Czytaj książkę: «Энни»
Глава 1
Утро не принесло изменений. Мать все еще сердилась на Энни из-за давешнего разговора и поэтому отправила ее скоблить кухонную мебель. Стол, тумбы и шкафы недавно вынесли во внутренний двор, где всегда была тень, прохлада и сырость. А окна кухни выходили в боковой проулок, и Энни с сожалением представляла заливающие помещение солнечные лучи, отражающиеся от заново побеленных стен. Ей же предстояло несколько дней возиться с мебелью: прежде чем возвращать ее в отремонтированную кухню, следовало убрать с дерева старый лак и заново покрыть смоляным настоем. Долгая, нудная и утомительная работа! И зачем только Энни опять завела разговор об отце?
Эти разговоры никогда ни к чему хорошему не приводили. Мать только ругала за проявление интереса к “этому проходимцу” и неизменно наказывала Энни какой-нибудь работой. А заодно и вовсе переставала с ней разговаривать на несколько дней, а то и недель. Пару раз, попав под горячую руку, Энни получала весьма чувствительный шлепок по какому-нибудь месту. Но, несмотря на все это, ничего не могла с собой поделать и снова приставала к матери с теми же вопросами в надежде, что однажды та проговорится.
Единственное, что Энни достоверно знала о своем отце, которого никогда не видела, – он был эльфом. Его заостренные уши Энни видела каждый раз в зеркале. Уши, по ее мнению, не сочетающиеся с круглым, пухловатым, всегда румяным лицом, доставшимся от матери.
Внешность Энни была экзотичной, но в глазах сверстников это не придавало ей шарма, а служило поводом для насмешек. Энни было двадцать восемь лет и всю свою жизнь она прожила вдвоем с мамой в деревне Северное Приречье, которая уже в те времена считалась главной в Саутхэтэрне. Правда, документ, признающий Приречье районным центром, был выпущен намного позже, уже после Эпохи Наместников.
Народ в их деревеньке был высокомерным и до мозга костей правильным. Все здесь жили “как полагается”, а любая “непохожесть” мгновенно становилась предметом пересудов и всеобщего осуждения. Чаще всего “странноватые чужаки” здесь не задерживались.
Но были и такие, кто общественное мнение игнорировал и продолжал жить по-своему. Например, мать Энни, Марианна Хольтман, известная булочница. За ее пирогами приезжали со всего Саутхэтэрна, и в глаза ей никогда не высказывали ничего, кроме похвал кулинарному мастерству. Однако же местные прекрасно знали, что замужем Марианна никогда не была, но зато в одиночестве воспитывала откуда-то взявшуюся дочь, которой, к тому же, дала свою фамилию, чем отсекла возможность посудачить о вероятном отце Энни. Возможно, именно это последнее обстоятельство и возмущало жителей деревни больше всего. На Марианну наклеили ярлык “неправильной”. Так что Энни пришла к выводу, что даже если бы она была пухлой сероглазой блондинкой, как подавляющее большинство жителей Приречья, то полагающаяся ей доля презрения от взрослых и обзывательств от детей за беспутную мамашу всё равно бы ей перепадала.
– Эй, Энн, ты чем опять провинилась? – громкий голос вывел Энни из задумчивости, и она вопросительно уставилась на кудрявую голову своего приятеля Фреда Морфоуста, возникшую над забором.
– Я заходил за тобой, – пояснил Фред, появившись над забором целиком и перевалившись через него во двор. – А твоя мама заорала, что ты наказана и никуда не пойдешь. Ещё и метлой замахнулась! – Фред нервно хихикнул, спрыгнул на землю и подошел к Энни. – А я и не собирался тебя никуда уводить. Но ей разве объяснишь!..
Фред сел на одну из кухонных лавочек и продолжил:
– Я хотел тебя позвать в Березовую. Ярмарка начинается уже в конце этой недели. Я весь год откладывал деньги, как договаривались. Так как, пойдем?
Энн замялась. Да, они, конечно, договаривались, и Энни тоже весь год копила деньги. Даже не купила хлопушек на Новый год. Но недавно у неё появилось более важное дело, и она уже потратила часть скопленной суммы, и остальное собиралась пустить туда же, в обход их плана, но… Фред об этом не знал. Казалось бы, сейчас был самый подходящий момент, чтобы все ему рассказать, но Энни так и не решилась. Пока она прикидывала, как лучше начать, ее окликнула мать. Выставив на открытое окно кувшин молока и тарелку сырных лепешек, она коротко бросила: "Иди лопать!" – и скрылась в глубине дома, демонстрируя тем самым, что до сих пор не разговаривает с дочерью. Так что Энни просто забрала еду и уселась на лавку рядом с Фредом. Он, так и не дождавшись от Энни ответа и приняв ее молчание за согласие, болтал уже о своих соседях, крайне бестолковых людях, вечно служивших источником забавных историй о неумелом ведении хозяйства, которые благодаря ярмаркам расходились далеко за пределы их деревушки. Впрочем, в других селениях их считали выдуманными для смеху байками.
К тому времени, как лепешки были съедены и все темы для разговоров исчерпаны, уже начало темнеть. Энни старалась вести себя, как обычно; поведать Фреду об изменении своих планов она решила позже. Пока же они пожелали друг другу спокойной ночи, и Фред, опять перемахнув через забор, ушел домой.
***
В день начала ярмарки Энни проснулась, когда только начало светать. Ей надо было успеть несколько завершающих дел. Упрятать в мешок приготовленную с вечера провизию. Написать записку маме. Напоследок окинуть взглядом комнату, проверяя, не забыла ли чего, и заодно как бы прощаясь с ней.
Внизу возилась мать, которая всегда вставала раньше петухов, чтобы поставить свежее тесто для булочек. В последние несколько недель в их лавке шел ремонт и никакой необходимости в тесте не было, но мать все равно поднималась рано. Это уже вошло у нее в привычку. Сегодня же лавка должна была вновь открыться, так что теста уже было заготовлено неимоверное количество, а сейчас, судя по звукам, жарилась начинка.
Энни спустилась в зал, где на столах уже были расстелены новенькие клетчатые скатерти, а на окнах слегка колыхались выстиранные занавески, украшенные теперь кокетливыми бантиками. Энни сама их смастерила из обрезков шелковой ткани.
На одном из столов, приготовленная мамой, несмотря на хлопоты, стояла кружка с горячим какао. На несколько мгновений Энни почувствовала прилив любви и благодарности, и ей стало жаль уезжать отсюда даже ненадолго. Мелькнула мысль – не отказаться ли от задуманного? Но тут из кухни донеслось мамино ворчание по очередному незначительному поводу, и Энни вспомнила, что ее план возник из желания немного от матери отдохнуть. В конце концов, она же к ней вернется, да и записку оставила.
Энни одним махом выпила какао, и тут раздался стук в дверь и голос Фреда.
– Энн, это за тобой? Ты собралась уже? – крикнула мать из кухни.
– Ага, за мной! Пока, мам! – отозвалась девушка и, не позволяя себе усомниться, быстро подхватила заплечный мешок и вышла за дверь.
Рядом с Фредом у крыльца топталась ещё какая-то фигура. Энни определила ее как женскую, и настроение у нее моментально ухудшилось.
– Энн, привет! Познакомься, это Рози! Мы… э-э-э… ну это… – Фред так спешил сообщить неприятную новость, что не мог найти подходящих слов.
– Встречаемся! – вызывающим тоном подсказала Рози.
– Да! – воспрянул Фред. – Рози, а это Энни. Моя… ну, понимаешь… друг.
Энни в глубине души была Фреду благодарна за то, что назвал вещи своими именами, хоть и прозвучала такая характеристика странно. С другой стороны, хорошо было бы увидеть реакцию Рози на слово "подруга". Чтобы не выдать свои эмоции, Энни поджала губы и произнесла недовольно:
– И что, она с нами пойдет?
– А, нет! – Фред, ожидавший бурного негодования, облегченно выдохнул. – Рози просто вышла немного проводить меня. Я решил заодно вас познакомить, пока выдалась возможность. А вообще-то, она остается дома. Ну, Рози, пока!
Фред обнял свою девушку, и Энни отвернулась, постаравшись придать своему лицу брезгливое выражение. Фред его заметил, но никак не среагировал, из чего напрашивался неутешительный вывод о том, что у него с этой Рози все зашло уже довольно далеко. Спасибо, что не на свадьбе познакомил!
До Березовой было около двух часов быстрым шагом. Первый час они молчали. Потом Фред осторожно сказал, что, судя по рассвету, день будет теплым.
– Ага, красиво! – буркнула в ответ Энни, едва глянув на восток.
Еще через некоторое время она сочла возможным заговорить и нарочито грубо спросила:
– Ну и где ты ее откопал?
– Она недавно переехала с семьей откуда-то из Приграничья. Поселились по соседству с нами. Помнишь, там дом старого Грега все стоял пустой после его смерти.
– И она что ли тоже хоббит? – безразличным тоном спросила Энни, никак не отреагировав на упоминание о старике Греге. А ведь в детстве они с Фредом обожали слушать его истории, которые принимали за сказки, и, бывало, подолгу засиживались у него в гостях, пока за Фредом не приходили родители. А после смерти Грега, не имевшего родных, кажется, только эти двое из всей деревни и горевали о нем.
– Ну да, хоббит. Потому наши родители сразу и подружились.
– Если б только родители, – буркнула Энни. После этого беседа снова прервалась.
К концу второго часа пути солнце окончательно поднялось, а дорога стала более оживленной – вся округа спешила к открытию ярмарки. Энни решила, что обижалась достаточно и уже пора мириться.
– Фред, слушай… – неуверенно начала она, но Фред ее перебил.
– Мы с тобой всегда будем друзьями, несмотря ни на что!
– Ты женишься на ней?
Этого Фред еще сам не знал. Но посмотрев Энни в глаза, он вдруг понял, что не положительный или отрицательный ответ ее волнует, а то, что будет с их дружбой в результате одного из этих вариантов. И обещание всегда быть друзьями в данном случае слишком общо.
Он отошел на обочину дороги, чтобы не мешаться, взял подошедшую следом Энни за руки и, глядя ей прямо в глаза, твердо произнес:
– Даже если я на ней женюсь и мне придется посвящать семье намного больше времени, ты все равно будешь для меня главнее!
Энни, не ожидавшая столь пламенных признаний, растроганно шмыгнула носом и крепко-крепко Фреда обняла. Она еще подумала, что парень не до конца понимает, что говорит, ведь семья важнее всякой дружбы, но хоббит вдруг лукаво произнес ей в ухо:
– В конце концов, когда Рози проест мне мозги и будет бить скалкой, к кому, как не к тебе, я пойду плакаться?
Энни от неожиданности фыркнула, а представив описанную картину, не удержалась и захохотала в голос. Рядом смеялся Фред, и набирающее силу солнце золотило радостные морщинки в уголках его глаз.
***
Лошадей Энни нашла не сразу. Ей пришлось пройти до конца длинной улицы, протянувшейся через весь поселок параллельно главной. И там, на специально расчищенной лужайке, были устроены загончики для животных. Шум основной ярмарки здесь был почти не слышен, зато хватало своеобразных звуков, производимых животными. Они переговаривались между собой, забавно чамкали едой, а одна вылизывающая лапу собака делала это с каким-то особенным присвистом.
Благополучно миновав гусей, кроликов, поросят, коров и прочую домашнюю живность, Энни увидела просторный загон, расположенный на отшибе. Если у остальных животных был обширный выбор, по несколько загонов на каждый вид, то лошадей продавали почему-то только в одном этом загоне. Хозяином его был толстый бородатый мужчина неопределенных лет, похожий одновременно на джинна и на пирата. На Энни он поглядывал подозрительно, как на пришедшую просто поглазеть, и даже бренчание монет в ее кошельке не рассеяло подозрительность окончательно.
Девушка ходила вдоль загона довольно долго и высматривала, сама не зная что. Ей не слишком часто доводилось ездить верхом, так что Энни испытывала страх, но вместо того, чтобы себе в этом признаться, предпочитала думать, что у нее просто недостаточно навыков.
Внезапно она встретилась взглядом с парой огромных светло-коричневых глаз в окружении коротких, но густых и пушистых ресниц. Лошадка пристально смотрела на нее. Не жевала траву, не перебирала ногами, как большинство ее собратьев, и даже не отгоняла хвостом назойливых мух – просто стояла и внимательно смотрела на Энни.
Девушка влезла в загон и подошла поближе к лошадке. Та была довольно низкорослая и очень крепкая, если не сказать толстенькая. Шкура у нее тоже была необычного цвета: вроде и коричневая, но какая-то светлая, а на солнце отливающая золотисто-медовым блеском.
“Как палочки корицы”, – подумала Энни, снова взглянув лошадке в глаза. И невольно протянула руку, чтобы потрогать странное создание – а точно ли это настоящая лошадь? И лошадка вдруг ткнулась ей в ладонь теплым носом.
– Эта далеко не увезет, – раздался совсем близко категоричный голос толстяка-хозяина.
Энни с трудом оторвала взгляд от лошадки и непонимающе уставилась на торговца. При чем здесь “увезет-не увезет”? Зачем он говорит ей такие странные вещи? Разумеется, Энни и сама видела, что лошадка больше похожа на тяжеловоза, чем на скакуна для верховой езды, но разве это важно? Еще до того, как теплый нос толкнул ее руку, она поняла, что непременно купит эту лошадку, сколько бы за нее ни попросили. В крайнем случае, даже вернется к маме и попросит присмотреть за животинкой, пока она исполняет свою задумку. Придется пойти пешком, ну да ладно… Или можно остаться, отложить поездку на годик, заново накопить денег… Она уже и имя придумала – Корица!
– А мне далеко и не надо, – тихо, но уверенно заявила Энни. – Сколько?
Торговец хмыкнул, но ответил:
– Пятнадцать серебряных. Еще за семь могу сбрую предложить. Вряд ли ты найдешь хорошую упряжь на такую… хм-м… упитанную скотину.
Энни отсчитала деньги, протянула ему и спросила:
– А почему она такая? Ну… странная.
– Мне привезли ее из восточных степей. Похоже, у них там все такие. Да что с них взять – кочевники, разве они могут разбираться в лошадях? – небрежно ответил хозяин, пересчитывая деньги.
Потом он вынес откуда-то упряжь и даже любезно оседлал для Энни лошадку. Девушка пыталась запомнить последовательность действий, но выказывать перед торговцем свое невежество не хотела, поэтому ей оставалось лишь надеяться на свою зрительную память. Энни рассчитывала, что, закончив с упряжью, хозяин отойдет по каким-нибудь своим делам, но он остался стоять, сложив руки на объемистом животе, и пристально наблюдал за ее действиями. Энни долго и упорно приматывала к седлу свой мешок. Количество витков и узлов уже было немыслимым и дольше оттягивать было глупо, но понимающе-насмешливый взгляд торговца сводил с ума. Энни уже подумывала, не увести ли лошадку под уздцы, сделав вид, что хочет еще побродить по ярмарке. Но тут хозяин лошадиного загона удивил ее во второй раз. Он подошел и, хотя насмешливость еще не до конца исчезла из его голоса, понимающе спросил:
– Ты в седло-то садиться умеешь?
“Конечно!” – хотела воскликнуть Энни, но не успела. Каким-то образом угадав правду, торговец принялся подсаживать ее, приговаривая: “Ногу ставь сюда… так… а теперь толкайся!.. Вторую ты должна перекинуть через спину… ну давай, девочка, толкайся!.. Это совсем не высокая лошадь!..”
По правде, Энни раньше ездила на лошадях, но без седел и прочих дурацких приспособлений. Одно дело – просто запрыгнуть на лошадь, и совсем другое – перекидывать через нее ногу, держась при этом за седло и боясь запутаться в этих… как их… стременах, кажется.
Наконец, она благополучно оказалась верхом, поблагодарила хозяина и, неумело вцепившись в уздечку, толкнула лошадку пятками. Та послушно зашагала к выходу из загона. Энни подозревала, что, когда ей надо будет повернуть направо, чтобы двинуться вверх по улице к выезду из деревни, она должна будет дернуть уздечку. На деле же она отпустила поводья и обняла лошадку за шею, потянув, куда нужно. Издалека наблюдавший за ней торговец в очередной раз насмешливо хмыкнул.
У последних домов Энни придержала лошадь и обернулась. Далеко внизу, растянувшись вдоль склона холма, шумела ярмарка. Девушке было совестно, что она не попрощалась с Фредом и даже не нашла времени сказать ему о своих планах. Несколько часов назад она малодушно улизнула от своего приятеля, воспользовавшись ярмарочной толчеей. Может быть, он уже ушел домой, не дождавшись ее. На том конце Березовой начинался лес, тянущийся до самой их деревни. Сейчас под вечер в лесу уже прохладно и царят зеленоватые сумерки, красиво пронизанные косыми лучами заходящего солнца. Придется Фреду возвращаться одному. Сердце у Энни защемило при мысли о друге, и она чуть было не развернула лошадку в обратную сторону. Та восприняла невольное движение наездницы как понукание двигаться быстрее. Так что Энни ничего не оставалось, как развернуться лицом вперед, чтобы не слететь с седла, и сжать на поводе руки.
Глава 2
К Приграничному лесу Энни подъехала сразу после полудня. Знаменитые въездные Врата были заметны издали: величественные и красиво увитые плющом, они возвышались над дорогой, как бы выплывая из ветвей окружающих деревьев, но в то же время четко обозначая границу Леса. По мере приближения к Лесу лошадь вела себя все беспокойнее и ее беспокойство все сильнее передавалось наезднице. В арке Врат Энни видела характерный для старого леса полумрак, хотя выглядел он более плотным, чем должен был быть. И еще под пологом Леса не было ветра. То есть вообще никакого движения воздуха! Ни один листочек не трепетал, и не пролетали гонимые ветром паутинки. Было общеизвестно, что никого, владеющего темной магией или просто враждебно настроенного, местные эльфы в свой Лес не пускают. Поэтому замеченные странности Энни насторожили, но не настолько, чтобы изменить маршрут и обойти Лес стороной. Оказалось нетрудно списать все на огромный возраст этого Леса, нежели на происки темной магии. Но лошадь так прядала ушами, что Энни решила, будто Корица видит что-то, доступное лишь ее глазу. Иного объяснения тому, что лошадка идет вперед неохотно, чуть ли не приседая на задние ноги, у девушки не было.
Энни старалась оставаться рассудительной. Бояться среди бела дня чего-то невидимого было, по ее мнению, глупо и стыдно. У самой границы Леса ей пришлось спешиться и буквально тащить Корицу за собой, потому что ободряющий шепот и почесывание за ухом уже не действовали. Когда девушка с лошадью переступили границу Леса (защитная эльфийская магия мягко спружинила, пропустив их), за их спинами пронесся порыв ветра. Энни резко обернулась. Несмотря на внешнее спокойствие, нервы ее были на пределе. Разыгравшееся воображение услужливо подбросило картину, как этот порыв запечатывает Врата и отрезает им путь назад. Оказалось, что ветер и впрямь не смог проникнуть за Врата и закрутился спиралью между стенок арки, но – снаружи! Похоже, завывание произошло именно от этого, хотя этот факт не успокаивал, а нагонял жути. Постаравшись отбросить мысли о том, кто может прятаться в неподвижно застывшем воздухе Леса, потому что ему вреден вольный ветер, Энни пошла вперед по Тропе и потащила за собой Корицу.
Девушка планировала пересечь Приграничный лес за три-четыре дня. Правда, самое главное Энни не продумала – как найти местных эльфов, просто топая по Тропе. Тропа считалась самым безопасным способом передвижения по Лесу, этакой нейтральной территорией. Попасть на нее можно было только через Врата – с юга или с севера. Шедших по Тропе местные эльфы, как правило, не трогали. Но стоило с нее сойти – и путник считался посягнувшим на их владения. Эльфийская магия действовала так, что найти Тропу и вернуться на нее было невозможно без помощи самих эльфов. Поэтому пренебрегший Тропой путешественник обрекал себя на вечные скитания по Лесу. Или на объяснения с эльфами, если повезет и они заинтересуются его персоной.
Энни приберегала этот вариант на крайний случай, потому что перспектива до конца своих дней блуждать по Лесу ее не радовала, хоть она уже и начинала привыкать к обстановке. Застывший воздух и полумрак постепенно перестали пугать девушку, так как она сообразила, что в них никто не прячется. Если точнее, этот воздух вообще выглядел мертвым. В нем не просто никто не жил, а даже – казалось – им невозможно дышать. Энни с Корицей как-то дышали, но на тех, кто сидел в засаде и собирался напасть, этого воздуха явно бы не хватило.
Однако однообразное скудное освещение мешало ориентироваться во времени. Энни понятия не имела, сколько они уже бредут по Лесу. Судя по тому, что Корица все порывалась остановиться, да и у самой девушки болели глаза, прошло около двух суток. Если верить заранее собранным сведениям, где-то в середине пути Лес пересекала зачарованная река, воды которой навевают сон. Вероятно эти слухи остались с давних времен и уже не имели под собой оснований. По мнению Энни, зачаровать реку могла только темная магия, а раз ее нет в Лесу, то и река неопасна. В любом случае, спать близи нее и вообще в Лесу девушка не собиралась, заранее отоспавшись в подвернувшемся трактире. Но отсутствие реки нервировало. Хотелось скорее оставить ее позади. К тому же река подтвердила бы, что Энни двигается в правильном направлении. Пока что утоптанная почва Тропы послушно ложилась под ноги, а следовательно, сомнений в правильности направления не должно было быть. Но все же где-то на задворках сознания маячила мысль, что Лес обманывает, запутывает и заманивает в чащу, в которой девушка вместе с лошадью проплутают до конца своих дней. Как Энни ни старалась убедить себя, что в подобных мыслях виноваты старые, отжившие слухи, окончательно от них избавиться ей не удалось.
Реку Энни увидела неожиданно, когда сделала очередной шаг. Тропа упиралась в мост, а на противоположном берегу вновь продолжалась. Выглядел он не слишком добротно, но гораздо более неприятным было то, что от моста за версту несло магией. Энни, никогда магии не обучавшаяся, не могла объяснить даже самой себе, каким образом “чует” эту магию, но ощущение было столь же явственным, как боль от мозоли, оставленной на шее просаленным воротником.
Девушка некоторое время в нерешительности топталась на берегу. Она старательно обдумывала, сможет ли пройти по этому мосту лошадь, оттягивая момент, когда все-таки нужно будет на него ступить. Однако пересекать Реку вплавь или бесславно поворачивать назад не хотелось вовсе, поэтому Энни пошла вперед.
К удивлению девушки, мост не скрипел, не шатался и не раскачивался на ветру. Да и времени на его преодоление понадобилось немного. Он оказался короче, чем выглядел при взгляде с берега. И все же Энни почти не помнила, как продвигалась по нему. Единственным ощущением был дикий страх, почти заставивший повернуть назад. Но поскольку с каждым шагом расстояние до нужного берега сокращалось, а до оставшегося позади увеличивалось, то она все-таки не повернула.
Оказавшись наконец на твердой земле, Энни поспешила отойти от Реки и от дурацкого моста подальше, но не смогла. Вокруг нее появились эльфы. Как будто материализовались из воздуха, возникли внезапнее, чем Река. И один из них имел наглость направлять на нее меч.
Вероятно, среди них он считался красавчиком, потому что таковым и был, но его самодовольный взгляд портил впечатление. От настойчивого желания выхватить собственное оружие и подправить нахальную ухмылку девушку удержала мысль, что он – лесной эльф, к которому у нее имеются вопросы.
Энни заметила, как он набирает в грудь воздуха. Придав лицу такое же самодовольное выражение, она выпалила на опережение:
– Здрасьте! Вас-то я и ищу!
На физиономии красавчика мелькнула досада, но он все же спросил, что собирался:
– Ты кто?
– Я Энни, – охотно представилась девушка, прекрасно понимая, что имя ему ни о чем не скажет. С другой стороны, на вопрос-то она ответила.
Красавчик вроде бы скрипнул зубами и процедил:
– Конкретнее.
– Энни Хольтман, – с удовольствием конкретизировала девушка и хихикнула, не в силах больше сдерживаться.
Возможно, этот смех предводитель эльфов посчитал признаком слабоумия, потому что самонадеянно сунул меч обратно в ножны и повернулся к девушке спиной. Бросил через плечо: "Пойдешь с нами", – и двинулся по Тропе.
– А вопрос можно?
– Молча, – уточнил он.
Энни скорчила рожу его спине, столь же нахальной, как физиономия, и зашагала следом. При этом один из эльфов беззвучно усмехнулся. На его тонком пальце переливался красивый зеленый камень, изящно оправленный в серебро. Выражение лица он старался держать нейтральным, что выгодно отличало его от надменного предводителя отряда. По одной этой ухмылке Энни не смогла разобрать, смеется ли он над ней или над своим командиром, но на всякий случай демонстративно отвернулась. И встретилась взглядом с шедшим слева рыжим эльфом, который, ничуть не смущаясь своей нелепой коренастой фигуры, беззастенчиво пялился… на Корицу.
– Чего тебе? – неприветливо буркнула Энни, притянула лошадку поближе и обняла за шею, словно рыжий пытался ее отобрать.
Но тот лишь помотал головой и прижал палец к губам, мотнув головой в сторону предводителя.
Так, молча и без привалов, эльфы шли почти полдня. Энни уже подумывала, не отработать ли на них какое-нибудь из подслушанных однажды у знакомого мага заклинаний, как вдруг красавчик-предводитель резко сошел с Тропы и исчез. Остальные тоже стали сворачивать влево.
Энни замерла, пораженная диковинным зрелищем: эльфы сходили с Тропы и через пару секунд исчезали. Лес хорошо просматривался во всех направлениях, но ее спутники будто растворялись в воздухе. Полдня в окружении напыщенных и молчаливых эльфов отбили у девушки охоту задавать им вопросы, так что она всерьез задумалась, хочет ли она растворяться в воздухе вслед за ними. Как будто у нее был выбор! Обладатель серебряного перстня толкнул ее в спину. Взгляд у него был более приязненный, чем у красавчика, и ей даже показалось, что он тоже считает своего командира выскочкой.
– Иди за Видящим, – твердо сказал он и подтолкнул ее еще раз.
– За кем? – попыталась переспросить Энни. Но прикосновение эльфа, похоже, было магическим, потому что оно придало ей гораздо большее ускорение, чем простой тычок в спину. Энни с разгона влетела в высокую влажную траву, отметив, как перестали цокать копыта Корицы, потому что она вслед за хозяйкой оказалась на мягкой земле. По инерции Энни сделала еще пару шагов и увидела впереди эльфов, первыми свернувших с Тропы. Теперь они шагали цепочкой один за другим.
Девушка резко обернулась. Стена желтых, похожих на камыш, стеблей. Никакой Тропы и мягкой зеленой травы по обочинам. Один из слухов подтвердился: отыскать Тропу самостоятельно и вернуться на нее невозможно. Так что Энни оставалось только поспешить вдогонку за эльфами.
Путь через камыши занял еще полдня. Они были выше всех эльфов и настолько густые, что закрывали боковой обзор. Только кроны деревьев смыкались над головами идущих, напоминая, что они все еще в Лесу.
Ширина тропинки позволяла идти только одному. Корица держалась позади хозяйки. За ней топал рыжий эльф и по-прежнему ее разглядывал. Тот, что насмехался над командиром и назвал его Видящим, шел последним.
Через некоторое время рыжий окликнул Энни:
– Можно взяться за сбрую, чтобы пойти рядом с тобой?
По мнению Энни, вопрос был странный. Хочешь идти рядом – иди. Зачем при этом держаться за поводья чужой лошади? Чтобы следующим этапом как бы невзначай взять ее за руку, что ли? Она молча пожала плечами, потом все же кивнула.
Рыжий моментально втиснулся между девушкой и камышом, представился Гарведиуном и повел увлекательный рассказ о тайных тропках, по одной из которых они, как оказалось, шли в настоящий момент.
Главная Тропа, проложенная для путников по кратчайшему пути, отнимала четыре дня. В других же направлениях Лес простирался на гораздо большие расстояния. Эльфы прекрасно в нем ориентировались и могли сходить со своей Тропы, не рискуя, как другие, заблудиться среди однообразных деревьев. Для них деревья не были однообразными, вот в чем секрет. Но одно дело неделю топать по мокрой траве в нужную часть Леса, продираясь сквозь кустарники и обходя овраги, и совсем другое – шагать по утоптанной тайной тропке, которая приведет в нужное место самое большее через сутки. Проблема в том, что обнаружить такую тропку могли не все подряд лесные эльфы, а лишь избранные, так называемые Видящие. По какому принципу передавался этот дар, было неизвестно, поэтому немногочисленных Видящих всячески оберегали. Вот даже в сплетни о загадочной эльфийской магии эта информация не просочилась. Ясное дело, эльфы далеко не каждому путнику показываются, а Видящих уж тем более не демонстрируют.
Все остальные могли попасть на тайные тропы, только если дышали Видящему в затылок. Именно поэтому Гарведиун взялся за поводья, так как двое на тропку категорически не помещались. Часто он оступался куда-то вбок, пропадая из виду, и лишь бледная рука с длинными пальцами держалась за сбрую Корицы. Энни всякий раз хотелось потрогать, чем же эта бесхозная рука заканчивается, но она не успевала: тропинка становилась шире на полступни, и ее спутник вновь оказывался рядом.
– Так что самая страшная тайна этих тропок состоит в том, почему же они такие узкие?! – заключил Гарведиун.
Не дождавшись реакции, он добавил с деланным пафосом:
– Мы понимаем, что никогда не сможем ее разгадать, и поэтому прозвали их тайными!
Энни кивнула, чтобы не быть невежливой. Игра слов показалась ей занимательной, да и выражения на лице он менял мастерски. Но в тот момент все внимание девушки было сосредоточено на другом зрелище: впереди из купы деревьев постепенно выступал величественный эльфийский дворец.
