуре философски, словно овца к стрижке. Он лежал, развалясь самым блаженным образом, не делая ни малейших попыток вырваться или ущемить девицу клювом, и лишь время от времени равнодушно орал – просто так, для порядка: пусть видят, как невинная птица страдает!

– Красавица, – окликнул девушку Эннеари, – как нам проехать к Найлисским воротам?

Девица подняла на эльфа быстрые лукавые глаза, на мгновение оставив было гуся в покое.

– А вам которые ворота – куда ближе или куда лучше? – поинтересовалась она, возвращаясь к прерванному занятию.

– Куда угодно! – поневоле вырвалось у Арьена.

– А какая разница? – Лэккеан не преминул подмигнуть девушке так весело, что руки у нее сами собой опустились.

– Если которые ближе, – ответила девица, – то вам направо, к Рыбным Воротам. Это если вам по душе через рыбный рынок продираться. Тут вам и свежие ряды, и засольные, и коптильные – как раз к послезавтрему платья и проветрите.

– Только не это! – искренне ужаснулся Эннеари. Он отлично помнил, как Лерметт год назад в бытность свою послом хлопотал о том, чтобы выглядеть достойно. Навряд ли в его понятия входит явление послов, от которых отчаянно разит рыбой. Войны из этого, конечно, никакой не воспоследует – его найлисское величество Лерметт вовсе ведь не дурак – но что напишут в хрониках… вовек не отмоешься! Гномы – народ обстоятельный, а уж их летописцы так и вовсе ни единой мелочи не упустят… это ж сколько сотен лет важные бородатые профессора Арамейля будут твердить студентам: «Это было в тот год, когда в Найлисс прибыли эльфийские послы, смердящие, словно рыбный рынок»! Да и кто, в конце концов, видел, чтобы от эльфа рыбой несло?

– А тогда вам налево, – охотно откликнулась девица. – Как выберетесь из Гусинки…

Положим, это и есть самая существенная часть дела, подумал Арьен – выбраться из Гусинки.

– …поезжайте налево, вдоль Мельничной стены, тут вам ворота и обозначатся.

Позабытый девицей ради красавца эльфа недощипанный гусь вытянул шею и возмущенно загоготал, гневно требуя прежней заботы. Девушка вновь прилежно склонилась над гусем; ее руки так и замелькали.

– Там тоже рынок будет, – сообщила она, не подымая головы. – Зерновой, мукомольный и солодовый. Только вам через него ехать не надо.

– Спасибо! – едва успел крикнуть Эннеари прежде, чем в переулок вывалилась очередная стая гусей, вынуждая всадников ехать в одном с ними направлении и с той же скоростью.

Это и был единственный способ преодоления Гусинки: не бороздить гусей против течения, а пристроиться за гусиным водоворотом и следовать ему в надежде, что куда-нибудь он авось да выведет. Надежда оказалась неложной. Новооткрытый метод не подвел: не прошло и полутора часов, как замороченные эльфы, пристраиваясь в хвост то одному, то другому гусиному тайфуну, все-таки выбрались к городской стене Найлисса.

– Все-таки свернуть с большой дороги, чтобы осмотреть окрестности – это была не самая лучшая идея, – энергично высказал Лоайре, как только неумолчный гогот хоть немного приутих у него в голове.

– Да, – отозвался Эннеари. – А чья это была идея, к слову сказать?

– Нечего было потакать моим глупостям, – с достоинством ответил Лоайре. – Ты должен был настоять на своем.

– С какой это стати? – лениво ухмыльнулся Эннеари. – Мне ведь тоже хотелось осмотреть окрестности.

Илери, Джеланн и Наэле – чего и ждать от девушек! – незамедлительно расхохотались… да и прочие шестеро девушек от них не отстали. Вечная девичья привычка – поднимать мужчин на смех. Можно подумать, здесь кто-то и впрямь сказал нечто забавное.

На самом-то деле затея с осмотром окрестностей того стоила. У эльфов просто глаза разбегались. Даже Гусинка – разумеется, только теперь, когда они из нее выбрались! – представлялась им чарующе забавной, а уж о прочих красотах и говорить нечего. Притом же дорога привела бы эльфов к воротам прямиком, лишив удовольствия проехаться вдоль Мельничной стены – мельничной и вправду, а не только по названию. Вознесенные над гребнем стены, в воздухе превесело крутились лопасти ветряков. Сами мельницы, по всей очевидимости, были встроены прямо в стену со внутренней ее стороны. Ниест, Аркье и Лэккеан так и разулыбались – да Эннеари отчего-то и сам с трудом удерживал непрошенную улыбку, словно это не ветряк крутится там, наверху, а сам он летит на качелях навстречу тугим объятиям ветра, задыхаясь и хохоча… нет, что ни говори, а вовремя заблудиться ненадолго – самая нужная штука на свете!

Он так засмотрелся на ветряки, что ворота явились в стене прямо перед ним почти внезапно.

– Приехали! – звонким полушепотом выдохнул Лэккеан.

– Ну, еще не совсем, – поправил его Лоайре, завороженно разглядывая ворота.

И действительно, на них стоило посмотреть. Стройная стрельчатая арка ворот была на диво соразмерна – глаз не оторвать от этих ласкающих взгляд очертаний, да и только. А уж множественное, во всю глубину стены обрамление арочного проема! Лоайре – в горячке восторга, очевидно – взволнованно обозвал это обрамление архивольтами, но Эннеари ради такой красоты простил ему дурацкое словечко. Пресловутые архивольты были выложены светлой бронзой, и стрельчатые эти обрамления выступали друг над другом все ближе и ближе, отчего казалось, что ворота открываются не в город, а прямо в солнце… да еще и не одни они, эти ворота, их много – целых восемь ворот, вставленных друг в друга… и как знать, в которые из них ты войдешь, миновав стрельчатую арку? В которые ворота – и… в который Найлисс?

Вот ведь ерунда лезет в голову! Хотя… ерунда или нет, а Эннеари на всякий случай сосчитал все до единого архивольты, а потом крепко зажмурился на мгновение, когда Черный Ветер переступил копытами, а затем уверенно направился прямо в ворота.

– И у кого мы теперь дорогу спрашивать будем? – пробормотал Лэккеан, озираясь по сторонам.

– Вот уж в городе провожатого найти несложно, – с уверенностью посулил Арьен. – Дворец королевский в Найлиссе наверняка один. Кого ни спроси…

– Эй! – крикнула сзади Наэле. – Поймайте кто-нибудь Лоайре, а то его все время вправо сносит!

По правую руку простиралось величественное нагромождение галерей крытого Зернового рынка. Хорошо еще, что давешняя девица из Гусинки предупредила проезжих эльфов – иначе они, того и гляди, так бы и сунулись в неведомое столпотворение… и не сказано, что сумели бы выбраться из этого города в городе иначе, как к вечеру!

– Много ты понимаешь в зодчестве… – обмирающим голосом отозвался Лоайре.

Нет, но кого бы и в самом деле спросить, как проехать ко дворцу?

– Лучник! Эй, лучник!

Эннеари никогда прежде в Найлиссе не бывал и знать здесь никого не знает – да и мало ли лучников на свете? Не на нем ведь одном клином свет сошелся. Но говор – говор был не здешний, не найлисский. С таким чуть заметным придыханием перед гласными говорят только в Луговине.

За минувший год Эннеари побывал в Луговине не единожды. Конечно, он всякий раз давал изрядный круг, чтобы миновать те места, где год назад буянили его околдованные сородичи во главе с магом-вывертнем – вот уж куда эльфу лишний раз соваться не след. Но всю остальную Луговину он обошел из конца в конец. И чем чаще он там бывал, тем сильнее ощущал, как она ему полюбилась. Странная она, эта Луговина. Человеку со стороны, а тем более не человеку, понять ее трудно. Однако Эннеари не только понял Луговину, но и прижился там – дело совершенно неслыханное. Эльфийский принц всегда был у тамошних жителей желанным гостем. Кто их знает, отчего он пришелся им по сердцу. Да и чем они сами понравились заезжему эльфу, осталось тайной для всех его соплеменников. Сам-то Эннеари отлично знал, чем. Как ни странно, местные жители, невзирая на свой более чем изрядный рост, до невозможности напоминали ему гномов. Такие же дельные и деловитые без излишней суетливости в обычные дни – и такие же простодушно раскованные и шумливые в праздник. Прижимистые в обыденной жизни и расфранченные в пух и прах в дни праздничные, расчетливые и в то же время щедрые непоказной щедростью, невероятные трудяги, умеющие отдыхать, как никто другой, тщеславные до смешного и невероятно деликатные в одно и то же время… все, все в них напоминало гномов. Даже некоторое занудство сродни гномьему и нежелание болтать по пустякам. Гномов Эннеари всегда любил и уважал, и ему не составило труда полюбить уроженцев Луговины. Ничего удивительного – скорей уж было бы удивительно, сложись иначе. Эннеари нравилось в этих людях буквально все до малейшей мелочи – и их повседневные плетеные туфли на веревочной подошве, лишь осенью сменявшиеся кожаной обувкой, и обычай привешивать ленгру пасущимся лошадям, и даже их неизменный овсяный суп. По поводу пристрастия Эннеари к этому хлебову Лэккеан однажды позволил себе высказаться. С его точки зрения, эльф, поедающий овсяный суп – это нечто запредельное. Арьен в ответ вышутил его тогда немилосердно. Лэккеан не сказал ничего, но Аркье поведал потом под большим секретом, что Лэккеан наутро позавтракал как раз овсяным супом – полкотелка выхлебал без малого – а потом весь день ходил задумчивый-задумчивый. Это Эннеари очень даже понимал. Полкотелка овсяного супа, шутка ли сказать… от такого кто хочешь призадумается.

Эннеари любил Луговину и ее жителей – и, заслышав знакомое придыхание, обернулся без раздумий, словно бы кроме него, и окликать больше некого.

– Надо же, где встретились – в Найлиссе! Не узнаешь, лучник?

Как же, попробуй тут не узнать! Эту лысую, как колено, голову и захочешь, так не забудешь. А если учесть, при каких жутких обстоятельствах Арьену впервые повстречался обладатель этой во всех отношениях почтенной лысины… да помирать станешь, и то вспомнится! Навсегда в память врезано, на всю жизнь. Мельник это. Мельник из Луговины. Тот самый, у которого Лерметт кобылку серую сторговал, Мышку. Арьен еще тогда в ней сомневался – и зря. Очень славненькая Мышка оказалась. Не солгал хозяин, вручая четвероногое сокровище покупателям. Лошадку звали Мышкой… а вот как звали хозяина? Лерметт бы наверняка не затруднился припомнить… так то Лерметт! У него не память, а скала гранитная. Ни годы, ни непогоды ей не страшны. Он бы мигом вспомнил, как звать этого папашу… точно! Именно так его и звали. Папаша Госс. Какой был бы стыд, забудь Арьен его имя. Казалось бы, что тут такого? Небольшая невежливость, и только. Но Эннеари не мог себе позволить невежливости по отношению к этому человеку, ни большой, ни малой. Хотя бы имена тех, кто был у холма в тот страшный день – пусть даже названные мимоходом, впроброс – он помнить должен. Хотя бы этим он обязан людям, перед которыми без вины виноват.

И что бы ему догадаться, откуда родом уроженец Луговины, окликнувший его! Кто, ну кто же еще мог назвать Арьена лучником?

– Узнаю, – спокойно ответил Эннеари, хотя сердце и колотилось, как бешеное. – Папаша Госс – верно ведь?

– Верно, – с достоинством кивнул мельник. – А вот тебя как звали, я запамятовал, ты уж прости.

Оттого, что мельник забыл его имя, Эннеари почему-то внезапно сделалось удивительно легко и весело. Он даже губу незаметно прикусил, чтобы не рассмеяться ненароком.

– Эннеари, – ответил он, стараясь, чтобы голос его звучал так же степенно и неторопливо, как у мельника, и это усилие развеселило его еще больше.

– Верно, – сам себе подтвердил обстоятельный мельник, утирая лысину большим платком, явно для этой цели предназначенным. – Так тебя и звали, лучник. Я и позабыл за давностью. Почитай, год миновал, как не виделись. Отчего не наезжал в наши края? Твоих сородичей у нас за этот год столько перебывало, что всех и не упомнишь, а тебя нет как нет. Или брезгуешь?

Вот когда Эннеари в полной мере понял прошлогодние метания Лерметта – а ведь тот был опытным послом… куда Арьену до него! Лерметт наверняка нашел бы, что ответить, а не сидел в седле, как чучело бессловесное, не в силах проронить хотя бы словечко. Так ведь не любое словечко тут сгодится… где же оно, то самое, единственное? И чем только Эннеари думал, когда посольство затевал? Еще оно, по существу говоря, и начаться-то не успело – а ему уже до жути ясно, что никакой он не посол, и даже не похож нисколечко. Растерялся, как есть растерялся – а ведь ему всего-то и нужно, что ответ достойный найти. Сделать то, что обязан уметь всякий посол: правильно ответить. Так, чтобы не обидеть. И чтобы не выдать вот этой своей нелепой растерянности. И не выказать дикого ликования, охватившего его, когда он понял, что все, чем он мучился весь минувший год – призрак, тень, прах… что он прощен за то, в чем не был виноват. Ответить просто, дружелюбно и спокойно.

Арьену казалось, что он барахтается в тенетах своей растерянности несчетные века. И лишь когда мельник отнял платок от головы и принялся неторопливо и обстоятельно его складывать, Эннеари понял, что на самом деле промелькнуло всего несколько мгновений.

– Как можно? – улыбнулся Эннеари. – Разве бы я мог побрезговать селом, где мы обзавелись такой славной Мышкой?

Папаша Госс так и просиял ответной улыбкой… уф-ф – значит, слово найдено верное.

– Мышка, и верно, хороша была, – с бесхитростной гордостью заявил он. – Как она, кстати, поживает?

– Думаю, неплохо. – Теперь Эннеари улыбался уже без всякого принуждения, от души.

– Так она у приятеля твоего осталась? – сообразил папаша Госс.

Эннеари кивнул.

– Тогда и вправду неплохо, – умозаключил мельник. – Приятель твой – парень надежный. Уж он-то за лошадкой присмотрит, как должно.

Эннеари снова кивнул, изо всех сил стараясь не кусать губы. И того уже довольно, что он это сделал минуту назад. Посол он или нет, в конце концов? Если всякий раз, когда нужно скрыть неуместный смешок или улыбку, он станет кусать губы, то еще его посольство завершиться не успеет, а губы он себе отъест напрочь – да к тому же, пожалуй, с языком впридачу. Нет уж, Арьен, хватит. Назвался послом – так и начинай привыкать.

– Очень даже надежный. – Мельник продолжал меж тем развивать полюбившуюся ему мысль. – Не какой-нибудь там свистоплюй. Как есть обстоятельный. И слову своему полный хозяин. Это я сразу приметил, уж будьте спокойны.

Эннеари мысленно благословил мимоходом все силы мироздания за то, что рядом с ним едет Лоайре, а не кто-то другой – скажем, Лэккеан. Тот бы нипочем не удержался. Но и Лоайре бок о бок с Арьеном давился смехом – незаметно для папаши Госса, но совершенно внятно для Эннеари.

– Вот он как посулил нам вспоможение королевское, – неторопливо излагал мельник, – я сразу понял, что так тому и быть – а кто другой бы и усомнился. А парень для нас и вправду расстарался. Вот не поверишь, лучник – неделя всего и прошла, как оно прибыло. И как он так быстро скрутился? Такой далеко пойдет, вот попомни мои слова.

Лоайре тихо пискнул – почти на грани слышимости. Эннеари держался невозмутимо, словно каменный, совершенно не представляя себе, хватит ли у него сил на эту невозмутимость еще хоть на полмгновения.

– Дельный парень, – удовлетворенно подытожил папаша Госс, – и умница притом. С таким дружить никому не зазорно. Ты с ним водись, лучник – уж кто-кто, а он тебя дурному не научит.

– Да я, собственно, к нему и еду, – сдавленно отозвался Эннеари.

– Проведать решил? – одобрил папаша Госс. – И то дело. Друзей забывать негоже. Проведай, а заодно и Найлиссом полюбуйся… в первый ведь раз сюда приехал?

– В первый, – ответил Эннеари гораздо более твердым голосом, чем ожидал от себя.

– Вот оно как… – Папаша Госс на мгновение призадумался. – Знаешь что, лучник – давай-ка я тебя провожу малость. Так оно вернее будет. Не то заблудишься ты в здешних улицах с непривычки за милую душу.

– А ты Найлисс так хорошо знаешь? – искренне удивился Арьен.

– Я-то? – гордо переспросил мельник. – Да я сюда, почитай, лет с десяти дважды в год наведываюсь. Цены здешние на зерно, на муку посмотреть… опять же сорта какие и в каком спросе. Да наших сюда много ездит. Мастерицы тоже почем зря наведываются – новые рисунки кружев посмотреть. Ну, мне таскаться бесперечь не с руки, но уж два-то раза в год – всенепременно. Так что мне ли Найлисс не знать! Всем городам город!

Похоже, Найлисс не зря прозывается «сухопутной жемчужиной», подумал донельзя заинтересованный Эннеари. Иначе отчего бы заезжий мельник, и тот гордился его красотой – да настолько, что готов отложить собственные дела и сопроводить новоприбывших эльфов по улицам столицы?

– Вы ведь и не знаете, как надо ехать дальше, – непререкаемым тоном заявил папаша Госс. – А уж если вы в город прибыли через Посольские Ворота…

Надо же, подумал Эннеари, все одно к одному. Даже и ворота называются достодолжным образом. Будто весь мир сговорился со мной, и ворота тоже участвуют в сговоре – а я сам и знать ничего не знаю. Посольские Ворота… может, это предвестие удачи?

– … то и ехать вам надо через улицу Восьми Королей, и никак иначе. Она вас и к Рассветной Башне прямиком выведет – а кто если Рассветной Башни не видел, тот, почитай, в жизни и вовсе не видел ничего… да вам-то откуда знать! Вы ведь едва в город въехали. Кроме Зернового Рынка ничего и увидеть не успели.

– Ну, отчего же, – мечтательно протянул Лоайре. – Зерновой Рынок – это очень и очень даже… если знающим глазом посмотреть… да-а!

Эннеари так и обмер. Лоайре есть Лоайре – никогда не знаешь, чего от него ожидать. Хотя… если вдуматься, то от Лоайре, слегка (а может, и не слегка) помешанного на зодчестве во всех его проявлениях, как раз чего-то такого ожидать и следовало. И вообще, по здравом-то размышлении – ну чем Крытый Зерновой Рынок хуже овсяного супчика? Вовсе даже ничем.

Папаша Госс окинул Лоайре взглядом заинтересованным и уважительным. Вот чем Луговина и хороша, промелькнуло у Арьена в голове. Любой другой принялся бы вопить, что эльф, знающий толк в крытых рынках – это не иначе, как конец света. Эннеари и сам едва не поддался на миг этому заблуждению. А вот для уроженца Луговины подобные предрассудки ровным счетом ничего не значат. Разбирается – и хорошо. Значит, умница. Значит, парень дельный и… как там в Луговине говорить любят?.. ах да, основательный. А если он при этом еще и эльф, так оно ведь никому не мешает. Эльфам ведь тоже никем не запрещено быть основательными. Эннеари мысленно хмыкнул. Основательный эльф, скажите на милость. Особенно к Лоайре эти слова отнести можно… чуден, однако, этот мир! Каких только дивных дел в нем не насмотришься.