Czytaj książkę: «Песня моей души»
Даже если весь мир против нас,
Если солнца свет вдруг погас,
Расцветают надежды цветы.
В них живут золотые мечты.
Нет цены в жизни тем мечтам,
Ведь ни золото и не меч там.
Там живут добро и любовь,
Там не проливается кровь.
Только если найдётся дурак,
Что мечтает да и живёт так,
Всколыхнётся вся жизнь вдруг,
Разорвётся замкнутый круг.
Может, только на миг он
Приведёт в явь прекрасный сон.
И прославится сам в веках,
Как герой, потерявший страх.
Только редко свои мечты
В жизнь впускаем я и ты.
Мы считаем: сильно зло.
Так оно в мир заползло.
Где же, где же ходит дурак?
Тот, который не думает так?
Тот, кто впустит в мир мечты?
Друг, им можем быть я и ты.
***
Посвящаю эту книгу
моему любимому Учителю, Симакову Владимиру Николаевичу.
И моей любимой бабушке, Шепелевич Галине Фёдоровне.
***
История Алины
«Прежде, чем сделать шаг»
Вечер, скоро уже начнёт смеркаться. На площади близ трактира стоят двое: хмурый подросток с протянутой рукой, да малышка лет четырёх, вцепившаяся ему в штанину. Прохладно сегодня. Покрапывает дождь.
– Есть хочется! – вздохнула девочка. – Ром, а Ром?.. Мы сегодня есть будем?
– Если подадут – будем, – сурово бросает её спутник.
Они стоят. Стоят. На город наползают сумерки, поверх грязного и негрязного, покрывая дома в скучный серый цвет.
– Бра-а-а-тец! – малышка уже ноет, трясёт его за штанину. – Я есть хочу! Браатец!
– Ну… – он устало смотрит в умоляющие синие глаза, задумчиво взъерошивает свои длинные, криво отрезанные волосы. – Собаку, что ли, поймать?..
– А зачем собаку? – глаза расширяются, малышка недоумённо хлопает ресницами. Потом лицо её озаряется. – Ой, собаку?! Мы с ней будем играть!
Он смотрит на сестру и хмурится. Добавляет строго:
– Знаешь, я, кажется, вспомнил. Знакомого, у которого могу попросить еды. Только мы тебя сначала спрячем, ладно? Он терпеть не может маленьких девочек. Сам не знаю, почему.
– Может, со мной хоть подаст? Меня ж жалеют иногда, – шмыгает носом.
Устало улыбнувшись, взъерошивает русые волосы на её голове.
– Но он их почему-то не любит.
– Ну ладно, – она опять шмыгает носом, смущённо теребит его штанину. – Только ты быстрее приходи, ладно? А то ты в прошлый раз как ушёл, так тебя всю ночь не было! Я так испугалась! Так страшно сидеть там одной было! – она задумчиво теребит его штанину: – Ром… А Ром?..
– Ну, чё те, сопля?
– Ты только сразу уходи, если он драться будет, хорошо? А то ты в тот раз пришёл такой исцарапанный, будто свалился на кота. Ты ещё тогда такие вкусные мясные пирожки притащил. Ну, помнишь? В подорожнике? Ты сказал, что если жаренное мясо завернуть в подорожник, то это как пирожок. И таких больше ни у кого нет…
Дверь трактира открылась, и на улицу вышел мужчина средних лет, шатающийся. Задумчиво почесал сытое брюхо. И взгляд его уцепился за синие глаза девочки.
– У-у, щенки! – заорал он. – Поразвелось тут! Зыркают, гляди, на меня!
Девочка спряталась за мальчика. Тот мрачно, в упор, смотрел на пьяного. Мужчина, матерясь, спустился было с крыльца, пошёл по улице. Потом что-то остановился, обернулся. Опять наткнулся на синие глаза, выглядывавшие из-за ноги подростка. И, просмотрев в эти синие глаза долго-долго, мужчина вдруг развернулся, подошёл к ним.
Девочка, с надеждой улыбнувшись, выскользнула, протянула ладошку. И, вскрикнув, упала на мостовую, получив сильную затрещину.
– Новодальцы! Проклятые новодальцы! – взревел пьяный. – Чтоб вам пусто было!
И снова замахнулся.
Он был высокий, здоровый. А подросток был худой, невысокий. Он сразу оценил, что противник ему не по зубам. Подхватил сестру на руки, дёрнулся было к спасительному переулку. Только не добежал. Не убежал. Упал со вскриком, роняя малышку. И в отчаянии, сделал то единственное, что ещё мог: заслонил её собой. И терпел все удары, надеясь, что этот гад выпустит злость и уймётся.
Девочка испуганно смотрела на брата. На то, как верхняя светлая его рубаха с неловкой красной вышивкой – она для него старалась, вышивала у ворота и рукавов, а он принял с радостью, будто королевский то был подарок – стала грязной от следов ног нападавшего и от пятен крови. Такой грязной, что походила на нижнюю серую рубаху, чьи узкие рукава вылезали из-под широких рукавов, заканчивающихся у локтя.
И потом, когда вышел на улицу кто-то ещё, молодой парень, да оттащил озверевшего, дал по морде, а детям крикнул, чтоб убегали, брат подхватил сестру и убежал. На этот раз совсем.
Они сидели в каком-то закутке, дрожа, прижимаясь друг к другу, чтоб согреться. Уже боялись оба пойти за едой. Потом, когда пошла по небу линия зари, и светлеть кругом стало, девочка заметила, что на рубашке мальчика появились красные пятна.
– Ром… – сказала испуганно. – Ты ранен, Ром?.. Тебе больно?!
– Молчи, сопля, – устало улыбнулся он, дёрнул её за косу, полурастрёпанную, с травинками вместо ленты, легонько. – Нет, не ранен я. Не реви. Он просто меня на мостовую толкнул. А там кто-то ягоды рябины рассыпал. И я их раздавил своим телом, – он натянуто улыбнулся. – Ну, ничего, сопля. Рубашку выстираем.
Прижал её к себе, вздохнул.
– Ром… – послышалось тихое из-под его объятий.
– Ну, чё тебе? – уже сердито проворчал он. – Поспи.
– А разве бывает рябина такая красная?
– Ну, может, не рябина. Калина. Я не успел рассмотреть. Поспи.
Она какое-то время молчала, потом завозилась. Пожаловалась:
– Не спится мне.
Он, тяжело вздохнув, погладил её по голове дрожащей рукой и запел:
Даже если весь мир против нас,
Если солнца свет вдруг погас,
Расцветают надежды цветы.
В них живут золотые мечты…
***
Хлопнула дверь. Проворчали:
– Дрыхнет, зараза!
А потом подошёл кто-то к кровати с подсвечником. И чья-то рука вцепилась мне в волосы, рванула.
Заорав, села. И испуганно застыла.
Возле кровати стояла Немира. И в комнатку для слуг набилось много народу. Посмотрела на подругу растерянно:
– Ты чего это?
А она рванула резко меня за волосы, стягивая на пол. Выпустила волосы, пнула меня.
– И ты ещё спрашиваешь, гадина?! У-у, дрянь!!!
Из того, что они кричали, пока били меня, поняла, что у хозяина пропало кольцо с рубином. И обшарили весь дом, ища вора. И каким-то неведомым образом нашли пропажу в моём узелке! Ужас, меня объявший, трудно передать словами! Я не сумела толком объяснить, что была ни при чём, да и не больно все хотели мне верить.
Меня избили и вышвырнули за ворота. Уж не знаю, день или больше провалялась у дороги, в грязи, без чувств. И никто не подошёл, не привёл в сознание, не попытался облегчить мою участь. Всем было всё равно, кто я, что со мной случилось. Когда я очнулась, только-только начало светать. Около меня стояла и презрительно усмехалась Немира.
– Так тебе и надо, гадине! – прошипела подружка. – Вздумала увести его у меня!
– Кого? – я с трудом приподнялась.
Девушка мстительно наступила мне на руку.
– И не надо строить из себя невинность! Ты хотела занять моё место в его постели! Чтобы он тебя одаривал драгоценностями и ласками! – и пнула меня.
Я откатилась, до крови закусила губу, чтоб не расплакаться. Она сама же меня в этот дом привела, когда увидела ревущую на улице! А теперь, выходит, подставила, приревновав к хозяину, с которым спала!
Тот лис и ко мне подкатывал. Подошёл, когда мыла пол, вздохнул с трагизмом:
– И как это такие прелестные ручки держат такую дрянь? – он брезгливо посмотрел на тряпку, которую я как раз выжимала над ведром. – Мне жаль их обладательницу. Ох, как жизнь несправедлива!
– Вполне приличная судьба, – проворчала я, скромно опуская глаза. – Есть и похуже.
– Это какая же? – не отлипал мерзавец.
– Сажать деревья в Памятной роще: за мужа, отца, братьев, погибших на войне или за своих детей, мать или сестёр, не перенёсших голода или известия о тех, кто переступил Грань.
– Выходит, ты никого ещё не теряла? – он прищурился, впился взглядом в моё лицо. – Или у тебя нет никого?
Тихо ответила:
– Мать и отец ушли к прародителям так давно, что я их совсем не помню. А друг ушёл позже. Ну да есть ли в нашей бедной стране человек, который никого не терял?
– Значит, о тебе не кому позаботиться? – в голосе графа появилась радость.
– А мне и не нужна ничья помощь, – сердито взглянула на него. – Руки и ноги есть, голова работает. Проживу!
– Я бы мог избавить тебя от этой грязи, – многозначительная улыбка.
– Знаете, она мне очень даже по душе.
– Она – лучше, чем я? – аристократ растерялся.
– Грязь такая, какая есть. Она не обманет, – как ни старалась, сказала слишком горько.
– Да я-то что? – он изобразил обиженную добродетель. – Думал, что красавица не прочь найти плечо, о которое можно опереться. Я, признаюсь, впервые увидел такую красивую девушку. Знаешь, даже что-то в сердце вдруг ёкнуло. Наверное, я влюбился, едва увидел твои синие глаза! Возможно, мои слова покажутся странными, но никогда прежде я ни в кого не влюблялся, а ты…
Ничего необычного в словах его не было. Меня удивляет, что девушки и женщины век за веком клюют на эту старую песню?..
К моему счастью, графу очень нравилось играть в доброго человека: он оставил меня в покое. Я продолжила работу.
Так, я избежала его приставаний и неприличных предложений, на время или насовсем. Но зато не смогла предотвратить обман его любовницы. Или они это вдвоём придумали для меня? За строптивость?..
– Думаешь, мне легко жить? – с ненавистью сказал Немира, обнимая плечи, будто ей стало зябко. – Да если б не он, я бы сдохла с голода на улице! В грязи, среди этих противных пьяных чудовищ! А ты вздумала украсть моё счастье?!
С обидой выдыхаю:
– Да я лучше в омут головой, чем к такому счастью! – и сплёвываю ей под ноги.
Она отскочила от меня, как от змеи, умчалась в дом. Первая и последняя моя подруга. Наверняка, кольцо – её рук дело. Надо уйти, пока не пришли слуги с палками, не набросились на меня. Вот только сил подняться нет.
С трудом села незадолго до возвращения Немиры. Служанка бросила в грязь возле меня шерстяную шаль, гребень и узелок – то, что я скопила за время трудов в этом проклятом месте – и плюнула мне в лицо. Затем обругала меня, как иные пьянчуги из самых бедных улиц редко дерзнут сказать – и ушла с гордо поднятой головой. Я стёрла плевок, обняла колени и заплакала. Очень хотелось оказаться подальше от этого места, но сил не было, а ушибы очень сильно болели.
Неожиданно пошёл дождь, смыл с моего лица слёзы. Вдохнув влажный свежий воздух, почувствовала облегчение. Как-то сумела собрать свои сокровища и похромала прочь от этого места.
Дождь всё лил и лил… Люди попрятались, так что никто не попался мне по пути, не покусился на мои вещи, не попробовал сорвать на мне злость. Добралась до фонтана, помыла в его чаше шаль, гребень, орехи, купленные накануне злосчастного дня и толстую шерстяную безрукавку, полотенце, подаренные мне бывшей поломойкой, пока та ещё была в сознании. Сидела на бортике фонтана, ела вымытые орехи, куталась в длинную безрукавку и шаль. Вся моя одежда была мокрая, но благодаря дополнительным слоям ткани моя фигура не так явственно выступала под прилипшим платьем. А воздух был чист и почему-то, вдыхая его, я чувствовала себя свободной и самую каплю счастливой. Казалось, смогу подняться в небо и улететь далеко-далеко…
Нет, пожалуй, одна хорошая вещь во всём этом была: я смогла увидеть во сне Ромку, моего названного брата и единственного защитника. Снова увидела тот день, когда он врал, что капли крови на его рубашке – это сок раздавленных ягод рябины. А я, глупая, тогда ему верила.
Ромка… милый мой, добрый, ворчливый Ромка!
Он сгорел при пожаре, которого случайно смогла избежать я. Тот пожар мне сначала часто снился, вместе с его напуганным лицом, вместе с его вскриками. А потом – всё реже и реже. Я ненавидела те кошмары, но только благодаря им могла хоть ненадолго вновь встретить его.
Дождь всё лил, лил… Пожалуй, надо убираться подальше от этого проклятого дома. Ну, не срослось с работой, так не срослось.
Только сил у меня хватило лишь дойти до следующей улицы, до старого дуба. Под его ветвями провела ночь. И, только лишь села в объятия корней, как откуда-то пёс вышел, большой и лохматый, мокрый, сорвавшийся с цепи. Деловито осмотрелся, меня приметил – и ко мне уверенно потопал. Оторвался, значит, сильный. А я слаба. Но сил, чтобы бежать от него или пугаться, не осталось. А он… просто подошёл, сел прямо рядом со мной, головой мне в колени уткнулся. Чужой вроде пёс. Но добрый. Тёплый. Посидели рядом, я его погладила. Потом меня сон сморил. Чувствовала, как рядом мохнатое и мокрое завозилось, легло спиной к моему животу. Так и проспали, согревая друг друга.
И когда проснулась, улицы были уже дочиста вымыты дождём: дождь трудился до рассвета, без перерыва, очищая улицы от злых людей и мусора. Мне почему-то вспомнились старинные легенды о том, что мир наш как-то чувствует и думает, что ему не безразлична наша участь. Глупости, конечно, но этот дождь пошёл так кстати. Мириона, если ты это сделала из заботы обо мне, спасибо тебе! И пёс этот, сбежавший на волю из заточения, тоже меня выручил.
Мы ещё посидели рядом с моим нежданным ночным спутником. Я его погладила. Он томно жмурился, хвостом вилял, держа свою лохматую, подсохшую уже, но всклокоченную морду на моих коленях. Тёплый… А потом поднялся и, махнув мне на прощание хвостом, по своим делам потопал.
– Спасибо, друг, что помог пережить эту ночь! – тихо сказала я ему вслед.
Зверь обернулся, будто услышал и понял, взглянул на меня серьёзно. Хвостом махнул на прощание. И спокойно, уверенно ушёл.
Чуть погодя, дошла до лавки, торгующей всякими вышитыми вещичками. И с грустью, чувствуя себя страшно виноватой перед девушкой, ушедшей за Грань, продала её подарок, полотенце, которое бедняга украсила дивным узором. Для графа она так старалась, в которого безответно была влюблена, но он даже не прикоснулся к подарку.
Половину денег потратила на еду. Перекусила. Завернула покупки в шаль. Взяла узелок под мышку, поправила безрукавку – и покинула ненавистный город.
Солнце светило ярко, быстро высушило мою одежду, пока я поджидала недалеко у ворот приличных попутчиков. Спустя час или два из города вышла лошадь с загруженной телегой, а вокруг неё переезжающая семья: муж с мечом у пояса, жена с кочергой в руках и четыре дочери. Самые мелкие девчонки, двойня, ехали на телеге. Старшие были вооружены веником и кухонным ножом.
– Куда направляетесь? – спросила я.
– В Средний, – объяснила женщина, с подозрением меня оглядывая.
– Значит, нам по пути, – радостно вздыхаю.
Мужчина было заворчал, но жена его заткнула:
– Если что, я ей скалку дам. Вдруг девица нам пригодится?
Горожанин почесал затылок, затем разрешил мне идти с ними. Я двинулась шагов за пятнадцать от них. Вскоре дорога юркнула в лес. А там травы, деревья и птицы справляли середину весны. Вдыхала аромат цветов, который заботливо приносил мне ветер, слушала щебетанье из крон. И не смотря на боль в ноге, на хромоту, на усталость вдруг почувствовала некое странное ощущение, чем-то схожее со счастьем. Слушала брань супругов, дребезжание вещей в телеге, сказку, которую старшая девочка рассказывала младшим…
Спустя часок или более я опять припомнила Ромку, его песню, врезавшуюся мне в память. И, не удержавшись, запела:
Даже если весь мир против нас,
Если солнца свет вдруг погас,
Расцветают надежды цветы.
В них живут золотые мечты.
Девчонка примолкла, малышня было надулась и хотела разреветься. Я улыбнулась им – и они передумали обижаться.
Нет цены в жизни тем мечтам,
Ведь ни золото и не меч там.
Там живут добро и любовь,
Там не проливается кровь.
Супруги перестали браниться, прислушались. Обрадовавшись их вниманию, я ещё более старательно продолжила:
Только если найдётся дурак,
Что мечтает да и живёт так,
Всколыхнётся вся жизнь вдруг,
Разорвётся замкнутый круг.
Может, только на миг он
Приведёт в явь прекрасный сон.
И прославится сам в веках,
Как герой, потерявший страх.
Женщина обернулась, улыбнулась мне. Вздохнув, продолжаю:
Только редко свои мечты
В жизнь впускаем я и ты.
Мы считаем: сильно зло.
Так оно в мир заползло.
Где же, где же ходит дурак?
Тот, который не думает так?
Тот, кто впустит в мир мечты?
Друг, им можем быть я и ты.
Жена одарила меня ещё одной улыбкой, когда я замолчала. Её муж шагнул к телеге, вытащил из какой-то корзины свёрнутый блин и, невзирая на протесты хозяйки, отдал мне. Я поклонилась и быстро съела угощение, внутри которого оказалось вишнёвое варенье. Моё любимое.
Некоторое время я шла за ними, слушала сказки старшей дочери. Потом очень устала и устроилась в лесу, недалеко от дороги, на отдых.
Хотя и спряталась за густые кусты, все равно меня обнаружили какие-то заросшие, грязные, пахнущие вином мужчины. Они отобрали у меня еду, безрукавку, шаль, гребень. И надругались бы, не услышь шум впереди. К счастью, это стражники разыскивали их: они уже не в первой обирали путников на этой дороге. Догнали, связали и потащили в Черноград, который я только что покинула. А вещи мои мне не отдали. Да я и не решилась спросить: вдруг не поверят, что то мои?..
Я побрела лесом, недалеко от дороги, размазывая по лицу злые слёзы. Силы кончались, еды не было, в лесу здесь ягоды уже все собрали. Тело, душа жутко устали. Потом захотелось пить. Различила где-то в глубине леса шум ручья, направилась к нему.
Каждый шаг давался с трудом, тело болело, молило об отдыхе. Иногда появлялся страх натолкнуться на какого-нибудь дикого зверя, змею, но в эти мгновения они не казались мне противными. Они не плюют в душу, всего лишь заботятся о себе и своём потомстве. Пожалуй, не так уж и дурно сгинуть здесь, под это дивное птичье пение и музыку листвы.
До ручья я не дошла. Ослабев, упала на землю. Летний зной, ленивое птичье пенье и журчание воды пропали.
Что останется от меня, когда моя душа расстанется с телом? Тело съедят лесные звери. Память обо мне? Но кому интересна короткая жизнь простолюдинки? Может быть, только её родным. Но у меня их нет. Может, и к лучшему, что я так рано переступлю Грань? Мне надоела моя тусклая, никому не интересная жизнь. Я устала от тяжёлого труда. Мне противны люди. Ведь тем троим было видно, как я худа, как слаба. Понятно, что у меня ничего нет кроме грязной сумки со скудной едой. Но они отобрали её. Если бы только у меня осталась еда, я могла бы добраться до Среднего города, найти какой-нибудь честный труд! Если бы я не была горда, я бы на всё согласилась, чтоб получить возможность выжить. Нет, это к лучшему, что я сегодня уйду, может, за Гранью мне встретится мой единственный друг, возможно, увижу там мать и отца, других моих родных. Я их никогда не видела.
Есть ли в мире что-то сильнее времени, что-то, оставляющее в нём надолго свой след? Есть ли какая-то сила, способная всё изменить, исполнить мою мечту? Глупая и наивная мечта раннего детства. Мечта о том, чего никогда не случится: чтобы кто-то примирил Враждующие страны, и жизнь маленькой девочки в одной из них стала лучше, а люди – добрее.
Отдай бы мне кто-то хоть каплю силы, с которой удаются чудеса – и я бы исполнила ту мечту, то крошечное светлое пятно среди унылых и грустных воспоминаний моей короткой жизни! Даже если бы никто потом не узнал, кто совершил чудо, даже если бы взамен у меня попросили всю оставшуюся жизнь или почти всю, я согласилась бы поменять всё на эту каплю! Слишком устала от окружающей жестокости и ненависти. Они не оставляют в сердцах людей места для жалости и сочувствия.
– А если б у тебя появилась сила, которая могущественнее магии и оружия, если б ты могла с нею остановить вражду, ты бы сделала это? Хотя бы попыталась? – послышался рядом со мной ласковый женский голос.
Кажется, уже ослабел мой разум: мне мерещится чей-то голос. А, может, кто-то действительно стоит подле меня. Вот только эти слова о силе… разве есть во всей Мирионе такая сила?
– Я очень хочу тебе помочь, не гони меня! – взволнованно произнесла незнакомка.
Может быть, ты и в правду желаешь помочь кому-то. Но можешь ли?.. Да и мне не подняться, не выжить.
– Ты поднимешься и окрепнешь.
Ты говоришь так уверенно…
Ох, да ведь я ничего ей не сказала! Я только подумала, а женщина ответила, будто знала о моих мыслях!
Открыв глаза, перевернувшись на спину и, с трудом приподнявшись, не обнаружила никого около меня. Среди деревьев была видна дорога, какие-то путники. Им нет никакого дела до меня, но стоит мне навечно закрыть глаза, как они подойдут посмотреть, нет ли у меня чего-то ценного. Я… мечтаю примирить три страны, которые по всему Белому краю прозвали Враждующими странами, в чьё перемирие никто не верит, лишь только ждут с любопытством, чтоб посмотреть, какой из народов уничтожит другие. В том числе, и для таких людей. Зачем?..
– Не отступайся от мечты! – пылко сказала странная женщина. – Я попробую привести к тебе того, кто захочет тебе помочь!
Как будто она стояла в шаге от меня. Но мои глаза не видели её.
Это видение дало мне силы, чтоб подняться, чтоб опять вцепиться за ускользающую жизнь. Но после пяти шагов я опять упала. Сознание ускользнуло…
Чья-то ладонь скользнула по моей щеке. Я испуганно открыла глаза. И с криком попыталась оттолкнуть мужчину, склонившегося надо мной. Мои руки были слишком слабы и не могли послужить защитой, но незнакомец сам отодвинулся, огорчённо цокнул языком. И с грустью спросил:
– И куда ты в таком состоянии попёрлась, красна девица?
Издёвку он спрятал так старательно, что я почти поверила в её отсутствие.
– Рад, что магический слой в этом месте порвался, и заклинание выбросило меня сюда, – добавил мужчина, изучая моё лицо.
Предпочла бы, чтоб около меня сидел и облизывался волк или медведь, а не этот человек. Хоть и маг, а что у него в голове одному миру известно. И вообще, магов я прежде ни разу не встречала: их во Враждующих странах не было.
Незнакомец покопался в сумке, достал глиняную кружку, много мелких мешочков. Сходил к ручью за водой. Я с трудом села. Доползла к кинжалу, оставленному шагах в пяти от меня. Когда мужчина вернулся, то застал меня за безуспешными попытками вытащить оружие из ножен. Медленно наклонился и поставил на землю кружку, заполненную до краёв, причём, ни капли не пролил. Спокойно и требовательно протянул руку. Пришлось отдать кинжал. Эх, что за невезенье: даже оружие из ножен вытащить не смогла! И сбежать не сумею. Что он захочет, то со мной и сделает. Не пожалеет. Лучше бы это был лютый зверь. Тот хоть в душу не нагадит.
К моему удивлению, маг вытащил нож из кинжала и положил возле меня.
– Если это тебя успокоит – одолжу. А хочешь – бери насовсем.
Он сел поодаль, со стороны оружия своего же, как будто чтобы мне удобнее было его ударить. Спокойно развязал вышитую незнакомым узором сумку, вытащил из неё несколько маленьких пучков с травами, распихал по карманам штанов. Вытащил две склянки, сложил в один карман. Порывшись, извлёк сложенный кусок бумаги, спрятал под рубаху, потом, к моему удивлению, опустил раскрытую сумку передо мной. В нос попал нежный запах свежевыпеченного хлеба – и в глазах на миг помутнело.
– Это всё тебе: и еда, и сумка, – сказал незнакомец, тепло улыбаясь. – Тебе сейчас труднее, чем мне.
– Это шутка? – надо мной уже смеялись раньше, дразнили едой.
– Нет, – мужчина посерьёзнел, добавил грустно: – У тебя измученный вид. Только всё сразу не съедай, сначала немного попробуй. После долгого голода опасно сразу наедаться до отвала.
Едва сдержалась, чтоб не вытащить хлеб, чтоб не вцепиться в него зубами. Недоверчиво посмотрела на путника:
– А что ты потребуешь взамен?
– Ничего, – дружелюбная улыбка, – я просто хочу тебе помочь. Когда-то сам едва не протянул ноги от голода.
С чего это незнакомец обо мне заботится? Небось, была б уродиной – и не посмотрел в мою сторону. Оставил бы тут подыхать.
Он вдруг сказал:
– Ты права: я небескорыстно тебе помог.
Мои пальцы невольно потянулись к рукояти чужого кинжала.
– Споёшь мне какую-нибудь песню, – мужчина подмигнул мне.
– А на что тебе моя песня? – недоверчиво хмурюсь.
– А на что в жизни есть красота? – фыркнул он. – Чтоб радовала глаз как небо на закате и одарила нас надеждой как дня нового рассвет. Чтоб грела наши души как солнца нежный свет, – тут он с досадой хлопнул себя по лбу. – И что это сегодня из меня какая-то ерунда лезет?!
У меня вырвалось робкое:
– Красиво вышло.
– Нет, это слабо, – произнёс мужчина со вздохом. – Я куда более старательных менестрелей встречал. И куда лучшие стихи.
Устроился с флягой шагах в десяти от меня. Вытащил платок, смочил водой, сказал:
– На, оботрись, красна девица, – и кинул.
Я только руками всплеснула. И быть бы белоснежной нежной ткани на земле или на одном из редких кустиков травы, не попади маг мне им прямо на колени. Меткий.
Пока обтирала лицо, затем шею и руки, странный иноземец выкопал из своей большой сумки деревянный гребень. И только я закончила с очищением, как он забросил его мне на колени.
– Причешись-ка, красавица.
С подозрением посмотрела на мужчину. Он с обидой заявил:
– Вот хочу – и делаю доброе дело, – и тут же засмеялся.
Редко я слышала такой смех, от которого самой хотелось улыбаться или расхохотаться. А у него вышел. Вообще, мне полагалось испугаться и насторожиться, что он ко мне подкрадывается, как кот к гнезду, но почему-то страх не рождался. Наоборот, душа моя тянулась к иноземцу. Чем же меня околдовал проклятый маг?
Мужчина тем временем засыпал разных трав в кружку, благо там образовалось место после смачивания платка. И что-то зашептал. Тут бы мне и подняться, убежать, да слабость сковала тело, даже встать мешала. И только пальцы судорожно сжимали рукоять ножа. Маг как-то вскипятил воду без огня, держа кружку между ладонями. Подошёл ко мне – я напряглась – поставил передо мной.
– Выпей, станет легче.
Вот прямо счас! Очень мне надо что-то пить из рук незнакомого человека! Мужчина смущённо помялся, потом сам отпил два глотка.
– Это не яд, видишь?
Угу, задурманит мне голову, поиграется как с игрушкой, бросит.
– Такая сложная жизнь, да? – спросил он с грустью.
Что-то в моей душе дёрнулось. И почему-то возникло ощущение, что иноземец говорит искренно. А вообще, маг мне чем-то нравился, пусть даже это только действие заклинания. Уж лучше с этим заботливым человеком первый раз лечь, чем с кем-то другим, и, может статься, насильно. Мужчин осталось намного меньше после многочисленных битв. И, может статься, что мужа себе найти не сумею. Да и приданного у меня никакого нет. Кому нужна такая? Разве что тому мерзкому аристократу, временной подстилкой. Но я так не хочу.
Поколебавшись, взяла кружку левой рукой и выпила отвар. Ждала, что голову накроет туман, что меня толкнёт в его объятья, но вместо этого мои пальцы разжались, выронили и кружку, и нож, а веки как-то сами собой слиплись. И последнее, что почувствовала: как меня поймали его руки, вроде и не мускулистые особо, а сильные…
И то мне чудился резкий Ромкин смех, то бородатое мужское лицо с пронзительными синими глазами, то хриплый голос пел: «Нет цены в жизни тем мечтам, ведь ни золото и не меч там…», то как будто касались моих волос мягкие женские руки да шептал нежный голос ласковые слова…
А иногда сквозь мрак и холод, сквозь шелест листвы и птичий гам врывался в сознание чарующий звук флейты…
Проснулась, когда солнце стояло точно посередине неба. С недоумением прислушалась к красивой музыке, лившейся откуда-то неподалёку. Протёрла глаза, с удовольствием потянулась, села.
Маг прислонился к дереву, шагах в семи-девяти от меня, и играл. Его длинные изящные пальцы так и порхали по флейте, а взгляд был устремлён куда-то вдаль. Когда он готовил отвар, солнце явно было во второй половине, значит, я проспала почти целый день, а он всё это время сидел рядом и играл! Тело моё чувствовало себя великолепно, казалось, сил хватит пробежать до Дубового города и обратно раз двадцать, а то и тридцать. Да и пятен крови на подоле не было. Значит, не прикоснулся ко мне. Только заставил выспаться.
С удивлением посмотрела на мужчину, увлечённого плетением мелодии. Что-то было точное в его лице, а что-то как будто искусственное. Кажется, прямой длинный нос настоящий и глаза именно серые, а вот всё остальное не то. Тьфу, что за бред лезет в голову?
Он доиграл и уточнил:
– Ты спала почти два дня.
Растерянно уставилась на него. Маг фыркнул и объяснил, не глядя на меня:
– Я слышал, как ты зашевелилась.
И понял, кто, где? А ведь в лесу много разных звуков помимо его мелодии и едва слышного шороха моего платья! Значит, не только маг, не просто разбирающийся в целебных травах, а ещё и музыкант с отличным слухом.
– Наверняка ты голодная. Возьми что-нибудь из сумки, – тихо сказал он, смотря на мелкую птицу, опустившуюся напротив него, не шевелясь, чтобы её не спугнуть. – Сколько хочешь: я потом ещё себе еды куплю, – и опять заиграл.
В сумке у него обнаружилось много сыра, хлеба, орехи, маленький кувшинчик с мёдом, большой – с молоком, закрытый деревянной пробкой с красивым узором, пряники, сушки и много разных мешочков с травами. Я с грустью заткнула кувшинчик с мёдом крышкой. Иноземец прервался, бросил на меня быстрый взгляд, сказал:
– А хочешь – всё съешь. Я сумею заработать на новую еду. А у тебя, похоже, нынче с деньгами и кровом тяжело. Возьми моё, – и опять продолжил выталкивать из инструмента красивые звуки.
Щедрый. И добрый. Мне б такого мужа! Да на что я ему! А мёд липовый, мой любимый.
Съев половину мёда, опять посмотрела на него, играющего. Он, увлечённый, от занятия своего не оторвался. Чуть погодя тихо уточнила:
– Тогда тебе кто-то помог – и потому ты выжил? И потому сейчас мне предлагаешь помощь?
– Нет, мне тогда никто не помог, – грустный взгляд куда-то вдаль, между деревьев. – Я ел траву… – он снова повернулся ко мне, опять улыбнулся. – Мне повезло, так как меня учили, какая трава может быть полезна, а какая – принесёт вред. Если хочешь, могу подобрать для тебя какой-нибудь целебный состав. Но… ты так смотришь на меня, будто бы мне совсем не веришь.
Вздохнув, призналась:
– Знаешь, я отвыкла от человеческой доброты.
Он грустно улыбнулся. Сказал только:
– Понятно…
И снова осторожно поднёс к губам флейту.
А я робко потянулась к его припасам. Раз уж повезло. Вдруг повезло! Как говорится, дают – бери, бьют – беги.
С трудом заставила себя оторваться от еды, чтоб ему осталось хотя бы две трети его припасов. Настроение стремительно взлетело, а простое в общем-то лицо незнакомца показалось мне намного краше, чем на первый взгляд. Если б он позвал меня за собой… Неужели, ты уже влюбилась, Алина? Вот дура!
Почувствовав мой взгляд, маг обернулся и серьёзно сказал:
