Czytaj książkę: «Несколько коротких историй», strona 2
День русского языка
Почему-то мне запомнилось, что этот случай был именно 6 июня, в день рождения А.С. Пушкина и День поэзии и русского языка.
В аптеке, куда я заглянула по дороге, работали оба окошка, и у каждого – по одному человеку. "Как удачно! – подумала я, – быстро управлюсь." Но у пожилого человека передо мной возникла заминка с рецептом, и пока они что-то выясняли с аптекаршей, сзади надо мной возник некто высокий. Оглядываюсь – мужчина лет сорока пяти, и сам блондин, и в белоснежной летней рубашке, светлых брюках и весь такой чисто намытый, даже чуть розоватый, будто только из ванны. Я невольно улыбнулась.
Снова поворачиваюсь к окошку, и буквально через пару секунд в тишине аптеки раздается громкий "з-звяк!" о кафельный пол и перекрывший его вопль "Ё-ё-ё-ё-ё!!!....." Пахнуло почти забытым мною этилом… Под ногами непоправимо разливалась лужа… А в центре ее стоял белоснежный мужчина и, подняв с пола пластиковый пакет, за горлышко поочередно вытаскивал из него остатки двух больших граненых бутылок водки, очевидно – фирменных и дорогих.
Я бессильна описать выражение его лица, но слова постараюсь передать: "Ё-ё-ё!!!.. Да что же это за страна?! Как жить-то?!" Шмякнув пакет с осколками обратно в водочную лужу, он полез в большую сумку, висящую на плече и… Мы снова вжали головы в плечи: " Ё-ё-ё-ё!!!… Как? И кошелек потерял?!!" Рев раненого зверя едва ли пробудил бы во мне большую жалость… Он обвел всех отчаянным взглядом, на секунду мы встретились глазами, и я от всей души молча посочувствовала ему, утешить было нечем… И что удивительно, он не рявкнул гневно – "украли!", а обреченно и смиренно – "потерял…»
В это время в аптеку вошла старушка и, плохо видя, наступила с краю в лужу. От неожиданности ойкнула и отпрянула. Потом подняла глаза на стоящего в луже мужчину и, подумав нехорошее, смущенно попятилась к двери. "Бабушка, не пугайтесь! Это водка. Хорошая русская водка." – еще и заботливо успокоил ее страдалец. Старушка неуверенно, бочком, прошаркала к другому окошку.
А аптекарша из нашего высунула наружу голову, внимательно оглядела побоище и, прелестно грассируя, раздраженно воскликнула: "Кошмар-р! А нам тепер-рь весь день закусывать…" Потом взглянула на меня: "А Вы что хотите?" Именно так – агрессивно начиная с "А…" Я мучительно пыталась вспомнить название лекарства, которым пользуюсь уже лет десять, но это мне не удалось – за спиной опять раздалось… Уже не вскрик и не вопль, а безумное стенание: "Ё-ё-ё-ё-ё!.... И телефон потерял??! Да что же это, Господи?! А она меня там ждет!.." Он судорожно порылся по углам просторной сумки и во всех карманах, потом взмолился к аптекарше: "Девушка! Наберите мой номер, может, звякнет где? Я ведь мобильного ее не помню…" Он продиктовал, она у себя за окошком набрала номер – безысходная тишина… И вокруг конфузливое оцепенение всех присутствующих. Как на автопилоте, мужчина вытащил из кармана сотенную и что-то нужное спросил у аптекарши.
Не в силах больше рвать сердце и чувствуя, что покидаю тонущий корабль, я, не поднимая глаз, вышла из аптеки. А по дороге домой у меня в голове почему-то все крутилась дурацкая мысль: хорошо, что у Пушкина не было нужды ходить по магазинам и аптекам, а то – кто знает?..
Вот такой был день русского языка.
Давний приятель
«Привет! Я зайду?» С чего он вдруг? Ведь сейчас вечер воскресенья – совсем не гостевое время, уже отравленное предвкушением трудовых будней. Это многообещающая пятница располагает к подобным внезапным экспромтам. Но если он надумал почему-то… «Давай, зайди.» Мне-то что, я на вольных хлебах, а не труженик на государственной ниве, могу сегодня лечь спать и попозже. Через полчаса он входит, пряча явную неловкость, и даже пытается шутить… Что за странные дела? Быстро скидываю разную ерунду со стола: «Ну что, по-маленькой?» Он согласно кивает. Разливаю чуток вискаря – надо же размочить первое слово…
Мы знакомы почти двадцать лет, хотя вначале общались только эпизодически. Но однажды он меня здорово выручил в печальной ситуации по медицинской части, причем совершенно неожиданно. И мы сразу прониклись друг к другу симпатией. Потом как-то опять отдалились, он снова женился, вскоре родили сына – для него довольно позднего, единственного, в него он вкладывал всю душу. И у меня были свои проблемы с работой и сердечные дела… А лет пять назад встретились с ним, и с тех пор вдруг стали – не разлей вода! И мне случилось ему посодействовать с продажей отцовской квартиры, удачно свести с хорошим риэлтором.
Так вот, за все это время он представал передо мной в довольно разных обличьях. И официально-напряженным Георгием Михайловичем, и шаловливым Жоржем, готовым затеять интрижку с миловидной дамой, и задушевным другом – почти братом Юрой, с искренне сопереживающими глазами. Причем, с случае с дамами это необязательно экскурс под юбку. Его больше увлекает сам неторопливый процесс приманивания, взаимного щекотания гормонов. Психологической игры без малейшей напористости. И вообще, грубоватого мужского панибратства, с привычным матерком через слово, в нем нет ни капли. Интеллигент и почти эстет. Но сегодня он выглядел, прямо скажем, не очень… Просто робкий мальчик Юрик, сурово поставленный в угол. Остается выяснить – кем и справедливо ли? Ненавязчиво что-то рассказываю, жду…
Как ни странно, у нас мало с ним общих черт, разве что схожие вкусы в современной музыке, немного в еде, и оба некурящие. Зато есть тончайшее понимание душевного состояния и, следовательно, поступков друг друга. Иногда и хотелось бы что-то скрыть, но Юрин взгляд – разоблачительный рентген! И вдруг он сам выкладывает передо мной свои страхи, как на лабораторное стекло. Почему именно мне? Непостижимо! В общем, оказалось, что несравненная и обожаемая жена, не только отлучила его от тела, но и припугнула своим уходом замуж. В неведомые дали… Видимо, за очередные и ставшие ей известными, Юрины прегрешения. Как-то в нем все совмещалось – подкаблучность и страх потерять свое сокровище не отменяла увлекательных заходов налево.
Я недоуменно слушаю… Мне-то за что эти откровения? А следом – клубок мыслей, весьма бурных… Не сказать, чтоб дожидавшееся своего часа злорадство, но какое-то мелкое существо внутри меня удовлетворенно потерло лапки… Просто сразу вспомнилось, как вполне довольный своей жизнью Юрик не раз меня подкалывал: типа, будь я умней и разборчивей в связях… Да ладно, варианты с иногородними у меня тоже были – целых два. Но рисковать под это дело родительской квартирой? Чтобы самоотверженная мама оказалась в другом городе ради моего счастья? Нет, увольте от таких кульбитов! Или трижды, как Юрик, наслаждаться маршем Мендельсона? Сие мероприятие явно на избранного любителя, а я не настолько меломан.
Хотя вот наследником не получилось обзавестись, это правда, тут не поспоришь. Зато и голова не болит о том, как его теперь откосить от армии? Короче, jedem das Seine… Юрик любит иногда блеснуть немецким, который у него в совершенстве. А по-простому говоря, у каждого в мозгах свои тараканы. И мои, смею уверить, ничуть не хуже его. Во всяком случае, мне не приходило в голову радоваться, когда Европа заплатила нашей стране деньги за хранение ядерных отходов, как это сделал Юрик с наивностью честного дошколенка.
И сейчас логическая цепочка ему ответа выстроилась в уме без малейшего напряжения. Ведь у нас, людей несемейных, гораздо больше времени и возможностей для развития аналитического мышления. Недаром Шерлок Холмс избегал женщин рядом с собой. Я, конечно, не Холмс с его знаменитой дедукцией, но тоже кое-что смыслю в житейской сермяжности. И беру, значит, ответное слово, почти без паузы. Несколько пунктов утешительных доводов для отвергаемого мужа, в виде вопросов – почти по Сократу…
Во-первых, кому его жена настолько понадобилась в свои сорок пять лет? Как любовница – еще вполне, но чтобы всерьез жениться? Старик ей самой не нужен, а ровесник выберет женщину помоложе.
Во-вторых, готов ли этот будущий Некто предоставить ей жилье с пропиской или приватизацией части квартиры? Ведь и Юра может привести домой новую жену. Куда она в случае неудачи вернется?
В-третьих, его бесценная богиня привыкла всегда быть в семье главной и почитаемой. Предоставит ли Некто ей такие же привилегии, как Юра?
В-четвертых, у нее нет своих доходов, ведь она в жизни почти не работала, благодаря Юриным заботам, и значит, будет иметь лишь минимальную пенсию. Согласен будущий муж ее полностью обеспечивать?
В-пятых, еще неизвестно, как их почти взрослый сын отнесется к ее уходу из дома. Она может непоправимо испортить с ним отношения.
Нельзя сказать, чтобы Юра сразу успокоился от моих доводов. Но было видно, что острота внезапного потрясения прошла, его немножко поотпустило. Чего не скажешь обо мне… И когда дверь за ним закрылась, я все продолжала повторять: «За что мне такое? Или своих испытаний не хватает? Надо же додуматься – прийти поплакаться своей невезучей любовнице на уход самовлюбленной богини!» И так немудряще по-приятельски, от души…
Раз в жизни
На взгляд был ребенок, как ребенок. Правда, мать свою чуть не угробил, очень трудно его рожала. И рассказывала потом, что в полубреду ей все мерещилось гнусное хихиканье… Спасли кесаревым. Правда, в роддоме тут же обнаружили стафиллокок, но ничего, обошлось. И конечно, никакой он не кесаревич, обычный пацаненок, родители – заводские работяги. Как исполнился год, отдали его в ясли. А через неделю там объявили, что помещение передают налоговой инспекции, поскольку детишек некомплект. Не слишком хотели в те годы рожать, народ суетился по части выживания: картошку по пустырям сажали, в Польшу челночили, постреливали друг друга, пили горькую… Какие уж тут дети?
Ну, раскидали мелюзгу по детсадам – пошли всякие сопли, корь, ветрянка с карантином. Что удивительно, он ни разу не заболел и худо-бедно дорос до школы. Перед Новым годом в подвале прорвало трубы, школу закрыли на капремонт, и каникулы ко всеобщей радости продлились аж целый месяц. Летом отправили его в заводской детский лагерь. Накануне родительского дня вдруг налетел ураган, чего в их краях сроду не бывало, и посрывал все крыши с фанерных домиков. Детей отвезли обратно в город. Как-то раз, уже постарше, пошли с ребятами на хоккей, а там завязалась драка с приезжими. Милиция и все прочее… У Коляна перелом руки, Серому бровь зашивали, а ему повезло – ни синяка, ни царапины. И потом в колледже, когда в столовке многие потравились рыбой, он, как ни странно, ничего не почувствовал. И когда на занятиях задымился его компьютер, тоже не страшно, только девчонки повизжали, и вонь стояла неделю.
В общем редкостный был везунчик, хотя уже тогда в уме зародилась нехорошая догадка… До конца не верилось, но на всякий случай он опасался заходить в лифт с нервными старушками. Уж очень они ахали и хватались за сердце, когда лифт внезапно останавливался, смотреть больно. И если надо было проехать на автобусе пару остановок, старался пройти пешком, после тех аварий, впрочем, ерундовых.
Работать после колледжа устроился в вычислительный центр. Но вскоре его ликвидировали подчистую, а здание продали универсаму. Ладно, к тому времени он уже давно все понял и не дергался. Огляделся, поспрашивал и через приятеля удачно приткнулся программистом в банк. Летом даже слетал в отпуск, в теплые края. Конечно, перед посадкой заклинило шасси, и все страху натерпелись, пока самолет наматывал круги, выжигая топливо. Но потом, что нужно, расклинило, и сели нормально. В пансионате дней пять жили без воды – ливень с гор смыл в море что-то технически важное. На обратном пути самолет сильно поболтало, но он почитывал себе книжку и не суетился. Когда вернулся, в банке гнетущее ощущалось напряжение, тихое жужжание по углам… И в одночасье их гендиректор исчез вместе с наличностью. Контора встала дыбом! Разъяренный народ подвалил в офис, но ОМОН быстро все уладил. Жизнь продолжалась…
* * *
Когда девушка захотела покрутиться на "чертовом колесе", он вздрогнул, замялся, даже вспотел немного. А она издевательски хохотала: "Трус!", и грудь дразняще колыхалась под тонкой кофточкой. Она вообще ему очень нравилась, прям нешуточно на нее запал… Но презрительного смеха стерпеть не мог. Что ж, сама напросилась! Он-то хорошо знал, чем может обернуться… Колесо судорожно дернулось и застыло на первом же круге, разумеется, они оказались на самом верху. Девушка изумленно ойкнула от неожиданности, а он окаменел – надолго ли застряли? Она снова засмеялась – трус! Соблазнительно выгибаясь, кокетливо раскинула руки и весело оглядывалась вокруг. Колесо не подавало признаков жизни. Она посмотрела вниз, нетерпеливо поерзала и заскучала лицом. Вскоре начала нервно поскуливать, а минут через пятнадцать уже истерила вовсю… Он пытался ее обнять и успокоить, бормотал отвлекающую ерунду и ласковые слова. Девушка, вцепившись в его руку, тряслась в панике и рыдала, а он не знал, что делать, и проклинал свою дурь. Когда через полчаса их наконец спустили на землю, она яростно велела ему убираться вон! Не простила своей истерики и растекшейся по лицу туши.
Повеситься решил не сразу. Сначала еще пытался звонить ей, как в глухую стену бился. Потом затаился, запил по-черному… Но выяснилось, что организм на такое не запрограммирован. Не то, чтоб не сдюжил, наоборот – хоть тело в скотском состоянии, голова и не думала отключаться. Весь ужас на сухую, в полном сознании. Но когда с работы поперли, тогда решил – пора. В общем, у него все было готово, даже люстру отвинчивать не пришлось. Над дверью в его съемной квартирке обнаружились намертво вбитые держатели для книжной полки. С веревкой, правда, пришлось помозговать – чтоб и длина, и крепость узла, и скольжение. Выбирал, как коня на ярмарке… И веревка не подвела – переломился железный штырь. Грянулся затылком о дверной косяк, аж в мозгах зазвенело! И пока сидел в полу-отключке, привалившись к стенке, в голове раздавалось какое-то потустороннее хихиканье, гулкое, как под водой. Да и не мудрено…
Так может хоть раз в жизни? Чтобы погибать не задаром… Сгорел последний предохранитель внутри. Стало все равно, как тому дедушке из детского ужастика, который в поле гранату нашел. Уже не бессильное отчаяние, лишь мрачное бешенство. Или не помереть, а еще помучиться, но для доброго дела. Ухмыльнулся злорадно, представив эффект от своего пребывания в СИЗО. Но сначала душу отвести – помешать выкорчевке сквера под застройку. В последние дни там слабо барахталась горстка отчаянных пикетчиков, вытесняемых полицией за ограждение. Он был в таком озверении, против которого двум бульдозерам не устоять. Заглохнут, к чертовой матери! Спешно натягивая куртку, вылетел из подъезда. Под конец почти бежал… До сквера оставалось всего ничего, только за дом повернуть, даже слышалось рычание бульдозеров, и на зеленый светофор он успевал точно. Откуда вынырнул черный джип, так и не понял, это ведь в одно мгновение происходит. И мерзкого хихиканья уже не услышал, наверно визг тормозов заглушил…
